Лексикографическая интерпретация лингвокультурных единиц: модель словаря лингвокультурной грамотности: для изучающих русский язык как иностранный/неродной тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.01, кандидат филологических наук Ансимова, Ольга Константиновна

  • Ансимова, Ольга Константиновна
  • кандидат филологических науккандидат филологических наук
  • 2013, Новосибирск
  • Специальность ВАК РФ10.02.01
  • Количество страниц 249
Ансимова, Ольга Константиновна. Лексикографическая интерпретация лингвокультурных единиц: модель словаря лингвокультурной грамотности: для изучающих русский язык как иностранный/неродной: дис. кандидат филологических наук: 10.02.01 - Русский язык. Новосибирск. 2013. 249 с.

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Ансимова, Ольга Константиновна

ОГЛАВЛЕНИЕ

Список сокращений

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. Культурная информация и ее отражение в слове

§ 1. Осмысление проблемы «язык и культура» на разных этапах

ее становления и развития

§ 2. Лингвокультурология как современная область исследования

языка и культуры

§ 3. Отражение культурной информации в языковых единицах

§3.1. Культурная информация в структуре лексического значения

§ 3.2. Типологизация единиц, содержащих культурный компонент

§ 4. Отражение культурной информации в слове: лингвострановедческая

теория слова Е. М. Верещагина, В. Г. Костомарова

§4.1. Фоновые знания в лингвострановедческой теории слова

Е. М. Верещагина и В. Г. Костомарова

§ 4.2. Типологии и классификации фоновых знаний

§ 5. Отражение культурной информации в слове: концепция

«культурной грамотности» Э. Д. Хирша

§5.1. Уровни культурных знаний

§ 5.2. Лексикографическая интерпретация культурного фона в

концепции «культурной грамотности»

§5.3. Фоновые знания в лингвострановедческой теории слова и

культурные знания в концепции «культурной грамотности»

Выводы по 1-ой главе

ГЛАВА 2. Современное состояние лингвокультурографии как отдельной

филиации лексикографии

§ 1. Лингвокультурография как отдельная филиация общей

лексикографии

§1.1. Корпус словарей лингвокультуры

§ 2. Традиции отечественной лексикографии в описании

лингвокультурных единиц

§2.1. Лексикографическое описание лингвокультурных единиц в

отечественных словарях русской лингвокультуры

§2.2. Лексикографическое описание лингвокультурных единиц в

отечественных словарях иных лингвокультур

§ 3. Традиции зарубежной лексикографии в описании

лингвокультурных единиц

§3.1. Лексикографическое описание лингвокультурных единиц в

зарубежных словарях

§ 3.2. Лексикографическое описание лингвокультурных единиц в

«Словаре культурной грамотности» Э. Д. Хирша

§ 4. Типология и классификация словарей лингвокультуры

Выводы по 2-ой главе

ГЛАВА 3. Модель словаря лингвокультурной грамотности

(для изучающих русский язык как иностранный/неродной)

§ 1. Словарь лингвокультурной грамотности как новый тип учебного

словаря лингвокультуры

§1.1 Словарь лингвокультурной грамотности как учебный словарь

§1.2. Пользовательские запросы как инструмент создания словаря

лингвокультурной грамотности

§ 2. Макроструктура словаря лингвокультурной

грамотности

§2.1. Проблема формирования словника словаря лингвокультурной

грамотности

§2.2. Анкетирование как этап формирования словника словаря

лингвокультурной грамотности

§ 2.3. Композиция словаря лингвокультурной грамотности

з

§ 3. Микроструктура словаря лингвокультурной грамотности

§3.1. Образцы словарных статей словаря лингвокультурной

грамотности

Выводы по 3-ей главе

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

БИБЛИОГРАФИЯ

СПИСОК СЛОВАРЕЙ

Приложение 1. Примеры словарных статей словарей

лингвокультуры

Приложение 2. Образцы анкет для носителей языка

и для иностранцев

УСЛОВНЫЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ, ПРИНЯТИЕ В ДИССЕРТАЦИОННОМ ИССЛЕДОВАНИИ

ЛКЕ - лингвокультурная единица СЛК - словарь лингвокультуры

СЛКГ - словарь лингвокультурной грамотности

Рекомендованный список диссертаций по специальности «Русский язык», 10.02.01 шифр ВАК

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Лексикографическая интерпретация лингвокультурных единиц: модель словаря лингвокультурной грамотности: для изучающих русский язык как иностранный/неродной»

ВВЕДЕНИЕ

Теоретическое осмысление проблемы «язык и культура» уже достаточно долгое время находится в центре внимания языковедов и культурологов, а все возрастающий интерес к возможному практическому применению результатов подобных исследований позволяет рассматривать их как направление, актуальное для изучения с позиций разных наук. Проблема «язык и культура» рассматривалась зарубежными (В. фон Гумбольдт, Э. Сепир, Б. Л. Уорф, Й. Л. Вайсгербер) и отечественными исследователями в различных областях знания: в лингвокультурологии (В. В. Воробьев, В. А. Маслова, В. Н. Телия, Е. О. Опарина и др.); лингвострановедении (Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров, Н. Д. Бурвикова, Ю. Е. Прохоров, Г. Д. Томахин и др.); этнолингвистике (Н. И. Толстой, С. М. Толстая и др.); межкультурной коммуникации (С. Г. Тер-Минасова, О. А. Леонтович, Д. Б. Гудков, Т. Г. Грушевицкая, В. Д. Попков, А. П. Садохин и др.); социолингвистике (Н. Б. Мечковская, В. И. Беликов, Л. П. Крысин и др.), в теории текста (М. Н. Кожина, В. Я. Шабес, Н С. Валгина и др.) и др.

Язык аккумулирует культурные знания, и это требует необходимости системного описания этих знаний: «объективная, полная и целостная интерпретация культуры народа требует соответствующего системного подхода в ее описании» [Воробьев 1997: 34]. Как известно, культура не способна к самоорганизации, поэтому фиксация единиц культуры возможна только посредством языка, выступающего в этом случае, как принято говорить, в качестве «зеркала культуры».

Формирование единого культурного пространства посредством словаря, способного выступать в роли такого «зеркала», приобретает особую значимость в рамках межкультурного общения, когда изучающему русский язык иностранцу необходимо преодолеть не только языковой барьер, но и культурный, так как людей в каждой из национальных общностей связывают не только язык, политические институты и законы, но и общие культурные ценности и аллюзии

б

их общего языка, т.е. некие общие знания. Для адекватной коммуникации необходимо владение этими знаниями. По мнению В. Г. Костомарова и Н. Д. Бурвиковой, «коммуникация на новый современный манер требует от ее участников большого количества историко-культурных знаний и навыков облекать эти знания в слово и воспринимать в слове» [Костомаров, Бурвико-ва 2001: 17].

В отечественной лексикографии в свое время был сформирован достаточно большой корпус учебных словарей, содержащих описания лингвокульту-ры России для иностранных учащихся (например, Денисова М. А. Народное образование в СССР (1978); (1983); Чернявская Т. Н. Художественная культура СССР (1984); ЕськовГ. С., Кузнецов В. Г. Советское общество. (1988); Чернявская Т.Н., Борисенко В. И., Вьюнов Ю. А. и др. Лингвострановедческий словарь национальных реалий России (1999) и нек. др.), который недавно пополнился Большим лингвострановедческим словарем «Россия» под общей редакцией Ю. Е. Прохорова (2007).

Создание словарей, содержащих описание различных сторон культуры, зафиксированной в тех или иных языковых единицах, должно вестись, на наш взгляд, в рамках отдельного раздела лексикографической науки - лингвокуль-турографии (термин Н. А. Лукьяновой), необходимого для изучения ее теоретических вопросов и разработки практических проблем.

Высоко оценивая уже существующие словари лингвокультуры, мы вместе с тем полагаем, что они не в полной мере реализуют задачу, актуальную для современного человека: способствовать не только изучению культуры и истории страны изучаемого языка, но и ориентировать пользователя словаря на коммуникацию в условиях межкультурного общения. В качестве такого словаря, лексикографическая интерпретация единиц которого отражает обыденные значения, наиболее актуальные для носителей языка, а также некий комплекс представлений, связанных с этими языковыми единицами, необходим словарь лингвокультурной грамотности, модель которого для изучающих русский язык

7

как иностранный/неродной мы предлагаем в данной работе. Таким образом, актуальность предлагаемого диссертационного исследования обусловлена

• во-первых, необходимостью выделения лингвокультурографии как отдельной филиации общей лексикографии;

• во-вторых, необходимостью разработки теоретических и практических вопросов создания лексикографических продуктов в рамках данной филиации, ориентированных на обеспечение успешности коммуникации в ситуациях межкультурного общения;

• в-третьих, потребностью в создании словаря для изучающих русский язык и русскую культуру, т.е. словаря лингвокультурной грамотности, который отвечал бы всем требованиям (лингвйстическим, лексикографическим и методическим) современной антропоцентрической лексикографии, предъявляемым к словарям подобного рода.

Объект исследования - единицы, содержащие культурный компонент, т.е., лингвокультурные единицы, предмет - параметры их лексикографической интерпретации в словаре лингвокультурной грамотности (для изучающих русский язык как иностранный/неродной).

Цель исследования состоит в разработке модели словаря лингвокультурной грамотности (для изучающих русский язык как иностранный/неродной), ориентированного на обеспечение успешности коммуникации в ситуациях межкультурного общения.

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

1) осуществить систематизацию накопленного в науке знания, связанного с проблемой взаимосвязи языка и культуры;

2) рассмотреть проблемы отражения в слове культурной информации, ти-пологизировать различные лингвокультурные единицы, т.е. единицы, содержащие культурный компонент;

3) обозначить место словарей, описывающих лингвокультурные единицы, в существующих типологиях и классификациях;

4) рассмотреть теорию и практику создания подобных словарей как отдельную филиацию общей лексикографии, предложить ее структурные компоненты;

5) рассмотрев корпус отечественных и зарубежных словарей, описывающих единицы, содержащие культурный компонент; определить лексикографические параметры описания лингвокультурных единиц;

6) предложить типологию и классификацию словарей в рамках лингво-культурографии;

7) установить систему требований (запросов), предъявляемых к словарю лингвокультурной грамотности, с помощью которой разработать макро- и микроструктуру искомого словаря,

8) провести анкетирование для определения состава словника и параметров описания заголовочных единиц;

9) предложить образцы словарных статей словаря лингвокультурной грамотности.

Материалом исследования являются данные отечественных (48) и зарубежных (12) словарей лингвокультуры; а также результаты (реакции информантов), полученные в ходе анкетирования носителей русского языка и иностранцев (1627 анкет).

Методы исследования: описательно-аналитический, наблюдения, анкетирование, количественно-статистический метод (при обработке результатов анкетирования), метод лексикографического конструирования.

Методологической базой исследования являются труды по теории и практике общей лексикографии (Л. В. Щерба, В. В. Виноградов, Ю. Д. Апресян, X. Касарес и др.), учебной лексикографии (В. В. Морковкин, П. Н. Денисов, В. Г. Гак и др.), лингвострановедения (Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров, Ю. Е. Прохоров), лингвокультурологии (В. В. Воробьев, В. А. Маслова, В. И. Карасик, В. В. Красных, Г. Г. Слышкин и др.), межкультурной коммуникации (С. Г. Тер-Минасова, Д. Б. Гудков, Э. Д. Хирш и др.).

Положения, выносимые на защиту:

1. Связь языка и культуры на лексическом уровне выражается наличием в структуре лексического значения лексемы культурного компонента. Единицы, в лексическом значении которых присутствует культурный компонент, обладают лингвокультурной ценностью1, отличной от нуля (например, Митрофанушка, хоровод, квас). Если культурного компонента нет, то лингвокультурная ценность слова равна нулю (например, автомобиль, ваза, карта).

2. В ситуации межкультурного общения единицы, содержащие культурный компонент - лингвокультурные единицы, - представляют собой определенную сложность для иностранцев из-за незнания последними их лингвокультурной ценности, выражающейся в общих (фоновых/культурных) знаниях, а потому нуждаются в адекватном словарном описании.

3. В рамках общей лексикографии существует необходимость выделения лингвокультурографии как отдельной филиации со своим объектом, предмет-том и кругом задач, что обусловлено теоретическими исследованиями в этой области и подкреплено многочисленными лексикографическими произведениями. Таким образом, необходимо признать де-юре то, что уже существует де-факто.

4. Анализ существующих словарей лингвокультуры, описывающих лингвокультурные единицы, а также предложенная их классификация выявили свободное место («менделеевское», по терминологии В. В. Морковкина) в корпусе существующих словарей. Это место должен занять толково-изъяснительный словарь лингвокультурной грамотности, модель которого разработана в настоящем исследовании.

предлагаемый термин «вписывается» в концепцию антропоцентрического подхода к структуре лексического значения В. В. Морковкина (ср. абсолютная, относительная, сочетательная, словообразовательная, контрастив-ная ценности слова [Морковкин 1990], антропоцентрического подхода к описанию лексической системы Г. М. Мандриковой (ср. агнонимическая и таронимическая ценности слова [Мандрикова 2011]).

5. Лексикографическая интерпретация лингвокультурных единиц, макро-и микроструктура словаря лингвокультурной грамотности определяются системой пользовательских запросов, предъявляемых

а) к лингвокультурным единицам как к объекту лексикографирования,

б) к словарю лингвокультурной грамотности как учебному словарю лин-гвокультуры.

6. Словарь лингвокультурной грамотности рассматривается как тип словаря лингвокультуры, в котором в качестве лексикографической интерпретации единиц выступает толкование через обыденное представление о них носителей русского языка и изъяснение их культурного фона, т.е. та информация, владение которой является основой успешной коммуникации.

Научная новизна исследования заключается в том, что в нем предложен новый тип словаря лингвокультуры - словарь лингвокультурной грамотности, разработаны его макро- и микроструктура, а также выявлена эффективная, с точки зрения коммуникации, лексикографическая интерпретация единиц, обладающих лингвокультурной ценностью.

Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что в нем 1) определяются объем, содержание и структура понятия лин-гвокультурографии как филиации общей лексикографии; 2) осуществляется всестороннее рассмотрение концепции «культурной грамотности» Э. Д. Хирша и ее сопоставление с отечественной теорией лингвострановедения как базовых концепций современной лингвокультурографии; 3) предлагается типология и классификация словарей в рамках лингвокультурографии; 4) разработана модель словаря лингвокультурной грамотности и образцы словарных статей. Таким образом, результаты исследования способствуют дальнейшему развитию теории лексикографии в целом и теории лингвокультурографии в частности.

Практическая ценность диссертации состоит в создании модели словаря лингвокультурной грамотности (разработаны его макро- и микроструктура, даны образцы словарных статей). Материалы диссертации могут быть исполь-

11

зованы при чтении вузовских курсов лингвокультурологии, межкультурной коммуникации, лексикографии, а также при создании учебных словарей лин-гвокультуры как для иностранцев, так и для носителей языка. Кроме того, проделанное в работе описание словарей лингвокультуры может быть полезно при создании рекомендаций для преподавателей русского языка как иностранного с точки зрения адекватного выбора и создания учебных материалов на базе лин-гвокультурологической информации описываемого в работе словаря.

Апробация основных положений диссертационного исследования проводилась на Международной научной конференции «Экология русского языка» (Пенза, 2010), научно-методической конференции «Межкультурная коммуникация: лингвистические и лингводидактические аспекты» (Новосибирск, 2010), Международной научно-практической конференции студентов, аспирантов и молоды ученых «Социализация и межкультурная коммуникация в современном мире» (Красноярск, 2011), III Международной научно-практической конференции «Социальные коммуникации и эволюция обществ» (Новосибирск, 2011), VI Международной научно-практической конференции «Актуальные проблемы изучения языка и литературы: стратегии развития языка, литературы, культуры в системе гуманитарного знания» (Абакан, 2011), Международной научно-практической конференции под эгидой Фонда «Русский мир» «В. И. Даль в мировой культуре» (Луганск, 2012), VIII Международной научно-практической конференции «Dny védy - 2012» (Прага, 2012), Международной научно-практической конференции «Актуальные вопросы теории и практики лингвост-рановедческой лексикографии» (Пенза - Решт, 2012).

По теме диссертационного исследования издано 13 научных публикаций, 3 из них (общим объемом 1,7 п. л.) - в списке реферируемых изданий, рекомендованных ВАК.

Структура работы обусловлена задачами исследования: диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии, списка словарей и трех приложений.

Во Введении обосновываются выбор темы и актуальность исследования, формулируются его цель и задачи, обозначаются объект и предмет исследования, характеризуется материал исследования, определяются методы, посредством которых проводилось исследование, а также степень его научной новизны, теоретической и практической значимости, излагаются положения, выносимые на защиту, описывается структура работы.

В первой главе - «Культурная информация и ее отражение в слове» -осмысляется комплекс вопросов, связанных с проблемой взаимодействия языка и культуры (этапы становления данной проблемы, область исследования, единицы описания); рассматриваются концепции, отражающие зависимость успешности коммуникации от владения коммуникантами общими фоновыми/культурными знаниями.

Во второй главе - «Современное состояние лингвокультурографии как отдельной филиации лексикографии» - определяется место словарей лингвокультуры в существующих типологиях и классификациях, предлагается понимание объема, содержания и структуры понятия «лингвокультурография», описывается корпус отечественных и зарубежных словарей лингвокультуры, проводится их анализ, на основе которого предлагается их типология и классификация.

В третьей главе - «Модель словаря лингвокультурной грамотности (для изучающих русский язык как иностранный/неродной)» - рассматриваются основные параметры словаря лингвокультурной грамотности, предлагается система пользовательских запросов к этому словарю, разрабатывается макро- и микроструктура словаря, демонстрируется адекватная, с точки зрения коммуникации в ситуации межкультурного общения, лексикографическая интерпретация единиц, обладающих лингвокультурной ценностью, отличной от нуля, демонстрируются образцы статей словаря лингвокультурной грамотности.

В Заключении формулируются основные итоги диссертационного исследования и намечаются перспективы дальнейшей работы над словарем лин-гвокультурной грамотности.

Приложение I содержит образцы некоторых статей обсуждаемых словарей; в Приложении II находятся образцы анкет, используемых в анкетировании.

Похожие диссертационные работы по специальности «Русский язык», 10.02.01 шифр ВАК

Заключение диссертации по теме «Русский язык», Ансимова, Ольга Константиновна

ВЫВОДЫ ПО 2 ГЛАВЕ

Современный уровень лексикографических работ, посвященных словара ному описанию ЛКЕ, настоятельно требует выделения в составе общей лексикографии отдельной филиации - лингвокультурографии, содержанием которой являются теоретические и практические вопросы создания СЛК (т.е. таких, единицами описания которых выступают ЛКЕ), а также осмысление всей суммы вопросов относящихся к этому проблем. Существование корпуса отечественных и зарубежных СЛК, созданных на основе определенных традиций в описании ЛКЕ, служит прямым доказательством необходимости такого выделения.

Определив корпус отечественных и зарубежных СЛК, мы рассмотрели наиболее значимые из них с тем, чтобы оценить опыт отбора ЛКЕ, а также их лексикографическую интерпретацию.

Анализ словарей русской лингвокультуры выявил несоответствие между типом словаря, описывающего ЛКЕ, характером описываемых в нем заголовочных единиц и их лексикографической интерпретацией, что можно объяснить недавним выделением подобной филиации в рамках общей лексикографии, а также с отсутствием теоретических работ, освещающих подобные проблемы.

Обзор отечественных словарей, посвященных описанию иных лингво-культур, показал, что они обладают, скорее, страноведческой ценностью, нежели лингвострановедческой, поскольку содержат сведения о культуре, этнографии, архитектуре, о животном и растительном мире страны, толкуют понятия, связанные с особенностями ее общественной, политической, экономической и культурной жизни. При этом толкования практически не отражают культурный компонент значения ЗЕ и носят справочно-описательный характер.

Рассмотрение традиций зарубежной лексикографии в описании ЛКЕ позволяет считать, что среди зарубежных СЛК особое место занимает «Словарь культурной грамотности» Э. Д. Хирша, отражающий оригинальную концепцию

115 автора, смысл которой состоит в том, что словарь содержит минимальную информацию о единицах из разных областей научного знания, необходимую и достаточную для коммуникации внутри страны.

Поскольку мы выяснили, что в современной теории лингвокультурогра-фии не существует целостной типологии СЛК, нами была осуществлена их типология и классификация. В качестве основания выделения определенного типа словарей были взяты такие критерии, которые значимы как для словарей вообще (адресат, цель, назначение, способы лексикографической интерпретации единиц словаря), так и для СЛК в частности (тип культурно значимой информации).

Типология выявила «менделеевское» место в корпусе существующих словарей подобного рода, в качестве заполнения которого мы предлагаем новый тип СЛК - словарь лингвокультурной грамотности (СЛКГ).

ГЛАВА 3. МОДЕЛЬ СЛОВАРЯ ЛИНГВОКУЛЬТУРНОЙ ГРАМОТНОСТИ (ДЛЯ ИЗУЧАЮЩИХ РУССКИЙ ЯЗЫК КАК ИНОСТРАННЫЙ/НЕРОДНОЙ) § 1. СЛКГ как новый тип учебного словаря лингвокульутры

Заявив СЛКГ как новый тип СЛК, прежде всего рассмотрим такие понятия, как «лингвокультурная грамотность» и «лингвокультурные знания». Ясно, что здесь прослеживается параллель со «Словарем культурной грамотности» Э. Д. Хирша и предложенными им понятиями «культурная грамотность» и «культурные знания».

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Ансимова, Ольга Константиновна, 2013 год

СПИСОК СЛОВАРЕЙ

1. Австралия и Новая Зеландия. Лингвострановедческий словарь / Под рук. В. В. Ощепковой, А. С. Петриковской. - М.: Рус. яз., 1998. - 216 с.

2. Акишина А. А. Жесты и мимика в русской речи. Лингвострановедческий словарь / А. А. Акишина, X. Кано, Т. Е. Акишина. - М.: Русский язык, 1991.- 144 с.

3. Акуленко В. В. и др. Англо-русский и русско-английский словарь «ложных друзей переводчика» / В. В. Акуленко. - М.: Сов. энц., 1969. - 372 с.

4. Англо-русский лингвострановедческий словарь «Американа» / Americana English-Russian Encyclopedic Dictionary / Под ред. и общ. рук. Г. В. Чернова. - Смоленск: Полиграмма, 1996. - 1185 с.

5. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов / О. С. Ахманова. - М.: Советская энциклопедия, 1966. - 607 с.

6. БайбуринА. Полузабыытые слова и значения: Словарь русской культуры XVIII-XIX вв. / А. Байбурин, Л. Беловинский, Ф. Конт. - СПб: «Европейский дом»: М.: «Знак», 2004. - 684 с.

7. Балакай А. Г. Словарь русского речевого этикета / А. Г. Балакай - М.: АСТ-ПРЕСС, 2001.-672 с.

8. Беловинский Л. В. Российский историко-бытовой словарь: около 4000 слов и понятий / Л. В. Беловинский. - М.: Студия «ТРИТЭ», 1999. - 528 с.

9. Великобритания: лингвострановедческий словарь: Литература. Театр. Кино. Музыка. Танец. Балет. Живопись. Скульптура. Архитектура. Дизайн. СМИ / Сост. Г. Д. Томахин. - М.: ООО «Издательство ACT»: «Издательство Аст-рель», 2001.-336 с.

Ю.Висковатов А. В. Историческое описание одежды и вооружения российских войск с рисунками: в 30 частях / А. В. Висоватов. - СПб.: Военная типография, 1841.- 4.1 - 164 с. [Электронный ресурс].- URL: http://www.raruss.ru/treasure/1134-viscovatov.html (дата обращения

15.07.2012).

П.БрилеваИ. С. Русское культурное пространство: лингвокультурологический словарь / И. С. Брилева, Н. П. Вольская, Д. Б. Гудков, И. В. Захаренко, В. В. Красных. - М.: «Гнозис», 2004. - 318 с.

12.Гамкрелидзе Т. В. Индоевропейский язык и индоевропейцы: Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры / В. В. Иванов, Т. В. Грамкелидзе. - Тбилиси: Издательство Тбилисского Университета, 1984. - 538 с.

13.Готлиб К. Г. М. Немецко-русский и русско-немецкий словарь «ложных друзей переводчика» / К. Г. М. Готлиб. - М.: Русский язык, 1985. - 160 с.

14.Грирорьева A.C. Словарь языка русских жестов / А. С. Грирорьева, Н. В. Григорьев, Г. Е. Крейдлин- М.: Языки рус. культуры; Вена: Венский славистический альманах, 2001. - 254 с.

15.Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. - М.: ТЕРРА, 1994.-Т 1-4.

16.Денисова М. А. Народное образование СССР. Лингвострановедческий словарь / М. А. Денисова / Под ред. Е. М. Верещагина, В. Г. Костомарова. - М.: Рус. яз., 1983.-250 с.

17.Елистратов В. С. Словарь русского арго: материалы 1980-1990 гг.: около 9 000 слов, 3 000 идиоматических выражений/ В. С. Елистратов. - М.: Русские словари, 2000. - 276 с.

18.Елистратов В. С. Язык старой Москвы: лингвоэнциклопедический словарь: около 4000 единиц / В. С. Елистратов. - М.: Русские словари, 1997. - 704 с.

19.Еськов Г. С., Кузнецов В. Г. Советское общество. Лингвострановедческий словарь (для говорящих на французском языке) / Г. С. Еськов, В. Г. Кузнецов. - М.: Рус. яз., 1988. - 533 с.

20.Кирсанова Р. М. Розовая ксандрейка и драдедамовый платок. Костюм - вещь и образ в русской литературе XIX в. / Р. М. Кирсанова. - М.: Книга, 1989. -286 с.

21.Колесников Н. П. Толковый словарь названия женщин: более 7000 единиц / Н. П. Колесников. - М.: «Издательство ACT»: «Издательство Астрель», 2002. - 608 с.

22.Крюков А. А. Израиль сегодня. Страноведческий словарь-справочник / А. А. Крюков. - М.: Муравей - Гайд, 2000. - 272 с.

23.Культура Германии. Лингвострановедческий словарь/Kultur Deutschlands: Realienworterbuch / Ред. Л. Г. Маркина, Е. Н. Муравлева, Н. В. Муравлева. -М.: ACT, Астрель, Хранитель, 2006 - 1184 с.

24.Леонтович. О. А. Жизнь и культура США: лингвострановедческий словарь / О. А. Леонтович, Е. И. Шейгал. - Волгоград - Саратов: Станица-2, 2000. -416 с.

25.Маковский М. М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: образ мира и миры образов / М. М. Маковский. - М.: Гуманитарный издательский центр «Владос», 1996. - 240 с.

26.Маковский М. М. Краткий сравнительно-семасиологический словарь / М. М. Маковский // Удивительный мир слов и значений: иллюзии и парадоксы в лексике и семантике. - М.: Эдиториал УРСС, 2005. - 200 с.

27.Мальцева Д. Г. Германия: страна и язык. Landeskunde durch die Sprache. Лингвострановедческий словарь / Д. Г. Мальцева. - М.: ООО Издательство «Русские словари»: ООО Издательство «Астрель»: «Издательство ACT», 2001.-416 с.

28.Манликов М. X. Ассоциативный словарь русской этнокультуроведческой лексики / М. X. Манликов / Под. ред. Л. А. Шеймана. - Фрунзе: Мектеп, 1989.- 120 с.

29.Маркина Л. Г. Культура Германии: лингвострановедческий словарь: свыше 5000 единиц / Л. Г. Маркина / Под общ. ред. Н. В. Муравлевой. - М.: ACT: Астрель: Хранитель, 2006. - 1181 с.

30.Муравлева Н. В. Австрия: лингвострановедческий словарь / Н. В. Муравлева. - М.: Метатекст, 2003. - 414 с.

31 .Николау Н. Г. Греция. Лингвострановедческий словарь / Н. Г. Николау.-М.:'Едиториал УРСС, 2010. - 288 с.

32.0щепкова В. В., Шустилова И .И. Краткий англо-русский лингвострановедческий словарь: Великобритания, США, Канада, Австралия, Новая Зеландия/ В. В. Ощепкова, И. И. Шустилова. - М.: Русский язык - Медиа, 2000.192 с.

33.По странам изучаемого языка: немецкий язык: справочные материалы для учащихся сред, и ст. классов / Сост. О. Г. Козьмин, О. М. Герасимова. - М.: Просвещение, 2001. - 223 с.

34.Россия. Большой лингвострановедческий словарь / Под общ. ред. Ю. Е. Прохорова. - М.: АСТ-ПРЕСС Книга. - 736 с.

35.Руднев В. П. Словарь культуры XX века / В. П. Руднев. - М.: Аграф, 1999. -384 с.

36.Савваитов П. Описание старинных русских утварей, одежд, ратных доспехов и конского прибора / П. Савваитов. - СПб.: Типография Императорской Академии Наук, 1896.- 218 с. [Электронный ресурс]-URL: http://ntb.dp5 .ru/index.php/-2/l 00418-sawaitov-p-i-opisanie-starinnyx-russkix-utvarej.html (дата обращения 7.07.2012).

37.Скляревская Г. Н. Словарь православной церковной культуры / Г. Н. Скляревская. - СПб.: Наука, 2000. - 270 с.

38.СоважЖ. Парижский словарь московитов (1586) / Ж. Соваж // Ларин Б. А. Три иностранных источника по разговорной речи Московской Руси XVI-XVII веков. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2002. - 683 с.

39.Степанов Ю. С. Константы: словарь русской культуры: опыт исследования / Ю. С. Степанов. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. - 834 с.

40.США: лингвострановедческий словарь: Литература. Театр. Кино. Музыка, танец, балет. Архитектура, живопись, скульптура / Сост. Г. Д. Томахин. -М.: ООО «Издательство ACT»: «Издательство Астрель», 2001. - 272 с.

41.Ткаченко Г. А. Культура Китая: словарь - справочник / Г. А. Ткаченко. - М.: Муравей: Языки стран Африки, 1999. - 383 с.

42.Уль*циферов О. Г. Индия Лингвострановедческий словарь / Ульфице-ров О. Г. - М: Русский язык, - Медиа, 2003. - 584 с.

43.Фелицина В. П. Русские фразеологизмы: лингвострановедческий словарь / В. П. Фелицина, В. М. Мокиенко / Под ред. Е. М. Верещагина, В. Г. Костомарова. - М.: Русский язык, 1990. - 220 с.

44.Фелицина В. П. Русские пословицы, поговорки и крылатые выражения: Лингвострановедческий словарь / В. П. Фелицина, Ю. Е. Прохоров / Под. ред. Е. М. Верещагина, В. Г. Костомарова. - М.: Русский язык, 1988. - 272 с.

45.Фелицина В. П. Русские фразеологизмы. Лингвострановедческий словарь / В. П. Фелицина, Ю. Е. Прохоров / Под ред. Е. М. Верещагина, В. Г. Костомарова. - М.: Русский язык, 1990. - 311 с.

46. Франция. Лингвострановедческий словарь / Под общ. ред. Л. Г. Ведениной. - М.: АСТ-Пресс, 2008. - 976 с.

47.Харченкова Л. И. По одежке встречают... Секреты русского костюма: лингвострановедческий словарь / Л. И. Харченкова. - СПб.: Астра-Люкс, 1994. -106 с.

48.Чернявская Т. Н. Художественная культура СССР: лингвострановедческий словарь / Т. Н. Чернявская / Под ред. Е. М. Верещагина и В. Г. Костомарова. - М.: Рус. яз., 1984. - 360 с.

49.Чернявская Т. Н., Борисенко В. И., Вьюнов Ю. А. и др. Лингвострановедческий словарь национальных реалий России (словник базового уровня) / Т. Н. Чернявская, В. И. Борисенко, Ю. А. Вьюнов. - М.: Гос. ин-т русского языка им. А. С. Пушкина, 1999. - 59 с.

50.Школьный немецко-русский страноведческий словарь. Германия, Австрия, Швейцария / Сост. В. Кузавлев, Т. Александрова. - М.: Дрофа, 2001. - 288 с.

51.Школьный французско-русский страноведческий словарь: Франция / Сост. Е. Я. Гаршина. - М.: Дрофа, 2001. - 320 с.

52.Collins Encyclopaedia of Scotland / Ed: J. Keay, J. Keay. - London: HarperCollins, 1994. -524 p.

53.Dictionnaire alphabétique et analogique de la langue française par P. Robert. Les mots et les associations d'idees. V. 1-6 / Le grand Robert de la langue française Dictionnaire alphabétique et analogique de la langue française / A. Rev. - 1985 -V. 1-9.

54.Grande Larousse de la langue française en six volumes. - Paris: Larousse, 1971 — T. I. - 736 p.

55.Hirsch E. D., Jr., KettJ. F., Trefil J. The New Dictionary of Cultural Literacy / E. D., Jr. Hirsch, J. F. Kett, J. Trefil. - Boston, NY: Houghton Mifflin Company, 2002. - 647 p.

56.Longman Dictionary of the English Language and Culture / Ed. D. Summers. -London: Longman, 2005. - 1620 p.

57.Oxford Encyclopedic English Dictionary / Ed. by A. James, H. Murray. - N. Y.: Oxford University Pres., 2003. - 715 p.

58.The Oxford Dictionary of the World: The Most Up-to-Date Guide to Countries, People, and Places. / Ed. D. Munro. - N. Y.: Oxford University Pres., 1996. -686 p.

59.The Rough Guide to Britain / Ed. R. Andrews, J Brown, R. Humphreis, etc. -N. Y.: RoughGuides, 2006. - 1376 p.

60.Trésor de la langue française. Dictionnaire alphabétique de la langue des XIXe et XXe siècles. 9 vol. / Ed. by P. Imbs. - Paris: Editions du Centre National de la recherche scientifique, 1970. -V 1-9.

Троицкий мост

названия были «переведены» на русский язык. В 1917 г. здесь развернулись главные события Февральской и Октябрьской революций*. В марте 1918 г. у Петрограда был отобран статус столицы и возвращен Москве. В январе 1924 г.. после смерти В.И. Ленина", город был переименован в Ленинград*, в 1991 г. ему возвращено историческое название Санкт-Петербург.

Географическое расположение Петербурга, его история и своеобразие отразились и в образных наименованиях самого города, и в названиях городских объектов. Петербург называют: город па Неве, северная столица, Северная Венеция (имеется в виду обилие в городе набережных, мостов и каналов). Северная Пальмира (по богатству и красоте Петербург сравнивался с древним городом Пальмира в Сирии), город белых ночей", колыбель революции. Самое распространенное название — ставшее крылатым образное выражение окно в Европу (в основе метафоры — цитата из поэмы A.C. Пушкина «Медный всадник», но сам поэт в примечании к поэме указал, что это выражение восходит к «Письмам о России» итальянского писателя Альгароттн). В разговорной речи Петербург часто называют просто Питер. Уже в XIX в. это именование города было распространено в народной среде и связано с такими понятиями, как питерские рабочие,

питерские извозчики, питерские окраины (то есть рабочие окраины), в то время как петербургскими окра и на» и называли острова с богатыми летними дачами (см. дача*).

Центральной улицей города является Невский проспект (от названия реки Невы). Многие старые улицы, как и в других европейских и русских городах, носят названия, связанные с ремеслами: Шпалерная названа по находившейся на ней в XIX в. Шпалерной мануфактуре. Галерная — но Галерной верфи, Большая Монетная — по названию Монетного двора; Миллионная улица получила такое название потому, что была застроена дорогими каменными домами. Названия набережная Фонтанки и река Фонтанка связаны со строительством фонтанов Летнего сада, для которых брали воду из этой реки. Во второй половине XIX в. некоторые улицы, расположенные близко одна к другой, получали названия но определенной тематике: например, улицы и одной части города названы по городам Полтавской губернии (Кременчугская, Мирго}юдская, Полтавская, Роменская), в другой — по городам западных губерний тогдашней России (Рижский проспект, Витебская улица). Одна из красивейших улиц города носит имя архитектора К,И. Росси. Только в Петербурге есть такие названия городских объектов.

Невский проспект

Летний сад

как канал (Адмиралтейский канал, Лебяжий канал), Зимняя канавка (русифицированное обозначение маленького канала — «канавки*-, названного по находящемуся рядом Зимнему дворцу), остров (Аптекарский остров. Петровский остров, Заячий остров), линия (линии Васильевского острова, Александровская линия), причем это название носит каждая из двух сторон улицы.

Городские названия хранят память о именовании города в разные исторические периоды: один из районов называется Петроградская сторона, одна из крупнейших киностудий страны, созданная в годы, когда город назывался Ленинград, называется — «Ленфильм». (Ленинградскими называются также проспект и вокзал в Москве.)

Образ Петербурга — одна из основных тем русского искусства и литературы. Начатая строками A.C. Пушкина в поэме «Медный всадник»-:

Прошло сто лет. и юный грас), Полнощных стран краса и диво, Из тьмы лесов, из топи блат Вознесся пышно, горделиво... По оживленным берегам Громады стройные теснятся Дворцов и башен; корабли

Толпой со всех концов земли К богатым пристаням стремятся; В гранит оделася Нева; Мосты повисли над водами; Темно-зелеными садами Ее покрылись острова... —

тема Петербурга развивается в таких образцах русской литературной классики, как «История села Горюхи на« и «Евгений Онегин» A.C. Пушкина; «Нос», «Портрет», «Записки сумасшедшего», «Невский проспект», «Шинель», «Мёртвые души»* Н.В. Гоголя*; стихотворения «Сумерки», «Вчерашний день часу в шестом...». «У парадного подъезда» H.A. Некрасова; «Белые ночи», «Преступление и наказание»* Ф.М.Достоевского*; поэмы «Возмездие» и «Двенадцать» A.A. Блока, роман «Петербург» А. Белого и роман «Дар» В.В. Набокова, а также в лирике A.A. Ахматовой («Летний сад», «Годовщину последнюю празднуй», «Как люблю, как любила глядеть я...»), О.Э. Мандельштама («Адмиралтейство», «Петербургские строфы». «Ленинград»), H. A. Бродского («Шествие», «Ни страны, ни погоста не хочу выбирать...»).

Среди самых известных музыкальных произведений, посвященных Петербургу. — «Вечерняя песня» В.П. Соловьева-Седого на слова АД. Чур-

Улица Зодчего К.И. Росси

и (2) — это одно предложение, с глубинным подлежащим (агентом) — мальчиком и глубинным объектом (пациенсом) — мороженым. Предложения (1) и (2) — поверхностные варианты глубинной структуры. (1) — так называемая активная конструкция — является фундаментальной. Переход от (1) к (2) называется пассивной трансформацией. Трансформаций может быть много — около десяти, например негативная:

(3) Мальчик не ест мороженого — Неверно, что мальчик ест мороженое;

или номинативная (то есть трансформирующая предложение из предикативного в номинативное, назывное):

(4) Мальчик, который ест мороженое.

Трансформационный анализ Хомского напоминает то, что делали в духе строгого контрапункта в серийной музыке начала XX в. (см. додекафония).

А теперь расскажем о генеративной семантике; разберем самую простую и хронологически первую ее модель Дж. Каца и Дж. Фодора. Она называется моделью семантических составляющих, или маркеров. Эта модель строит дерево, подобное тому, которое строил Хом-ский для синтаксиса предложения. Теперь оно строится для семантики многозначного слова. Рассмотрим хрестоматийный пример. Анализ слова bachelor, которое в английском языке имеет четыре значения: 1) бакалавр; 2) холостяк; 3) девушка (незамужняя дама) и 4) бычок. Модель Каца—Фодора основывается на том, что слово обладает дифференциальными семантическими признаками подобно тому, как ими обладает фонема (см. фонология). И эти признаки, так же как фонологические, строятся в виде бинарных оппозиций (см.).

В данном случае это пять признаков:

1. одушевленный / неодушевленный

2. человек / нечеловек

3. мужской / немужской

4.'обладающий / не обладающий ученой степенью

5. замужний / незамужний (женатый / неженатый) (в английском языке это одно слово married).

Ясно, что bachelor в значении "бычок" представляет собой сочетание признаков "одушевленный, нечеловек", a bachelor в значении "девушка-бакалавр" — "одушевленный, человек, немужской, обладающий степенью, незамужний". Эта сеть значений слова может быть представлена графически в виде дерева семантических составляющих:

bachelor

• одушевленный

человек нечеловек "бычок"

мужской

немужской

обладающий не обладающий обладающий не обладающий степенью степенью степенью степенью

"бакалавр"

"бакалавр"

женатый, неженатый женатый, неженатый

"холостяк"

"холостяк"

замужний незамужни»

"девушка"

замужнии незамужеин "девушка"

Генеративные модели в 1950—1970 гг. строились и в области фонологии, и в применении к системе стиха (метрике). Однако в качестве господствующей лингвистической теории Г. л. осталась только в США. В Европе ее вытеснили более мягкие и ориентированные на прагматику, то есть на живую человеческую коммуникацию, модели (см. теория речевых актов, логическая семантика).

Лит.:

Хомский Я. Синтаксические структуры // Новое в лингвистике. — М., 1962. — Вып. 2.

Кац Дж„ Фодор Дж. Структура семантической теории // Там же. — М., 1980. — Вып. 10: Семантика. Апресян Ю.Д. Идеи и методы современной структурной лингвистики. — М., 1966.

Буратино // Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. — М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. - С. 699-712.

[БУРАТИНО. — Кто в России теперь не знает веселого деревянного человечка с длинным носом — Буратино! Его любят и дети и взрослые, которые еще недавно, в детстве, были детьми. Едва ли не в каждой семье есть, почти ее член, кукла Буратино, или шоколадка <Буратино»' или бутылочки сладкой детской воды «Буратино», или конфеты, вафли, жевательная резинка «Буратино», Все постоянно смотрят мультфильмы, чмультики», про Буратино, спектакли про Буратино... Буратино — не просто кукла, — это концепт русской культуры на» шего времени.

У новой кукольной «звезды* куклы Барби мало ассоциаций и нет истории (хотя она, видимо, вот-вот начнется). Буратино окутан ассоциациями, и у него есть история.

Русский Буратино сошел к нам в жизнь в 1935 г. со страниц веселой детской повести Алексея Николаевича Толстого (1883-1945) «Золотой ключик, или Приключения Буратино»-. Впервые она печаталась номер за номером в газете «Пионерская правда», и ее читали вслух повсюду — в школах, во дворах на бревнышках, в семьях после работы... Но сначала Буратино назывался Пиноккио, и возник он в суете и убожестве русской жизни 1930 гг.

8 марта 1935 г. из Москвы Толстой писал жене в Ленинград:

«...Сегодня в Горках читаю оперу Ворошилову (вместе с Шапориным). Пиноккио читал там же 6-го. Очень понравилось. Там была Марья Игнатьевна (10-го она уезжает обратно). Она берет Пиноккио для Англии, рисунки будет делать Славка.

Славка передаст для Никиты черное кожаное пальто на меху. Кожа очень хорошая. Его можно будет отдать портному — переделать по-ладнее. Халатов тоже заказал для Никиты кожаное пальто коричневое. Дня через три получу...» (Письма А.Н.Толстого к Н.В.Крандиевской. Публикация В.Грекова. — «Минувшее. Историч. альманах». М.: Прогресс. Феникс. Вып. 3, 1991, с. 303).

Не говорю об обстановке, но какие персонажи присутствовали при рождении Пиноккио-Буратино!

Климент Ефремович Ворошилов — герой Гражданской войны, Нарком обороны, в скором после того будущем член «троек», которые будут подписывать расстрельнме списки, списки на расстрел без суда.

Юрий Александрович Шапорин — композитор; опера, о которой идет речь, — «Декабристы», Шапорин — автор музыки, Толстой — автор либретто.

Мария Игнатьевна Будберг — выдающаяся личность и международная авантюристка высокого класса; урожденная Закревская, в первом браке Беихендорф, баронесса по второму браку, секретарь * «интимный секретарь» Горького (ей посвящен роман «Жизнь Клина Самгн на»), по-видимому, тайная сотрудница Дзержинского; после того как Горький окончательно вернулся в СССР, осталась за границей; в 1933-46 гг. секретарь и «невенчанная жена» английского писателя Герберта Уэллса; обладательница секретного архива Горького.

Халатов Арташес (Артемий) Багратович — председатель правления Госиздата, член В ЦИК и ЦИК СССР, позже расстрелян.

«Славка» — Малаховский Бронислав Брониславович, архитектор и художник, первый иллюстратор «Буратино» в России; в 1937 г. арестовав и погиб в концлагере.

«Горки», место действия, — подмосковное местечко Горки, дача А.М.Горького.

У Буратино итальянское прошлое. А.Н.Толстой переделал повесть для детей итальянского писателя Карло Коллоди «Приключения Пиноккио, история куклы из кукольного театра» (1880 г.) (Carlo Collodi <Le avventure di Pinocchio, storia di un burattino»; в настоящее время имеется рус. изд.: Карло Коллоди. Приключения Пиноккио. Пер. с ит. Э.Казакевича. М.: Изд.-пронзв. Центр СП «Ваэар-Ферро», 1993). В повести Коллоди перемешаны образы его фантазии (подчас довольно мрачные и грубые), живописные картины реальной итальянской жизни н мотивы итальянских народных сказок и верований. По этому последнему компоненту образ Пиноккио-Буратино привязан к глубинным мотивам европейской культуры, и мы можем теперь говорить о «концепте Буратино» как о всяком другом культурном концепте. Но только предметом нашего анализа будут не этимологии слов и не определения понятий, записанные в некоторых текстах, а именно мотивы — предмет в большей степени гипотетический. И сказанное ниже представляет, собой некоторые гипотезы об образе и концепте 'Буратино'. Но в этом и состоит цель анализа — уловить нити — местами явные, местами лишь угадываемые, местами почти ускользающие — которые связывают нашего домашнего Буратино с седой европейской стариной. Эти нити — мотивы.

Главный мотив — это, конечно, деревянная кукла, притом кукла, которая представляет в театре, марионетка; но кукла оживает—и это уже мотив искусственного человечка или даже просто искусственного человека; и, наконец, эта ожившая кукла — не кто-нибудь, не чудовище и не прекрасная Галатея Пигмалиона, а озорной мальчишка, и это третий мотив — приключения мальчика. Все три мотива живут в мировой культуре порознь и в тех или иных сочетаниях с другими. Но в данном сочетании — они единственны, и это и есть — 'Буратино'.

Способ обращения с мотивами при анализе — метод. Мы должны сделать здесь это отступление, чтобы был поня-

тен дальнейший ход рассуждения С мотивами мы будем обращаться так, как лингвисты оперируют с фонетическими единицами языка. Если какой-либо мотив встречается по отдельности, без сцепления с другим мотивом, то он — самостоятельный мотив (в фонологии так определяется самостоятельный, независимый признак фонемы) В противном случае, мотив — несамостоятельный, зависимый, и, следовательно, в этом случае нужно искать то более общее целое, которому принадлежит данный мотив как его проявление (в фонологии этому соответствует позиционный признак фонемы, т е признак, который появляется у фонемы в речевой цепи по причине ее соседства и зависимости от соседней фонемы) В нашем примере «деревянная кукла*, «искусственный человек* и «приключения мальчика», конечно, — три независимых мотива, каждый из них может мыслиться вне связи с другими, и, действительно, в таком независимом виде является сюжетом многих произведений в мировой литературе

Но что сказать о двух признаках внутри мотива «деревянная кукла»? Является ли этот мотив неразложимым или это сочетание двух более простых мотивов — «дерево» и «кукла»? Мы опять-таки должны посмотреть, не существуют ли эти предполагаемые более простыми мотивы в независимой форме. Действительно, существуют. «Кукла», точнее, «изделие человеческих рук, имеющее форму человека», может мыслиться в самом разном материале — дереве, глине, соломе, ткани (тряпках, ср. «тряпичная кукла»), мраморе (в мифе о Пигмалионе), даже в железе (такое изделие, например, приписывает средневековая легенда немецкому ученому и теологу Альберту Великому [ок. 11931280}). Итак, мотив «кукла» не зависит от мотива «дерево». Но этот последний является ли независимым, т е именно мотивом'' Или только сопутствующим признаком других мотивов9 Да, это мотив самостоятельный во множестве известны сюжеты, где в дереве, кусте, тростнике, вообще — в крупном растении заключена живая душа, душа человека Один из ближайших к нам примеров — стихотворение Лермонтова «Тростник* (1832).

Сидел рыбак веселый

На берегу реки, И перед ним по ветру • Качались тростники

Сухой тростник он срезал И скважины проткнул, Одкк конец зажал он,

В другой конец подул И будто оживленный

Тростник затоварил — То голос человека

И голос ветра был И лея тростннх печально «Оставь, оставь меня, Рыбак, рыбак прекрасный.

Терзаешь ты меня1 И я была девицей,

Красавицей была, У мачехи в темнице Я некогда цвела.

Дальше рассказывается, как родной сын мачехи убил девицу-красавицу:

... И здесь кон труп зарыл он

На берегу крутом, И над моей могилой

Взошел тростник большой, И в нем живут печали Души моей младой...»

Итак, котив «деревянной куклы» должен быть разделен на два самостоятельных мотива «дерево, в котором живет душа человека» и «кукла*.

Обратимся теперь к мотиву «приключения мальчика». Мотив этот совершенно своеобразный, так как под ним следует понимать такие приключения, которые не могут произойти ни со взрослым мужчиной, ни с женщиной, ни с девочкой, а именно и только с мальчишкой — в силу особого мальчишьего характера: непоседливости, озорства, предприимчивости, необдуманности поступков и т. п. Таким образом, это мотив неделимый.

Итак, перед нами для дальнейшего анализа — четыре мотива, четыре компонента концепта 'Буратино': «Кукла», «Живое дерево с душой человека», «Искусственный человек», «Приключения мальчика», или, точнее «Мальчик, с которым в силу его характера происходят приключения ».

Сам же мотив иы определим следующим образом: мотив — это то, что может быть выражено сочетанием слов без предиката, выражено наименованием, как ответ на вопрос «Что это такое?». Если же имеется предикат, как ответ на вопрос «Что происходит?», то это уже не мотив, а сюжет. «Кукла» — мотив. «Из полена получается кукла» -сюжет.

Мотив «Кукла». Кукла как изготовленное подобие живого человека изначально связана с различными ритуалами, прежде всего с вотивами. Этот обряд известен нам лучше всего из архаической культуры Греции и Рима. К началу исторического периода (т. е. письменной истории) в этом культурном ареале Европы уже не существовало человеческих жертвоприношений богам, они сменились вотивами, т. е. приношениями даров. Эта замена основана на особом принципе, действующем в истории культуры, на так называемом «ритуальном обмане»: вместо самого человека в дар богу приносится его изображение, изображение излеченного органа тела («часть вместо целого»), плоды, мясо молодых животных и т. д. Самая сильная форма вотква — посвящение богу самого человека, при оставлении его живым, это обозначалось латинским словом devotio, -onis «1. обет богам, 2. богоугодный образ жизни», откуда затем совр. фр. dévotion «набожность, богоугодный образ жизни», исп. devoción «то же» и т. д. Вместе с тем древнее латинское devotio — это прообраз будущего христианского монашества

(см. подробнее: Н.Брюллова-Шаскольская, Вотивы. — «Новый энцик-лопед. сл.» Брокгауз —Ефрон, 1911-1916, т. 11, столб. 794-7). Более слабая форма вотнва — подношение богу изображения, статуетки человека или барельефа, т. е., в сущности, «куклыСамо такое изображение называлось по-латыни simulacrum «подобие», и это же слово означало «статуя», «призрак», «сновидение» с оттенком «обман чувств».

Куклы участвовали также в воспитании детей, главным образом девочек. Пережиток этой стадии до сих пор мы находим в русской игре девочек «дочки-матери», в которой также используются куклы, символизирующие «дочек». В латынн одно и то же слово означало и «девочку» и «куклрг» — pupa, от которого происходит совр. нем. die Puppe и фр. 1а роцрее «кукла».

Чисто игровые куклы также засвидетельствованы очень рано, в Египте уже ок. 1900 г. до н. з. существовали деревянные куклы со складными ручками и ножками, — как у будущего Буратино (немецкие ученые даже называют их специальным термином Gelenkpuppen «куклы с суставчиками»).

Первое имя Буратино, которое дал ему Коллоди, — это Пиноккио, ht. Pinôcchio. То же слово означает в итальянском «кедровый орешек». Таким образом, это имя прямо связывает куклу с полешком — кедровым или сосновым. Коллоди обращался с этим словом как с обычным именем существительным, изменяя его по родам и числам. «Какое имя я дам ему? — задумался Джепегго. — Назову-ка его Пиноккио. Это имя принесет ему счастье. Когда-то я знал целую семью Пинокки: отца звали Пиноккио, мать — Пиноккня. детей Пинокки, и все чувствовали себя отлично. Самый богатый из них кормился подаянием» (гл. III).

Но в заголовке книги Коллодио есть и другое имя — un burattino, буратино. Это — не собственное имя, а слово, означающее «марионетку» в театре кукол, не обязательно деревянную. Когда А.Н.Толстой взял это слово в качестве собственного имени своей куклы, он несколь» ко сместил акценты. Но откуда происходит само слово il burattino в итальянском? Предполагают, что оно связано с названием грубой, редкой (т. е. неплотной) шерстяной ткани, panno buratto, которая существовала со сходным наименованием еще в Древнем Риме. Из этой грубой ткани делались чучела для тренировок солдат (figura da bersaglio букв, «фигура-мишень»); такое чучело изображало врага, часто саррацина, в левой руке у него был щит, а в правой копье или дубина; если нападающий солдат промахивался и не попадал чучелу прямо в грудь, фигура поворачивалась на вертикальной оси и ударяла атакующего дубиной (см.: Angélico Prati. Vocabolario etimol. italiano. Torino: Garzanti, 1951, p. 183).

Здесь явно проступают ассоциации с «коммедиа дель'арте», в которой тумаки и удары дубинкой — постоянный компонент действа.

Однако все авторы этимологии отмечают, что это итальянское слово, возможно, имеет и другое происхождение, или, во всяком случае, несколько различных источников. Для нашей цели важно подчеркнуть, что здесь всюду витают ассоциации с цветом — «буро-коричневым». Сама шерстяная ткан», о которой идет речь, имела эту окраску. В ла-

тыки эта ткань называлась несколько отличным (фонетически) словом — burra, а оно в свою очередь было связано с прилагательным burrus. «рыжий», у последнего была и другая форма — birrus, отраженная в ht. birro «серо-коричневый», «бурый» (Ernout—Meiílet. Diction, étymol. de la langue latine, 1967, p. 78). Ассоциации с этим цветом проступят, как мы полагаем, в нашем четвертом мотиве (см. ниже).

Мотив «Живое дерево» отмечен у многих индоевропейских народов. Особенно яркую форму он приобрел у древних кельтов, у которых существовал культ деревьев как живых существ. То же имело место и в обычаях древних литовцев. У литовцев до сих пор оструганные стволы деревьев, увенчанные изображением человеческого лица, служат вотивами (на так называемых «Голгофах», кальвариях, во многих местах Литвы), а также печальными памятниками погибшим, — так, например, в местах массовых казней мирных людей гитлеровцами и коммунистами (в деревне Пйрчупис, в местечке Анйкшчай и др.).

Нередко человеческая фигура мыслится как бы заключенной в стволе дерева, и когда папа Карло в «Приключениях Буратино» (и также у Коллоди) обтачивает полено, то он просто «вызволяет» человечка из полена. Это очень похоже на то, как представлял свою работу знаменитый французский скульптор Огюст Родэн (1840-1917): он как бы заранее видел будущую статую целиком в глыбе мрамора, — «Я просто удаляю все лишнее».

Можно сказать также, что здесь перед нами еще один, более общий мотив *— мотив «вызволения души, сути из природного явления». Это же и вечный мотив мучений художника (см. далее Быть, Существовать /в мире, в искусстве, в языке/). Можно сказать также, что здесь пе-,ред нами внутренняя, ментальная изоглосса культуры (см. Культура,)

Мотив «Искусственный человек» проходит в сотнях произведений мировой литературы, начиная с Гесиода, который пересказывает миф о том, как красавицу Пандору создали по приказу Зевса в кузнице бога Гефеста и выпустили в мир на погибель Прометею, Чудовища Голем, Франкенштейн и т. п. — продолжения той же линии. Ближайшие к нам примеры — балет Делиба «Коппелия» на мотив Э.Т.А.Гофмана, где мастер Коппелий (Коппелиус) создает себе дочку-куклу Коппелию, а также сказочная повесть Ю.Олеши «Три толстяка», в которой фигурируют одновременно живая девочка Суок и ее механическое подобие — кукла.

Мотив искусственного человека в своем этическом звучании раздваивается: кукла становится то чудовищем-убийцей, то — в другой линии — помощником одинокому человеку, чаще всего одинокому старику-мастеру. Именно эту линию выбрали Коллоди и Толстой.

Мотив «Мальчик, с которым постоянно случаются приключения». Этот мотив в мировой культуре тесно соединен с другим — с мотивом о царском сыне или вообще мальчике знатного происхождения, который был брошен на погибель, но затем спасен каким-либо бедным человеком, пастухом и т. п., или животным — волком, волчицей, медведем и т. л. Собственно говоря, только с таким мальчиком и могут — по преде 1,41 чениям всех таких древних

мифов — происходить достойные упоминания приключения. Конечно, в литературе нового времени «мальчик с приключениями» — вовсе не обязательно царский или королевский сын (таков, например, Оливер Твист у Диккенса), но в древних мифах дело обстоит именно так. На-помнирт, что с таким мотивом связывал Зигмунд Фрейд и происхождение «первоучителя веры еврейского народа» Моисея (см. его последнюю работу «Человек по имени Моисей и монотеистическая религия», М.: Наука, 1993). По Фрейду, Моисей был египтянином, и его имя — просто египетское слово mose, означающее «ребенок», оно часто встречается в виде второго компонента в именах египетских фараонов — Амон-мозе, т. е. «Амон-сын», Птах-мозе — «Птах-сын», Ра-мо-зе — Рамзес, и т. д.

Изложим теперь нашу гипотезу, касающуюся Буратино. По нашей гипотезе, в концепте Буратино, так же, как и в ero имени, скрестились два мотива: 1) исконные итальянские представления об особой кукле, — см. выше, и 2) идущая с Востока легенда о мальчике по имени Бурта-Чино.

В читаемой у нас обычно литературе эту легенду упоминает Э.Б.Танлор (1832-1917), известный английский исследователь первобытных культур, в своей книге «Первобытная культура» (1871 г., рус. пер.; «Первобытная культура», М.: Изд. полит. литер., 1989, с. 127), в контексте названного нами выше мифа. Упомянув историю персидского царя Кнра, изложенную Геродотом, и легенду о Ромуле и Реме, основателях Рима, вскормленных волчицей, Тайлор продолжает: «Вникая в этот вопрос надлежащим образом, мы найдем, что оба эти рассказа представляют только образчики весьма распространенной группы мифов, составляющих лишь часть еще более обширной массы преданий о покинутых младенцах, которые были спасены, чтобы сделаться потом народными героями. Подобных примеров много. Славянское народное предание рассказывает о волчице и медведице, вскормивших двух сверхъестественных близнецов: Валигору, двигавшего горы, и Вырвидуба, вырывавшего дубы с корнями. Германия имеет свою легенду о Дитерихе, прозванном Вольфдитрихом (букв, «волчий Дитрих», — Ю.С.), по имени своей кормилицы-волчицы. В Индии тот же эпизод повторяется в сказках о Сатавагане и львице, о Синг-Бабе и тигрице. Существует также легенда, рассказывающая о Бурта-Чино — мальчике, который был брошен в озеро, спасен волчицей и сделался основателем турецкого государства».

Своих источников Э.Б.Тайлор, как обычно, не указывает, но его общие сведения о легендарных происхождениях людей от волков и собак, в частности н происхождении турок (но без упоминания о Бурта-Чино), ассоциации с легендой о Ромуле и Реме и т. п., — почти полностью параллельны сведениям, приведенным в работе немецкого исследователя Ф.Либрехта (Felix Uebrecht. Zur Volkskunde. Alte und neue Aufsätze. Heilbronn; Verlag Henninger, 1879, S. 17-25). Либрехт, в свою очередь, упоминает по одному пункту данные Э.Б.Тайлора (с. 17, сн.). Так что, по-видимому, это — общий для того времени свод сведений по этому вопросу. Но, кажется, первым, кто ввел тюркскую легенду в научный обиход, был английский историк Эдуард Гиббои (1737-

1794) в своей «Истории упадка и падения Римской империи» (History of the decline and fall of the Roman Empire. Vol. 1, ch. 42 [1776J).

Многое в легенде о Бурта-Чино сближает ее с повестью о Пинок-кио-Буратино. Прежде всего, мотив погружения в воду: у Коллодио Пиноккио трижды падает в море, в самых страшных обстоятельствах (один раз его даже проглатывает акула), но всегда счастливо спасается; у Толстого Буратино попадает в болото, где на дне хранится золотой югючик. Мотив воды — постоянная черта всех «приключений с мальчиками» в этой группе мифов: царского сына сажают в просмоленный ящик, или просмоленную корзину, или в просмоленную бочку (как в «Сказке о Даре Салтане») и т. п. — и пускают в море или реку. Мотив связи с животными: у Коллодио и Толстого деревянный человечек попадает в компанию злых спутников — лисы и кота, которые играют в его судьбе зловещую роль; но у Коллодио для Пиноккио находится и добрый друг — ослик, а в какой-то момент Пиноккио и сам на время превращается в ослика. Но самое главное — это мотив связи с волком у Бурта-Чино.

Легенда о Бурта-Чино имеет не тюркское, а монгольское происхождение, и само имя Бурта-Чино по-монгольски означает «бурый волк». Волк как тотем — родоначальник племени постоянно выступает в мифологии монгольских народов. (Волк — родоначальник не единственный, таковыми были, у разных монгольских племен, также бык, ворон, овца и др.) Бурый волк — вот что сближает имя мальчика Бурта-Чино и имя деревянной куклы Буратино по значению: как мы видели выше, грубая шерстяная рубаха бурого цвета — вероятная одежда этой куклы.

Кроме того, можно предположить, что кукла-мишень, бывшая предметом тренировок средневековых итальянских воинов и олицетворявшая «неверного, саррацина», могла иметь, по крайней мере, в отдельных районах Италии, некое собственное имя, ассоциировавшееся именно с «неверными тюрками», и этим именем могло быть Бурта-Чино, «турчёнок».

(«Этнические* прозвища и фамилии, связанные с «родом-племенем», вообще очень устойчивы в передаче по наследству, возможно потому, что с ними в течение нескольких поколений передается и внешний облик. Знаменитая русская актриса Евдокия Дмитр. Турчанинова через всю свою жизнь пронесла ассоциации своего несколько «турецкого» облика со своей фамилией. Но, разумеется, такая связь может быть и вовсе утрачена, ср. русские фамилии Шведовы, Литвиновы, Персия-ниновы ит. п.)

Мы можем проследить имя Бурта-Чино далее на Восток и в более отдаленное прошлое. Здесь оно делается причастно к истории Руси. Описывая «Рождение Монгольской империи», Лев Ник. Гумилев говорит следующее: «Одним из небольших народов Великой степи были монголы, обитавшие в пограничье «черных» и «диких» татар в восточном Забайкалье. Своими прародителями монголы считали Бор-те-Чино (Серого Волка) и Алан-Гоа (Пятнистую Лань). К XI-XII вв. в лесостепных урочищах к северу от реки Онсн обитали несколько монгольских родов, в Состав которых вошли окрестные аборигены» («От Руси к, России», М.: Экопрос, 1992, с. 92). «Пассионарный толчок» в

этих племенах послужил одним из импульсов татаро-монгольского продвижения на Запад, на Русь.

Возможно, здесь лежит один из источников, а именно «восточный источник», и легенды о Буратино. Во всяком случае, находятся и общие мотивы.

Один из этих мотивов — Капитолийская волчица, т. е. волчица, которая своими сосцами вскармливает двух человеческих младенцев. Такое изображение обнаружено недавно на фреске во дворце Афшннов Уструшаны (совр. поселок Шахристан в Сев. Таджикистане) в результате археологических раскопок, — см.: Н.Н.Негматов, В.М.Соколовский. ^Капитолийская волчица* в Таджикистане и легенды Евразии (Сб.: Памятники культуры. Новые открытия. Письменность. Искусство. Археология. — Ежегодник. 1974. М.: Наука, 1975). Авторы этой публикации приводят две древних версии генеалогических представлений тюрков, обе они связаны с происхождением от волков, для нас особенно интересна вторая. Согласно ей (источник — китайская динас-тийная хроника Чоноу-шу, законченная в 629 г.), тюрки-тукю произошли от волчицы и десятилетнего мальчика нэ рода хуннов, уцелевшего от врагов, спасенного и выкормленного волчицей в горах к Северу от Гаочана (Туранский оазис). Позднее волчица родила от этого подростка 10 сыновей, все они женились на женщинах Гаочана и стали основателями разных тюркских родов.

В заключение авторы прослеживают возможный путь миграции всего круга легенд о выкармливании человека животным (не только волком). Эпицентр таких легенд находится, по их предположению, в Иране и Туране, далее они продвигаются в глубинные районы Центральной Азии и здесь их пути раздваиваются — с одной стороны, они идут к монгольским племенам Сибири, Дальнего Востока, Восточной и Северной Европы, а с другой — на Ближний Восток, Средиземноморье и античный Рим. Здесь передатчиками этих легенд были, вероятно, этруски, с* миграцией которых связывается легенда об Энее, пришедшем из Трои в Италию и основавшем Римское государство. Капитолийская волчица — официальный символ Рима. Отсюда, уже в византийскую эпоху и через Византию легенда мигрирует обратно в Центральную Азию, в частности в Уструшану, уже в канонизированной форме, к 8 в., где н изображается в рисованной сер%и («ленте» эпизодов) на указанной фреске.

К материалу упомянутых авторов можно добавить еще кое-что о культурно-историческом фоне, на котором разворачивается миграция этого мотива. Прежде всего нужно упомянуть легенду о детстве персидского царя Кира, приводимую Геродотом (I, 110) — речь идет о приказе царя Астиага умертвить младенца Кира, наследника: «...Гар-паг ... тотчас же послал вестника к одному пастуху-волопасу Астиага, который, как он знал, пас коров на горных пастбищах, где много диких зверей. Звали пастуха Митрадат. Жил он там с женой, которая также была рабыней Астиага. Имя ее на эллинском языке было Кино, а по-мидийски Спакб («собака» по-мидийски спако)...»; дальше рассказывается, как Спако выкормила Кира.

Имя Спако (2лахш) значит «собака», а имя Кино (Кма) также ассоциируется с собакой, поскольку у сицилийских греков имелось слово

«ТРИ МЕДВЕДЯ» — изначально французская сказка <<Девочка золотые кудри, или Три Медведя», русским известна в изложении Л. Н. Толстого (1828--1910). Многими современными русскими воспринимается как русская народная сказка.

. Однажды маленькая девочка Маша заблудилась в лесу и увидела избушку, в которой нико! о не было. Она вошла в избушку и увидела, что на столе стоят три тарелки с едой (большая, средняя и маленькая), а около стола три стула (также большой, средний и маленький). В другой комнате она нашла три кровати (тоже трех размеров). Маша сначала попробовала еду из всех трех тарелок, посидела на всех трех стульях, полежала на всех трех кроватях. На самой маленькой кровати она заснула. Вскоре домой вернулись хозяева. Это были три медведя: отец, мать и сын. Они увидели, что кто-то ел из их тарелок, сидел на их стульях, лежал на их кроватях, и очень рассердились. Обнаружив спящую девочку. они захотели ее съесть, по Маша спаслась от них, выпрыгнув в окно.

Сказка содержит повторы, напр.: медведь, медведица и медвежонок поочередно произносят: кто сидел на ятем стуле?/кто ел из моей миски?/кто спал на моей кровати?

И. С. Брилева, Н. П. Вольская, Д Б. Гудков, И. В. Захаренко, В. В Красных

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.