Миф о городе в современной русской прозе: романы Д. Липскерова "Сорок лет Чанчжоэ" и Ю. Буйды "Город Палачей" тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Меркулова, Алина Сергеевна

• Меркулова, Алина Сергеевна
• кандидат филологических наук
• 2006

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Меркулова, Алина Сергеевна

Введение.

Глава 1. Мифопоэтика пространства города.

1.1. Внутреннее пространство.

1.1.1. Общая характеристика.

1.1.2. Образ памятника.

1.1.3. Образ дороги.

1.1.4. Образ башни.

1.1.5. Нижняя и верхняя зоны.

1.1.6. Водная стихия города.

1.2. Внешнее пространство.

1.2.1. Общая характеристика.

1.2.2. Изображение географического мира вне города.

1.2.3. Образ столицы.

Глава 2. Композиция времени.

2.1. Общая характеристика.

2.2. Мотив возникновения города.1С

2.3. Тема памяти.1С

2.4. Событие, изменяющее ход истории города.

2.5. Конец истории города.

Глава 3. Система персонажей в романе о городе.

3.1. Общая характеристика.

3.2. Собирательный образ жителей города.

3.3. Образы архетипа Великой Матери.

3.4. Образ Культурного героя.

3.5. Образ Искателя Счастья.

3.6. Фантастические образы людей-животных.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Миф о городе в современной русской прозе: романы Д. Липскерова "Сорок лет Чанчжоэ" и Ю. Буйды "Город Палачей"»

Изучение русской литературы рубежа XX-XXI вв. находится на начальном этапе своего развития, поэтому особенно требует пристального внимания литературоведов. В литературе любой исторической эпохи сочетаются тенденции художественного оформления мыслей, обусловленные конкретным временем, с одной стороны, и неизменные, вечные ценности — с другой. Так, в произведениях современных прозаиков активно актуализируется давно разрабатываемый в искусстве и литературе миф о городе как об univer-sum'e, модели мира, вмещающей представления автора о мироздании и истории. В основе многих художественных произведений лежит общий мономиф о некоем метафизическом городе. Город в данном случае выступает как locus universalis. Авторы уходят от города как исторического и географического понятия к городу-метафоре, образу с некими космическими параметрами. Преодоление ограниченности исторического времени, насыщение художественного текста переработками мифологических фабул создает универсальную модель мироздания, которая включает представления ранних мифологических текстов и отражает специфику мировосприятия современного человека.

Актуальность работы обосновывается научным интересом к мифологическим аспектам современной русской прозы, прочтением произведений рубежа XX-XXI вв. в контексте мифологического мышления, а также самим материалом исследования, который на данный момент не изучен.

Несмотря на то, что Ю. Буйда и Д. Липскеров являются признанными писателями современной литературы, лауреатами нескольких престижных российских литературных премий, до сих пор их творчеству посвящены в основном лишь журнальные и газетные публикации, по преимуществу критического характера. Ю. Буйда дважды вошел в короткий список премии «Букер»: в 1994 г. за роман «Дон Домино» (1993), и в 1999 г. за книгу рассказов «Прусская невеста» (1998); в 1998 г. стал лауреатом литературной премии им. Аполлона Григорьева (за книгу «Прусская невеста»). Д. Липскеров, которого российская пресса в последнее время не называет иначе, как «культовым писателем», в 1997 г. вошел в короткий список русского Букера за роман «Сорок лет Чанчжоэ» (1996), а в 2003 г. вошел в длинный список Букера за роман «Русское стаккато — британской матери» (2002).

В рецензии на роман Буйды «Ермо» (1996) И. Нигматуллин обращает внимание в первую очередь на реминисцентность и виртузоность стиля автора, интеллектуальность и срощенность художественного текста с культурологией, а также сравнивает поэтику Буйды и В. Набокова1. Об игре автором реминисценциями пишет также А. Немзер: «<.> клавиатура его [Буйды — А. М] ассоциаций сильно превосходит интеллектуальный стандарт»2. На обилие в произведениях Буйды реминисценций акцентируют читательское внимание также В. Маслюков, А. Агеев, Е. Селезнева . При этом критики (В. Маслюков, Е. Селезнева) сходятся в том, что при всей насыщенности прозы Буйды цитатами, реминисценциями, аллюзиями и ассоциациями, она отличается цельностью, органичностью и единством.

М. Ремизова рассматривает творчество Буйды с точки зрения мифоло-гизма, сопоставляя рассказы писателя с рассказами Л. Петрушевской. Ремизова приходит к выводу, что герои Буйды оказываются счастливее персонажей Петрушевской, потому что у них «есть шанс узреть нечто внеположное их собственному ограниченному миру, пусть лишь в виде символов и отражений. И хотя им не дано меняться, пусть хоть иногда созерцают прекрасное — остающееся для них все равно непонятным и как бы отчасти незаконным. В терминологии мифа — неназванным, иначе говоря — чужим»4.

И. Зотов считает основным приемом Д. Липскерова — поэтику буриме, а ключом к пониманию его творчества — иронию. Отдельно И. Зотов обраща

1 Нигматуллин И. Китайцы и Фрейд // Литературная газета. 25.09.1996, № 39. С. 4.

2 Немзер А. Такая вот буйда // Время МН. 06.11.1998, № 110. С. 7.

3 Маслюков В. Банальность, вывернутая наизнанку // Московская правда-Книга в Москве. 23.08.2000, № 27. С. 5; Агеев А. Спиной к морю: Издательство «Вагриус» выпустило новую книгу Юрия Буйды // Время МН. 11.10.2000, № 170. С. 7; Селезнева Е. Цокот козебяки//Алфавит. 15.02.2001, № 7. С. 31.

4 Ремизова М. Встречи в мифологическом пространстве // Независимая газета. 17.07.1998, № 128. С. 8. ет внимание на такую сторону произведений Липскерова, как эротизм5. И Зотов и В. Новиков обращают внимание читателей на то, что роман Липскерова «Сорок лет Чанчжоэ» (1996) лишь внешне похож на жанр антиутопии, таковым по сути не являясь6. «Романом-притчей» называет «Сорок лет Чанчжоэ» п

Валерий Мильдон , при этом написан роман «абсолютно реалистически», и рассматривает произведение в контексте литературного направления, которое он условно называет «игровым».

А. Латынина и Н. Нагорная увидели в романе Д. Липскерова «Сорок лет Чанчжоэ» демифологизацию истории: «<.> хотя Елена Белецкая, впав в транс, настукала на машинке не вовсе бессмысленный текст, но это лишь легенда, мифологизированная история Чанчжоэ, которую автор тут же, на наших глазах, подвергнет демифологизации»8. Н. Нагорная рассматривает роман Липскерова как попытку создания игровой модели истории: «Чанчжоэ — город-полис, микрогосударство на отшибе империи, живущее собственным внутренним укладом. Отсылки к конкретным историческим реалиям мозаично перемешаны и не подогнаны друг к другу <.>. Такая комбинаторика типична для постмодернистского текста и нацелена на обнаружение симуля-тивного характера истории»9.

Общим местом большинства публикаций о романе Липскерова «Сорок лет Чанчжоэ» является стравнение этого произведения с романом Г. Маркеса «Сто лет одиночества». Большинство рецензий на прозу Липскерова также объединяет обращение к элементам фантастического, гротескного и иронического в прозе писателя. «Реалиситическими фантасмагориями» называет романы Липскерова Татьяна Гармизе10, и с нею соглашается Ольга Славни-кова, когда пишет о романе «Русское стаккато— британской матери»:

5 Зотов И. Сорок лет пустоты//НГ-exIibris (приложение к газете Независимая газета). 15.01.1998, № 1.С. 1.

6 Зотов И. Сорок лет пустоты // НГ-exIibris (приложение к газете Независимая газета). 15.01.1998, № 1. С. 1; Новиков В. Симптомы выздоровления: Летний сезон журнальной прозы // Общая газета. 08.08.1996, № 31. С. 5.

1 Мильдон В. Лазорихиево небо // Независимая газета. 12.11.1997. С. 7.

8 Латынина А. Воздушный шар из голубиной кожи // Литературная газета. 25.09.1996, № 39. С. 4.

9 Нагорная Н. А. Мифы и демифологизация истории в романе Д. Липскерова «Сорок лет Чанчжоэ» // Пространство и время в литературном произведении. Ч. 2. Самара: Изд-во Самарского ПГУ, 2001. С. 267.

10 Гармизе Т. Немного солнца в холодной листве // Московская правда — Книга в Москве. 14.12.2004, № 36. С. 9.

Приключения разума и метаморфозы вещества вдруг уступили место жесткому реализму»11.

Любопытен тот факт, что критики избегают называть прозу Д. Липске-рова и Ю. Буйды постмодернистской, в то время как в немногочисленных литературоведческих работах — совсем другая тенденция. В учебном пособии по современной литературе для ВУЗов Н. Л. Лейдермана и М. Н. Липовецкого роман Д. Липскерова «Сорок лет Чанчжоэ» и романы Ю. Буйды («Ермо», «Борис и Глеб») авторы называют в главе «Постмодернистский квазиисторизм». Основанием для этого является следующее общее свойство названных произведений: «История и в особенности русская история XX века стала объектом художественной игры в произведениях многих авторов постмодернистской ориентации»12.

К постмодернистской поэтике относит также творчество Ю. Буйды И. С. Скоропанова, а точнее, к такой его разновидности, которую она называет «меланхолическим» постмодернизмом, отличающимся «историческим скептицизмом»13. В книге «Русская постмодернистская литература: новая философия, новый язык» И. С. Скоропанова обращается к роману Ю. Буйды «Ермо», который она анализирует с точки зрения представленной в произведении вариативной модели мышления, выраженной через наличие в тексте нескольких версий общего сюжета14. Скоропанова также анализирует такую сторону поэтики Буйды, как «перекодирование классических сюжетов»15, в том числе — библейских.

В статье Н. Бабенко «Возможные миры героев Ю. Буйды» подробно проанализирована спорность причисления Ю. Буйды к постмодернистам. Автор обращает внимание на то, что, несмотря на очевидное наличие в творчестве писателя признаков постмодернизма (активность игрового начала, ан Славникова О. Да здравствует реализм // Время МН. 14.05.2003, № 73. С. 10.

12 Лейдерман Н. Л., Липовецкий МЯВ конце века (1986-1990-е годы) // Лейдерман Н. Л., Липовецкий М. Н. Современная русская литература: 1950-1990-е годы: Учеб. Пособие для студ. высш. учеб. заведений: В 2 т. Т. 2: 1968-1990. М.: Издательский центр «Академия», 2003. С. 478.

13 Скоропанова И, С. Русская постмодернистская литература: новая философия, новый язык. СПб.: Невский Простор, 2001.С. 60.

14 Там же. С. 130-132.

15 Там же. С. 131. тимиметичность, двуадресность, рефлексы шизоанализа, интертекстуальность), художественному мышлению писателя чужды многие родовые черты постмодернизма: «литературный мир Ю. Буйды отличают четкость ценностных критериев и концептуальных смысловых оппозиций (природное — культурное, мужское — женское, выское — низкое, прекрасное — безобразное и пр.), очевидная сформированность идиостиля (в противовес "смерти автора"), приверженность "древесной", а не ризоматической модели культуры»16. Впрочем, в финале статьи автор делает вывод, что Ю. Буйда все-таки постмодернист, и определяет его постмодернизм как «романтический и гуманистический»17.

В данной работе мы оставляем в стороне анализ произведений Липске-рова и Буйды в контексте постмодернистской поэтики, потому что это является темой для отдельного исследования.

Интертекстуальность в творчестве Буйды является предметом подробного анализа в статьях М. А. Дмитровской и Н. Меднис. В работе «Об отношении искусства и действительности, или Почему майор Лавренов убил Элизу Прево: рассказ Юрия Буйды "Чужая кость"» Дмитровская на материале многих примеров («весенний хронотоп», нумерология в рассказе, топос острова) делает вывод, что противоречия между действительностью рассказа и реальными историческими фактами, послужившими материалом для творчества Буйды, «полностью соответствуют условной природе искусства и, безусловно, входят в авторский замысел. Искусство существует в своей реальности, не обязательно совпадающей с нашей, — Буйда и рисует эту "другую реальность"»18. Отсюда близость поэтики Буйды сновидческой реальности.

Предметом исследования являются аспекты мифа о городе в произведениях современных прозаиков. Город на символическом уровне воплощает модель пространства Вселенной. Наличие в романе аллюзий или прямых от

16 Бабенко Н. Г, Возможные миры героев Ю. Буйды // Балтийский филологический курьер. 2004, № 4. С. 189.

17 Там же. С. 205.

18 Дмитровская М. А. Об отношении искусства и действительности, или Почему майор Лавренов убил Элизу Прево: рассказ Юрия Буйды «Чужая кость» // Балтийский филологический курьер. 2004, № 4. С. 164. сылок к классическому мифу, цикличная композиция с повторением переосмысленных архетипических ситуаций, формирующих типологию сюжетов, опоэтизированные события прошлого, воспринимающиеся в единой связи с древнейшими представлениями о мироздании, переосмысление мифа о культурном герое и типология персонажей являются объектом внимания в диссертации.

Основной материал исследования диссертационной работы — романы Д. Липскерова «Сорок лет Чанчжоэ» (1995) и Ю. Буйды «Город Палачей» (2003).

Миф о городе состоит из набора мотивов, его формирующих. Их структура не является жестко закрепленной, композиция открыта. Поэтому реализация мифа о городе может являть собой различные степени редукции или расширения набора мотивов. С одной стороны, авторское изображение города является индивидуальным образом пространства, с другой — обусловлена уже заданными культурологическими стереотипами, сформированными в том числе мифами. В пространственной форме города, созданной мифомыш-лением, вырисовывается общая мифическая жизненная форма. В названных двух романах миф о городе раскрылся максимально полно, поэтому рассмотрение набора мотивов сюжета об истории города на данном материале является наиболее репрезентативным. Поскольку мы не ставим своей целью охватить все произведения современной литературы, мы ограничимся лишь наиболее яркими в художественном и интеллектуальном отношении примерами текстов, в основе которых лежит миф о городе.

Контекст исследования представляют такие произведения современной литературы, как рассказы О. Зайончковского, составившие сборник «Сергеев и городок» (2005), рассказ А. Кабакова «Проект "Бабилон"» (2004), роман В. Пелевина «Священная книга оборотня» (2004), повесть В. Пьецуха «Город Глупов в последние десять лет» (1998), повесть В. Отрошенко «Дело об инженерском городе» (2004), роман Т. Толстой «Кысь» (2001) и др.

Методологическая и теоретическая основа исследования. В основе работы лежит мифопоэтический подход к литературному произведению, который является разновидностью контекстуального анализа. В ряду «удаленных» контекстов, которыми оперирует мифопоэтический подход,

B. Е. Хализев называет «надысторические начала бытия: восходящие к архаике мифо-поэтические универсалии, именуемые архетипами»19. Интертекстуальный подход объясняет частности и не ставит своей целью увидеть художественное явление во всей полноте его контекстов и культурных связей, а позволяет в нашем случае выделить в художественном произведении мифо-поэтические образы и мотивы, т.е. образы и мотивы, восходящие к архаическим праобразам, известным по дошедшим до нас мифологическим преданиям и обрядам, верованиям и фольклорным источникам. Обращение современных авторов к искусству предшествующих эпох, библейской, античной и языческой мифологии, обращение писателей к «вечным образам» требует своего подробного изучения, но не исчерпывает всех сторон их творчества.

Основным источником удаленного контекста в данном исследовании является миф. Термин «миф» имеет сложную научную историю и каждый раз требует отдельного обоснования. «В настоящее время термин "миф" приобрел такую многозначность, — отмечает Н. Медведева, — что в каждом конкретном случае необходимо уточнение, в каком именно смысле он употребляется. Основными среди этого множества значений можно считать обозначения двух генетически связанных и родственных, но в то же время принципиально различных явлений: архаической формы мировосприятия и ее исторически конкретных разновидностей и, во-вторых, продукта нового сознательного и индивидуального "мифотворчества", только воспроизводящего или копирующего черты первичного коллективного мифа»20.

Похожую, но более сложную классификацию значений понятия «миф» дает Е. Неелов, различая древний миф (миф в собственном смысле слова);

19Хализев В.Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1999. С. 292.

20 Медведева Н. Миф как форма художественной условности: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1984.

C. 1. новый миф (конкретно-историческая форма существования мифа в новое время вплоть до наших дней); просторечное употребление понятия «миф» как синонима «выдумки», «лжи», «чепухи»; наконец, переносное употребление слова «миф» для объяснения разного рода психологических состояний человека, — пассивных и активно-творческих, направленных на некую «реорганизацию» действительности и ее переработку в сознании субъекта21.

При всей разноречивости в определении миф стал одним из центральных понятий социологии и теории культуры XX в. Среди зарубежных ученых XX в., обращавшихся к феномену мифа, необходимо назвать Э. Кассирера и Т. Манна, писавших о политических мифах, а также имена Р. Барта, X. Хэт-филда, Дж. Маркуса, М. Элиаде, А. Сови и др. Французский структуралист Р. Барт в работе «Мифологии» (1957) объясняет рождение политических мифов с помощью теории о том, что миф превращает историю в идеологию. Французский социолог А. Сови в книге «Мифологии нашего времени» (1965) включает в круг рассматриваемых мифов современности и традиционные универсальные мотивы («золотой век», вечное возвращение к прошлому, «обетованная земля» и «рог изобилия»). Значительное влияние на науку о мифе оказал Дж. Фрейзер. Его заслуга состоит не только в том, что он доказал приоритет ритуала над мифом, но и в исследованиях мифов и аграрных календарных культов умирающих и воскресающих богов, представляющих архаические параллели к сюжету Нового завета и христианской обрядности. По мнению сторонников ритуализма (Дж. Фрейзер и его последователи — т. н. кембриджская группа исследователей древних культур: Д. Харрисон, А. Б. Кук и др.), в основе героического эпоса, сказки, средневекового рыцарского романа, драмы возрождения, произведений, пользующихся языком библейско-христианской мифологии, и даже реалистических и натуралистических романов 19 в. лежали обряды инициации и календарные обряды. Позднее идея ритуализма подверглась серьезной критике, одним из главных

21 Неелов Е. Волшебно-сказочные корни научной фантастики. Л.: Изд-во ЛГУ, 1986. С. 13. апологетов которой выступил автор структурной теории мифа— К. Леви-Стросс, настаивавший на вторичности ритуала по отношению к мифу.

В работе Э. Кассирера «Мифологическое мышление» (1925) мифология рассматривается наряду с языком и искусством как автономная символическая форма культуры, объединенная и характером функционирования, и способом моделирования окружающего мира.

Отдельного внимания заслуживает психоаналитический подход к толкованию мифа. Установление К.-Г. Юнгом известных аналогий между различными видами человеческой фантазии (включая миф, поэзию, бессознательное фантазирование во сне), его теория архетипов расширили возможности поисков ритуально-мифологических моделей в новейшей литературе. К.-Г. Юнг и его последователи (К. Кереньи, Дж. Кемпбелл, Э. Нойман и др.) считали мифологию народов мира и ее отголоски в литературе непосредственной реализацией архетипов. Понятие коллективно-бессознательного К.-Г. Юнг отчасти заимствовал у французской социологической школы («Коллективные представления» Э. Дюркгейма и Л. Леви-Брюля). Под архетипом Юнг понимал в основном (определения в разных местах его книг сильно колеблются) структурные схемы, структурные предпосылки образов, существующих в сфере коллективно-бессознательного и, возможно, «биологически» наследуемых, как концентрированное выражение психической энергии, актуализированной объектом. Юнг подчеркивает метафорический, или символический характер архетипов.

В качестве важнейших архетипов Юнг выделяет архетипы Матери, Дитя, Тени, Анимуса, Анимы, Мудрого старика и Мудрой старухи. Мать, например, выражает вечную и бессмертную бессознательную стихию, Дитя символизирует и начало пробуждения индивидуального сознания из стихий коллективно-бессознательного, и связь с изначальной бессознательной недиф-ференцированностью. Юнговские архетипы представляют собой преимущественно образы, персонажи, в лучшем случае — роли, в гораздо меньшей мере — сюжеты.

Для Н. Фрая, во многом ориентирующегося на Юнга, миф, сливающийся с ритуалом и архетипом, является истоком искусства; мифологизирующие романы XX в. представляются ему естественным и стихийным возрождением мифа, завершающим очередной цикл исторического круговорота в развитии поэзии. Фрай утверждает постоянство литературных жанров, символов и метафор на основе их ритуально-мифологической природы. Ритуально-мифологической школой достигнуты позитивные результаты в изучении литературных жанров, связанных генетически с ритуальными, мифологическими и фольклорными традициями, в анализе переосмысления древних поэтических форм и символов, в исследовании роли традиции сюжета и жанра, коллективного культурного наследия в индивидуальном творчестве. Но характерная для ритуально-мифологической школы трактовка литературы исключительно в терминах мифа и ритуала, растворение искусства в мифе являются крайне односторонними.

В ином плане и с иных позиций рассматривалась роль мифа в развитии литературы рядом советских учёных. Советские авторы обращаются к ритуалу и мифу не как к вечным моделям искусства, а как к первой лаборатории поэтической образности. О. М. Фрейденберг описала процесс трансформации мифа в различные поэтические сюжеты и жанры античной литературы.

Среди отечественных ученых, разрабатывавших теорию мифа, необходимо прежде всего назвать имя А. Ф. Лосева, согласно которому миф есть непосредственное вещественное совпадение общей идеи и чувственного образа. Лосев настаивает на неразделенности в мифе идеального и вещественного, следствием чего и является появление в мифе стихии чудесного, специфичного для него. Лосев подчеркивает, что миф — не схема или аллегория, а символ, в котором встречающиеся два плана бытия неразличимы и осуществляется не смысловое, а вещественное, реальное тождество идеи и вещи.

Таким образом, архаический миф соотнесен с особым типом мышления, который является выражением космоса в конкретно-чувственных одушевленных образах. Он «строго детерминирован исторически и поэтому неповторим. Однако гносеологические корни мифомышления и мифотворчества не исчезли в современном мире, чем, в частности, и объясняется существование феномена неомифологизма в широком общекультурном контексте XX

00 в.» . В современной культуре сложилась традиция говорить о разных мифологических воззрениях и мифах — политических, идеологических, культурных. В этом случае под «мифом» понимают устойчивые представления массового сознания, не соответствующие объективной реальности или отражающие ее поверхностное, эмоционально-чувственное восприятие.

В. Е. Хализев выделяет три типа мифов, соответствующие трем стадиям всемирного мифологического процесса: «Это, во-первых, предкультурная родоплеменная архаика (ритуально-мифологический синкретизм); во-вторых — мифы, сформировавшиеся в русле политеистических и монотеистических религий. И наконец, это мифология Нового времени, в которой (наряду с традиционно религиозными) весьма активны начала мирские, свет

23 ские, несакральные» . Именно последнюю мифологию, которая «ярко проявила себя начиная с эпохи романтизма и достигла максимума своей явлен-ности в истекшем столетии», Хализев называет «исторически поздней, или вторичной, или неомифологией»24. Предпринимая попытку типологического рассмотрения неомифологии, Хализев называет следующие мифы: онтологический миф о тотальном хаосе и всеобщей относительности, антропологические и «общеисторические» мифы, мифологизация жизненной конкретики и исторических событий, пространственные мифы, мифологизация исторических деятелей. Все обозначенные группы неомифов активным образом воздействуют на литературу. В области собственно литературной мифологии

22 Токарев С. А., Мелетинский Е, М. Мифология // Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т. М.: НИ «Большая российская энциклопедия», 1998. Т. 1. С. 14.

23 Хализев В. Е. Мифология X1X-XX веков и литература // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 2002. № 3. С. 7.

24 Там же. С. 8.

Хализев дополнительно выделяет «мифы о персонажах, воспринимаемых вне контекста произведений, в недрах которых они появились на свет»25.

Литературный миф является одним из типов «нового сознательного мифотворчества» в рамках неомифологизма. Мифологизм, отмечает Е. М. Мелетинский, представляется «характерным явлением литературы

XX в. и как художественный прием, и как стоящее за этим приемом миро

26 ощущение» . На это же свойство современной литературы обращает внимание Ю. М. Лотман: «<.> русский роман, начиная с Гоголя, ориентируется в

27 глубинной сюжетной структуре на миф» . Современным литературным мифом или мифологической прозой именуют произведения, в которых сюжет, принцип построения и система воззрений, характерные для архаического или античного мифа, намеренно используются автором в качестве поэтического средства, становясь компонентом художественной формы. К подобной категории относятся произведения, содержащие «емкие символы, представленные в конкретно-чувственном облике», и «"архетипические" модели, реализующиеся как на уровне отдельных образов, так и на уровне сюжета», «когда прошлое становится символической парадигмой для настоящего, а для героя

28 отыскивается мифологический прототип» .

Критерий отбора произведений, относимых к «современному литературному мифу», указывает С. Аверинцев: «Изучение мифов в литературе затрудняется тем, что общеобязательное определение границ мифологии не вполне установилось. Часто эти границы связывают с тем, идет ли в повествовании речь о сверхъестественных ("мифических") существах — богах, героях, духах, демонах и т.п. При таком понимании изучение мифов в литературе сводилось бы прежде всего к выявлению в литературных текстах определенных имен и образов (например, упоминаний греко-римских богов и героев в сочинениях античных, средневековых и новоевропейских авторов).

25 Хализев В. Е. Мифология XIX-XX веков и литература. С. 11.

26 Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000. С. 295.

27 Лотман Ю. М. Сюжетное пространство русского романа XIX столетия // Лотман Ю. М. О русской литературе. СПб.: «Искусство-СПБ», 1997. С. 719.

28 Медведева Н, Г, Миф как форма художественной условности: Автореф. дис. . канд. филол. наук. С. 7, 63.

Более методологически оправдан критерий структуры, тем более что в общепринятую сферу мифов входят, между прочим, и вполне обычные реалии человека и природы, лишь особым образом отобранные и наделенные в мифологическом контексте специфическим значением. .»29.

Если мифологизм, утверждает Я. Пробштейн в работе «Мотив странствия у О. Э. Мандельштама, В. В. Хлебникова и И. А. Бродского» (2000), понимать как отправной способ мышления, позволяющий выявить в образе, символе или архетипе такое отношение ко времени, пространству и бытию, благодаря которому воссоздается картина мира и бытия, то неомифологизм (термин Е. М. Мелетинского) предстает как трансформация, метаморфоза или даже транспортирование мифа, то есть разыгрывание мифа в другом месте и времени30.

Глубинный смысл обращения к мифам современной литературой, считает Е. М. Мелетинский, заключается «не только и не столько в обнажении измельчания и уродливости современного мира с этих поэтических высот, сколько в выявлении неких неизменных, вечных начал, позитивных или негативных, просвечивающих сквозь поток эмпирического быта и историче

31 ских изменений» . Таким образом, мифологическое время в современной литературе вытесняет объективное историческое время, поскольку действия и события определенного времени представляются в качестве воплощения вечных прототипов. Мировое время истории превращается в безвременный мир мифа, что находит выражение в пространственной форме.

Мелетинский также обращает внимание на то, что «для современной поэтики мифологизирования характерно суммирование и отождествление совершенно различных мифологических систем с целью акцентировки их ме

32 тамифологического вечного смысла» . Как отмечает Мелетинский, «<.> внешняя форма мифа является свободной и гибкой, податливой и вариатив

29 Аверинцев С. С. Мифы // Краткая литературная энциклопедия: В 8 т. М.: Издательство «Советская энциклопедия», 1967. Т. 4. С. 876.

30 Пробштейн Я. Мотив странствия в поэзии О. Э. Мандельштама, В. В. Хлебникова и И. А. Бродского: Ав-тореф. дис. канд. филол. наук. M., 2000. С. 2.

31 Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. С. 295.

32 Там же. С. 371. ной. <. .> одни и те же мифы могут оформляться самыми различными способами» . Но при всей вариативности мифа, допустимо говорить о поэтике мифологии, к которой Е. М. Мелетинский впервые многосторонне обратился в монографии «Поэтика мифа» (1976).

Е. Б. Скороспелова определяет неомифологизм как особый способ универсализации: «стремление обнаружить универсальные начала в конкретно-исторической ситуации, открыть "символические соответствия" в искусстве и реальности, обнажить соположенность разных культурных эпох»34. Среди источников, которые могут послужить мифологической основой для художественных текстов XX века, Скороспелова называет изначальные архетипы, фольклорные тексты, античные и библейские мифы, т.е. сюжеты и образы истории и мировой литературы, ставшие в сознании современного человека универсальными обобщениями.

Кроме мифологической составляющей исследуемых текстов, значительно место в работе занимает исследование пространственно-временных характеристик города. Проблема времени в художественном произведении неотделима от проблемы пространства, поэтому данное разделение пространственных и временных аспектов мифа об истории города в нашей работе весьма условно. В исследовании пространственно-временных отношений в литературоведческой традиции существуют два основных направления: структуралистское и идея хронотопа М. М. Бахтина.

Школа структуралистов во главе с Ю.М. Лотманом исследует прежде всего семиотику пространства. Пространство в данной традиции представляет собой язык моделирования, с его помощью выражаются любые значения: «пространственная организация есть одно из универсальных средств построения любых культурных моделей»35. Рассматривая сюжетное пространство русского романа, Лотман писал о том, что «<.> безграничность сю

33 Хализев В. Е. Мифология XIX-XX веков и литература. С. 14.

34 Скороспелова Е. Б. Неомифологизм как средство универсализации // Скороспелова Е. Б. Русская проза XX века: От А. Белого («Петербург») до Б. Пастернака («Доктор Живаго»), М.: ТЕИС, 2003. С. 52.

35 Лотман Ю. М. От редакции: к проблеме пространственной семиотики // Труды по знаковым системам. Вып. 720. Семиотика пространства и пространство семиотики. Тарту. Уч. зап. Тартуского гос. ун-та. 1986. С. 4. жетного разнообразия классического романа, по сути дела, имеет иллюзорный характер: сквозь него явственно просматриваются типологические модели, обладающие регулярной повторяемостью. Закон, нарушение которого делает невозможной передачу информации, подразумевающий, что рост разнообразия и вариативности элементов на одном полюсе обязательно должен компенсироваться прогрессирующей устойчивостью на другом, соблюдается на уровне романного сюжетостроения. При этом непосредственный контакт с "неготовой, становящейся современностью" парадоксально сопровождается в романе регенерацией весьма архаических и отшлифованных многими веками культуры сюжетных стереотипов. Так рождается глубинное родство романа с архаическими формами фольклорно-мифологических сюжетов»36.

Одним из первых, кто обосновал единство пространства и времени, был М. М. Бахтин, который ввел в литературоведение понятие «хронотопа». Под хронотопом Бахтин понимает формально-содержательную категорию литературы, в которой «имеет место слияние пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом»37.

Бахтин рассматривает произведение с точки зрения типологической памяти жанра, Лотман — с точки зрения структуры.

Говоря о типологии мотивов, необходимо также учитывать существование двух традиций подхода, сложившихся в отечественном литературоведении. Один из подходов продолжает традицию А. Н. Веселовского и рассматривает сюжет как сумму мотивов, другой принадлежит В. Проппу и изучает сюжет с точки зрения суммы функций.

В рамках данной работы нам приходится опираться и на идеи М. М. Бахтина, и на идеи Ю. М. Лотмана, поэтому основной методологический подход исследования можно назвать синкретическим, под которым мы понимаем комбинаторное использование различных методов одним и тем же исследователем в пределах одного и того же текста.

36 Лотман Ю. М. Сюжетное пространство русского романа XIX столетия. С. 716.

37 Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе: Очерки по исторической поэтике // Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. М.: Худож. лит., 1986. С. 121.

Цель настоящего исследования — на примере романов Д. Липскерова «Сорок лет Чанчжоэ» и Ю. Буйды «Город Палачей» с привлечением других произведений современной русской прозы определить параметры современного мифа об истории города и представить образ города как мифопоэтиче-скую модель мира. Сравнительное изучение исторически связанных произведений с привлечением удаленного мифологического контекста позволит выделить типологическую модель жанра романа, в основе которого лежит история собирательного образа города. Выбор именно этих двух романов определили их формальные сближения, соответственно в основе их изучения лежит скорее морфологический, чем исторический метод.

В отечественном литературоведении предпринимались успешные попытки осмысления пространственных мифов: петербурского, московского, провинциального, одесского, крымского, пермского и др.

Изучению петербургского текста посвящены работы, Ю. М. Лотмана, Л. Долгополова, Д. Е. Максимова, 3. Г. Минц, В. М. Паперного, Р. Д. Тимен-чика, В. Н. Топорова и др. В. Н. Топоров выделяет наиболее общие типы петербургских мифов: миф творения (основной тетический миф о возникновении города), исторические мифологизированные предания, связанные с императорами и видными историческими деятелями, эсхатологические мифы о гибели города, литературные мифы, а также «урочищные» и «культовые» мифы, связанные с отдельными «узкими» локусами города.

Петербург традиционно символизирует в русской литературе организующее, разумное начало, противостоящее стихии, хаосу. Заложенная в идее обречённого города вечная борьба стихии и культуры реализуется в петербургском мифе как антитеза воды и камня.

В русской литературе существуют две традиции описания Петербурга. Первая, начавшаяся в XVIII веке и завершенная А. С. Пушкиным, подчеркивает красоту, величественность, гармоничность города. Город, построенный с чистого листа, олицетворял будущее России и воспринимался в духе идей прогресса и Просвещения. Вторая — традиция XIX века, две различные, но родственные стороны которой воплощены в творчестве Ф. М. Достоевского и Н. Некрасова. Это Петербург обездоленных, город социальных противоречий и извращенной, неестественной жизни. И глубже— город-призрак, город-мираж, где нет границы между сном и явью, где все только «кажется». В основе петербургского мифа лежит укрепленное в поэтике произведений с помощью пра-образов представление о Петербурге как инфернальном (дьявольском) пространстве, враждебном жизни и истинной вере. Эту семантику формируют в целом лаконичные городские пейзажи, с емкими характеристиками: грязь, холод, дождь, мокрый гранит, туман, желтый цвет газовых фонарей, помойки, грязные каналы. Судьбы героев, сюжетные линии поддерживают эту семантику. Это ощущение города продолжается в XX веке у символистов— прежде всего у А. Блока, у И. Анненского. Позднее для А. Ахматовой, О. Мандельштама, Г. Иванова, И. Одоевцевой, Н. Оцупа Санкт-Петербург становится своеобразным градом Китежем, воплощением потерянной России.

Другой известный пространственный миф в русской литературе — это московский миф, часто присутствующий в художественном пространстве как оппозиционный петербургскому мифу. Москва и Петербург— устойчивая антитеза русской литературы. Следует признать, что большой пласт художественных текстов, так или иначе с Москвой связанных, не обладает той степенью внутренней цельности, которая позволила бы вести речь о едином московском тексте русской литературы. Калейдоскопичность Москвы предполагает разные варианты московского мифа. Определяющие черты московского текста даются через традиционное противопоставление Москва — Петербург, а также при анализе идеологем «Москва — Третий Рим», «Москва — Новый Иерусалим». Москва А. Н. Толстого, М. Горького, В. А. Гиляровского предстает Москвой бедноты, нищих, босяков, — здесь преобладает социологический анализ. Москва эпохи имажинизма (20-е гг. XX в.) — это так называемая эпоха кафе в русской литературе, период господства богемы. В целом вокруг Москвы возникает обширное поле мифологии, но, как правило, это мифы, связанные с отдельными точками городского локуса или событиями городской жизни. В начале XX века вполне определились три литературных лика Москвы: Москва сакральная, часто выступающая семиотическим заместителем Святой Руси; Москва бесовская; Москва праздничная. Первые два в едином литературном контексте взаимоотторгаемы и взаимосвязаны одновременно, но в каждом конкретном произведении отчетливо выявляется доминирование, а иногда и исключительность либо первого, либо второго начала. Третий вариант интегрирует два первых, порождая амбивалентный, вполне соответствующий традициям народной праздничной культуры образ города.

Среди других геопоэтических исследований последнего времени необходимо отметить монографию В. Абашева «Пермь как текст: Пермь в русской культуре и литературе XX века» (2000). Автор размышляет, какую роль Пермь (в ее исторической, географической и любой другой реальности) играла и продолжает играть в общероссийском историко-культурном контексте. Автор обращается также к мифу о Перми, который состоит из множества локальных топосных и литературных мифов.

Корпус текстов, репрезентирующих одесский миф в художественной литературе, в целом охарактеризован в обзорной статье А. Мисюк и Е. Караки-ной «Одесская тема»38. Ссылка на литературные источники, имеющие отно

3 Q шение к данной теме, содержатся в книге О. Губаря . Фольклорные источники, относящиеся к раннему периоду одесского мифа приведены в книге Д. Атлас40, существуют также заметки об «одесском языке».

Отдельного внимания заслуживает исследование в области геопоэтики А. П. Люсого «Крымский текст в русской литературе» (2003). В книге автором прослеживается формирование структуры крымского мифа русской литературы, ставшего южным полюсом петербургского мифа, рассматривается статус Крыма в сознании ряда писателей (С. С. Бобров, К. Н. Батюшков,

38 Мисюк А., Каракина Е. Одесская тема // Одесский вестник. 1993, № 14-15. С. 16-27.

39 Губаръ О. И. Пушкин. Театр. Одесса. Одесса: ВТПО «Киноцентр», 1992. — 96 с.

40 Атлас Д. Г. Старая Одесса, ее друзья и недруги. Одесса: АО «Ласми», 1992. — 206 с.

А. С. Пушкин, О. Э. Мандельштам, М. А. Волошин и др.), показывается изменение мифа во времени от «туристической» модели у Пушкина к метафизической у Волошина — и возвращение пушкинского понимания Крыма сегодня. Крым рассматривается автором и как реализация мифологемы райского пространства, и как сумеречный аналог смерти, эта сопричастность и со-члененность двух полюсов создает в художественном пространстве крымского текста напряжение между чувством райского блаженства и ощущением близкого конца.

Среди наиболее заметных монографий последнего времени, обращающихся к теме топосного мифа, нельзя не отметить книгу Е. Е. Дмитриевой и О. Н. Купцовой «Жизнь усадебного мифа: Утраченный и обретенный рай» (2003). Под усадебным мифом подразумевается некая сумма представлений о жизни в своем собственном рае, богом-творцом которого выступает счастливый хозяин этого пространства. Авторы рассматривают миф об усадебной культуре как разновидность мифологемы о Золотом веке, размышляют о том, какую роль сыграл сам факт существования усадьбы в русской культуре, литературе, театре. Вместе с тем, в монографии предпринята попытка проанализировать и обратный процесс: как литература, театр, философия формировали усадебный быт, реальное усадебное пространство и сам способ проживания в усадьбе. Параллельно освещаются отдельные точки пересечения русского «усадебного текста» с жизнью европейской усадьбы.

Названные топосы в литературе являются не столько указанием на конкретно-географическую реалию, сколько знаком особого художественного пространства, содержащего в себе, наряду с территоритально-географическими признаками, и признаки внепространственных категорий. В отличие от традиционно представленных в русской литературе петербурско-го, московского и других городских мифов, миф о городе Чанчжоэ реального прототипа на географической карте мира не имеет. Поэтому в данном случае речь идет не о геопоэтике, а, скорее, о сложным образом внутренне структурированной метафоре-мифологеме. Тем не менее, в ней оказываются синтезированными элементы уже известных геопоэтических мифов: в сконструированном автором пространстве со своей логикой и историей мы встречаем типичные черты городской жизни, имеющей богатую традицию в русской и мировой литературе. Рассматриваемая модель города в определенном смысле открыта для элементов активного мифотворчества автора и частичного использования известных геопоэтических мифов. В этом смысле вымышленный город в рассматриваемых романах более всего близок мифу об уездном городе как неком обобщенном урбанистическом локусе. На русской литературной карте он находится рядом с городом N Н. В. Гоголя, городом Калиновым А.Н. Островского и Глуповым М. Е. Салтыкова-Щедрина.

Город является определенной «формой сознания», точнее, способом, при помощи которого сознание объективирует себя в конечных, дискретных и отдельных целых величинах41. Перед читателем развертывается сложное внутренне-дифференцированное пространство, в которое включены архетипы, синтезирующие в свернутом виде древние мифы и фольклорные и литературные ассоциации и выполняющие функцию сопряжения внешнего и метафизического мира.

В соответствии с поставленной целью решаются следующие задачи:

1. Определить содержательный смысл мифа о городе.

2. Рассмотреть миф о городе с точки зрения типологии мотивов, обращаясь к историко-литературным аспектам мифа; определить его основные параметры.

3. Рассмотреть литературный контекст мифа о городе в произведениях современных авторов.

4. Рассмотреть миф о городе в контексте мифологических и фольклорных источников.

Научная новизна работы обусловлена выбором материала исследования, на данном этапе не изученного. К творчеству современных писателей обращаются по преимуществу в статьях и рецензиях журнального или газет

41 Пятигорский А. М. Мифологические размышления. М., 1996. С. 56. ного формата, что, как правило, не предполагает научный филологический подход. Научную новизну определяет также предмет данного исследования — сюжетная схема мифа о городе, который до сих пор в отечественном литературоведении в предложенном аспекте исследования не рассматривался, несмотря на большое количество работе, посвященных геопоэтике в литературе.

Положения, выносимые на защиту:

1. В основе романов Д. Липскерова «Сорок лет Чанчжоэ» и Ю. Буйды «Город Палачей» лежит миф о городе как о художественном universum'e. Данный миф является способом познания всевременных циклов и всепро-странственных смыслов. Благодаря этому мифу произведения превращаются в повествование — о всех сторонах жизни и о всей России.

2. Сюжеты рассматриваемых романов разворачиваются в трех планах: во-первых, это современно-бытовой, во-вторых, мифологический и, в-третьих, космический (онтологический). Первый план реализует коллизии, в которых автор стремится отразить наиболее животрепещущие аспекты современности. Его интересуют типы, в которых он видит воплощение тенденций бурлящей вокруг него жизни. Второй план раскрывает в новом вечное. Типы и сюжеты современности оказываются актуализациями вечных характеров и мифологических сюжетов. И если в первом случае сюжет развивается как отношение персонажей между собой, то во втором раскрываются глубинные смыслы и мифологические циклы. Третий план— космический, природный, включает происходящее в общее мироздание, позволяет происходящему приобретать онтологическое звучание. Последовательное вторжение одного плана в другой меняет мотивировки, показывает случайное как закономерное, а кажущееся закономерным разоблачает как авторскую игру смыслами.

3. Сюжетная схема мифа о городе состоит из набора постоянных мотивов и образов, среди которых: мотив возникновения города; событие, меняющее ход истории города; мотив конца истории города; мотив башни, вертикально организующей пространство города; мотив столицы; тема памяти и образ памятника; мотив поиска счастья для жителей города; образы, реализующие архетип матери; образы Культурного героя и Искателя Счастья. Реализация сюжета может быть вариативна: не обязательно присутствие всех элементов сюжета. Композиция составных частей сюжета свободна и открыта. Несмотря на возможность многочисленных сюжетных усложнений, все варианты имеют одну общую черту: речь идет о возникновении, истории и конце истории города, обладающего чертами универсума.

4. В рамках реализации сюжетной схемы функционируют традиционные мифологических сюжеты: пространственные, временные, связанные с образами персонажей. В структуре мифа есть вечные, универсальные, повторяющиеся мотивы. При этом миф одновременно соответствует нескольким смыслам, миф «никогда не основывается на темах однозначных, поскольку расположен он, как правило, в поле психического опыта, противоречий и разрывающих личность колебаний — поле метафизического страха. Соответственно, где-то всегда отыщется зеркально обратная версия каждого мифа»42.

Апробация работы и публикации. Отдельные положения данной работы были опубликованы в сборниках статей по истории русской литературы:

1. Особенности пространственно-временной структуры романа Д. Липскерова «Сорок лет Чанчжоэ» // Три века русской литературы. Актуальные аспекты изучения: Межвузовский сборник научных трудов. Выпуск 5 / Под ред. Ю. И. Минералова и О. Ю. Юрьевой. М.; Иркутск: Изд-во Иркутского государственного педагогического университета, 2004. С. 185-197.

2. Топ города в романе Д. Липскерова «Сорок лет Чанчжоэ» // Материалы XI Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов». Выпуск 12. М.: Изд-во МГУ, 2004. С. 248-249.

42 Шенье-Жандрон Ж. Сюрреализм. Пер. с фр. С. Дубинина. М.: НЛО, 2000. С. 189-190.

3. Миксантропические персонажи в современной русской прозе // Кафедральные записки: Вопросы новой и новейшей русской литературы: Сб. статей. Выпуск 2. М.: МАКС Пресс, 2005. С. 17-30.

4. Особенности изображения времени в современной литературе (на примере творчества Д. Липскерова и Ю. Буйды) // Вопросы филологических наук. 2006, № 5 (22). С. 12-25.

5. Мотив потери памяти в романе Д. Липскерова «Сорок лет Чан-чжоэ» // Русская литература XX-XXI веков: Проблемы теории и методологии изучения: Материалы Второй Международной научной конференции 16-17 ноября 2006 года. М.: Издательство Московского университета, 2006. С. 164-168.

На тему диссертации были прочитаны доклады на XI Международной научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов» в 2004 г., а также несколько докладов было прочитано в рамках работы Научного студенческого общества кафедры истории русской литературы XX в. филологического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова.

Теоретическая и практическая значимость исследования заключается в возможности применения рассмотренной модели сюжета о города для других произведений мировой литературы. Положения и выводы диссертации также могут быть использованы в общих лекционных курсах, в спецкурсах, в работе семинаров.

Структура диссертации обусловлена логикой рассматриваемых проблем. Диссертация состоит из введения, трех глав, каждая из которых содержит подглавы, заключения и списка использованной литературы, включающего списки художественной литературы, научных источников и Интернет-ресурсов. Первая глава исследования посвящена пространственной характеристике города. Глава содержит две части: первая посвящена внутренней пространственной организации города, вторая — внешним характеристикам

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Меркулова, Алина Сергеевна

Заключение

Изображаемый в романах Д. Липскерова «Сорок лет Чанчжоэ» и Ю. Буйды «Город Палачей» город-универсум обладает раздвоенным пространственно-временным континуумом, который находится одновременно на псевдореальном, условном, и метафизическом уровнях. Авторская вольность и фантазия внутри хронотопа обусловлена заданными философскими, историософскими и мифологическими рамками. В основе структуры указанных произведений лежит единый миф об истории вымышленного города.

Пространство города является пространством объективированного размышления автора. Город — это универсум, микрокосмос, в котором отражено все мироздание с его пространственными физическими характеристиками и возможностями метафизического выхода в Абсолют, он является проекцией человеческого сознания; условное пространство, сконструированная география мыслеобраза действует как реальное пространство, таковым по сути не являясь.

Сопоставительный анализ двух романов современных авторов между собой и с мифологическими мотивами позволяют выявить общую морфологическую модель развития сюжета. В данной работе нас интересовали не отдельные переклички между сочинениями Д. Липскерова и Ю. Буйды, а также их общие переклички с мифологией, а более глубинные, существенные воздействия, проявляющиеся на уровне творческих принципов, художественных и стилевых исканий. Такое сопоставление позволило опрелить типологическую модель сюжета о топосе, имеющим начало и конец своего существования — свою историю. Типологическая модель оказывается равно применима как к текстам архаичных мифов, так и к текстам мировой, и уже — русской литературы, причем различных исторических эпох.

Сюжетная схема мифа о городе содержит ряд мотивов и образов, которые повторяются в различных вариантах в разных произведениях. Среди них: мотив возникновения города; событие, меняющее ход истории города; мотив конца истории города; мотив башни, вертикально организующей пространство города; образ столицы; тема памяти и образ памятника; мотив поиска счастья для жителей города; образы, реализующие архетип Матери, образы Культурного героя и Искателя Счастья.

Окружая описываемый город библейскими названиями, авторы не только приближают топос к семантике места обетаванного, но и погружает читателя в мифологический контекст, в котором все чудесное и иррациональное не просто возможно, но и вполне естественно. Сочетание жизнеподобных реалий и фантастических элементов подчеркивает внегеографическую сущность топоса.

При реализации типологического сюжета о городе возможны варианты: редукции и расширения сюжетной схемы. Композиция составных частей сюжета свободна и открыта. Несмотря на возможность многочисленных сюжетных усложнений, все варианты имеют общую направленность: они повествуют о возникновении, истории и конце истории города, обладающего чертами универсума.

В рамках реализации сюжетной схемы функционируют традиционные мифологических сюжеты: пространственные, временные, связанные с образами персонажей. В структуре неомифа есть вечные, универсальные, повторяющиеся мотивы. Один из них — миф о Вавилонской башне. Башня в пространстве города выполняет роль вертикальной оси и структурирует пространство по горизонтали. Башня соединяет Верхнюю и Нижнюю зоны мифологического пространства. В соотнесении городской башни с Вавилонской в рассматриваемых произведениях актуализируются следующие структурные элементы: двучастность пространства: небо— земля; тема гордыни, богоборческий характер строительства башни; мотив смешения языков; образ самой башни. Город Чанчжоэ и Город Палачей оказываются соотнесенными с Вавилоном — городом порока и разврата, богоборческой гордыни. Отсыл к городу Вавилону имеет не пространственно-географическое значение, а морально-нравственное, религиозно-этическое. «Вавилон» является синонимом понятия, не являющегося географическим. Кроме того, аллюзия на Вавилонскую башню также актуализирует семантическое поле эсхатологических мотивов, важное для типологического сюжета об истории города.

Авторы романов о вымышленном городе создают пространство топоса таким образом, чтобы придать ему максимальную обобщенность и типичность. Замкнутость, изолированного городского пространства от окружающего мира является обязательным признаком топоса. Границы могут быть естественными (степь, поля, лес) и сознательно созданными (стена). Дороги замыкаются внутри города, выход во внешнее пространства не существует и не востребован. Для характеристики внешнего мира авторы используют прием знакового перечисления объектов различных культур, эпох и различного географического происхождения. Кроме того, описываемый город обязательно существует в координатах соотнесения с неким столичным городом, который получает негативную характеристику. Обязательным также является внеположенное место, где можно обрести счастье. В мифологической картине мира это другое место может быть соотнесено с идеей утерянного рая. Важно при этом отметить, что это другое место носит также черты города. Таким образом, традиционное противостояние «город — деревня» в данном случает претворяется в оппозицию «город — город».

В мотиве истории возникновения города находят свое отражение архаические мифы творения, согласно которым космос творится в пустоте, реализацией которой может быть бескрайняя степь, болотные топи и зыбучие пески. Концепт пустоты, необходимый для реализации данного мотива, означает ожидание пространства и его готовность к заполнению смыслом.

Образ героя-первооснователя города, обязательный для мотива начала истории города, наделен способностями к сотворению чудесного, потому что только необыкновенный герой может начать новую историю в новом месте. Почитание горожанами Культурного героя носит элементы культового почитания предков. Но при этом в самой типологии героя присутствует пародийное снижение авторами идеи почитания не только первопредка, но идеи почитании вообще. Деидеологизация оказывается ключевой точкой зрения современных авторов на историю.

Идея времени в романах, в основе которых лежит миф об истории города, предполагает наличие двух временных координат, первая из которых относится к мифологическому слою повествования, вторая — к историческому или псевдоисторическому. И в той, и в другой системе линейное течение времени может заменяться субъективным течением времени, ахронным или циклическим. В главах, посвященных описанию исторического времени города, сталкивается неопределенное современное и неопределенное историческое время. Но отсыл к историческим событиям — также условен и мифичен, как и все, происходящее в романе. Узнаваемые исторические факты, находящиеся по отношению друг к другу иногда в хаотическом порядке, имеют роль знаков, с помощью которых авторы моделируют и пародируют исторические жанры литературы и историю вообще.

Миф о возникновении города является реализацией космогонического мифа и включается в себя элементы чудесного. Мотив потери исторической памяти для героев мифа об истории города дает возможность преодолеть историческое время и оказаться во времени мифологическом, которое заменяет временные характеристики пространственными, представляя собой четвертое измерение пространства. Вводя в художественный мир произведения представление о двух типах памяти — бытовой и исторической, собственно памяти и воспоминания, — автор создает сложное мифологическое пространство, в котором потеря жителями города исторической памяти является признаком деградации и закономерно предшествует концу истории города, являясь составной частью эсхатологического комплекса мотивов.

Мотив катастрофической гибели города и конца истории облегчен темой спасения и подчиняется циклическому закону мифологического течения времени. Несмотря на предшествующие катастрофе грехи и пороки города, катастрофичность несет идею очистительности и спасения мира, о восстановлении космоса в новом качестве после возобладавших сил хаоса. Кроме того, авторское сознание преодолевает идею разрушения с помощью мотива исхода народа в иные земли.

В жителях города авторы стремятся показать предельно обобщенные городские социальные роли, которые при этом вписываются в мифологическую картину мира. В децентрализованной системе персонажей нет главного героя. Писатель изображает жизнь города, которая включает в себя истории жизни разных персонажей.

В типологии персонажей возможно выделить некоторые устойчивые образы, которые повторяются в разных произведениях. Это собирательный образ жителей города, ключевые образы мужского и женского начала, которые являются вариантами мифологических образов космогонических предков человечества: Культурного героя и Богини-Матери, образ Искателя. Несмотря на варианты реализации этих образов в различных произведениях, они сохраняют некоторые постоянные черты, которые имели место еще в мифологических представлениях. Образы персонажей, населяющих город-универсум, зачастую содержат в себе фантастические элементы, которые дополняют образ вымышленного места, имеющего внегеографический характер.

В данной работе мы рассмотрели некоторые, наиболее репрезентативные, на наш взгляд, произведения современной русской прозы. К сожалению, масштаб работы не позволяет охватить все произведения, в которых представлена реализация мифа о городе. Вне исследования, например, оказалась зарубежная литература, в которой интереснейшую реализацию мифа о городе представляет, например, роман американского писателя Дж. Кэрролла «Страна смеха» (1980; русский перевод— 2003)209 об учителе английского языка Томасе Эбби, который, решив написать биографию с детства любимого им писателя Маршалла Франса, оказывается в фантастическом городке Гален, созданном силой творчества писателя: все, что он писал, становилось

209 Кэрролл Дж. Страна смеха. М.: Изд-во Эксмо; СПб.: Валери СПД, 2003. — 336 с. действительностью. Так, художественным пространством романа становится город, созданный творческим гением писателя.

Таким образом, в современных произведениях конструируется универсальный знаковый комплекс, представляющий собой модель мира в форме города и являющийся результатом мифологического сознания. Причем, мы имеем дело в данном случае не просто с игровым постмодернистским текстом, размыкающимся в мифологические глубины, а со сложным сочетанием пародийной антиутопии и трагического осмысления истории. Возможно, романы Д. Липскерова и Ю. Буйды являются частью тенденции создания русского интеллектуального романа, содержащего несколько планов, кроме сюжетного: психологический, социальный, культурно-исторический, философский.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Меркулова, Алина Сергеевна, 2006 год

1. Августин Аврелий. Исповедь. М.: Республика, 1992. — 334 с.

2. Буйда Ю. В. Желтый дом: Щина. М.: Новое литературное обозрение, 2001. —492 с.

3. Буйда Ю. В. Прусская невеста. М.: Новое литературное обозрение, 1998.—308 с.

4. Буйда Ю. В. Скорее облако, чем птица. М.: Вагриус, 2000. — 448 с.

5. Введенский А. Полное собрание произведений: В 2 т. / Сост. М. Мейла-ха и В. Эрля. Т. 2: Произведения, 1938-1941. М.: Гилея, 1993. — 270 с.

6. Веллер М. Б. Вавилонская. СПб.: Издательство «Фолио», 2005. — 336 с.

7. ГеласимовА. Рахиль // Октябрь. 2003, № 9. С. 5-123.

8. Грин А. Блистающий мир // Грин А. Алые паруса. Блистающий мир. Пролив бурь. Позорный столб. М.: Пресса, 1995. С. 70-227.

9. Зайончковский О. Сергеев и городок. М.: ОГИ, 2005. — 272 с.

10. Кабаков А. Проект «Бабилон» // Знамя. 2004, № 9. С. 13-22.

11. Книга о шильдбюргерах. М.: Детская литература, 1963. — 79 с.

12. ЛипскеровД. Последний сон разума. М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. — 480 с.

13. ЛипскеровД. Пространство Готлиба. М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. — 416 с.

14. ЛипскеровД. Сорок лет Чанчжоэ. М.: Вагриус, 1996. — 334 с.

15. Отрошенко В. Дело об инженерском городе // Знамя. 2004, № 12. С. 49-64.

16. Пелевин В. Священная книга оборотня. М.: Изд-во Эксмо, 2004. — 384 с.

17. Платон. Критий // Платон. Соч.: В 3 т. Т. 3. Ч. 1. М.: «Мысль», 1971. С. 543-560.

18. Пулатов Т. Черепаха Тарази. М.: Советский писатель, 1985. — 319 с.

19. Пъецух В. Город Глупов в последние десять лет // Дружба народов. 1998, №12. С. 8-25.

20. Пъецух В. Деревня как модель мира // Знамя, 2003, №8. С. 70-74.

21. Розанов В. В. Мимолетное. 1915 год // Розанов В. В. Собрание сочинений. Мимолетное. М.: Республика, 1994. С. 5-334.

22. Толстая Т. Кысь. М.: Подкова. Иностранка, 2001. — 384 с.

23. Цветаева М. Крысолов // Цветаева М. Поэмы 1920-1927. СПб.: Издательство «Абрис», 1994. С. 211-275.1. Дополнительная литература

24. Абашев В. Пермь как текст: Пермь в русской культуре и литературе XX века. Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 2000. — 403 с.

25. Аверинцев С. С. Мифы // Краткая литературная энциклопедия: В 8 т. М.: Издательство «Советская энциклопедия», 1967. Т. 4. С. 876-881.

26. Агеев А. В садах детства//Газета. 13.05.2004, № 82. С. 13.

27. Агеев А. Спиной к морю: Издательство «Вагриу.с» выпустило новую книгу Юрия Буйды // Время МН. 11.10.2000, № 170. С. 7.

28. Александров Я Искушение бестселлером: Русские писатели на грани и за гранью графоманства // Независимая газета. 12.02.1998, № 23. С. 7.

29. Александров Я Лихо закручено: Роман Дмитрия Липскерова «Осени не будет никогда» // Известия (Москва). 27.10.2004, № 200. С. 15.

30. Александров Я. На краю эстетической бездны // Культура. 23.09.2004, № 37. С. 2.

31. Аленъкина Е. В. О некоторых характерных чертах мифопоэтики А. Блока // Филологические этюды: Сборник науч. ст. молодых ученых. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2000. Вып. 3. С. 204-206.

32. Атлас Д. Г. Старая Одесса, ее друзья и недруги. Одесса: АО «Ласми», 1992. —206 с.

33. Бабенко Н. Г. Возможные миры героев Ю. Буйды // Балтийский филологический курьер. 2004, № 4. С. 189-207.

34. Бабенко Н. Г. Словесное выражение смысловой оппозиции «свое — чужое» в рассказах Юрия Буйды // На перекрестке культур: русские в Балтийском регионе. Калининград: Изд-во КГУ, 2004. Вып. 7, ч. 1.1. С. 204-213.

35. Барт Р. Из книги «Мифологии» // Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика: Пер. с фр. / Сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. М.: Прогресс, 1989. С. 45-129.

36. Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе: Очерки по исторической поэтике // Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. М. Художественная литература, 1986. С. 121-290.

37. Бергсон А. Материя и память // Бергсон А. Собр. Соч.: В 4 т. Т. 1. М.: Московский клуб, 1992. С. 157-316.

38. Бергсон А. Опыт о непосредственных данных сознания // Бергсон А. Собр. Соч.: В 4 т. Т. 1. М.: Московский клуб, 1992. С. 50-155.

39. Бируни Абу Райхан. Избранные произведения. Т. I: Памятники минувших поколений. Ташкент: Изд-во АН УзССР, 1957. — 487 с.

40. Бло Ж. Санкт-Петербург в истории // Феномен Петербурга. СПб.: Рус.-Балт. информ. центр «БЛИЦ», 2001. С. 13-19.

41. Буйда Ю. Грустная баллада о Калинсберге // Деловой Вторник (приложение к газете Труд). 06.02.2001, № 4. С. 2.

42. Буйда Ю. Я сошел с ума от «Ревизора» / Беседовала Ю. Рахаева // Вечерняя Москва. 30.08.2004, № 161. С. 6.

43. Буровский А. М. Петербург как географический феномен. СПб.: Ал-тейя, 2003. —288 с.

44. В. Л. Росла земляника у трупа в носу. // Комсомольская правда. 14.03.2002, №45. С. 28.

45. Вейман Р. История литературы и мифология. М.: Прогресс, 1975. — 264 с.

46. Веселова И. С. Логика московской путницы (на материале московской «несказочной» прозы конца XVIII — начала XX в.) // Москва и «московский текст» русской культуры. М.: РГГУ, 1998. С. 98-118.

47. Веселовский А. Н. Историческая поэтика. М.: Высшая школа, 1989. — 404 с.

48. Воеводина Л. В, Мифология и литература // XXI век: проблемы культуры и культурологического образования. М.: Моск. гос. ун-т культуры и искусств, 2001. С. 46-52.

49. Воронина Т. Пальцы оборотня и цареградская Керолайн // Алфавит. 26.07.2001, №30. С. 34.

50. Гармизе Т. Немного солнца в холодной листве // Московская правда — Книга в Москве. 14.12.2004, № 36. С. 9.

51. Геллер Л., Нике М. Утопия в России / Пер. с фр. И. В. Булатовского. СПб.: Гиперион, 2003. — 312 с.

52. Гинзбург К. Мифы — эмблемы — приметы: Морфология и история. Сборник статей / Пер. с ит. и послесл. С. Л. Козлова. М.: Новое издательство, 2004. — 348 с.

53. Голубков М. М. Завершенная эстетика: сорок лет русского постмодернизма// Slavia Orientalis. 2005, № 2. Т. LIV. С. 207-228.

54. Голубков М. М. Химеры из хаоса: (Литература на обломках империи) // Новый журнал. 1993, № 190-191. С. 293-303.

55. Губаръ О. И. Пушкин. Театр. Одесса. Одесса: ВТПО «Киноцентр», 1992. —96 с.

56. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. Вильнюс: Минтис, 1989. —289 с.

57. Гуржий Т., Сатыренко А. Легенды и мифы Москвы. М.: Издательство Францисканцев, 1997. — 192 с.

58. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. М.: Дом интеллектуальной книги, 1999. — 332 с.60. д'Амелия А. Стеклянный город в утопиях авангарда // Поэзия и живопись: Языки русской культуры. М., 2000. С. 565-580.

59. Дардыкина Н. Жизнь без иллюзий // Московский комсомолец.2511.2002, №265. С. 6.

60. Дардыкина Н. Что нам мать британская! // Московский комсомолец.0507.2003, №143. С. 5.

61. Дмитриева Е. Е., Купцова О. Н. Жизнь усадебного мифа: утраченный и обретенный рай. М.: ОГИ, 2003. — 528 с.

62. Дмитровская М. А. Интертекстуальные источники «кастрационного» сюжета в творчестве Юрия Буйды // Балтийский филологический курьер. 2003, №3. С. 147-156.

63. Дмитровская М. А. Трансформации мифологемы мирового дерева у А. Платонова // Логический анализ языка: Языки пространств. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 420-428.

64. Дмитровская М, А. Об отношении искусства и действительности, или Почему майор Лавренов убил Элизу Прево: рассказ Юрия Буйды «Чужая кость» // Балтийский филологический курьер. 2004, № 4. С. 145178.

65. Дмитровская М. А,, Стюард М. Безбратие: пятьдесят лет одиночества Юрия Буйды // Балтийский филологический курьер. 2004, № 4. С. 138144.

66. Долгополое Л. К. На рубеже веков: О рус. лит. конца Х1Х-нач.ХХв. Л.: Советский писатель, 1985. — 351 с.

67. Друскин Я. Материалы к поэтике Введенского // http://vvedensky.by.ru/critics/mater.htm

68. Евлампиев И. И. Петербург, Москва, Рим: взаимосвязь культурных мифов (город как смыслообрзающий центр культуры) // Человек и город: пространства, формы, смыслы. Екатеринбург: Архитектон, 1998. Т. 2. С. 215-223.

69. Елисеев Н. Необарокко // Литературная газета. 14.04.1999, № 15. С. 5.

70. Жаркевич Н. Фолиант: Куриный апокалипсис // Тюменский курьер. 06.11.2003, № 112. С. 4.

71. Жукова И. Человек, который строит свою судьбу сам // Комсомольская правда в Петербурге. 02.10.2001, № 180. С. 3.

72. Журавлева А. И. Город Глупов и город Калинов // Щедринский сборник: Статьи. Публикации. Библиография. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2001. С. 30-37.

73. Замятин Д. Я Гуманитарная география: Пространство и язык географических образов. СПб.: Алетейя, 2003. — 331 с.

74. Замятин ДН. Метагеография: Пространство образов и образы пространства. М.: Аграф, 2004. — 512 с.

75. Замятин Д. Н. Феноменология географических образов // Новое литературное обозрение. 2000, № 46. С. 255-274.

76. Зотов И. Сорок лет пустоты // HT-exlibris (приложение к газете Независимая газета). 15.01.1998, № 1. С. 1.

77. Иванов Вяч. Вс. Верх и низ // Мифы народов мира: Энциклопедия в 2-х т. М.: НИ «Большая российская энциклопедия», 1998. Т. 1. С. 233-234.

78. Иванов Вяч. Вс. К семиотическому изучению культурной истории большого города // Семиотика пространства и пространство семиотики / Труды по знаковым системам. Вып. XIX. Тарту, 1986. С. 7-24.

79. Иванов С. А. Блаженные похабы: Культурная история юродства. М.: Языки славянских культур, 2005. — 448 с.

80. Ильина Н. А. Миф в художественном мышлении Мигеля де Унамуно и Мигеля Делибеса // Литература в контексте культуры. М.: Изд-во МГУ, 1986. С. 197-208.

81. Кайуа Р. Миф и человек. Человек и сакральное / Пер. с фр. и вступ. Ст. С. Н. Зенкина. М.: ОГИ, 2003. — 296 с.

82. Камоза Т., Рябов И. Прусский жених // Новое время. 28.02.1999, № 8. С. 4.

83. Карабегова Е. В. Тема «безумного города» в немецкой литературе XVIII века // Другой XVIII век. М.: «Экон-информ», 2002. С. 92-104.

84. Кацис Л. Русская эсхатология и русская литература. М.: ОГИ, 2000. — 656 с.

85. Ковтун Е. Н. Поэтика необычайного: Худож. миры фантастики, вол-шеб. сказки, утопии, притчи и мифы: (На материале европ. лит. первой пол. XX в.). М.: Изд-во Моск. ун-та, 1999. — 307 с.

86. Ковтун Н. В. Русская литературная утопия второй половины XX века. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2005. — 533 с.

87. Константинова Н. Ю. Шостакович — Цветаева. Два города — две судьбы // Феномен российской интеллигенции: История и психология: Материалы Междунар. науч. конф., 24-25 мая 2000 г., С.-Петербург. СПб.: Нестор, 2000. С. 119-121.

88. Кривонос В. Ш. Символическое пространство в «Риме» Н. В. Гоголя // Образ Рима в русской литературе. Самара: Изд-во ООО «Науч.-техн. Центр», 2001. С. 131-149.

89. Кузнецова Л. В. Авторская поэтика: пространство и время в творчестве Ю. Буйды: (На материале рассказа «Беспричинный человек») // От текста к контексту. Ишим: Изд-во Ишим. гос. пед. ин-та им. П. П. Ершова, 2003. Вып. 3. С. 155-157.

90. Куклев В., Гайдук Д. Мать // Энциклопедия символов, знаков, эмблем / Авт.-сост. В. Андреева и др. М.: Астрель, 2001. С. 316-322.

91. Кэмпбелл Дж. Мифический образ / Пер. с англ. К. Е. Семенова. М.: ООО «Издательство ACT», 2002. — 683 с.

92. Лавренова О. А. Географическое пространство в русской поэзии XVIII — начала XX вв. (Геокульт, аспект). М.: Наследие, 1998. — 95 с.

93. Ланин Б. А. Русская литературная антиутопия. М.: Б. и., 1993. — 198 с.

94. Лапина А. Проверено на себе // Новая Сибирь. 20.08.1999. № 32. С. 4.

95. Латынина А. Воздушный шар из голубиной кожи // Литературная газета. 25.09.1996, №39. С. 4.

96. Латынина А. Чукча Кола съел брата Бала // Литературная газета. 10.10.2001, №41. С. 12.

97. Леви-Брюлъ Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М.: Педагогика-Пресс, 1999. — 602 с.

98. Леви-Строс К. Структура мифов // Леви-Строс К. Структурная антропология / Пер. с фр. Вяч. Вс. Иванова. М.: Изд-во Эксмо-Пресс, 2001. С. 213-241.

99. Линч К. Образ города / Пер. с англ. В. Л. Глазычева. М.: Строй-издат, 1982. —328 с.

100. ЛипскеровД. Лоточник не торгует тем, что не продается / Беседовал А. Говорилов // Время МН. 03.05.2000, № 58. С. 7.

101. Липскеров Д. Моя жена — мышка / Беседовала Н. Косенко // Московский комсомолец. 06.01.2001, № 3. С. 2.

102. ЛипскеровД. Одной премией станет больше / Беседовал А. Гав-рилов // НГ-exlibris (приложение к газете Независимая газета). 20.04.2000, № 15. С. 4.

103. ЛипскеровД «Русская литература Западу не интересна» / Беседовала О. Семенова // Новые известия. 12.01.2005, № 2. С. 1, 5.

104. ЛипскеровД. «Я же не Пушкин — меня не осеняет» // Известия. 27.10.2004, №200. С. 15, 16.

105. Лихачев Д. С. Историческая поэтика русской литературы: Смех как мировоззрение и др. работы. СПб.: Алтейя, 1999. — 508 с.

106. Лосев А. Ф. Диалектика мифа // Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Политиздат, 1991. С. 21-186.

107. Лосев А. Ф. Сирены // Мифы народов мира: Энциклопедия в 2-х т. М.: НИ «Большая российская энциклопедия», 1998. Т. 2. С. 438.

108. Лотман Ю. М., Минц 3. Г., Мелетинский Е. М. Литература и мифы // Мифы народов мира: Энциклопедия в 2-х т. М.: НИ «Большая российская энциклопедия», 1998. Т. 2. С. 58-65.

109. Лотман Ю. М. О понятии географического пространства в русских средневековых текстах // Лотман Ю. М. О русской литературе. СПб.: «Искусство-СПБ», 1997. С. 112-117.

110. Лотман Ю. М. От редакции: к проблеме пространственной семиотики // Труды по знаковым системам. Вып. 720. Семиотика пространства и пространство семиотики. Тарту: Уч. зап. Тартуского гос. ун-та, 1986. С. 3-6.

111. Лотман Ю. М. Сюжетное пространство русского романа XIX столетия // Лотман Ю. М. О русской литературе. СПб.: «Искусство-СПБ», 1997. С. 712-729.

112. Лотман Ю. М. Художественное пространство в прозе Гоголя // Лотман Ю. М. О русской литературе. СПб.: «Искусство-СПБ», 1997. С. 621-658.

113. Лотман Ю. М. Блок и народная культура города // Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии. СПб.: «Искусство-СПБ», 1996. С. 653-669.

114. Лучина Е. И. Особенности интерпретации сюжетов древнегреческих мифов в книге Дж. Барта «Химера» // Филологические этюды: Сборник науч. ст. молодых ученых. Саратов, 2000. Вып. 3. С. 89-92.

115. Люсый А. П. Крымский текст в русской литературе. СПб.: Ал-тейя, 2003. —314 с.

116. Магия чисел. М.: ЭКСМО-Пресс, 1998. — 350 с.

117. Марков В. А. Логико-онтологические модели пространства и времени в литературе // Пространство и время в литературе и искусстве. Даугавпилс: ДГПИ, 1984. С. 4-6.

118. Медведева Н. Г. Миф как форма художественной условности: Автореф. дис. . канд. филол. наук (10.01.08). М., 1984. —23 с.

119. Максимов Н. Культовый писатель открылся книголюбам // Смена. 05.09.2001, № 192. С. 3.

120. Маслюков В. Банальность, вывернутая наизнанку // Московская правда — Книга в Москве. 23.08.2000, № 27. С. 5.

121. Межуев Б. В. Владимир Соловьев и Москва: «Крепчайшими цепями прикован я к московским берегам» // Москва и «московский текст» русской культуры. М.: РГГУ, 1998. С. 82-97.

122. Меднис Н. Е. Венеция в русской литературе. Новосибирск: Ново-сиб. ГПУ, 1999. —391 с.

123. Меднис Н. Е. Моление о чаше в романе Юрия Буйды «Ермо» // Литературное произведение: сюжет и мотив. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 1999. С. 221-237.

124. Меднис Н. Е. Ренессансные новеллистические традиции в «итальянских» произведениях Ю. Буйды // Балтийский филологический курьер. 2004, № 4. С. 179-188.

125. Медриш Д. Н. Литература и фольклорная традиция: Вопросы поэтики. Саратов: Издательство Саратовского университета, 1980. — 296 с.

126. Мелетинский Е.М. Аналитическая психология и проблема происхождения архетипических сюжетов // Бессознательное: многообразие видения. Новочеркасск: Агентство «САГУНА», 1994. С. 159-167.

127. Мелетинский Е. М. Время мифическое // Мифы народов мира: Энциклопедия в 2-х т. М.: НИ «Большая российская энциклопедия», 1998. Т. 1.С. 252-253.

128. Мелетинский Е. М. Демиург // Мифы народов мира: Энциклопедия в 2-х т. М.: НИ «Большая российская энциклопедия», 1998. Т. 1. С. 366.

129. Мелетинский Е. М. Культурный герой // Мифы народов мира: Энциклопедия в 2-х т. М.: НИ «Большая российская энциклопедия»,1998. Т. 2. С. 25-28.

130. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2000. — 407 с.

131. Мильдон В. Лазорихиево небо // Независимая газета. 12.11.1997. С. 7.

132. Милюгина Е. Г. Образ универсума в романтическом мифотворчестве // Художественный текст и культура: Материалы и тез. докл. на междунар. конф., 13-16 мая 1999 г. Владимир: Владим. гос. пед. ун-т,1999. Вып. 3. С. 281-285.

133. Мисюк А., Каракина Е. Одесская тема // Одесский вестник. 1993, № 14-15.С. 16-27.

134. Михайлова М. Б. Античный элемент в формировании города Возрождения (Теория и практика) // Античное наследие в культуре Возрождения. М.: Наука, 1984.С. 214-220.

135. Москва в русской и мировой литературе: Сборник статей. М.: «Наследие», 2000. — 304 с.

136. Москва и «московский текст» в русской литературе и фольклоре: Материалы VII Виноградовских чтений. М.: МГПУ, 2004. — 244 с.

137. Москва — Петербург: pro et contra. Диалог культур в истории национального самосознания. СПб.: Изд-во Рус. Христиан, гуманитар, ин-та, 2000. —711 с.

138. МожаеваА. Б. Миф в литературе XX века: структуры и смыслы // Художественные ориентиры зарубежной литературы XX века. М.: ИМЛИ РАН, 2002. С. 305-330.

139. Нагорная Н. А. Мифы и демифологизация истории в романе

140. Д. Липскерова «Сорок лет Чанчжоэ» // Пространство и время в литературном произведении. Ч. 2. Самара: Изд-во Самарского ПГУ, 2001. С. 265-273.

141. Неелов Е. Волшебно-сказочные корни научной фантастики. Л.: Изд-во ЛГУ, 1986.— 198 с.

142. Неклюдов С. Ю. Структура и функция мифа // Мифы и мифология в современной России. Под ред. К.Аймермахера, Ф.Бомсдорфа,

143. Г. Бордюкова. М.: АИРО-ХХ, 2000. С. 17-38.

144. НемзерА. Такая вот буйда // Время МН. 06.11.1998, № 110. С. 7.

145. Немцев В. И. Киев и Рим у М.А. Булгакова // Образ Рима в русской литературе. Самара: Изд-во ООО «Науч.-техн. Центр», 2001. С. 214-220.

146. Нигматуллин И. Китайцы и Фрейд // Литературная газета. 25.09.1996, №39. С. 4.

147. Никитина С. Е. Келья в три окошечка (о пространстве в духовном стихе) // Логический анализ языка: языки пространств. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 348-356.

148. Николаев Д. П. Два пути сатирического переосмысления истории («История одного города» М. Е. Салтыкова-Щедрина и «История государства Российского» А. К. Толстого) // М. Е. Салтыков-Щедрин и русская сатира XVIII-XX веков. М.: Наследие, 1998. С. 114-147.

149. Ницше Ф. О пользе и вреде истории для жизни / Пер. Я. Бермана // Ницше Ф. Соч.: В 2 т. М.: «Мысль», 1990. Т. 1. С. 158-230.

150. Новиков В. Симптомы выздоровления: Летний сезон журнальной прозы // Общая газета. 08.08.1996, № 31. С. 5.

151. Павловский А. А. «Петербургский текст»: задачи исследования // Из истории русской литературы XX в. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2003. С. 56-66.

152. Пелипенко А. А. Городской миф о городе (в эволюции художественного сознания и городского бытия) // Город и искусство: субъекты социокультурного диалога / Составитель Степугина Т. В. М.: Наука, 1996. С. 39-47.

153. Пешков Н. Дмитрий Липскеров: «Быть писателем труднее, чем разгружать вагоны» // Новости Петербурга. 04.09.2001, № 36. С. 6.

154. Подорога В. А. Метафизика ландшафта: Коммуникатив. стратегии в философской культуре XIX-XX вв. М.: Наука, 1993. — 317 с.

155. Подтопельный В. В. Словесный портрет в повести Юрия Буйды «Дон Домино» // Функционирование лексических единиц и грамматических категорий в русском языке. Калининград: Изд-во Калинингр. гос. ун-та, 2004. С. 97-106.

156. Позднякова Н. М. «Снилось красное»: цветообозначения красного тона в книге Ю. Буйды «Прусская невеста» // Структура текста и семантика языковых единиц. Калининград: Изд-во Калинингр. гос. ун-та, 2003. С. 89-107.

157. Постернак Л. Все мы родственники // Город на Цне (Тамбов). 28.11.2001, №48. С. 4.

158. Пробштейн Я. Мотив странствия в поэзии О. Э. Мандельштама, В. В. Хлебникова и И. А. Бродского: Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 2000.—24 с.

159. Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. М.: Лабиринт, 2001. — 143 с.

160. Пророков М. Серая курица, или Восемь тысяч двести лье одиночества: Претендент на премию «Букер» // Эксперт. 29.09.1997. С. 24.

161. Приходъко В. В. Мотив Эроса и Танатоса в романе Д. Липскерова «Последний сон разума» // Филология, журналистика, культурология в парадигме современного научного знания. Ставрополь: Ставроп. кн. изд-во, 2004. Ч. 1.С. 62-64.

162. Прокофьева И. О. Опыт комплексного анализа философской притчи Ю.Буйды «Сон самурая» // Исследования по семантике и прагматике языковых единиц. Уфа: Башкир, гос. пед. ун-т, 2001. С. 144-153.

163. Пятигорский А. М. Мифологические размышления. М.: Языки рус. культуры, 1996. — 279 с.

164. Рассел Б. О восприятии времени // Логос. 2004, № 5 (44). С. 2944.

165. РежабекЕ. Я. Мифомышление (когнитивный анализ). М.: Еди-ториал УРСС, 2003. — 304 с.

166. Ремизова М. Встречи в мифологическом пространстве // Независимая газета. 17.07.1998, № 128. С. 8.

167. Решетников К. Крысы — наше все: Вышел роман Дмитрия Липскерова «Осени не будет никогда» // Газета. 29.09.2004, № 180. С. 15.

168. Ремизова М. О червяках и головастиках // Независимая газета. 22.12.1999, №239. С. 8.

169. Ритм, пространство, время в художественном произведении. Алма-Ата: КазПИ, 1984. — 133 с.

170. Рыкова О. Буйдовщина // Книжное обозрение. 2001, №2. С. 7.

171. Салъмон Л. Петербург, или das Unheimliche: у истоков отрицательного мифа города // Феномен Петербурга. СПб.: «БЛИЦ», 2001. С. 20-33.

172. Самарцева О. ДМБ + Евангелие = «Родичи» // Самарское обозрение. 04.03.2002, №9. С. 5.

173. Секридова Т. Полеты во сне и наяву // Лица. 06.09.2006, № 9. С. 76-80.

174. Секридова Т. Мистификатор // Лица. 08.06.2005, № 6. С. 87-91.

175. Селезнева Е. Цокот козебяки // Алфавит. 15.02.2001, № 7. С. 31.

176. Синдаловский Н. А. Мифология Петербурга: Очерки. СПб.: «Но-ринт», 2002.—448 с.

177. Скоропанова И. С. Русская постмодернистская литература: новая философия, новый язык. СПб.: Невский Простор, 2001. — 416 с.

178. Скороспелова Е. Б. Неомифологизм как средство универсализации // Скороспелова Е. Б. Русская проза XX века: от А. Белого («Петербург») до Б. Пастернака («Доктор Живаго»). М.: ТЕИС, 2003. С. 5273.

179. Славникова О. Да здравствует реализм // Время МН. 14.05.2003, №73. С. 10.

180. Славникова О. Дело о пришествии // Время МН. 04.09.2001, № 157. С. 7.

181. Сорокина Т. В. Карнавальный смех в новеллистике Ю. Буйды // Формы комического в русской литературе XX века. Казань: КГУ, 2004. С. 57-67.

182. Сорокина Т. В. Своеобразие концепции личности в прозе

183. Ю. Буйды // Русская и сопоставительная филология: взгляд молодых. Казань: КГУ, 2003. С. 193-198.

184. Сорокина Т. В. Ценностные пределы личного бытия героев прозы Юрия Буйды // Современная русская литература: Проблемы изучения и преподавания. Пермь: Перм. гос. пед. ун-т, 2003. Ч. 1. С. 101-107.

185. Спивак М. «Немецкое прошлое, русское настоящее.»: Восточ-нопрусский текст Юрия Буйды // На перекрестке культур: русские в Балтийском регионе. Калининград: Изд-во КГУ, 2004. Вып. 7, ч. 1. С. 214-230.

186. Спиваковский П. Е. Символика Вавилонской башни и мирового колодца в эпопее А. И. Солженицына «Красное колесо» // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 2000. № 2. С. 27-39.

187. Спиридонов Д. Липскеров играет в наперстки // НГ-exlibris (приложение к газете Независимая газета). 09.12.2004, № 47. С. 5.

188. Стародубцева Л. В. Поэтика воображаемого города в реальном мире духовных поисков (как цели в историческом действии человека) //

189. Город и искусство: субъекты социокультурного диалога / Составитель Степугина Т. В. М.: Наука, 1996. С. 48-59.

190. Строганова Е. Мирна Элиаде // Элиаде М. Аспекты мифа. М.: Академический проспект, 2001. С. 3-22.

191. Сусид А. Обжитое пространство Дмитрия Липскерова // Вечерний Петербург. 11.04.2002, № 65. С. 3.

192. Тер-Осипъян О. Оптимистичный роман // Самарское обозрение. 04.07.2005, № 27. С. 1,6.

193. Токарев С. А., Мелетинский Е. М. Мифология // Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т. М.: НИ «Большая российская энциклопедия», 1998. Т. 1.С. 11-20.

194. Топоров В. Н. Космогонические мифы // Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т. М.: НИ «Большая российская энциклопедия», 1998. Т. 2. С. 6-9.

195. Топоров В. Н. Древо мировое // Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т. М.: НИ «Большая российская энциклопедия», 1998. Т. 1. С. 398-406.

196. Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.: Издательская группа «Прогресс» — «Культура», 1995. — 624 с.

197. Топоров В. Н. Модель мира (мифопоэтическая) // Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т. М.: НИ «Большая российская энциклопедия», 1998. Т. 2. С. 161-164.

198. Топоров В, Н. Петербургский текст русской литературы: Избранные труды. СПб.: «Искусство — СПБ», 2003. — 616 с.

199. Топоров В. Н. Пространство // Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т. М.: НИ «Большая российская энциклопедия», 1998. Т. 2. С. 340-342.

200. Топоров В. Н. Путь // Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т. М.: НИ «Большая российская энциклопедия», 1998. Т. 2. С. 352-353.

201. Урицкий А. В лабиринте: Проза Юрия Буйды в журнале «Знамя» //Независимая газета. 18.07.2000, № 131. С. 7.

202. Успенский Б. А. Поэтика композиции. СПб.: Азбука, 2000. — 352 с.

203. Успенский В. А. О единстве человеческого рода, или Зачем ставят памятники? // Новый мир. 2005, №1. С. 121-136.

204. Успенский П. Д. Ключ к загадкам мира // Успенский П. Д. TERTIUM ORGANUM «Ключ к загадкам мира». М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2000. С. 5-256.

205. Фадеев С. Студент Михайлов и его родичи // Московская правда — Книга в Москве. 15.01.2002, № 1. С. 5.

206. Франк С. Л. Предмет знания как неизвестное и неданное // Франк С. Л. Сочинения. М.: «Правда», 1990. С. 199-213.

207. Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. М.: «Восточная литература» РАН, 1998. — 798 с.

208. Хайдеггер М, Искусство и пространство // Самосознание европейской культуры XX века. М.: Политиздат, 1991. С. 95-99.

209. Хализев В.Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1999. — 397 с.

210. Хализев В. Е. Мифология XIX-XX веков и литература // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 2002. № 3. С. 7-20.

211. Халитова Н. Е. Венецианская тема в русской литературе: (Пушкин, Мандельштам, Бродский) // Филологические этюды: Сборник науч. ст. молодых ученых. Саратов, 2000. Вып. 3. С. 49-53.

212. Хюбнер Б. Произвольный этос и принудительность эстетики. Минск: Пропилеи, 2000. — 152 с.

213. Хюбнер К. Истина мифа. М.: Республика, 1996. — 448 с.

214. Черных Т. Настоящего писателя пугает только геморрой // Вечерний Петербург. 04.09.2001, № 160. С. 3.

215. Чертов JI. Ф. О пространственной семиотике в России // Человек и город: пространства, формы, смыслы. Екатеринбург: Архитектон, 1998. Т. 2. С. 25-41.

216. Чех А. Символ и миф: к проблеме генезиса // Образ человека в картине мира. Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 2003. С. 58-66.

217. Чечета О. Фолиант: Очевидное невероятное // Тюменский курьер. 11.10.2003, № 100. С. 4.

218. Чечета О. Фолиант: Пожалейте некрасивых людей // Тюменский курьер. 29.05.2004, № 53. С. 4.

219. Шенъе-Жандрон Ж. Сюрреализм. Пер. с фр. С. Дубинина. М.: НЛО, 2000.—416 с.

220. Шигарева Ю. Писатель — ленивая тварь? // Аргументы и факты. 06.02.2002, № 6. С. 9.

221. Шкапская М. Видения влюбленного мальчика // Вечерний Красноярск. 11.03.2005, № 14. С. 29.

222. Шпаков В. Что хорошо для книги рекордов. // Смена. 02.02.2001, № 20. С. 7.

223. Щуплов А. Птичку жалко: Популярный писатель Дмитрий Лип-скеров выпустил в свет новый роман // Российская газета. 20.10.2004, №231. С. 8.

224. Элиаде М. Аспекты мифа. М.: Академический проект, 2001. — 240 с.

225. Юдаева О. Г. Рим в прозе Валерия Брюсова // Образ Рима в русской литературе. Самара: Изд-во ООО «Науч.-техн. Центр», 2001.1. С. 198-205.

226. Юнг К. Г. Душа и миф. Шесть архетипов. М.: ACT, Мн.: Харвест, 2005. —400 с.

227. Юнг К. Г. Психология и поэтическое творчество // Самосознание европейской культуры XX века. М.: Политиздат, 1991. С. 103-118.

228. Юшкова Н. А. Образ единорога в рассказе Ю. Буйды «Чудо и чудовище» // Современная русская литература: Проблемы изучения и преподавания. Пермь: Перм. гос. пед. ун-т, 2003. С. 107-112.

229. Ямполъский М. Беспамятство как исток (Читая Хармса). М.: Новое литературное обозрение, 1998. — 384 с.