Метаязык политической науки: дискурсивная структура политического познания тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 23.00.01, кандидат политических наук Мартьянов, Виктор Сергеевич

• Мартьянов, Виктор Сергеевич
• кандидат политических наук
• 2003

Оглавление диссертации кандидат политических наук Мартьянов, Виктор Сергеевич

Введение .3

Глава первая

Рефлексивная структура дискурса политической науки . 12

1.1. Знаковая и символическая модели метаязыка политической пауки .12

1.2. Исторические дискурсы политики и появление современной" политической пауки.46

Глава вторая

Историческая трансформация метаязыка политической науки . 63

2.1. Методологические модели метаязыка политической иауки: тавтология, парадокс, парратпв . 63

2.2. "Лингвистический поворот" метаязыка политической науки: от идеологии к нарратнву . 94

Глава третья

Метаязыки политической пауки в дискурсе российской политики 110

3.1. Познавательные парадигмы политологических метаязыков:

Россия как объект описания . 110

3.2. Конфликт метаязыков п перспективы развития политической пауки в России . 136

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Метаязык политической науки: дискурсивная структура политического познания»

Актуальность исследования

Проблематизация методологических оснований метаязыка политической науки связана с тем, что после экспоненциального бума отечественной политологии, некритичного усвоения и применения огромного числа теорий, концепций, подходов, выработанных в мировой политической науке, наступил этап "теоретического отрезвления", связанный с рефлексией над самой противоречивой структурой политического знания, над методом и аксиоматическими ценностями политических теорий, их социокультурной и исторической обусловленностью. Все глубже осознается, что не существует позиции: а) универсального наблюдателя, б) объективной и очевидной для всех политической реальности, где политическая теория является ее зеркальным отражением. Оказалось, что политика может конструироваться в представлении, в том числе и как "очевидность", политической теорией. И условия производства политического знания являются детерминантами политических истин.

Современная ситуация мышления в отечественной политической науке связана с возрастающей необходимостью ее аксиоматического самоосмысления. Назрела актуальность переноса акцента познания с политического как объекта, то есть, "что", на самого познающего субъекта, на то, "кто и как" мыслит о политике внутри политической науки. Все более осознается, что метод конституирует объект, описание задает характеристики явления, а "как" детерминирует "что". Таким образом, осуществляется своеобразный поворот от квазинейтрального, бессубъектного описания политических объектов, как применения универсальной теории к частному предмету, к осмыслению: а) самого субъекта описания политики; б) методов описания; в) условий (контекстов) производства политического знания.

Речь идет о знании того, "как и из чего сконструированы" эти политические концепции, какие исторические, культурные, этические контексты и императивы ее породили, как они проявляются в методологическом аппарате теории, в свою очередь классифицирующей политическую реальность определенным образом? Какие контекстуальные задачи решают возникающие в определенные моменты истории политологические методы, что влияет на их "судьбу", то есть, изменения, релевантность, актуальность? Значение этих вопросов особенно возрастает во "времена перемен", когда происходит смена содержательных парадигм, структурно-теоретических моделей, которая с особой отчетливостью обнаруживает методологические дилеммы в фундаменте политической науки, которые призваны поддерживать общий каркас политической теории.

Решение перечисленных выше вопросов становится возможным путем прояснения методологической структуры политической рефлексии с помощью вводимой в диссертации концепции метаязыка политической науки. Последний представляет собой не что иное, как познавательно-аксиологическую метаструктуру политической теории, с помощью которой теоретический субъект способен тематизировать самого себя. Метаязык представляет собой в этом смысле теоретический язык "второго уровня", внутренний язык политической науки. Он обращен не к политике как таковой, но имеет дело в качестве своего означаемого с самой политической теорией. Метаязык политической науки - это методологически выделяемая структура языка, с помощью которого становится возможным говорить о другом языке, то есть языке политической теории. Последняя анализирует политику как объект (реальность), но затрудняется объективировать собственные аксиоматичные представления.

Таким образом, цель данного исследования состоит в выделении метаязыка политической науки как рефлексивной структуры теоретического субъекта, с помощью которой он уясняет самого себя. Метаязык политической науки связан с аксиологическим выбором способа отношений означающего и означаемого в политической теории, закрепляемого в форме знака или символа. Он априорен и трансцендентален, будучи выявляем лишь через прерывание идеологической структуры самореферентного описании политики. Метаязык как комплекс норм, ценностей, представлений определяет историческую аксиоматику научного политологического языка. Историческая трансформация метаязыка (миф, теология, идеология, нарратив и т.п.) влечет изменение актуального типа политической "научности" в ее широком понимании: магического, теологического, экзегетического, идеологического, пострационального и т.д.

Актуализация эпистемологических оснований метаязыка "научного описания" привела к осознанию двойственности и маргинальное™ положения политической науки в ряду общественных и гуманитарных наук, связанную с ее опорой, с одной стороны, на общенаучный код истины и интеллектуальную автономию ученого, с другой - на её конкретно-исторические дискурсы, ангажированные политическим полем властных отношений, социально-экономическими интересами, культурой, волей политических субъектов и т.д.

Речь идет о проблеме самонаблюдения политической науки и осмысления детерминации политического знания отношениями по поводу власти, которые представляет политика. Более того, границы политического, структура и свойства политических феноменов прямо детерминированы априорным выбором теоретического метаязыка описания этого поля и его феноменов. Отрицание такой детерминированности "объективистскими" теориями, изгоняющими и заклинающими все субъективное, ценностное, моральное, ангажированное и т. д., как "бесов" и "идолов", мешающих описывать политическое "как оно есть на самом деле", является не более чем методологическим приемом, призванным разрешить дополнительные околонаучные задачи политологического дискурса, связанного с апологетикой сложившегося идеологического порядка и легитимацией власти.

Объектом исследования является система политического знания как совокупность политических/политологических текстов, включающая в себя и политическую науку. Предметом исследования является метаязык политической науки как методологические и априорно-аксиологические принципы политического знания, рефлексируемые посредством выделения дискурсивной структуры политического познания.

Степень разработанности проблемы

Проблема метаязыка описания и "сконструированности" общества, человека, политики достаточно хорошо разработана в антропологии, социологии и политической философии, однако ее введение в оборот политической науки наталкивается на ряд препятствий теоретического и практического характера. Отчасти невнимание отечественных исследователей к методологическим проблемам вызвано стремлением установить хотя бы минимальный уровень теоретического согласия по поводу основ политической науки, пережившей в новейшей отечественной истории ряд фундаментальных потрясений и смену самой парадигмы политического знания.

Трудность самого подхода к давно назревшей проблеме связана с тем, что отечественная политическая наука восприняла в качестве нормативной позитивистскую англосаксонскую модель, с ее тактикой культурной и моральной нейтральности, эмпиризмом, объективизмом, прогрессизмом, которая затрудняет обращение к теоретическому субъекту и его метаязыку политологического исследования. Поскольку для выхода на метаязык политической науки требуется не просто описание политики в рамках той или иной теоретической парадигмы, но выход на контексты и метод описания, "объективация объективирующего субъекта" (П. Бурдье) и "наблюдение за наблюдателем" (Н. Луман), средства позитивистской модели политологии, метод которой накладывает запрет на обращение к "макротеории" и "метапарадигме", для этого не подходят.

Выход на уровень метаязыка возможен только путем рефлексивного "схватывания" политической науки в целом, что предполагает выход на границы научности политической науки, на то, что их устанавливает. Речь идет о восстановлении "черновика" как контекстуального плана политических парадигм путем возвращения их в исторические и социокультурные контексты, в рамках которых они оформляют образцовую модель политической научности. В качестве методологических ориентиров здесь можно отметить и герменевтический метод Г. Гадамера и деконструкцию Ж. Деррида.

Подобная задача решаема и в рамках политической феноменологии, с ее оппозицией политической теории и трансцендентального"жизненного мира" политики: Ю. Хабермас, А. Шюц, П. Бергер, Т. Лукман и др.

Будучи направлен на политическое в целом, метаязык действительно во многом конструируется "извне", но вовсе не "вне" политической науки. В этом отношении исходным пунктом данной работы была интерпретация классических авторов, внесших свой вклад в познание языковой структуры мышления, взаимосвязи сознания, бытия и языка: М. М. Бахтин, А. Лосев, Э. Кассирер, Г.В.Ф. Гегель, Дж. Пирс, М. Хайдеггер, Л. Витгенштейн, В.Руднев, Ю. Лотман, П. Рикер и др.

Критическая политическая теория, связанная с именами К. Маркса, К. Манхейма, Т. Адорно, М. Хоркхаймера, Г. Маркузе, Э. Фромма и др., пара-доксализируя и негативируя политику, моделируют важные составные аспекты политической теории, о которых умалчивает доминирующий дискурс политической науки, связанный с симулированием и апологией здравого смысла. Немаловажное значение имели работы П. Бурдье, Ю. Л. Качанова, Н. Лумана, посвященные "конструированию" доксического уровня общества и политики.

Особый смысл для данной работы имело различие познавательных структур идеологии и утопии, введенное К. Манхеймом, и переносимое нами на политическое знание в целом. В данном случае утопия является конструктом взрывающим слишком очевидные аксиомы политического поля, что облегчает осмысление онтологических политических истин, связанных с движением истории, изменениями, различиями, контекстами.

Методы структурализма и постструктурализма, связанные с именами Ф. Де Соссюра, Э. Бенвениста, Р. Барта, М. Фуко, К. Леви-Стросса, Ц. Тодорова, С. Ушакина, С. Жижека и др., существенно расширили представления, связанные со способом производства и трансляции научного знания, а также помогли нам выделить модели политологических метаязыков путем перенесения лингвистической методологии на политическую науку. Особое значение для нас имели труды Р. Барта, разработавшего структуру метаязыка как языка "второго порядка", для которого означающие доксического политического языка являются референтом, означаемым, начальным условием политологической саморефлексии.

Немаловажное значение имеют работы авторов, традиционно относимых к постмодернизму, таких как Ж. Деррида, Ж. Бодрийяр, Г. Дебор, Ж.Ф. Лиотар, Ж. Делёз, Ф. Гаттари, Ф. Джемисон, Р. Рорти и др. Их концепции, посвященные "диагнозу современности" и актуальным трансформациям моделей "науки" и "истины", дают определенную методологическую почву для размышлений об эволюции политического знания и трансформации метаязыка политической науки.

Среди отечественных специалистов по истории и методологии политической науки, которые разрабатывают вопросы, в той или иной степени пересекающиеся с проблематикой данной работы, следует отметить работы JT. Е. Бляхера, В. Я. Гельмана, М. В. Ильина, Б. Г. Капустина, А.А. Казанцева, В.А. Гуторова, А.И. Соловьева, Л.Г. Фишмана, Б.Л. Прозорова, С.П. Поцелуева и др.

Среди авторов, содержание и дискурс работ которых использовались для выделения метаязыковых парадигм российской политической науки, можно назвать работы С. Г. Кара-Мурзы, А. С. Панарина, А. Г. Дугина, Л. Гумилева, А. И. Неклесса, А. П. Паршева, В. Кожинова, В. А. Ачкасова, Б.В. Маркова, И.Я. Медведеву, Т.Л. Шишову, В.Л. Иноземцева и мн. др.

Цель и задачи исследования

Цель работы - выявить структуру метаязыка политической науки как метапарадигмальную, методологическую основу политической теории и описать её влияние на ценностно-познавательные парадигмы политического знания.

В соответствии с дайной целью выделяются следующие задачи исследования:

• Рассмотреть двойственность статуса политической науки, связанную со столкновением в ее эпистемологическом дискурсе кодов научного знания и политической власти

• Структурировать на основе языка как трансцендентального объекта, прерывающего самореференцию политического знания, ценностно-методологические модели метаязыка политической науки: знаковую и символическую

• Описать дискурсы исторически сложившихся метаязыков политической науки: тавтологического, парадоксального и нарративного

• Осмыслить ценностно-методологическую обусловленность модели метаязыка политической науки диспозицией познающего субъекта по поводу власти

• Вскрыть причины "методологической жесткости" структуры доминирующего метаязыка политической науки и, соответственно, антисциентистские методологические особенности оппозиционного метаязыка, связанные с восполнением "белых пятен" и конструктивных ущербов доминирующей модели метаязыка политической науки

• Определить ключевые содержательные парадигмы моделей метаязыка политической науки в современном российском политическом дискурсе

• Рассмотреть направление трансформации метаязыка политической науки в ходе актуальной "трансидеологизации" политики

Теоретико-методологическая основа исследования складывается из: а) Структурного анализа, с помощью которого, во-первых, выделяются методологические модели метаязыка политической науки из прамодели языка как такового, во-вторых, описываются содержательные парадигмы политической науки в отечественном политическом универсуме; б) Герменевтического подхода, который предлагает метод для восстановления и истолкования изначальных, контекстуальных, субъективных смыслов, скрытых в "объективированных" политических/политологических текстах; в) Феноменологического подхода, связанного с трансцендентальным конструированием политических феноменов в системе политического знания; г) Сравнительного анализа и интерпретации классических текстов, посвященных языку, власти и теории познания политики.

Научная новизна исследования

• Выделены эпистемологические основания метаязыка политической науки, описаны его ценностно-методологические модели: тавтологическая (с. 7073), парадоксальная (с. 73-83) и нарративная (с. 83-94).

• Установлены и проанализированы структурно-оппозиционные модели метаязыка политической науки: знаковая (с. 28-32) и символическая (с. 3241). Знаковая модель является по своей структуре энкратической (с. 41-42), символическая - акратической (с. 42-46).

• Описана взаимосвязь между "самоочевидностью" политических истин и тавтологическим метаязыком (с. 63-64, 66-67), с одной стороны, и корреляция между непознаваемостью и "герметичностью" политики и критическим метаязыком - с другой (с. 64-65, 67-70).

• Скореллирована взаимосвязь упадка идеологической структуры объяснения политики с "лингвистическим поворотом" политической науки, осмыслением собственного метаязыка, который до того не был ни объектом, ни методологической проблемой (с. 94-109).

• Показано, что господствующий дискурс в политологии априори является самореференцией власти (с. 51-53, 55-58, 60-62), в то время как модель парадоксально-акратического метаязыка политической науки принадлежит структурной оппозиции (с. 58-60).

• Рассмотрены содержательные особенности ключевых парадигм российского политического универсума: модернизационной (с.110-118), цивилизационной (с. 118-132) и парадигмы глобализации (с. 132-136).

Научная апробация работы

Различные аспекты и выводы исследования представлялись автором в виде докладов на научной конференции "Логика толерантности и права" (Екатеринбург, 2001 г.), а также на международной научно-практической конференции "Взаимодействие политической науки с органами государственной власти в формировании политических процессов в Российской Федерации и новых независимых государствах" (Екатеринбург, 2002 г.).

Идеи и содержание исследования отражены в девяти научных публикациях автора, общим объемом 3,5 п.л.

Научно-практическая значимость исследования

Материалы и выводы исследования могут быть использованы в ходе научно-исследовательской деятельности, а также для дальнейшего изучения проблем теории и методологии политической науки.

Структура и объем работы

Диссертация состоит из введения, трех глав, включающих по два параграфа, и заключения. Содержание работы изложено на 160 стандартных страницах. Библиография включает 204 наименования.

Заключение диссертации по теме «Теория политики, история и методология политической науки», Мартьянов, Виктор Сергеевич

Заключение

Обращение к метаязыку политической науки осуществляется путем прерывания самореференции политической теории, путем выхода на метод и метапарадигмальную структуру политического знания, определяющую его "научность" и "истинность". Этот выход позволяет наблюдать тот факт, что политическое знание тяготеет к одной из структурно-антагонистических моделей метаязыка: знаковой или символической, призванных разрешить проблему познания, как способа соотношения означаемого и означающего в пространстве языка как трансцендентального условия мышления. Метаязык имеет характер априорного, нормативного согласия научного сообщества по поводу доминирующей структуры познания политической науки, ее методов и критериев, которые непосредственно вырастают из трансцендентального языка вообще, как условия любой коммуникации, производства, понимания и обмениваемости значениями и смыслами, имеющими интерсубъективный смысл.

Метаязык политической науки - это язык "второго уровня", с помощью которого говорят о другом языке, в роли которого выступает политическая теория, система политического знания. Обращение к метаязыку политической науки как дискурсивной структуре политического познания осуществляется посредством самореференции теоретического субъекта. Метаязык политической науки извлекается из ценностных и методологических аксиом познания политики, к которым отсылает любая политическая теория, если она хочет избежать ложного круга, то есть объяснения одних понятий через другие. Для политической теории таким аксиоматичным основанием, которое не позволяет ей повторяться до бесконечности, служит Язык как таковой, априорно-аксиологическая структура которого задает в дальнейшем структуру метаязыка политической науки. Речь идет о разбивке языка на два структурных принципа, две микромодели, которые определяют собой ценностную и методологическую структуру метаязыка политической науки: знакового или символического. Будучи взаимоисключающими, эти структуры образуют методологическое единство при абстрагировании от политической теории, направленной на объект, то есть политику, и обращении к метаязыку политической науки как таковому. Это методологическое единство связано с логикой принципа дополнительности.

Политику и описывающую ее политическую науку можно рассматривать на следующих уровнях.

1. Политика как система действия. Представляет собой непосредственную политическую практику - "нулевую степень политики". Здесь политический субъект неспособен к саморефлексии и самоосмыслению, будучи связан с политическим как с доксическим - общественным мнением, здравым смыслом и разного рода самоочевидностями. Политики не производят политическую теорию и не осмысляют политическое поле теоретически. Они репродуктивно воспроизводят, "отражают" политическую теорию на основе умножения и повторения. Политическое знание здесь подчинено практическим целям и привлекается лишь вспомогательно-легимимирующим образом, задним числом.

2. Внешний метаязык (метаязык политики) - теоретическое схватывание политики, направленное на политику как объект, связанное с "рецептурным" применением теоретических схем и парадигм, которые сами по себе под вопрос никогда не ставятся. Таково большинство политологических текстов, особенно прикладного характера. В этом смысле "внешний метаязык" методологически ограничен и детерминирован политической властью, то есть идеологичен. Идеологичность состоит в том, что теоретический субъект не способен к самоуяснению и прерыванию своей самореференции, так как это его делегитимирует.

3. Внутренний метаязык (метаязык политической науки) - ориентирован на означающие внешнего метаязыка, саморефлексию политического со-знания, то, как оно конструирует политику в пространстве политического представления. Рефлексия над политикой осуществляется здесь опосредованно, так как предметом рефлексии выступает корпус самих политологических текстов и теорий. Этот метаязык ориентирован на теорию метода и субъекта познания, являясь метаязыком самоописания политической науки. Структура подобного метаязыка предполагает выход на метапарадигму политической науки.

Соответственно, можно выделить следующие модели метаязыка политической науки. "Внешний метаязык" связан с знаково-тавтологической моделью метаязыка, самореференцией власти. Границы политической науки имеют здесь жесткие позитивистские рамки, связанные с универсальностью метода и универсальностью наблюдателя. Исторически этот метаязык связан с приходом политики в идеологическое состояние и интересами Буржуазии, стремившейся свести все возможные политологические дискурсы к универсальности собственного дискурса элиты, отождествлением его с политически всеобщим, окончательным и внеисторическим. Эта апология политической действительности как того, в чем заложено все, что будет и могло бы быть, явно или не явно имеет форму идеологии, по К.Манхейму, играющей на руку существующему в политике статус кво. Границы жизненного мира политики свертываются и отождествляются с границами позитивистского метаязыка, любое высказывание которого становится истинным и непротиворечивым просто потому, что отсутствует внеположный ему контекст, так как текст и контекст тождественны. Поэтому весь язык, весь корпус возможных значений политической истины принадлежит этому метаязыку, с его особой формой сверхрациональности.

Парадоксальный метаязык вырастает как структурно оппозиционный метаязык политической науки, критикующий самоочевидность как начало политической мысли. "Классическая эпистема" расценивается как ущербная форма науки, ориентированная на поиск истины как правильности, тождества разума и реальности. Однако историческая форма этой правильности, ее ангажированность не осознается, поскольку в рамках жесткого нормативизма нельзя задаться вопросом о целях и истоках норм. Парадоксальный метаязык утопичен в том смысле, что взрывает идеологическое политическое бытие и привычки мышления, с точки зрения того, что могло бы быть, как первоначала мысли. И в этом смысле то, что могло бы быть, не содержится в том, что есть.

Но только таким образом, негативируя и пара-доксализируя политическую реальность, можно ее осмыслить. Иначе она овеществит любую попытку самостоятельного мышления, не принадлежащую субъекту власти.

В современной политической науке можно наблюдать "лингвистический поворот", связанный с тенденцией перехода политического знания от идеологической к нарративной форме. Легитимирующий метарассказ, отсылающий к чему-то запредельному, трансцендентному здесь вытесняет "просто рассказ", когда язык из описывающего и отсылающего к чему-то вовне себя становится перформативным, самоподтверждающим. Здесь намечается переориентировка проблем и интереса исследователей с внешнего на внутренний метаязык политической науки. Вдруг осознается, что метаязык не является нейтральным средством познания реальности, но, наоборот, он эту реальность конструирует, подчиняясь воле того, кто владеет языком. Прозрачность языка научного описания в предельно формализованной картине мира, с которой он полностью совпадал, стала исчезать. Язык стал отслаиваться от этой реальности как непрозрачное тело, обладающее своей оптикой, своим углом преломления политической истины. Отсюда структурный кризис знаково-формализованного метаязыка и открытие жизненного мира политики, который всегда шире границ этого метаязыка. Становится интересной не конечная истина о политическом объекте, но то, как он конструируется в представлении. С жесткой сциетистской моделью позитивизма начинает конкурировать антисциентисткая герменевтика, с ее контекстуальностью и релятивизмом, связанная с критикой знаковых теоретических систем мышления, автономизацией означающих и т.д.

В отечественной политической науке предложенная структура метаязыков реализуется, в содержательном плане, в виде ряда легко извлекаемых из корпуса политических и политологических текстов парадигм. Ключевой для структуры тавтологического метаязыка является парадигма модернизации, с ее ценностью транзита от тоталитаризма к демократии и "цивилизованному обществу" путем реформ. Эта парадигма имеет явный "прогрессорский" подтекст, причем "золотой век" в ней не имеет характера утопии. Наоборот, он предельно приземлен и материализован топологически, как бы это ни скрывалось, в виде нормативной политической реальности Запада.

Структура парадоксально-критического метаязыка содержательно реализуется в рамках парадигмы цивилизации. Она имеет "реваншистский" характер и связана с критикой доминирующего транзитологического дискурса. Её утопический проект исходит из того, что могло бы быть, то есть апологетики "своего пути", будь то версия Альтернативного Модерна, которым был СССР, или геополитическое построение Евразийской Цивилизации, которое является историческим предназначением, судьбой России. Наконец, нарративно-символическому метаязыку соответствует парадигма глобализации, ценностная аксиома которой связана с переходом к состоянию Постмодерна, в рамках которого меняется сама природа социальности и политики. Их эффективное конструирование в политической теории связывается с процессами постиндустриализации, информатизации, транснационализации, виртуализации и политическими стратегиями, детерминированными электронными средствами масс-медиа, Интернетом и т.п., оформляющими своего рода электронное публичное пространство, которое, одновременно, и симулирует реальное политическое бытие, и предвосхищает политическую реальность. При этом политическая власть становится анонимной, обезличенной, а линейность массовых коммуникацией, наоборот, сменяется их молекулярностью, адресностью и дифференциацией.

В целом, дальнейшие перспективы решения заявленных в диссертации проблем могут быть связаны с переосмыслением и рефлексией политической науки над своим "внутренним метаязыком", то есть фундаментальными эпистемологическими аксиомами, которые лежат в основе привилегированной политической нормы, методологии получения политических истин. Это переосмысление предполагает существование теоретически значимого субъекта способного сформулировать выходящие за пределы "политической физики" конечные начала, задачи и цели отечественной политической науки как единого целого. Проблема в том, что без аутентичного теоретического субъекта политическая наука способна лишь на технологические заимствования и механическое воплощение принципов "универсальной науки" на примере частного объекта, в который превращается, в таком случае, весь российский политический универсум. Условием идейно самостоятельной российской политической науки, а не "политологии по поводу России", является существование "теоретического субъекта для себя", осознающего свою связь со значимым политическим субъектом внутри отечественного политического поля.

Осознание ангажированности политической мысли историческим пространством политического универсума является способом обретения теоретической субъектности. Методологически это связано с ориентацией на ценностные аксиомы холизма, политическую действительность как процесс, вовлекающий в себя всех наблюдателей, на осмысление метаязыка политической науки, структурирующего саморефлексию теоретического субъекта.

Поэтому конструирование нового политического метаязыка, который синтезировал бы обозначенные Постмодерном политические противоречия и дилеммы, осмысление новых утопических и критических вызовов, затрагивающих политику в целом и трансформирующих эпистему политической науки, освоение неклассических и междисциплинарных методов исследования политической наукой, осмысление политических тенденций "Нового века", - являются актуальными направлениями для дальнейших исследований.

Список литературы диссертационного исследования кандидат политических наук Мартьянов, Виктор Сергеевич, 2003 год

1. Автономова Н. С. Рассудок. Разум. Рациональность. М., 1988

2. Автономова Н. С. Заметки о философском языке: традиции, проблемы,перспективы. // Вопросы философии, 1999 №11

3. Адорно Т., Хоркхаймер М. Диалектика Просвещения: Философскиефрагменты. СПб, 1997

4. Американская социологическая мысль. М.: Изд-во МГУ, 1996

5. Аналитическая философия: становление и развитие. / Сборник переводов подред. А. Ф. Грязнова. М., 1998

6. Андреева Г. М. Социальная психология. М., 1994

7. Арин О. А. Мир без России. М.: Эксмо, 2002

8. Ачкасов В. А. Россия как разрушающееся традиционное общество. // ПОЛИС.2001, №3

9. Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. М.: Прогресс, 1989 Ю.Барт Р. Мифологии. М.: Изд-во имени Сабашниковых, 1996 П.Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худ. Литература, 1975

10. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979

11. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. М., 2000 М.Бенвенист Э. Общая лингвистика. / Под ред. Ю.С. Степанова, пер. с фр. Ю.Н.

12. Караулова. — М.: Прогресс, 1984

13. Бендлер Р., Гриндер Д. Рефрейминг: ориентация личности с помощью речевых стратегий. Перев. с англ. Воронеж: НПО "МОДЭК", 1995. 256 с.

14. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. Перевод Е. Руткевич — М.: «Медиум», 1995. — 323 с.

15. Бодрийар Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. Перевод с французского Н. В. Суслова. Екатеринбург. 2000

16. Бодрийяр Ж. Забыть Фуко. СПб, 2000

17. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М.: Добросвет, 2000

18. Бодрийяр Ж. Система вещей. М., 1995

19. Бродель Ф. Структуры повседневности. Материальная цивилизация, экономика, капитализм. XV-XVIII вв. Т. 1. М.: Прогресс, 1986

20. Бурдье П. Начала. Choses dites. М., 1994

21. Бурдье П. Социология политики. М.: Socio-Logos, 1993.

22. Вебер М. Избранные произведения. М., Прогресс, 1990

23. Вирильо П. Тирания настоящего времени. // Искусство кино, 1996 №1

24. Витгенштейн JI. Философские работы. М.: Гнозис, 1994

25. Власов А. И. Политические манипуляции: История и практика средств массовой информации США. М., 1982

26. Власть: очерки современной политической философии Запада. М., 1989

27. Войтасик Л. Психология политической пропаганды. М., 1981

28. Волошинов В. Н. Марксизм и философия языка. Л.: Прибой, 1930

29. Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М.: Наука, 1988

30. Гаджиев К.С. Политическая наука М.: Международные отношения, 1996

31. Гаджиев К. С. Политическая идеология: концептуальный аспект. // Вопросы философии, 1998 №12

32. Гайденко П. П. Эволюция понятия науки (ХУП-ХУШ вв.). М.: Наука, 1987

33. Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1998

34. Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М.: Прогресс, 1987

35. Гельман В. Я. Постсоветские политические трансформации. Наброски к теории. // ПОЛИС, 2001, № 1.

36. Гельман В. Я. "Столкновение с айсбергом": формирование концептов в изучении российской политики. // ПОЛИС, № 6, 2001

37. Герменевтика и деконструкция / Под ред. Штегмайера В., Франка X., Маркова Б. В. СПб., 1999

38. Глебкин В. В. Ритуал в советской культуре. М.: "Янус-К", 1998

39. Голосов Г. В. Сравнительная политология. Н-к: Изд-во НГУ, 1995

40. Голосовкер Я. Э. Логика мифа. М., 1987

41. Грамши А. Тюремные тетради. М., 1991

42. Гумилев Л. Н. От Руси к России. М., 2002

43. Гуссерль Э. Феноменология.//Логос. 1991, №1.

44. Гуторов В. А. Современная российская идеология как система и политическая реальность. Методологические аспекты. // ПОЛИС, № 3, 2001

45. Дебор Г. Общество спектакля. М., 2000

46. Делёз Ж. Различие и повторение. / Перевод с французского Н. Б. Маньковской, Э. П. Юровской — ТОО ТК «Петрополис», 1998,—384с.

47. Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? СПб.: Алетейя, 1998

48. Делез Ж. Логика смысла., М. Фуко Theatrum philosophicum. Екатеринбург.: Деловая книга, 199851 .Деррида Ж. Письмо и различие. СПб, 2001

49. Доган М., Пеласси Д. Сравнительная политическая социология. / Пер. с англ. -М.: Соц.-полит. журнал, 1994. 272 с.

50. Дьякова Е. Г. Массовая коммуникация и власть. Екатеринбург: УрО РАН, 2002. 280 с.

51. Джохадзе И. Массовое общество и демократический тоталитаризм: свобода без выбора // Логос, 2001. № 5-6

52. Ермаков Ю. А. Манипуляция личностью: смысл, приемы, последствия, Екатеринбург, 1995

53. Жижек С. Возвышенный объект идеологии. М., 1999

54. Захаров А. В. Народные образы власти. // ПОЛИС, 1998, №1

55. Иванов Д. В. Виртуализация общества. СПб.: "Петербургское Востоковедение", 2000. 96 с.

56. Ильин И. П. Постструктурализм, деконструктивизм, постмодернизм, М., 1996

57. Ильин И. П. Речевое воздействие в сфере массовой коммуникации. М., 1990

58. Ильин М. В. Слова и смыслы. Опыт описания ключевых политических понятий. М., 1997

59. Интенциональность и текстуальность. Философская мысль Франции XX века.— Томск: Издательство "Водолей", 1998.— 320 с.

60. Иорданский В. Б. О едином ядре древних цивилизаций. // Вопросы философии, 1998 №12

61. Казанцев А. А. Политическая наука: проблема методологической рефлексии (Обзор круглого стола). // ПОЛИС, № 6, 2001 г.

62. Канетти Э. Масса и власть. М.: Ad Marginem, 1997

63. Капустин Б. Г Посткоммунизм как постсовременность: Российский вариант. // ПОЛИС. 2001, №5

64. Капустин Б. Г. Начало российского либерализма как проблема политической философии. // ПОЛИС. 1994, №5

65. Капустин Б. Г. Современность как предмет политической теории. М. 1998.

66. Капустин Б. Г. Конец "транзитологии"? О теоретическом осмыслении первого посткоммунистического десятилетия. // ПОЛИС, 2001, № 4

67. Кара-Мурза С. Г. Советская цивилизация. В 2-х Т. ЭКСМО-Пресс. 2002

68. Кара-Мурза С. Г. Идеология и мать её наука. М.: Алгоритм, 2002

69. Кара-Мурза С. Г. Манипуляция сознанием. М.: Алгоритм. 2000

70. Кассирер Э. Избранное: опыт о человеке. М.: Гардарика, 1998

71. Кассирер Э. Техника современных политических мифов. // Вестник МГУ, 1990, №2

72. Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество, культура. М., 2000

73. Качалов П. Лакан: заблуждение тех, кто не считает себя обманутыми // Логос, 1992, №3

74. Качанов Ю. Л. Политическая топология: структурирование политической действительности. М., 1995

75. Качанов Ю. Л. Опыты о поле политики. М.: Институт экспериментальной социологии, 1994

76. Качанов Ю.Л. Начало социологии. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.:Алетейя, 1999

77. Киселев К. В. Политический слоган: проблемы семантической политики и коммуникативная техника. Екатеринбург, УрО РАН. 2002

78. Кожинов В. Россия век XX. 1901-1939. М.: Алгоритм-Крымский мост, 1999

79. Кожинов В. Россия век XX. 1939-1964. М.: Алгоритм, 2001

80. Кравченко И. И. Политическая мифология: вечность и современность. // Вопросы философии, 1999 №1

81. Крамник А. В. Социально- психологический механизм политической власти. Л., 1991

82. Кун Т. Структура научных революций. М.: Наука, 1977

83. Курбатов В.И. Социально-политическая аргументация. Р-н-Д., 1991

84. Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. М.:«Медиум», 1995

85. Лакан Ж. Инстанция буквы в полубессознательном или судьба разума после Фрейда. М., 1997

86. Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М., 1995

87. Лебедев М. В. Стабильность языкового значения. М.: Эдиториал УРСС, 1998 91 .Леви-Строс К. Первобытное мышление. М.: Республика, 1994

88. Ледяев В. Г. Власть: концептуальный анализ. // Полис, 2000, №№ 1-2

89. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. Перевод Н. А. Шматко. М.: Институт экспериментальной социологии; Спб.: Алетейя, 1998. 160 с.

90. Лобок А. М. Антропология мифа. Екатеринбург, 1997

91. Лосев А. Ф. Знак. Символ. Миф. Изд-во МГУ, 1982

92. Лосев А. Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976

93. Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991

94. Луман Н. Власть. М.: Праксис, 2001

95. Луман Н. Парадокс и тавтология в самоописаниях современного общества // СОЦИО-ЛОГОС,- М.: Прогресс, 1991,

96. Малиновский Б. Магия, наука и религия. М.: Рефл-бук, 1998

97. Малкей М. Наука и социология знания. М .: Прогресс , 1983

98. Мамардашвили М. К., Пятигорский А. М. Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке. М., Школа "Языки русской культуры", 1997

99. Манхейм К. Диагноз нашего времени. М., 1994

100. Мангейм К. Структурный анализ эпистемологии. РАН ИНИОН; М. 1992

101. Мангейм Дж. Б., Рич Р. К. Политология: методы исследования. М., 1997

102. Маркузе Г. Одномерный человек. М.: REFL-book, 1994

103. Мечковская Н. Б. Социальная лингвистика. М., 1996

104. Мисюров Д. А. Политическая символика: между идеологией и рекламой. // ПОЛИС, 1999, №1

105. Михальская А.К. Русский Сократ: лекции по сравнительно-исторической риторике, М., 1996

106. Московичи С. Век толп. М., 1998

107. Московичи С. Машина, творящая богов. М.: "ПСП+" 1998

108. Мосс М. Общество, обмен, личность. М.: Вост. литература, 1996

109. Мошкин С. В. Политическая реклама. Екатеринбург, 1994

110. Мумонкан. "Застава без ворот". СПб: Евразия, 2000. - 350 с.

111. Назаров М. М. Массовая коммуникация в современном мире: методология анализа и практика исследований. М.: УРСС, 1999

112. Неклесса А. И. A la carte.// ПОЛИС. 2001, № 3

113. Никитин Е. П. От идеологии к методологии.// Вопросы философии. 1998, №10

114. Ницше Ф. Воля к власти. М.: Московское книгоиздателство, 1910

115. Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. М.: Академия, 1999

116. Носов Н. А. Виртуальная реальность. // Вопросы философии, 1999, №10

117. Ноэль-Нойман Э. Общественное мнение: открытие спирали молчания. М.: Прогресс-Академия, 1996

118. Ортега- и Гассет X. Что такое философия? М.: Наука, 1991

119. Ортега- и- Гассет X. Эстетика. Философия культуры. М.: Искусство, 1991

120. От абсолюта свободы к романтике равенства (Из истории политической философии.) М.: ИФРАН. 1994. - 212 с.

121. Панарин А. С. Искушение глобализмом. М.: ЭКСМО-Пресс, 2002

122. Панарин А. С. Глобальное политическое прогнозирование. М.: Алгоритм, 2000

123. Паршев А. П. Почему Россия не Америка. М.: Крымский мост-9Д, Форум. 2002-410 с.

124. Паршев А. П. Почему Америка наступает? М., 2002

125. Паршин А. В. Размышления над теоремой Геделя // Вопросы философии, 2000 №6

126. Петро Н. О концепции политической культуры, или Основная ошибка советологии. // ПОЛИС. 1998 № 4

127. Пиаже Ж. Семиотика. М.: «Радуга», 1983

128. Плотников Н. Критическая теория отдыхает. // Логос, № 3 2001

129. Политология. Энциклопедический словарь.- М., Publisher, 1993

130. Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983

131. Поппер К. Открытое общество и его враги. В 2-х Т. М.: Феникс, 1992

132. Поцелуев С. П. Символическая политика: констелляция понятий дляподхода к проблеме. // Полис, 1999, №5

133. Поэтика и политика. Альманах Российско-французского центра социологии и философии Института социологии РАН. М.: Институт экспериментальной социологии, СПб.: Алетейя, 1999

134. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М.: Прогресс, 1986

135. Проблема человека в западной философии. М.: Прогресс, 1988

136. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. М.: "Лабиринт". 2000. - 336 с.

137. Пшизова С. Н. "Два тела президента". Модели репрезентации власти на пороге третьего тысячелетия. // Полис, 1999 №2

138. Пятигорский А. М. Мифологические размышления. М.: Языки русской культуры, 1996

139. Разворотнева С. В. Старые мифы нового времени // США: ЭПИ, 1995 №5

140. Разворотнева С. В. Язык власти, власть языка // США: ЭПИ, 1993 №3

141. Райх. В. Психология масс и фашизм. СПб.: Университетская книга, 1997

142. Рассел Б. Человеческое познание. Киев, 1997

143. Рациональность как предмет философского исследования. М., ИФРАН, 1995.- 225 с.

144. Рикер П. Конфликт интерпретаций: очерки о герменевтике. М.:Медиум, 1995

145. Рорти Р. Постмодернистский буржуазный либерализм // Логос, 1999 № 9

146. Руднев В.П. Характеры и расстройства личности. Патография и метапсихология. М.: Независимая фирма "Класс", 2002. — 272 с.

147. Руднев В. П. Словарь культуры XX века. Ключевые понятия и тексты. Москва: Издательство "Аграф". 2001

148. Рукавишников, В., Халман, Л., Эстер, П. Политическая культура и социальные изменения. Международные сравнения. М., 1998

149. Соболева М. Е. Возможна ли метафизика в эпоху постмодерна? К концепции трансцендентального прагматизма Карла Отто Апеля. // Вопросы философии. 2002 № 7

150. Современная политическая мифология: содержание и механизмы функционирования^., 1996

151. Соловьев А. И. Политическая идеология: логика исторической эволюции // Полис, 2001 №2

152. Соссюр Ф. де Труды по языкознанию. М., 1997

153. СОЦИО-ЛОГОС. Общество и сферы смысла. Пер. с англ., нем., франц. Москва: Прогресс, 1991. 480 с.

154. Таккер Р. С. Политическая культура и лидерство в Современной России. // США: ЭПИ, 1990 №№ 1-6

155. Теория и жизненный мир человека. М., ИФРАН, 1995. - 206 с.

156. Тернер В. Символ и ритуал. М., 1983161. "Технология власти" (философско-политич. анализ). М., 1995. - 163 с.

157. Тодоров Ц. Теории символа. М.: Дом интеллектуальной книги, 1998

158. Тоффлер Э. Метаморфозы власти. М.: ООО "Издательство ACT", 2002

159. Трессидер Д. Словарь символов. М.: ФАИР-Пресс, 1999

160. Утопия и утопическое мышление: антология зарубежной литературы. Сост., общ. ред. и предисловие В. А. Чаликовой. М.: Прогресс, 1991. - 405 с.

161. Ушакин С. А. Речь как политическое действие. // Полис, 1995 №5

162. Ушакин С. А. После модернизма: власть языка или язык власти. // Общественные науки и современность, 1996 №5

163. Ушакин С. А. Образование как форма власти // Полис, 1993 №5

164. Фишман Л. Г. Фантастика и гражданское общество. Ек-г, УрО РАН. 2002

165. Фохт Б. А. Понятие символической формы и проблема значения в философии языка Э. Кассирера. // Вопросы философии, 1998 №9

166. Фрейд 3. Психология бессознательного. М.: Просвещение, 1990

167. Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1995

168. Фромм Э. Душа человека. М.: Республика, 1992

169. Фромм Э. Иметь или быть? М., Прогресс, 1986

170. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М., 1994

171. Фуко М. Археология знания. Киев: Ника- Центр, 1996

172. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб.: Унив. Книга, 1997

173. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.: Ad Marginem,1999

174. Фуко М. Слова и вещи: Археология гуманитарных наук. СПб.: A-cad., 1994

175. Фуко М. Воля в истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности.

176. Работы разных лет. -М.: Касталь, 1996

177. Фюре Ф. Прошлое одной иллюзии. М.: Ad Marginem, 1998

178. Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. М.: Республика, 1993

179. Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет. М.: Гнозис, 1993

180. Хобсбаум Э. Нации и национализм с 1780 г.: Программа, миф, реальность. СПб.: Алетейя, 1998

181. Хомский Н. Язык и мышление. М.: Изд-во МГУ, 1972

182. Хорни К. Невротическая личность нашего времени. М., 1993

183. Хюбнер К. Истина мифа. М.: Республика, 1996

184. Чалдини Р. Психология влияния. СПб, 1999

185. Человек и его символы. М.; СПб: Серебряные нити, ACT, 1998

186. Чугров С. Идеологемы и внешнеполитическое сознание // МЭиМО, 1993 №2

187. Чудинова И. М. Политические мифы. // Социально-политический журнал, 1996 №6

188. Шиллер Г. Манипуляторы сознанием. М., 1980

189. Шостром Э. Анти-Карнеги, Или человек-манипулятор. М., 1992

190. Шпенглер О. Закат Европы. Новосибирск: ВО "Наука". Сибирская издательская фирма, 1993. -592 с.

191. Штомпка П. Социология социальных изменений. М.: АспектПресс, 1996

192. Щукин В. Г. В мире чудесных упрощений (к феноменологии мифа). // Вопросы философии, 1998 №11

193. Эко У. Отсутствующая структура. СПб.: Петрополис, 1998

194. Юнг К,- Г. Аналитическая психология. СПб, 1994

195. Юнг К.- Г. Архетип и символ. М., 1991

196. Юнг К,- Г. Либидо, его метаморфозы и символы. СПб.: Алетейя, 1994

197. Юнг К,- Г. Один современный миф. О вещах, наблюдаемых в небе. СПб., 1993

198. Якобсон Р. Избранные работы. М.: Прогресс, 1985

199. Якобсон Р. Язык и бессознательное. М., 1996

200. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Республика, 1994-»(> ч. .г ч1. ГО СУ л А V: