Концепция власти в культуре Владимиро-Суздальской Руси конца XII - начала XIII вв. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, кандидат исторических наук Жарнова, Валентина Ильинична

• Жарнова, Валентина Ильинична
• кандидат исторических наук
• 2002

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Жарнова, Валентина Ильинична

Введение.

Глава 1. Концепция власти в программе фасадной скульптуры

Дмитриевского собора.

1.1. Идеологическая основа программы фасадной скульптуры.

Связь с жанром энкомия.

1.2. Представления общества о сущности власти и их отражение в программе фасадной скульптуры.

Глава 2. Концепция власти в программе росписи диаконника и златых» врат храма Рождества Богородицы в Суздале.

2.1. Реконструкция программы росписи диаконника собора. Представления общества о власти.

2.2. Программа клейм «златых» врат.Дема власти.

2.3. Сюжеты и символы власти в программе клейм врат.

Глава 3. Концепция власти в храмовой утвари.

3.1. Предметы христианского культа из усадьбы «Ветчаного города» во Владимире. Связь с княжеской мастерской.

3.2. Сюжеты и символы власти в произведениях прикладного искусства из усадьбы «Ветчаного города» во Владимире.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Концепция власти в культуре Владимиро-Суздальской Руси конца XII - начала XIII вв.»

Памятники художественной культуры Владимиро-Суздальского княжества, созданные в период его политического расцвета, являются важными источниками для изучения идеологии древнерусского общества. Выявление в идейно-образных программах памятников политически и социально значимых сюжетов и символов позволяет более глубоко исследовать политический и религиозно-этический идеал средневековой Руси.

Идеологические аспекты художественной культуры Владимиро-Суздальской Руси неоднократно затрагивались исследователями. В работах Н.Н. Воронина1, В.Н. Лазарева2, Г.К. Вагнера3, во многом сформировавших современные представления о культуре Владимиро-Суздальского княжества, были детально проанализированы памятники архитектуры, живописи и прикладного искусства. Однако идейный замысел, положенный в основу создания художественных памятников, ученые объясняли весьма односторонне, связывали его лишь с демонстрацией высокого социального статуса ктиторов.

Другое генеральное направление исследований памятников культуры Владимиро-Суздальской Руси, в целом, отказалось от поиска в области политической мысли и сосредоточилось исключительно на анализе их художественных ценностей4. Историки искусства, как правило, изучают произведения культуры лишь с точки зрения анализа формы, иконографических особенностей, на основе выделения типологических признаков. В результате, без должного внимания остается исследование идейно-образного содержания памятников художественной культуры Владимиро-Суздальской земли.

Всестороннее изучение целого ряда памятников византийской и древнерусской литературы, предпринятое в течение двух последних десятилетий, позволяет значительно расширить источниковую базу исследований социально-политического и социально-психологического аспектов культурных явлений, дает возможность по-новому взглянуть на закономерности развития средневековой исторической и политической мысли. Анализ византийского и западноевропейского влияния на формирование средневековой мысли Руси, изучение воздействия на культуру XII-XIII вв. раннехристианской и апокрифической литературы, позволяют более глубоко исследовать культурную жизнь средневековой Руси.

Объектом нашего исследования являются представления средневекового общества о власти, отразившиеся в произведениях художественной культуры Владимиро-Суздальского княжества конца XII - первой трети XIII вв. Указанные хронологические границы обусловлены политическими обстоятельствами: нижняя дата определена временем политического расцвета княжества в период правления Всеволода Большое Гнездо, верхняя - началом ордынского нашествия, приведшего к трансформации политического и культурного уклада жизни Руси.

Формирование идей государственности, создание идеологической основы власти, осуществлялось в средневековой Руси в значительной степени через символы, символические сюжеты и образы. Язык христианских символов, воплощенный в литературных и религиозных памятниках, лежал в основе сюжетов, культов и традиций, формировавших идейное содержание памятников художественной культуры. Предмет нашего исследования составляют сюжеты, символы и образы, сформировавшие идейно-образное содержание владимиро-суздальских памятников. Именно в отборе сюжетов и символов, определяющих религиозно-философскую программу художественного произведения, в принципах передачи конкретной исторической информации, и отражается принадлежность средневековых авторов к определенной социальной и культурной среде.

Изучение художественной культуры как средства самоопределения Владимиро-Суздальского княжества в качестве христианского государства - цель нашего исследования. Основная задача диссертации - на основе анализа идейного содержания памятников культуры конца XII - первой трети XIII вв. выявить круг сюжетов и образов, связанных с формированием представлений древнерусского общества о сущности государственной власти.

Создаваемые по княжескому заказу драгоценная литургическая утварь, фасадная скульптура и фресковая роспись храмов посредством христианской символики передавали представления правящей элиты о сущности и предназначении власти. Программа памятников культуры отражала идейное, социально-политическое, социально-психологическое содержание эпохи. Вызванные социально-политической эволюцией изменения в мировоззрении неизбежно отражались в искусстве, определяя его развитие. Сказанным выше определяются следующие задачи: 1) интерпретация системы сюжетов и символов, составляющих программу конкретного художественного памятника в социально-политическом и мировоззренческом контекстах; 2) выявление в программе художественного памятника элементов развития, определяемых изменениями политических условий.

Для того чтобы уточнить постановку проблемы, а также определить характер привлекаемых для нашего исследования источников, необходимо обратиться к истории изучения идеологических аспектов культуры Владимиро-Суздальской Руси.

Первые шаги в изучении темы власти в художественной культуре Влади-миро-Суздальской Руси были сделаны в середине XIX в. в работах С.Г. Строганова5 и В.И. Доброхотова6. Исследователи идентифицировали изображения льва и орла в рельефной пластике Дмитриевского собора с символами княжеской власти. Однако в целом идейное содержание владимиро-суздальских памятников ученые не исследовали, определяя сюжеты Дмитриевского собора как «иероглифы индийского и египетского происхождения»7.

Ф.И. Буслаев, обратившись к исследованию идейного содержания рельефов Дмитриевского собора, пришел к выводу, что они являют собой «темное, смутное состояние творческой фантазии, отягченной множеством разнообразных преданий и запуганной страшными видениями двоеверия или полуязычеg ства» . Исследователь считал символические образы собора созданными в недрах западноевропейской культуры.

Н.П. Кондаков, исследуя сюжеты фасадной резьбы Дмитриевского собора, отмечал, что они «не лишены общего смысла и цельного содержания и не представляют лишь декоративную игру или произвольный и хаотический набор всяких символических и эмблематических изображений»9. Он предложил исследовать памятники Владимиро-Суздальской Руси в системе общеевропейской средневековой культуры. В последних своих трудах ученый рассматривал Вла-димиро-Суздальскую Русь в качестве преемницы Византии10.

П.Н. Милюков, следуя за Н.П. Кондаковым, подчеркивал в своих «Очерках по истории русской культуры», что Владимиро-Суздальская земля является «древней областью русской культуры, оставшейся более верной первоначальной византийской традиции»11.

А.И. Некрасов, обращаясь в конце 1930-х гг. к изучению идеологического аспекта культуры Владимиро-Суздальского княжества, пришел к выводу, что его художественные памятники выражают стремление господствующего класса «поработить личность и возвысить над ней власть»12.

Основу современных представлений о культуре Владимиро-Суздальской Руси сформировали работы Н.Н. Воронина13 и Г.К. Вагнера14. Н.Н. Воронин осуществил научное издание памятников архитектуры, описав те политические условия, в которых они создавались. Главное, по Н.Н. Воронину, в архитектуре - это демонстрация апофеоза власти, «идеи царственной пышности и величия»15. По его мнению, дворцовый Дмитриевский собор призван был «служить утверждению власти Всеволода, противопоставленной горожанам»16. Рассматривая архитектуру храмов как явление идеологии, ученый делает слишком прямолинейный вывод о том, что «передовые представители народа - владимирские мастера-зодчие смогли воплотить церковно-политические идеи в вы

1 п сокосовершенных художественных образах» .

Анализируя идейное содержание рельефной резьбы Дмитриевского собора, Н.Н. Воронин акцентирует социально-политический и социально-психологический аспекты, рассматривает памятник в целом как отражение социальных противоречий. Он отмечает, что «дворцовый собор был подчеркнуто богат и пышен и производил сильнейшее впечатление на сознание простых людей, укрепляя мысль о грозном могуществе владимирского владыки»18.

Г.К. Вагнер, следуя за Н.Н. Ворониным, писал, что воплощенная в памятниках Владимиро-Суздальской Руси «тема царского триумфа» является «чисто феодальной»19, идущей «от книжности, от хроник, то есть от ближайшего ок

20 ружения Всеволода III» . Исследуя идеологические явления в культуре, автор связывал их с фольклорным началом, жанром былины. По его мнению, определяющим фактором в создании храмовой резьбы является народное творчество, пронизанное «духовными интересами владимирской жизни в ее широком социальном разрезе»21. Г.К. Вагнер рассматривал скульптуру Дмитриевского собора как «некую универсальную концепцию, в которой соединились и политические чаяния Всеволода III, и представления русских людей о значении сильных царей, о сложности мироустройства, о величии и красоте мира, а также о происходящей в ней борьбе противоречивых сил» . В программе фасадного оформления Дмитриевского собора Г.К. Вагнер акцентировал стремление Всеволода «возвысить значение своего княжества и самого себя» . Исследователь пришел к важному выводу о том, что декор храма демонстрирует слияние церковного и светского начал.

Анализируя «златые» врата и роспись диаконника суздальского Рождественского собора, Г.К. Вагнер рассматривал их только с точки зрения художественных ценностей, не затрагивая иконографической программы и, следовательно, идейного содержания памятников. Тема конфликта религиозного и народного начал в идейном содержании произведений вышла на первый план в его работе по реконструкции фасадной программы Георгиевского собора в Юрье-ве-Польском, в которой, по мнению ученого, «под спудом узкой церковной символики рождается широкая народная мифотворческая основа»24.

Важно отметить, что в своих поздних исследованиях Г.К. Вагнер отводил первостепенное значение идеологической трактовке памятников древнерусской архитектуры, выделяя в храмовом строительстве конца XII - начала XIII в.в. развитие особого придворно-княжеского типа архитектуры, положившего, по его мнению, начало оформлению государственно-соборного жанра. Исследователь считал, что именно этот жанр в целом оказал решающее влияние на сложение национального стиля архитектуры25.

Значительный шаг в разработке проблемы отражения идейных концепций в художественных программах владимиро-суздальских монументальных памятников сыграли работы, вошедшие в сборник статей «Дмитриевский собор. К

Л/Г

800-летию памятника», опубликованный в 1997 году . Углубление научного интереса к истории создания Дмитриевского собора неизбежно повлекло за собой стремление ряда исследователей дать оценку политико-идеологического контекста современной ему эпохи, выявить идейные течения, которые легли в основу создания памятника. Так, А.И. Комеч27, исследуя развитие архитектурных форм Дмитриевского собора, пришел к выводу, что они полностью отвечаод ли «торжественному характеру и стилю искусства эпохи Всеволода» . За «царственной ритмикой», характеризующей облик здания, автор видит «общественную и духовную атмосферу»29 жизни княжеской столицы, определяемую личностью князя.

О.М. Иоаннисян30, опираясь на результаты археологических исследований, сделал вывод о значительном подъеме строительной активности во Владимире к 1197 году. Автор связал создание важнейших архитектурных сооружений этого периода с деятельностью двух княжеских артелей. Однако причина подобного всплеска строительной деятельности самого Всеволода, к сожалению, не нашла у исследователя объяснения.

Важным представляется исследование Г.В. Попова31, посвященное проблеме соотношения декорации Дмитриевского собора и культуры княжества на рубеже XII-XIII вв. Автор пришел к выводу, что приобретение и перенос реликвий из Фессалоник, осуществленный создателями собора, необходимо рассматривать как «программный акт владимирского княжеского дома»32. Он не подвергает сомнению тот факт, что к этой акции «имели отношение как константинопольская патриаршая кафедра, так и епископская кафедра в Солуни, а также императорский двор»33. По мысли исследователя, «культ Димитрия Солунского осознается как безусловно лично княжеский, дворцовый, и вместе с тем государственный»34. Отмечая как солунскую, так и константинопольскую ориентацию княжеского двора, он пришел к выводу, что это «позволяет скорректировать до некоторой степени и смысл декорации фасадов храма»35. Автор сопоставил программу собора с известными литературными памятниками и сделал важное заключение, что «дворцовый характер, роскошь декора подчеркивают его общезначимость» . Однако исследователь не развивает идею царской власти, не рассматривает сюжеты и символы властвования.

Тема соотношения императорской власти и средневековой культуры была затронута в статье немецкого исследователя Г. Никеля37, который подчеркивает, что «обращение к формам раннехристианского или юстиниановского периодов было осознанной ориентацией на время величия империи, истинного

38 неискаженного христианства» .

О.С. Попова , исследуя фрески Дмитриевского собора, выявила лежащую в их основе классическую модель, «воспринятую в своем пластическом и пропорциональном совершенстве, без существенных искажений и стилизаций»40, что, по ее мнению, восходит к столичному, константинопольскому, искусству. Она пришла к заключению, что «за искусством такого рода стоит определенный тип духовного сознания, интеллектуальный, свойственный образованным кругам, склонный к умозрению и богомыслию»41. Автор осмысляет художественный стиль фресок как отражение мировоззрения, ценностной системы древнерусского общества. Эту же идею развивает Н.В. Пивоварова42, отмечая связь сюжетов росписи с идеей восхваления добродетелей князя.

К выводу о том, что идейную концепцию программ храмовых росписей разрабатывали владимирские князья и их ближайшее окружение, приходит Л.И. Лифшиц43. Данное заключение было им сделано на основе реконструкции и изучения программ росписей храмов Владимиро-Суздальской Руси.

Исследуя древнерусскую культуру конца XII в., Э.С. Смирнова44 отмечает, что князь Всеволод в своей деятельности по прославлению св. Димитрия Солунского ориентировался на «императора Мануила Комнина, перенесшего некое изображение св. Димитрия и часть его реликвий в 1149 г. из солунской базилики в монастырь Пантократора в столице»45. Исследователь подчеркивает, что в Константинополе было несколько храмов, посвященных культу св. Димитрия, однако наиболее примечательным, по ее мнению, был храм при Большом Императорском дворце, в котором находился мироточивый образ св. Димитрия, что, по мнению исследователя, является «совершенной параллелью мироточивой «доске» Дмитриевского собора во Владимире»46.

И.А. Стерлигова47, исследуя ковчежец-мощевик, происходящий из Успенского собора Московского Кремля, подчеркивает, что изображение на ковчежце иператорской пары, венчаемой Христом, носит сугубо официальный характер, отражает легитимность правления и благочестие правителей. Изучая культ св. Димитрия Солунского, с которым был связан мощевик, историк приходит к выводу, что «в XII столетии великомученик становится покровителем правящих родов: и византийских императоров, и болгарских царей, и деспотов Эпира, и русских князей»48. Она выявляет особое почитание святого мученика в семье Всеволода (Димитрия) Большое Гнездо, получившего в юности воспитание при византийском императорском дворе.

К важному выводу приходит М.В. Седова49, исследуя актовые печати Всеволода с изображениями св. Димитрия и св. Георгия. Анализируя стилистические и композиционные особенности изображений, исследователь выдвигает обоснованное предположение о тесной связи мастеров, работавших над созданием матриц для княжеских печатей, с создателями рельефов Дмитриевского собора. По мнению исследователя, их произведения объединяет идея силы княжеской власти.

Таким образом, сборник публикаций, посвященный 800-летию Дмитриевского собора, стал переломным этапом в разработке проблемы отражения идейных концепций в художественных программах памятников культуры Вла-димиро-Суздальской Руси. Он показал, что исследователи отошли от понимания средневековой культуры как средства воздействия на классовое сознание, наметили основные направления в исследовании мировоззренческих, социально-политических и социально-психологических основ развития древнерусского искусства.

Возрождение интереса историков культуры к изучению идеологических, мировоззренческих концепций было связано с общим подъемом интереса к ис-торико-идеологической тематике в научной литературе 90-х годов50. К анализу идейных основ культурных явлений обратились в этот период такие исследовас 1 м тели, как И.С. Чичуров , М.Б. Плюханова ; Институт славяноведения РАН издал сборник статей «Славяне и их соседи», посвященный изучению имперской

53 идеи .

Развернутая характеристика памятников византийской и древнерусской политической мысли содержится в работе И.С. Чичурова «Политическая идеология средневековья. Византия и Древняя Русь»54. Сопоставляя византийские и древнерусские памятники, автор выявил сходства и различия в содержании традиционных идеологических формул, определил основы средневековых представлений о власти, их литературную аргументацию. Исследователь проанализировал идейное содержание каждого памятника в контексте политического содержания эпохи, его создавшего, вскрыл сложность и многообразие влияний, оказавших на него воздействие. Однако автор не ставил своей задачей анализ сюжетов и символов произведений византийского и древнерусского искусства.

Представления общества о власти были исследованы М.Б. Плюханова в книге «Сюжеты и символы Московского царства»55. Изучая произведения словесности, она выявила такие символы властвования, как «Покров Богородицы», «крест, обретенный Константином и Еленой», «усеченная глава Иоанна Предтечи», «жертва в основании царства», «овладение царственным градом». Исследователь пришел к выводу, что восприятие власти в средневековом обществе носит религиозно-символический характер. Анализ идейного содержания памятников художественной культуры был намечен М.Б. Плюхановой очень эскизно, был совмещен с исследованием сюжетов, выявленных в религиозных и литературных текстах.

Имперская идеология стала предметом рассмотрения авторов сборника «Славяне и их соседи», выпущенного в 1998 г. Институтом славяноведения РАН56. Значительное место в работах было отведено проблеме восприятия важнейших аспектов имперской идеологии в эпоху средневековья. Авторы исследовали роль и место имперской темы в христианской среде, вопросы сакрализации и легитимации власти, важнейшие категории имперского мышления.

В зарубежной историографии интерес к идеям и символам власти, имперской средневековой тематике был актуализирован в 1930-е годы. Огромную роль для осмысления темы власти в художественной культуре сыграла вышедшая в 1936 году в Париже работа А.Н. Грабара «Император в византийском искусстве»57. В этом труде автором была дана научная классификация сюжетов и символов официального византийского искусства. Он исследовал тему императорского триумфа, воплощенную в образах крестоносной власти, сценах охоты и состязаний на ипподроме, детально изучил тему соотношения правителя и подданных, выявил религиозную основу светского искусства. К проблеме развития темы власти в византийском искусстве обращались в 1970-х - 1990-х гг. Г.А. Острогорский58, Б. Джурич59, Е. Бакалова60.

Обзор отечественной и зарубежной литературы по теме диссертации показывает, что изучение памятников культуры Владимиро-Суздальской Руси находится, в целом, вне связи с современными направлениями изучения древнерусской политической теории, не соотнесено в полной мере с новыми исследованиями представлений средневекового общества о характере и сущности власти. В историко-культурных исследованиях анализ идейного содержания вла-димиро-суздальских памятников выступает лишь в качестве второстепенного элемента характеристики произведений, занимает весьма скромное место. ОтI сюда умозрительность размышлений о характере и динамике развития культуры Владимиро-Суздальского княжества, рассматриваемой в отрыве от мировоззрения средневекового общества. Следует отметить отсутствие специальных исследований, посвященных изучению художественных памятников Владимиро-Суздальской Руси с точки зрения отражения в их религиозно-философских программах представлений общества о власти.

Необходимо отметить, что исследователи не исключали плодотворности сопоставления литературных и художественных произведений, однако подобное сравнение остается на сегодняшний день не до конца решенной задачей. В результате, взгляды древнерусских идеологов, составителей программ художественных произведений, рассматриваются в отрыве от тех литературных и религиозных текстов, которые они использовали в своей работе. Таким образом, сравнительный анализ сюжетов, символов и образов власти, представленных в памятниках культуры, является нашей важнейшей задачей.

Изучение представлений общества о характере и сущности власти, отраженных в памятниках культуры конца XII - начала XIII вв., требует рассмотрения разного рода источников — письменных, археологических, эпиграфических, изобразительных.

Письменные источники, рассматриваемые в диссертации, составляют летописи, произведения византийской и древнерусской литературы, религиозные канонические и апокрифические тексты. Агиографические произведения и службы на церковные праздники рассматриваются в связи с религиозными сюжетами и образами.

Летописные данные61 о формировании древнерусской парадигмы власти можно разделить на четыре категории: 1) сведения о создании храмов, церковной утвари, перенесении реликвий; 2) легенды, связанные с происхождением и сущностью власти; 3) похвальные характеристики князей; 4) информация о социальной психологии, обусловленной особенностями христианского культа и исторического развития древнерусского государства. Они содержат ценный материал для изучения вопросов, связанных с формированием представлений о характере власти, соотношении светской власти и церкви, взаимоотношениях князя и подданных. Летописи сохранили сведения об утраченных памятниках культуры. В.В. Стасов в связи с этим писал, что «эти сведения столь же важны, сколько и известия о памятниках искусства, уцелевших до нашего времени. Тем более что памятников, уже давно не существующих, было, без всякого сравнения, гораздо более чем существующих поныне»62. Особое внимание в диссертации уделяется анализу сообщений Лаврентьевской летописи, которая, как было установлено А.А. Шахматовым, при описании событий 1207 - 1234 гг. опирается на данные владимирского летописания63.

Особо выделим произведения византийской и древнерусской литературы, которые содержат важный материал для исследования представлений общества о власти. Этот материал можно разделить на три категории: 1) сведения о методах работы средневековых писателей; 2) риторические похвальные характеристики правителей; 3) сведения о символических сюжетах и образах, характеризующих императорскую или княжескую власть.

Этот материал позволяет исследовать основные принципы работы средневековых риторов и историков, определить идеологическую направленность их сочинений. С этой точки зрения анализируется «Похвальное слово Константину» Евсевия Кесарийского64 (IV в.), которое рассматривается как источник символов и сюжетов, связанных с концепцией божественного происхождения власти. Методы построения модели идеального правителя, его похвальной характеристики, представлены в «Истории» Симокатты65 (конец VI - начало VII вв.), в «Жизнеописании византийских царей» Продолжателя Феофана66 (X в.), в труде «Об управлении империей» Константина Багрянородного (X в.), в «Истории» Льва Диакона68 (X в.), «Хронографии» Михаила Пселла69 (XI в.), «Алек-сиаде» Анны Комнины (XII в.). Древнерусские литературные произведения XI-XIII вв. - «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона71, «Слово

TJ Т\

Даниила Заточника» , «Слово о полку Игореве» , «Слово Моисея Выдубицко-го»74 содержат сведения о развитии похвального жанра на русской почве, о приемах создания модели идеального князя.

В круг письменных источников, использованных в нашей работе, входят религиозные канонические произведения - книги Ветхого и Нового Завета75. Эти источники содержат материал о христианских сюжетах и образах, связанных с темой царской власти. Агиографические сочинения, представленные

Житием Марии Египетской»76 и «Житием Саввы Освященного»77, предоставляют сведения для изучения символических образов диаконника суздальского Рождественского собора и иконы с изображением преподобного Саввы Освященного, происходящей из усадьбы «Ветчаного города» во Владимире.

В апокрифических источниках, к которым относятся «Евангелие детст

О 7Q ОЛ ва» , «Книга Еноха» , «Книга Юбилеев» , «Откровение Мефодия Патарско

О 1 О Л го» , «Хождение Агапия в рай» , содержится материал о модификации традиционных библейских сюжетов, отраженных в сюжетах суздальских «златых» врат, о внесении в них дополнительных смысловых оттенков.

Археологические источники, использованные в диссертации, представлены предметами христианского культа, обнаруженными в 1993 году во Владимире, в ходе раскопок одной из городских усадеб83. Эти находки, уже исследованные как археологические объекты, требуют специального рассмотрения, так как они впервые изучаются в связи с темой настоящего исследования. Сведения, которые предоставляют эти источники, можно разделить на две категории: 1) информация о методах работы княжеской мастерской; 2) сведения об иконографии изображений, их идеологической направленности.

Широкий материал для проведения анализа дают произведения прикладного искусства южнорусской группы, датируемые первой третью XIII в.84, а также произведения византийской мелкой пластики XII - XIII вв85.

Важный материал для истолкования ряда сюжетов суздальских «златых» врат дают эпиграфические источники - надписи на пластинах южных и западных врат, поясняющие изображения. Они исследовались А.Н. Овчинниковым86, on

А.А. Медынцевой , однако их прочтение нуждается в уточнении. В круг эпиграфических источников входят также надписи на резных каменных иконах из усадьбы «Ветчаного города». Обращение к эпиграфическим источникам позволяет более точно определить идейно-образное содержание изображений.

В круг изобразительных источников входят сюжеты и символы фасадной on резьбы Дмитриевского собора (1194-1197 гг.) , роспись диаконника (1233 г.) и сюжеты южных и западных врат (20-е гг. XIII в.) суздальского Рождественского собора. Изобразительные источники позволяют судить о методах работы средневековых мастеров, их связях с княжеским кругом, принципах отбора сюжетов. Важным изобразительным источником по теме диссертации является

OQ афонская «Книга образцов», опубликованная JI.M. Евсеевой . Она датируется XV в., однако, по мнению исследователей, воспроизводит свод образцов, относящийся к XII-XIII вв. Этот источник содержит ценные сведения об иконографических особенностях и календарном принципе изображения святых в монументальной росписи диаконника Рождественского собора в Суздале.

В перечень изобразительных источников по теме диссертации входят также фрески византийских и древнерусских храмов XII-XIV вв., которые позволяют судить о направлениях разработки иконографической программы южной апсиды, об использовании в композициях росписей принципа месяцеслова. В число изобразительных источников входят также западноевропейские манускрипты первой трети XIII в.90, дающие материал для сравнительного анализа принципов организации изображения суздальских «златых» врат. Важными изобразительными источниками являются бармы царя Алексея Михайловича91 и оплечье саккоса московского митрополита Алексея (сер XIV в.). Они содержат ценные сведения о конструктивных принципах создания репрезентативного облачения светского правителя или церковного иерарха.

Для исследования идеологического аспекта в художественной культуре Владимиро-Суздальской Руси конца XII - первой трети XIII вв. оптимальным представляется системный подход, предполагающий рассмотрение явлений в двух аспектах: 1) как целостных совокупностей элементов и связей между ними; 2) как элементов других более широких систем. Исследование историко-культурных явлений как элементов более широких систем ведется на основе операций системного синтеза. Идейное содержание художественного памятника, его программа рассматриваются в разнообразных связях - функциональных, генетических, структурных - с элементами других систем: политической и социально-психологической сферами, религиозно-философской и литературной мыслью. Фасадная программа Дмитриевского собора, связанная с двадцатилетием власти Всеволода и фиксирующая основные положения его политической деятельности, рассматривается нами как составляющая часть государственной политики князя. Анализ византийской и древнерусской литературы позволяет выявить генетическую связь фасадной программы Дмитриевского собора, созданной в честь юбилея княжеской власти, с литературными произведениями энкомиастического, или похвального, жанра.

Основные методы построения средневековых исторических и риторических произведений - воспроизведение образца, рубрикация, каталогизация - выявляются на основе сравнительного анализа византийских и древнерусских письменных источников. Анализ основных методов и приемов, лежащих в основе построения фасадной программы собора, позволяет установить структурную связь фасадной программы с древнерусской и византийской литературой похвального жанра.

На основе изучения репрезентативных функций сюжетов и образов, представленных в композиции фасадной резьбы собора, можно выявить функциональную связь программы собора и социальной политики князя. Так сюжет «Поклонение подданных правителю», в основе которого лежит тема взаимоотношения князя и подданных, размещается на обращенном к городу северном фасаде, что подчеркивает социальную значимость сюжета.

Исследование внутренней структуры фасадной программы идет на основе изучения ее как целостной совокупности элементов и системообразующих связей между ними. В качестве структурных компонентов нами рассматриваются сюжеты, символы и образы, формирующие идейное содержание программы. Структурные связи, обеспечивающие мотивацию создания фасадной программы, генетически восходят к теме императорской власти. Символический образ фастигиума в сюжете «Поклонение подданных правителю», идея управления «царским конем» (образ всадников), символические сцены «терзаний» - выступают в качестве символов иерархии власти. Структурный анализ сюжетов позволяет выявить их генетическую связь как с религиозной («Крещение», Давидпсалмопевец), так и со светской литературой (сцены с подвигами Геракла, полетом Александра Македонского).

Анализ структурных компонентов сюжета «Поклонение подданных правителю» показывает, что идея иерархии, изначально присущая композиции византийского фастигиума, была трансформирована авторами фасадной программы внесением темы наследственности власти (изображение правителя на троне вместе с сыном), актуальной для древнерусской политической мысли. Важную роль в структуре данного сюжета играет апокрифическая тема, которая дополнительно акцентирует идею власти.

Изучение идеологического аспекта в программе «златых» врат и диакон-ника суздальского Рождественского собора осуществляется на основе материалов, полученных нами в ходе предварительного иконографического исследования. Данное исследование позволило идентифицировать святых, представленных в росписи диаконника, а также перейти к изучению идейного содержания его программы.

Исследование программы росписи диаконника в рамках системного подхода позволило выявить ее функциональную связь с культом Иоанна Предтечи. Анализ структурных компонентов этой программы позволяет выявить аналогичную связь между культом святой Марии Египетской (1 апреля) и культом «усеченного» за веру 1 апреля 1229 г. Авраамия Болгарского, призванным укрепить идею государственной власти. Изучение программы росписи диаконника как части политической, социально-психологической систем позволяет выявить ее функциональную и генетическую связи с государственной политикой в первой трети XIII в.

Исследование идейного содержания системы сюжетов «златых» врат позволяет выявить функциональную связь программы врат с темой укрепления государственной власти, идеей борьбы с иноверцами. Система сюжетов, в основе которых лежит идея подвижничества за веру, зримо демонстрирует функциональную связь с ветхозаветными источниками. Анализ ряда сюжетов и символов позволяет выявить генетическую связь с апокрифической литературой.

Исследование программы южных и западных врат как целостной системы представлений о сущности государственной власти осуществляется на основе выявления сюжетов и символов, формирующих эти идеи. Они представлены сюжетами жертвенной смерти сына властителя, предварительной жертвы, обретения правителем царственной силы, культа креста Константина, культа Богородицы и ее реликвий - мафория, пояса, ризы - как символов богозащи-щенности христианского государства.

Системные свойства произведений христианского культа, происходящих из усадьбы «Ветчаного города» во Владимире, выявляются на основе исследования иконографии и технических особенностей их исполнения. Это исследование позволяет связать их с княжеской мастерской, работавшей над белокаменной резьбой соборов. Выявляются генетические связи сюжетов и символов рассматриваемых произведений со светским искусством Византии: так, например, происхождение «рельефной каймы» в произведениях древнерусской пластики тесно связано с темой императорского триумфа. Анализ политической деятельности высших светских и религиозных кругов позволяет выявить функциональную связь культа Саввы Освященного, изображенного на каменной иконке, с политикой древнерусского государства.

Итак, программа культурно-исторического памятника рассматривается как часть идеологической системы государства, включающей в себя религиозно-философскую, социально-политическую, литературную и художественную сферы деятельности. Анализ связей - структурных, функциональных, генетических - действующих внутри данной системы, дает возможность всесторонне исследовать изучаемый объект. Изучение идейно-образного содержания памятников культуры связано с выявлением в их программах сюжетов и символов, отражающих представления общества о сущности государственной власти, роли и месте правителя, механизмах управления государством, связях светских и церковных кругов. Изучение данных структурных компонентов на основе византийских и древнерусских исторических источников позволяет определить

20 идеологическую направленность произведений культуры, выявить их место в становлении государственной мысли Древней Руси.

В первой главе диссертации исследуется содержание программы фасадного оформления Дмитриевского собора. Вторая глава посвящена анализу программы росписи диаконника суздальского Рождественского собора и программы «златых» врат того же собора. В третьей главе анализируются произведения христианского культа, происходящие из усадьбы «Ветчаного города» во Владимире. Работа имеет Приложение, в состав которого входят следующие материалы: 1) схемы фасадной резьбы Дмитриевского собора (по Г.К. Вагнеру); 2) схема росписи диаконника собора Рождества Богородицы в Суздале; 3) схема расположения сюжетов в южных и западных вратах собора Рождества Богородицы в Суздале; 4) другие иллюстративные материалы.

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Жарнова, Валентина Ильинична

Заключение

Упрочение княжеской власти при Всеволоде Большое Гнездо, превращение княжества в значительную силу, имело важное значение для развития политической идеологии, поисков символических форм репрезентации власти правителя. Потребность в осмыслении роли княжеской династии и ее прославления, необходимость в изучении истории власти были актуализированы в связи с двадцатилетием правления Всеволода.

Круг тем, который был поднят древнерусской литературой в XII - XIII вв., был связан с созданием модели идеального правителя, содержал определенный каталог достоинств правителя. В этом отношении древнерусская литература являлась прямым продолжением византийской исторической традиции репрезентации правителя. «Похвальное слово императору Константину», созданное Евсевием Кесарийским в честь юбилея царской власти, представляло идеальное соотношение религиозного благочестия и стремления к мирской власти. Образ императора явился своеобразным религиозно-этическим эталоном для создания образа идеального правителя в средневековой Руси. Модель идеального христианского правителя, наделенного религиозным благочестием, доблестного воина - защитника церкви и религиозных интересов своего народа, милосердного и справедливого по отношению к своим подданным, - представлена в Лаврентьевской летописи и древнерусских литературных произведениях.

Идеологический контекст возникновения программы фасадной резьбы Дмитриевского собора наиболее полно отражен в идеализированных похвальных характеристиках Всеволода, содержащихся в Лаврентьевской летописи. Репрезентация власти князя как светского правителя, подошедшего, подобно Константину Великому, к двадцатилетнему рубежу своего правления, занимает центральное место в фасадной программе. Тематически образ князя как правителя представлен широким набором элементов. Программа указывает на такие параметры власти, как династический принцип, участие правителя в судопроизводстве (сюжет «Поклонение подданных правителю»), активная политичеекая деятельность. Тема высокого мирского статуса князя подчеркивается антитезой «правитель-подданные» в сцене «Поклонения». В аллегорической форме, на основе использования античных образов, передаются политические аспекты функций князя: в сюжетах подвигов Геракла и полета Александра Македонского он предстает как мужественный воин. Присутствие элементов сцен охоты и состязаний - важная часть характеристики физических достоинств правителя. Таким образом, «мирская» ипостась князя охарактеризована весьма широко и представляет важный компонент его характеристики.

Второй важный аспект образа правителя, представленный в программе фасадного оформления Дмитриевского собора, характеризует его как божественного избранника. Как христианский правитель и персонификация модели божественного избранника он противостоит откровенным противникам христианства: это отражают сцены сражений Геракла с мифологическими существами, являющимися персонификацией язычников.

Символы власти правителя восходят к разработанной Евсевием идее божественного управления: образ всадника, управляющего конем, осмысляется как изобразительная формула метафоры «бразды правления», восходящей к похвальной биографии императора Константина. Тема прославления религиозного благочестия правителя - основная в программе собора. Важный элемент характеристики князя как образцового христианина - его готовность к мученическому подвигу - отражена в посвящении храма святому мученику Димитрию Солунскому.

Итак, изображение князя как мирского правителя и как божественного избранника в программе скульптурного декора собора представляет собой конкретный пример репрезентации принципиальных религиозных и политических идей, связанных с образом «праведного правителя». Этот идеальный образ позволяет согласовать благочестие и стремление к мирской власти. Идея совмещения религиозной и светской власти, основанная на идее иерархии и порядка, восходит к жизнеописанию Константина Великого. В качестве прямой параллели в создании каталога достоинств идеального правителя выступают описания христианских правителей в произведениях византийских и древнерусских авторов. Программа фасадной резьбы представляет собой развернутую изобразительную характеристику идеального правителя, являющуюся эквивалентом похвальных слов, созданных византийской и древнерусской литературой.

Программа фасада отразила сакрализованный характер политической идеологии, для которой характерно весьма узкое отражение социальной структуры общества: понятие «подданные» не дифференцируется, является обобщающим для всех категорий населения, отношения между правителем и подданными строятся по образцу идеальной семьи.

Рассмотренная программа выявила ориентацию княжеского круга на культ Константина Великого, получивший дальнейшее развитие в деятельности сына Всеволода - князя Константина. Создание Константином Всеволодовичем церкви Воздвижения Креста и принесение реликвий из Константинополя явились важнейшим этапом в развитии константиновского культа на русской почве. Акт обретения константинопольских реликвий призван был дать обоснование и материальное воплощение символам христианской государственности.

Тема христианского государства является центральной в программе росписи диаконника суздальского Рождественского собора и программе «златых» врат собора. Программа диаконника, основанная на календарном принципе месяцеслова, символически связана с образом Авраамия Болгарского (1 апреля 1229 г.). Его мученическая смерть за веру накануне вторжения иноверцев-ордынцев воспринималась как символический образ жертвы, предваряющей грядущую победу христиан над неправедными народами. Мученик Авраамий, «усеченный» за веру, стал своеобразным национальным Предтечей, образ которого призван был укрепить идею утверждения христианского государства.

Символы и сюжеты, связанные с темой христианского царства достаточно очевидно выступают в программе южных и западных врат собора. Важную роль в формировании программы южных врат играет тема жертвы в основание государства, которая восходит к сакральной крестной жертве Христа. Мотив пожертвования сыном правителя, основателя христианского государства, играет существенную роль в культе Константина Великого, в идее жертвенной смерти сыновей князя Владимира - Бориса и Глеба. Культ жертвы сына властителя при основании царства представлен в программе южных врат сочетанием сюжетов «Адам нарицает имена зверям» и «Каин убивает Авеля». Мотив наречения имен Адамом-царем в сюжете, восходящем к апокрифу, символически осмысляется как акт крещения и начала нового христианского порядка. Мотив пролития крови, акцентированный в сцене убийства Авеля, выступает как символический образ пожертвования сыном основателя христианского царства.

Мученический подвиг за веру трех отроков в огненной печи и испытание Даниила во рву со львами, представленные в сюжетах южных врат, являются, по ветхозаветной традиции, символическим образом жертвы, предшествующей основанию нового христианского государства.

Важное место в Ветхом Завете, жизнеописании Константина Великого и летописной Корсунской легенде занимает тема обретения правителем царственной силы через взятие города или завоевание царства, брак, крещение, исцеление от болезни. Мотив обретения царственной силы правителем раскрывается в ряде сюжетов южных врат: «Исцеление у Силоамской купели», «Покаяние Давида», сцене борьбы Давида со львом.

Почитание креста Константина, отразившееся в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона, нашло воплощение в сцене «Крещения» западных дверей. Изображенный в сюжете крест восходит к Константинову кресту -«аникитос». С почитанием константинопольских святынь связан и культ богородичных реликвий, отразившийся в сюжетах западных врат «Положение риз Богородицы», «Положение пояса Богородицы», «Покров Богородицы». Почитание богородичных реликвий тесно связано с поисками символов богохрани-мости и богозащищенности христианского государства.

Итак, основная тема, объединяющая сюжеты южных и западных врат, -спасение праведного народа через крещение и противостояние «безбожному» народу. Содержание программы врат было направлено на решение актуальной для середины 20-х годов XIII в. задачи - показать религиозно-этический путь христианского народа, противостоящего иноверцам. Тема государственной власти занимает центральное место в программе врат.

Церковная утварь, создание которой являлось княжеской прерогативой, в полной мере отразила представление правящей элиты о репрезентативном характере государственной власти. Так рельефная, или «жемчужная», кайма, которая объединяет резьбу Дмитриевского собора и резные изображения святых на каменных иконах из усадьбы священнослужителя, восходит к лору - важной части императорского облачения, придающей изображению триумфальный характер.

Особое значение для утверждения идей государственности имело почитание преподобного Саввы Освященного. Он являлся автором Иерусалимского устава, на основе которого высшие церковные и светские круги утверждали религиозные праздники и обряды по константинопольскому образцу, активизировали идею оформления государственной идеологии по византийской имперской традиции. Результатом развития этих идей явилось создание Дмитриевского собора, посвященного двадцатилетнему юбилею правления князя, а также введение в круг русских властителей князя с именем Константин.

Идею символической связи императорской власти с важнейшей святыней христиан, гробом Христа, передает икона «Плач Петра». Почитание креста как важнейшей реликвии, его связь с культом святых правителей Константина и Елены передает оформление энколпиона.

Серебряный складень, являющийся частью парадного одеяния князя или высшего церковного иерарха, свидетельствует об ориентации правящей элиты на императорское константинопольское искусство.

В круг царской символики входит изображение грифона, олицетворяющего воинскую доблесть и полководческий талант правителя. Грифоны, являющиеся частью композиции фасада Дмитриевского собора «Вознесение Александра Македонского», наряду с другими царскими регалиями - короной, лором - подчеркивают идею триумфа властителя, репрезентацию его власти.

108

Проведенное исследование показывает, что представления общества о сущности и характере власти могут быть определены как основополагающие в сложном процессе формирования идейно-образного содержания памятников архитектуры, живописи и скульптуры Владимиро-Суздальского княжества конца XII - первой трети XIII вв.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Жарнова, Валентина Ильинична, 2002 год

1. Анна Комнина. Алексиада. М, 1965.

2. Галицко-Волынская летопись // ПЛДР. XIII век. М, 1981.3. Дигенис Акрит. М, 1960.

3. Диодор. Историческая библиотека. Книга XVII // Квинт Курций Руф. История Александра Македонского М, 1993.

4. Евангелие детства // Мильков В.В. Древнерусские апокрифы. СПб, 1999.

5. Евсевий Памфил. Жизнь блаженного василевса Константина. М, 1998.

6. Евсевий Памфил. Церковная история. М, 1993.

7. Житие Александра Невского // ПЛДР. XIII век. М, 1981.

8. Житие и хождение игумена Даниила из Русской земли // БЛДР. Т.4. XII век. СПБ, 2000.

9. Житие Марии Египетской // Византийские легенды. М, 1994.

10. Житие Саввы Освященного // Жития святых на русском языке изложенные по руководству Четьих-Миней св. Димитрия Ростовского. М, 1906. Кн. 4. Репр. изд. -М, 1993.

11. Иларион. Слово о законе и благодати. М, 1994.

12. Киево-Печерский патерик // БЛДР. Т.4. XII век. СПБ, 2000.

13. Книга Еноха // Книга Еноха. Апокрифы. М, 2000.

14. Книга Юбилеев // Книга Еноха. Апокрифы. М, 2000.

15. Константин Багрянородный. Об управлении империей. М, 1989.

16. Лаврентьевская летопись. Полное собрание русских летописей. Т.1. М, 1997.

17. Лев Диакон. История. М, 1988.

18. Львовская летопись. Русские летописи. Т. 4. Рязань, 1999.

19. Михаил Пселл. Хронография. М, 1978.

20. Мученичество святого Евстафия и кровных его // Византийские легенды. М, 1994.

21. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.-Л, 1950.

22. Откровение Мефодия Патарского // Мильков В.В. Древнерусские апокрифы. СПб., 1999.

23. Повествование о том, как сотворил Бог Адама // Мильков В.В. Древнерусские апокрифы. СПб, 1999.

24. Повесть о Варлааме и Иоасафе. Л, 1985.

25. Повесть об убиении Андрея Боголюбского // БЛДР. Т.4. XII век. СПБ, 2000.

26. Послание Климента Смолятича // БЛДР. Т.4. XII век. СПБ, 2000.

27. Продолжатель Феофана. Жизнеописания византийских царей. Спб, 1992.

28. Слова и поучения Кирилла Туровского // БЛДР. Т. 4. XII век. СПб, 2000.

29. Слова Серапиона Владимирского // ПЛДР. XIII век. М., 1981.

30. Слово Даниила Заточника // БЛДР. Т. 4. XII век. СПб., 2000.

31. Слово Моисея Выдубицкого// БЛДР. Т. 4. XII век. СПб., 2000.

32. Слово о полку Игореве // БЛДР. Т. 4. XII век. СПб., 2000.

33. Сочинения Евсевия Памфила. Т. 1-2. СПб., 1848-1849.

34. Тверская летопись // Русские летописи. Т. VI. Рязань, 2000.

35. Феофилакт Симокатта. История. М., 1996.

36. Хождение Агапия в рай // Мильков В.В. Древнерусские апокрифы. СПб., 1999.

37. Constantini Porphyrogeniti. De ceremoniis aulae byzantinae, vol. I. Bonnae, 1829.1. Литература

38. Античная скульптура из собрания Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина. М., 1987.

39. Банк А.В. Прикладное искусство Византии IX-XII вв. М., 1978.

40. Библия. Книги священного писания Ветхого и Нового Завета. М., 1994.

41. Брагинская Н.В. Эон в «Похвальном слове Константину» Евсевия Кеса-рийского // Античность и Византия. М., 1975.

42. Буслаев Ф.И. Сочинения. СПб., 1910.

43. Бычков В.В. Эстетика Отцов церкви. М., 1995.

44. Вагнер Г.К. Белокаменная резьба Древнего Суздаля. Рождественский собор. XIII в. М„ 1975.

45. Вагнер Г.К. Искусство мыслить в камне. М., 1990.

46. Вагнер Г.К. Скульптура Владимиро-Суздальской Руси: Юрьев-Польской. М, 1964.

47. Вагнер Г.К. Скульптура Древней Руси: XII в. Владимир. Боголюбово. М., 1969.

48. Варганов А.Д. Фрески XI-XIII вв. в Суздальском соборе // КСИИМК. М.-Л, 1940. №5.

49. Васильева Т.М. Латеранский фастигиум и генезис алтарной преграды // Иконостас. Происхождение развитие - символика. М., 2000.

50. Власов И.И. Живопись 1233 г. в диаконнике Рождественского собора Суздаля и ее реконструкция // СА, 1976. №1.

51. Воронин Н.Н. Владимир, Боголюбово, Суздаль, Юрьев-Польской. М., 1967.

52. Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси. М., 1961.

53. Гладкая М.С. Материалы каталога рельефной пластики Дмитриевского собора во Владимире. Владимир, 2000.

54. Гладкая М.С. Реставрация фасадной резьбы Дмитриевского собора 18381839 гг. // Дмитриевский собор. К 800-летию создания. М., 1997.

55. Грабар А.Н. Император в византийском искусстве. М., 2000.

56. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1984.

57. Даркевич В.П. Произведения западного художественного ремесла в Восточной Европе (X-XIV вв.). М., 1966.

58. Даркевич В.П. Светское искусство Византии. М., 1975.

59. Доброхотов В.И. Памятники древностей во Владимире Клязьминском. М., 1849.

60. Евсеева JI.M. Афонская книга образцов XV в. М., 1998.

61. Жарнов Ю.Э. Раскопки в «Ветчаном городе» // АО 1993. М., 1994.

62. Жарнов Ю.Э. Раскопки во Владимире, в «Ветчаном городе» // АО 1994. М., 1995.

63. Жарнов Ю.Э. Раскопки усадьбы в «Ветчаном городе» Владимира // АО 1995. М., 1996.

64. Жарнов Ю.Э., Жарнова В.И. Произведения прикладного искусства из раскопок во Владимире // ДРИ. Византия и Древняя Русь. К 100-летию А.Н. Грабара. СПб., 1999.

65. Зоценко В.Н. Об одном типе древнерусских энколпионов // Древности Среднего Поднепровья. Киев, 1981.

66. Иоаннисян О.М. Строительные артели Всеволода III и его наследников // Дмитриевский собор во Владимире. К 800-летию создания. М., 1997.

67. Колчин В.А., Хорошев А.С., Янин B.JI. Усадьба новгородского художника XII в. М., 1981.

68. Комеч А.И. Дмитриевский собор во Владимире как итог развития архитектурной школы // Дмитриевский собор во Владимире. К 800-летию создания. М., 1997.

69. Кондаков Н.П. Иконография Богоматери. T.l. М., 1998.

70. Очерки и заметки по истории средневекового искусства и культуры. Прага, 1929.

71. Кондаков Н.П., Толстой И. Русские древности в памятниках искусства. Вып.VI. СПб., 1899.

72. Корзухина Г.Ф. Русские клады IX- XIII вв. М.; Л., 1954.

73. Культура Византии. Т. 1. М., 1984.

74. Кучкина В.А., Сумникова Т.А. Древнейшая редакция Сказания об иконе Владимирской Богоматери // Чудотворная икона в Византии и Древней Руси. М., 1996.

75. Лазарев В.Н. Древнерусские мозаики и фрески XI-XV вв. М., 1973.

76. ЛазаревВ.Н. История византийской живописи. М., 1986.

77. Лифшиц Л.И. К вопросу о реконструкции программ храмовых росписей Владимиро-Суздальской Руси XII в. // Дмитриевский собор во Владимире. К 800-летию создания. М., 1997.

78. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1967.

79. Лихачев Д.С. Текстология. Л., 1983.

80. Лихачева В.Д. Искусство Византии IV-XV вв. Л., 1986.

81. Макарова Т.И. Перегородчатые эмали Древней Руси. М., 1975.

82. Медведева Е.С. Этюды о суздальских вратах: рукопись дис. ГБЛ ДК 48/3811.

83. Медынцева А.А. Подписные шедевры древнерусского ремесла. М., 1991.

84. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. М., 1994.

85. Мокрецова И.П., Романова B.JT. Французская книжная миниатюра XIII в. в советских собраниях. 1200-1270. М., 1983.

86. Мурьянов М.Ф. Золотой пояс Шимона // Византия. Южные славяне и Древняя Русь. Западная Европа. М., 1973.

87. Мясоедов В.К. Фрески Спасо-Нередицы. Л., 1925.

88. Наследие варягов диалог культур. Стокгольм; Москва, 1996.

89. Некрасов А.И. Древнерусское изобразительное искусство. М., 1937.

90. Николаева Т.В. Древнерусская мелкая пластика из камня: XI-XV вв. М., 1983.

91. Николаева Т.В. Каменная иконка, найденная в Новгороде // ПКНО 1974. М., 1975.

92. Николаева Т.В., Чернецов А.В. Древнерусские амулеты-змеевики. М., 1991.

93. Новаковская С.М. Система владимирской фасадной скульптуры XII в.: Дмитриевский собор во Владимире. Автореф. канд. дис. Л., 1984.

94. Новаковская-Бухман С.М. Реконструкция первоначального расположения скульптуры Дмитриевского собора во Владимире // Искусство христианского мира. Вып. 5. М., 2001.

95. Овчинников А.Н. Суздальские златые врата. М., 1978.

96. Острогорский Г.А. Эволюция византийского обряда коронования // Византия. Южные славяне и Древняя Русь. Западная Европа. М., 1973.

97. Петров Н.И. Альбом достопримечательностей церковно-археологического музея при Киевской духовной академии. Киев, 1912.

98. Пивоварова Н.В. «Страшный суд» в памятниках древнерусской монументальной живописи второй половины XII в. // Дмитриевский собор во Владимире. К 800-летию создания. М., 1997.

99. Плюханова М.Б. Сюжеты и символы Московского царства. М., 1995.

100. Покровский Н.В. Евангелие в памятниках иконографии преимущественно византийских и русских. СПб., 1892.

101. Покровский Н.В. Миниатюры Евангелия Гелатского монастыря XII в. СПб., 1887.

102. Полубояринова М.Д. Раскопки церкви Саввы Освященного в Новгороде // СА. 1965. №1.

103. Попов Г.В. Декорации фасадов Дмитриевского собора и культура Владимирского княжества на рубеже XII-XIII вв. // Дмитриевский собор во Владимире. К 800-летию создания. М., 1997.

104. Попова О.С. Фрески Дмитриевского собора во Владимире и византийская живопись XII в. // Дмитриевский собор во Владимире. К 800-летию создания. М., 1997.

105. Привалова Е.Л. Роспись Тимотесубани: Исследование по истории грузинской средневековой монументальной живописи. Тбилиси, 1980.

106. Пуцко В.Г. Киевская сюжетная пластика малых форм (XI-XIII вв.) // Збор-ник посветен на Бошко Бабич. Прилеп, 1986.

107. Редин Е.К. Мозаики равеннских церквей. СПб., 1896.

108. Реликвии в византийской эпиграмме // Реликвии в искусстве и культуре восточнохристианского мира. М., 2000.

109. Рыбаков Б.А. Русское прикладное искусство X-XIII вв. Л., 1971.

110. Рыбаков Б.А. «Слово о полку Игореве» и его время. М., 1985.

111. Рындина А.В. Древнерусская мелкая пластика: Новгород и Центральная Русь XIV-XV вв. М., 1978.

112. Седова М.В. Актовые печати князя Всеволода III // Дмитриевский собор во Владимире. К 800-летию создания. М., 1997.

113. Сказания о земной жизни Пресвятой Богородицы. М., 1904.

114. Славяне их соседи. Вып. 8. Имперская идея в странах Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы. М., 1998.

115. Смирнова Э.С. Икона XI века из Софийского собора в Новгороде и проблема алтарной преграды // Иконостас. Происхождение развитие - символика. М., 2000.

116. Смирнова Э.С. Храмовая икона Дмитриевского собора. Святость солун-ской базилики во владимирском храме // Дмитриевский собор во Владимире. К 800-летию создания. М., 1997.

117. Стерлигова И.А. Византийский мощевик Димитрия Солунского из Московского Кремля и его судьба в Древней Руси // Дмитриевский собор во Владимире. К 800-летию создания. М., 1997.

118. Стасов В.В. Разбор сочинения архимандрита Макария «Археологическое описание церковных древностей в Новгороде и его окрестностях» // Отчет XXX присуждения Демидовских наград. Спб., 1861.

119. Строганов С.Г. Дмитриевский собор во Владимире на Клязьме. М., 1849.

120. Татищев В.Н. История Российская. 4.2. М., 1995.

121. Флоря Б.Н. Отношение государства и церкви у восточных и западных славян (эпоха средневековья). М., 1992.

122. Чичуров И.С. Политическая идеология средневековья. Византия и Русь. М., 1990.

123. Чичуров И.С. Традиции и новаторство в политической мысли Византии конца IX в. // ВВ. М., 1986. Т. 47.

124. Шахматов А.А. Обозрение русских летописных сводов XIV-XVI вв. М.; Л, 1938.

125. Шахматов А.А. Несколько слов о Несторовом Житии Феодосия // ИОРЯС. 1896. Т. 1. Кн. 1.С. 46-65.

126. Шляпкин И.А. Русский крест XII в. в Гильдесгейме // Вестник археологии и истории. СПб., 1914.

127. Шмеман А. Великий пост. М., 1993.

128. Шмеман. А. Водою и Духом. О таинстве крещения. М., 1993.

129. Шмеман. А. Евхаристия. М., 1992.

130. Щапов Я.Н. Государство и церковь Древней Руси X-XIII вв. М., 1989.

131. Щепкина М.В. Миниатюра Хлудовской псалтыри: Греческий иллюстрированный кодекс IX века. М., 1977.

132. Этингоф О.Е. Образ Богоматери. М., 2000.

133. Ювалова Е.П. Немецкая скульптура 1200-1270. М., 1983.128

134. Bank A. L'Art Byzantin dans les musees de l'Union Sovietique. London, 1977.

135. Bornert R. Les comments byzantins de la divine liturgie du Vile au XVe si6cle // AOC. 1966. Vol. 9.

136. Grabar A. L'Empereur dans Part Byzantin. P., 1936.

137. Giorgetta Revelli. Monumenti letterari su Boris e Gleb. Genova, 1993.

138. Hetherington P. Byzantine Steatites in the Possession of the Knights of Rhodes // The Burlington Magazine. London, 1978. T. 120, N 909.

139. Kalavrezou-Maxeiner J. Byzantine Icons in Steatite. Wien, 1985.

140. Millet G. Recherches sur l'iconographie de l'Evangile aux XIVе, XVе et XVIе siecles d'apres les monuments de Mistra, de la Macedoine et du Mont Athos: 2e ed. Paris, 1960.

141. Petkovic V. R. La peinture serbe du Moyen Age. Beograd, 1934.

142. Радо.чиЬ С. Милешева. Београд, 1971.

143. Sotiriou G. Icones du Mont Sinai'. Athenes, 1956.

144. Volbach W. F. Early Christian Art. London, 1961.