Когнитивная зооморфная метафора в русском литературном языке (на примере энтомонимов) тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 00.00.00, кандидат наук Белевцова Татьяна Борисовна

• Белевцова Татьяна Борисовна
• кандидат наук
• 2022

Оглавление диссертации кандидат наук Белевцова Татьяна Борисовна

Введение

Глава 1. Теоретические основания когнитивно-

лингвокультурологического исследования вторичного семиозиса

1.1. Лингвокультурология и когнитивная лингвистика в системе антропоцентрической науки о языке

1.2. Общая характеристика когнитивной теории метафоры

1.3. Энтомонимы как зооморфный фрагмент русской языковой картины мира: история и современность

Выводы

Глава 2. Семантическая таксономия когнитивной зооморфной метафоры в современном русском литературном языке

2.1. Фрейм «Человек как живое существо»

2.1.1. Модель с общим ментальным пространством «Цвет»

2.1.2. Модель с общим ментальным пространством «Размер»

2.1.3. Модель с общим ментальным пространством

«Облик в целом»

2.1.4. Модель с общим ментальным пространством «Внешние проявления поведения»

2.2. Фрейм «Человек как общественное существо»

2.3. Фрейм «Человек как разумное существо»

2.3.1. Общая область-цель: «Интеллектуальные

действия и состояния»

2.3.2. Общая область-цель: «Эмоциональные состояния»

Выводы

Заключение

Список литературы

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Когнитивная зооморфная метафора в русском литературном языке (на примере энтомонимов)»

Введение

Данное диссертационное исследование посвящено анализу когнитивных зооморфных метафор, образованных в русском языке на основе наименований насекомых (энтомонимов). В основе работы лежит понимание языка как части когнитивной системы человека, в связи с чем он не может быть изучен вне связи с познавательными и психическими способностями восприятия действительности, ее структурирования, организации и интерпретации посредством образов, в том числе метафорических.

Знание о том, какие средства языка (отчасти универсальные, отчасти национально специфичные) субъект отбирает в процессе отражения реальности и преобразования знаний, позволяют исследователям реконструировать существующую языковую картину мира. Метафора как способ вторичной номинации представляет интерес с точки зрения логических, мифологических и ценностных черт культуры конкретного языкового сообщества, отражая в первую очередь интересующие нас стереотипы в отношении образа человека.

Актуальность работы состоит в необходимости разноаспектного изучения материала, долгое время находившегося на периферии исследований зооморфного фонда русского языка. Наименования насекомых представляют собой группу, выделяемую как часть более обширной лексики животного мира. Однако объем трудов, посвященных семантическому, прагматическому и метафорическому потенциалу данных лексем, в филологической литературе представлен недостаточно широко. В связи с этим их комплексное лингвистическое исследование остается востребованным.

В свете активно развивающихся направлений в языкознании, таких как когнитивная лингвистика и лингвокультурология, анализ энтомологических метафор позволяет не только описать механизмы образного переноса и рождения новых смыслов, но и выявить специфику восприятия и

интерпретации действительности сквозь призму языка, а также охарактеризовать некоторые особенности русской языковой картины мира. Все эти аспекты отвечают современным тенденциям гуманитарной науки в целом и рождают к себе особый интерес, поскольку осмысление русской ментальности и вопросов, связанных с национально-культурным своеобразием интерпретации мира и ее отражением в языке, всегда было и остается одной из неисчерпаемых областей познания.

Степень научной разработанности. Метафора прошла достаточно долгий путь в научном постижении: от понимания ее как стилистического средства и украшения речи до сложного когнитивного феномена. Выход на новый уровень многоаспектного анализа метафоры представлен в работах Н. Д. Арутюновой (1990), А. Н. Баранова (2004, 2014), М. Блэка (1990), М. Джонсона (2004), Д. Дэвидсона (1990), Дж. Лакоффа (2004), Ж. Фоконье и др.

Зооморфизмы особенно активно изучались во второй половине XX в. -начале XXI вв. Из общего числа исследований по этой теме немало работ посвящено сопоставлению метафорических полей в разных языках. На современном этапе развития лингвистики популярны сравнительные труды в области когнитивной зооморфной метафоры на материале русского и английского (Завалишина, 1998), немецкого (Буренкова, 2008), итальянского (Булыгина, Трипольская, 2009; Мусси, 2014, 2017), французского (Белеева, Сафуанова, 2015), турецкого (Устуньер, 2004; Рыжкина, Чакыроглу, 2009) и других языков. Зоонимы исследуются и на материале нелитературных форм языка, например, в арго Х1Х-ХХ вв. (Чериан, 2000). Изданы также словари зооморфных метафор и поэтических образов, связанных с миром животных: Кожевникова Н. А., Петрова З. Ю. Материалы к словарю метафор и сравнений русской литературы Х1Х-ХХ вв. (2010); Павлович Н. В. Словарь поэтических образов: На материале русской художественной литературы ХУШ-ХХ вв. (2007).

Объектом исследования выступили когнитивные зооморфные метафоры со сферой-источником «насекомые», характеризующие человека; предметом -

когнитивное, семантическое и лингвокультурологическое содержание репрезентирующих их языковых единиц, особенности их моделирования и функционирования в русском литературном языке.

Целью работы является комплексное исследование зооморфных метафор, заключающееся в выявлении когнитивных и семантических механизмов их образования, описании средств лексической репрезентации и национально -культурной интерпретации.

Для реализации цели были поставлены следующие задачи:

1) рассмотреть теоретические аспекты когнитивной лингвистики и лингвокультурологии;

2) определить основные тенденции исследования феномена метафоры как ментального процесса;

3) дать общую характеристику фрагмента «Насекомые» в русской лингвокультуре, в том числе установив его роль в мифологическом сознании;

4) описать общую метафорическую модель «Человек - насекомое», представленную фреймами «Человек как живое существо», «Человек как социальное существо» и «Человек как разумное существо»;

5) выявить особенности механизмов метафоризации фрагмента «Насекомые» в русской картине мира и принципы взаимодействия признаков, лежащих в ее основе;

6) классифицировать выявленные метафорические употребления номинаций насекомых в соответствии с основанием и характером переноса, определив их оценочную функцию;

7) охарактеризовать национально-культурное своеобразие исследуемых метафор и установить их роль в русской картине мира.

Материалом исследования послужили следующие источники: 1) картотека зооморфных метафор со сферой-источником «насекомые» объемом около 1600 контекстов, относящихся к периоду Х1Х-ХХ1 вв., отобранных методом сплошной выборки из Национального корпуса русского языка (далее НКРЯ) (https://ruscorpora.ru/), а также из материалов проекта

«Собрание классики» (ЬШ.га/Классика, http://az.lib.ru/) и «КартаСлов.ру» (https: //kartaslov.ru/);

2) дефиниции энтомонимов из 19 словарей различного типа, в том числе толковых словарей русского литературного языка (XX-XXI вв.) и общенационального русского языка (арго, жаргона, сленга, говоров), которые привлекались в сопоставительных целях, а также идеографических, исторических, этимологических, этнолингвистических словарей и словарей русской ментальности;

Словник энтомонимов отбирался в опоре на словари, отражающие наивную языковую картину мира (Сл. В. И. Даля, Сл. русской ментальности В. В. Колесова, Славянские древности Н. И. Толстого, Сл. Н. А. Кожевниковой, Сл. Н. В. Павлович), толковые словари русского национального языка, далее список уточнялся и пополнялся на материале НКРЯ. Терминологическая лексика зоологии не привлекалась. В целом на базе выбранных дефиниций и контекстов проанализированы:

- 30 общеупотребительных энтомонимов (бабочка, блоха, богомол, божья коровка, букашка, вошь, гнида, гнус, гусеница, жук, кле^, клоп, козявка, комар, кузнечик, куколка, моль, мотылек, мошка, муравей, муха, насекомое, оса, паук, пчела, саранча, стрекоза, таракан, тля, трутень);

- их словообразовательные дериваты (жужжать, жучить, муравейник, стрекозить, стрекотать и др.);

- лексика, не мотивированная названиями насекомых, но связанная с их жизнедеятельностью (жалить, звенеть, зудеть, порхать, рой, роиться, улей и др.).

Методологическую основу исследования составляют общие принципы системности и антропоцентризма. Идея системности лексики предполагает рассмотрение языковой единицы с точки зрения ее участия в лексических парадигматических и синтагматических отношениях. Следование принципу антропоцентризма требует ориентации на реконструкцию языковой картины мира, позволяя охарактеризовать связь языка и культуры. Для решения

поставленных задач были использованы как общенаучные методы: описательный с приемами классификации, сопоставления, анализа и обобщения, так и частнонаучные: компонентный, когнитивный, контекстный, а также метод дефиниционного анализа словарных статей. Отбор материала, представленного в НКРЯ, проходил в два этапа: вначале методом сплошной выборки были извлечены контексты с номинациями насекомых из составленного заранее списка, затем на основе полученного материала были выбраны контексты, демонстрирующие использование энтомонимов по отношению к человеку. В работе реализуется принцип комплексного анализа с опорой на языковые и внеязыковые (мифология, верования и фольклор) параллели.

Теоретико-методологические основы работы составляют следующие труды ученых:

1) в области семантики языковых единиц: Н. Ф. Алефиренко (2005), Ю. Д. Апресян (1974, 1986), В. В. Виноградов (1977), В. М. Грязнова (2013, 2015, 2020а, 2020Ь), Е. И. Зиновьева (2005), И. М. Кобозева (2000), Э. В. Кузнецова

(1989), Е. В. Логинова (2012), С. В. Маслечкина (2015), В. М. Мокиенко (2016), И. М. Некипелова (2011), Е. В. Падучева (2004), Н. А. Преснякова (2009), И. П. Слесарева (1990), В. Н. Телия (1981, 1986), З. В. Тодосиенко (2014), А. В. Тратникова (2015), Л. О. Чернейко (2005), А. В. Шевчик (2012), Д. Н. Шмелев (1977, 2008);

2) в области когнитивной лингвистики и концептуальной метафоры в частности: Н. Д. Арутюнова (1990), А. Н. Баранов (2004, 2014), М. Блэк (1990), А. А. Быкова (2013), И. А. Геворкян (2012), Н. Ю. Григорьева (2012), М. Джонсон (2004), С. А. Жаботинская (2011), Э. Кассирер (1990), С. Н. Бредихин (2014), П. И. Костомаров (2014), О. А. Кочетова (2006), Е. С. Кубрякова (1991, 2001, 2002, 2009, 2017), Дж. Лакофф (2004), Г. Н. Манаенко (2009), А. Р. Маркин (2018), Е. Н. Нагорная (2014), А. В. Прожилов (2015), , В. В. Петров

(1990), З. Д. Попова (2006, 2007), Е. В. Рахилина (2008), З. К. Сабитова (2011), Т. Г. Скребцова (2011), И. Смирнов (2016), И. А. Стернин (2006, 2007), М.

Тернер (2003, 2006), Ж. Фоконье (1994, 2003, 2006), Э. Р. Хамитова (2008), А. П. Чудинов (2001);

3) в области лингвокультурологии: Н. Ф. Алефиренко (2016), Ю. Д. Апресян (1995), О. В. Белова (2001), А. В. Белозерова (2013), Е. Л. Березович (2007), С. Г. Воркачев (2007), Т. А. Гридина (2020), Ф. Н. Гукетлова (2009, 2016), В. И. Жельвис (2006), О. Р. Жерновая (2015), Анна А. Зализняк (2005), Д. А. Катунин (2003), О. Н. Кондратьева (2015), Н. И. Коновалова (2020), О. А. Корнилов (1993, 2003), Ю. А. Кривощапова (2005, 2006а, 2006Ь, 2007, 2011), И. Б. Левонтина (2005), Н. М. Локтионова (2013), Г. Н. Манаенко (2009), Н. А. Мишанкина (2003), А. М. Мягкова (2017), З. И. Резанова (2003), Г. Н. Скляревская (1993, 2017), Ю. С. Степанов (2004), О. И. Таюпова (2018), В. Н. Телия (1988, 1996), О. А. Терновская (1984), Н. И. Толстой (1995), А. Д. Шмелев (2005), Е. Е. Юрков (2012).

При формулировке цели и задач мы исходим из следующей гипотезы: в русской лингвокультуре энтомологическая лексика имеет ярко выраженную тенденцию к образованию зооморфных метафор, характеризующих человека, и занимает важное место в картине мира.

Положения, выносимые на защиту:

1. Энтоморфологические единицы репрезентируют национальную стратегию описания человека и представляют собой часть зооморфного кода культуры наряду с паремиями, фразеологизмами, традиционными символами и эталонами. Перенос признаков животного на человека - это регулярный способ метафорообразования на основе общей модели концептуальной метафоры ЧЕЛОВЕК - ЖИВОТНОЕ, частным проявлением которой является модель ЧЕЛОВЕК - НАСЕКОМОЕ. В качестве исходного термина, объединяющего весь спектр переносных образований с участием номинаций лексико-тематической группы «Насекомые», выступает понятие энтоморфизм.

2. Исследование зооморфных метафор на примере энтомонимов в свете современных достижений когнитивной лингвистики позволяет описать метафорическую операцию как установление устойчивой взаимосвязи двух

концептуальных доменов, каждый из которых относится к разным понятийным областям. В результате установления связи между структурами сферы насекомых и сферы человека на основе исходных ментальных пространств образуется множество контаминированных пространств, репрезентирующих новое концептуальное содержание, обусловленное ассоциативно-образными представлениями носителей языка, а также их национально-культурным опытом.

3. Метафоризация энтомонимов базируется на зрительных, звуковых и тактильных признаках, выступающих основанием для сопоставления миров человека и насекомого. Отправной точкой переноса в основном являются наблюдаемые, внешне выраженные качества и проявления, которые образуют исходные ментальные пространства двух взаимодействующих доменов: цвет, размер, форма, количество, поведение, воспроизводимые звуки и др. Обращение к сфере нематериального (привычки, характер, личностные качества и черты) является опосредованным, поскольку внутренний мир насекомого практически недоступен для осмысления. Поэтому энтоморфизмы, отображающие «внутреннее» человека, мотивированы результатами перцептивного восприятия, обработанными впоследствии на более глубоких уровнях когниции, включая ассоциативное мышление.

4. Большая часть наименований насекомых относится к культурно маркированному сегменту языка. Они фигурируют в мифологических представлениях, являются героями народных песен, сказок, анекдотов и произведений художественной литературы. Соответственно, лексические единицы, обозначающие насекомое, обладают высоким коннотативным потенциалом и способностью к семантической деривации. Актуальность инсектальных образов для носителя современного русского языка подтверждается высокой степенью их продуктивности и функционированием в текстах различных временных периодов, а также их включением в словники словарей, описывающих русскую ментальность.

5. Зооморфные когнитивные метафоры с участием наименований насекомых, включая все виды переноса по сходству двух объектов, имеют в языке определенную системную организацию, образуют оппозиции и синонимические ряды. Они также развивают контекстную многозначность, в структуре которой выделяются преобладающие доминантные смыслы, являющиеся общими для носителей русского языка и культуры, и дополнительные, демонстрирующие последующее семантическое развитие вторичной номинации, обусловленное частными ассоциациями.

6. Оценочная функция энтоморфизмов реализуется в нескольких типах частнооценочных значений. Энтомологическая метафора в большинстве случаев выступает концептуальным средством выражения отрицательных эмоций. В исследуемом материале преобладают оценки этического, реже -эстетического характера, поскольку обращение к личностным свойствам человека более востребовано носителями языка. Процент метафор, отличающихся эмоционально-экспрессивной оценочностью, постепенно увеличивается, что следует из анализа датировки текстов с такими примерами.

7. Энтоморфизмы обладают гендерной спецификой, которая проявляется в наличии определенных ограничений, связанных с областью-целью. Они могут быть продиктованы не только грамматической подсистемой языка, но и феминными и маскулинными стереотипами, а также намерениями говорящего.

Научная новизна исследования состоит в том, что в работе впервые представлен анализ метафорических значений энтомонимов, выявленных на основе обширного лингвистического материала, содержащего как уже закрепившиеся в литературном языке образные единицы, так и функционирующие только в узусе; обоснована продуктивность обращения к метафорическому потенциалу номинаций насекомых, характеризующих человека в русском языке, установлено лингвокультурологическое содержание данных единиц; осуществлена типологизация метафор на основе определения характера аналогии и с учетом способов восприятия и в соответствии с фреймовым моделированием; выявлены и описаны переносные языковые

значения и употребления энтомонимов, их оценочные функции. реконструирован фрагмент русской картины миры «Насекомое» в его метафорических и ассоциативно-образных репрезентациях.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что в нем на материале, охватывающем значительный промежуток времени (Х1Х-ХХ1 вв.), представлено многоаспектное описание зооморфных метафор. Результаты, полученные в процессе анализа образной энтомологической лексики, могут послужить для лексикографического описания наименований насекомых в словарях разного типа, в том числе активных и мотивационно-сопоставительных. Основные положения диссертации позволяют вписать их в общий пласт исследований зооморфной метафоры в русском языке и дают систематизированное представление о когнитивных и

лингвокультурологических аспектах компонентов исследуемого фрагмента.

Практическая значимость заключается в возможности использования полученных результатов в рамках анализа различных типов когнитивной метафоры, для расширения дефиниций толковых словарей, составления этнолингвистических, мотивационно-сопоставительных, метафорических и поэтических словарей отдельных авторов. Материал диссертации может быть применим в разработке учебных материалов по дисциплинам «Лексикология», «Стилистика», «Лингвокультурология», «Когнитивная лингвистика», «Прагматика», «Лингвистический анализ художественного текста».

Основные положения диссертации апробированы на международной научно-практической конференции (Пенза, 2022), всероссийской научно -практической конференции (Ростов-на-Дону, 2020), а также на региональных научно-практических конференциях (Ставрополь, 2017, 2018, 2019, 2020).

Основные положения диссертации опубликованы в 7 научных работах, раскрывающих основное содержание диссертации, из них 3 статьи опубликованы в рецензируемых научных изданиях, рекомендованных ВАК при Минобрнауки России.

Структура диссертации обусловлена темой, целями и задачами проводимого исследования. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы. Текст работы составляет 173 страницы машинописного текста, включая список литературы, состоящий из блоков научной литературы, лексикографических источников и источников эмпирического материала.

Глава 1. Теоретические основания когнитивно-лингвокультурологического исследования вторичного семиозиса

1.1. Лингвокультурология и когнитивная лингвистика в системе антропоцентрической науки о языке

Характерной чертой современной лингвистики является рассмотрение не языка в себе и для себя, а языка как глобального средства коммуникации, отражающего человека, его сознание, мышление, деятельность и опыт. Такая наука характеризуется открытостью для внешних влияний, свободной интеграцией с другими областями знания и стремлением всесторонне описать язык во всех его проявлениях. Движение по этому пути позволяет, по мнению Е. С. Кубряковой, «определить статус современной лингвистики как полипарадигмальный» (Кубрякова, 2017, с. 59).

Исследование метафоры как многоаспектного явления предполагает комплексный подход и обращение к нескольким актуальным научным направлениям: лингвокогнитивному (Дж. Лакофф, 2004; М. Джонсон, 2004; Р. Лангакер, 1987; М. Тернер, 2003, 2006; Ж. Фоконье, 1994, 2003, 2006; Н. Д. Арутюнова, 1990; А. Н. Баранов, 2004, 2014; Е. С. Кубрякова, 1991, 2001, 2009, 2017; И. А. Стернин, 2006, 2007; З. Д. Попова, 2006, 2007; А. П. Чудинов, 2001 и др.) и лингвокультурологическому (Н. Ф. Алефиренко, 2016; Ю. Д. Апресян, 1995; А. Вежбицкая, 1983, 2000; В. И. Карасик, 2002; В. В. Колесов, 2014; Г. Н. Скляревская, 1993, 2017; Ю. С. Степанов, 1983; В. Н. Телия, 1988, 1996 и др.).

Оба направления представляют антропоцентрическую парадигму гуманитарного знания, в рамках которой исследуется то, как человек проявляет

себя в языке. Как отметил Ю. К. Волошин, «многие десятилетия лингвисты изучали «человека молчавшего» (цит. по Кущева, 2006, с. 155). Поэтому осознание необходимости комплексно исследовать сложную проблему взаимодействия языка и человека является ключевым в развитии совершенно нового научного подхода и служит своего рода методологическим сдвигом.

Формирование антропоцентрического подхода в течение длительного времени подготавливалось массой научных идей (В. фон Гумбольдт, Г. Пауль, А. А. Потебня, И. А. Бодуэн де Куртене и многие другие). «Движение от системно-структурного языкознания к антропоцентрическому едва ли можно представить в виде прямой линии - ни одно из направлений далеко не исчерпало себя, а само движение во многом осмысляется через метафору «возврата к корням» (Иванов, Лакербай, 2016, с. 82).

Подход к рассмотрению языка с точки зрения антропоцентрической парадигмы прослеживается в работе Г. Пауля «Принципы истории языка», где он утверждает: «Мы должны признать, что на свете столько же отдельных языков, сколько индивидов» (Пауль, 1960, с. 17). Ученый аргументирует субъективно-психологический характер движущих сил языкового развития, поэтому при исследовании речи необходимо учитывать психические процессы.

Психолингвистическая составляющая антропоцентризма присутствует и во взглядах В. фон Гумбольдта, который подчеркивал важность роли мышления, памяти и чувственного восприятия в исследовании языка («О мышлении и речи» (1795); «О влиянии различного характера языков на литературу и духовное развитие» (1821); «О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества» (1830-1835). Как известно, ученый обосновал взгляд на язык как на деятельность, указал на его мыслеобразующую функцию, сформулировал постулаты когнитивного подхода к языку. Он также развил тезис об обязательном участии языка в преобразовании субъективного в объективное и обратно, что делает «очевидным вклад его как лингвиста в решение философской проблемы

соотношения субъекта и объекта в когнитивных процессах представления и понимания» (Романова, 2015, с. 118).

Одним из первых, кто утвердил фундаментальные принципы связи культуры и языка как выразителя духа народа также был В. фон Гумбольдт. Ученый считал язык культуроспецифичным образованием, которому присуща внутренняя форма, демонстрирующая определенный образ мысли нации. В то же время язык как воплощение творческой деятельности человека формирует это мировидение, поэтому одно можно вывести через другое.

Идеи, подготовленные исследователями, в разные эпохи обращавшимися к проблемам взаимодействия языка и человека, были развиты зарубежными и отечественными лингвистами. Это способствовало дальнейшему установлению антропоцентрической парадигмы в науке, начиная с последних десятилетий ХХ века.

Антропоцентрический принцип исследований, согласно Е. С. Кубряковой, осуществляется в двух направлениях: «человек в языке», выступающем носителем сознания и транслятором культур, и «язык в человеке», являющемся мерой всех вещей в языке и культуре (Кубрякова, 1991, с. 216). Этот тезис объясняет естественное появление такой научной дисциплины, как лингвокультурология.

История лингвокультурологии связана с теориями, разрабатывавшимися еще в XIX веке. Тогда проблема соотношения языка и культуры активно освещалась не только лингвистами, но и философами, культурологами. В частности, В. фон Гумбольдтом, создателями мифологической школы братьями Гримм, Э. Бенвенистом, а также продолжателями данного направления в России А. Н. Афанасьевым, Ф. И. Буслаевым А. А. Потебней, М. М. Бахтиным, Ю. М. Лотманом, Н. И. Толстым и другими.

Формирование лингвокультурологии возникает на стыке смежных наук о языке и культуре. Так, некоторые исследователи считают, что это интердисциплинарная отрасль, сложившаяся на основе взаимодействия

лингвистики, психологии и культурологии. Тем не менее она имеет собственные методы, цели и задачи. Взгляд на лингвокультурологию как на отдельную научную дисциплину отражается в работах Ю. С. Степанова, Д. С. Лихачева, Ю. М. Лотмана.

В начале ХХ1 века появляются лингвокультурологические школы под руководством В. Н. Телии, Н. Д. Арутюновой, В. В. Воробьева, В. И. Карасика, В. В. Красных, Ю. С. Степанова, складывается современный терминологический аппарат с учетом различных научных концепций.

С точки зрения В. Н. Телии, лингвокультурология - «достояние собственно антропологической парадигмы науки о человеке, центром притяжения которой является феномен культуры» (Телия, 1996, с. 122). Эта мысль получает развитие в трудах других ученых, которые пытаются обосновать сущность, границы лингвокультурологии.

Например, по мнению Н. Ф. Алефиренко, лингвокультурология -«неотъемлемая часть любой этнокультуры, представляющая собой синергетически возникшую амальгаму (слияние, сплав, совокупность) взаимосвязанных явлений культуры и языка, зафиксированную и освоенную определенным этноязыковым сознанием» (Алефиренко, 2016, с. 51).

Большинство ученых сошлись во мнении, что основу понятия «лингвокультурология» составляет двойственность самого названия - язык и культура. Так, одна из наиболее емких трактовок принадлежит В. В. Красных: «лингвокультурология - дисциплина, изучающая проявление, отражение и фиксацию культуры в языке и дискурсе. Она непосредственно связана с изучением национальной картины мира, языкового сознания, особенностей ментально-лингвального комплекса» (Красных, 2002, с. 12).

В. В. Воробьев подчеркивает, что это «комплексная научная дисциплина синтезирующего типа», в связи с чем четко определяет ее место в системе гуманитарных наук (Воробьев, 2008, с. 37).

Таким образом, лингвокультурология имеет междисциплинарный, комплексный и многоаспектный характер. Под ее объектом в настоящее время

понимается языковая деятельность, рассматриваемая с ценностно-смысловой точки зрения. Под предметом - факты материальной и духовной культуры, отраженные в языке, рассматриваемые с точки зрения языковой личности, либо же единицы языка и дискурса, обладающие культурно-значимым наполнением (Красных, 2002, с. 12).

Как уже говорилось, особенностью положения дел в научном мире является тенденция к интеграции областей знания. Ученые отмечают, что такие направления, как лингвокультурология и когнитивная лингвистика развиваются в рамках одной научной сферы. Обеим дисциплинам свойственна диада «язык - человек», внимание направлено на исследование концептуализации, механизмы которой специфичны в различных национальных картинах мира. В результате выделяются ключевые концепты, которые позволяют сделать выводы о значимых понятиях национального сознания. Язык при этом выступает своеобразным кодом нации. И лингвокультурология, и когнитивная лингвистика оперируют такими ключевыми терминами, как картина мира, концепт, коннотация, внутренняя форма языка и речи.

Список литературы диссертационного исследования кандидат наук Белевцова Татьяна Борисовна, 2022 год

источник блоха +

вошь +

жук +

комар + +

мотылек +

муха + + + +

оса +

пчела +

саранча + +

стрекоза +

таракан + +

Всего 3 1 1 2 1 3 2 4

Количество энтомонимов, участвующих в образном представлении частной цели

2.2. Фрейм «Человек как общественное существо»

Номинации насекомых служат для конкретизации внутренних качеств людей, позволяя перевести их на язык восприятия органами чувств. Большинство зооморфных метафор, описывающих характер, привычки и поведение человека как члена социума, основаны на зрительных и звуковых образах. Восприятие не автономно, все его системы взаимодействуют друг с

другом, а язык, в свою очередь, демонстрирует эту связь на примере переносных значений.

Зрительная информация является наиболее важной в интерпретации опыта, в том числе ментального. Этот тезис может быть проиллюстрирован такими высказываниями, как «видеть смысл в чем-либо», «зреть в корень» и т. п.). Визуальная перцепция часто становится отправной точкой аналогии, сначала внешней, которая затем переходит на более глубинные уровни осмысления внутреннего мира человека и абстрактных категорий, демонстрируя стадии развития человеческого мышления - от конкретного к отвлеченному, логическому.

Метафорообразование в рамках рассматриваемого фрейма также не является одношаговым. Вначале возможна лишь констатация внешней связи между объектами сравнения - человеком и насекомым. Далее конкретное физическое свойство или манера поведения переосмысляется, связывается в сознании носителей языка с неким нравственным качеством и характером человека в целом, получая при этом оценку с точки зрения принятых в обществе норм. Так возникают дополнительные ментальные пространства, содержащие ассоциативно-образные компоненты, связанные с внутренними качествами людей. Любые проявления насекомых обусловлены исключительно их природой, они не могут объективно совпадать с чертами характера и психическими свойствами человека, поэтому только приписываются им антропоцентричным языковым сознанием. Вместе с тем понимание метафор такого типа индивидуально, поскольку детерминировано знаниями, опытом, культурой и общественными нормами, которыми оперируют носители языка.

Метафоры исследуемой группы образованы по уже известной модели НЕКТО есть НЕКТО-1 (см. таблицы 2а, 2Ь на с. 129-130). Границы внешних и внутренних категорий, участвующих в образном переосмыслении, подвижны. Что касается поведения как совокупности некоторых социально значимых действий, в одних случаях оно не выходит за рамки внешнего подобия (рассмотрено в параграфе 2.1.), в других - служит основанием для выводов о

личности в целом. Следовательно, здесь мы рассматриваем примеры, исходя из которых можем заключить, что человек, поступающий тем или иным образом, обладает вполне конкретными внутренними качествами. Например, если он занимается тяжелой работой, как муравей, значит, его можно охарактеризовать как трудолюбивого, выносливого, сильного и т. п.

Большинство насекомых воспринимаются как ничтожные существа, не представляющие явной практической ценности для жизни людей. Идея незначительности также мотивирована их размером. В результате таких семантических ассоциаций в языке возникают отрицательно окрашенные метафоры, характеризующие жалкого человека либо того, кто совершает низкие, недостойные поступки и заслуживает презрения: «Базаров нравственно выше последующих Базароидов. Он у Тургенева храбр, умен, не вор, не доносчик, не вонючий клоп...» [Чуковский К. И. Татьяна Петровна Пассек и ее «Воспоминания», 1906] (https://ruscorpora.ru).

В метафоре человек - клоп реализуется несколько видов частных оценок. В результате сочетания сенсорно-вкусового (неприятный запах клопа) и утилитарного (вредоносность клопа) значений появляется оценка этическая (безнравственность поступков человека). В смешанном ментальном пространстве метафор данного типа признаки «маленький размер» и «вредительство» насекомого вступают во взаимодействие с морально-нравственной сферой личности человека.

В этом направлении концептуализируются главным образом наименования паразитов, с которыми люди чаще всего сталкиваются в быту:

«А все-таки ты жуткая гнида и предатель. Твой дружок был прав. Завтра ты его еще вешать будешь - так-то» [Егор Радов. Змеесос (2003)] (https://ruscorpora.ru/).

Метафорическое употребление: 'подлый человек'.

Для большинства таких энтоморфизмов характерна десемантизация, при которой номинация насекомого теряет лексическое значение, приобретая однозначную негативную оценку и функцию ругательства:

«Какая-то гнида утюг спалила, а отвечать должны все?» [Олег Селедцов. Учебка (2002)] (https://ruscorpora.ru/).

Десемантизация является результатом проявления высшей степени эмоциональности и приближает данные языковые единицы к аффективам, включающим бранную лексику и лексику обзывания. Согласно С. В. Маслечкиной, «в лингвистике сложились два подхода к описанию эмоций», один из которых - метафорический, который является наиболее логичным в отражении чувств человека (Маслечкина, 2015, с. 234).

Домашние насекомые также вызывают ассоциации с незначительными личностями, не заслуживающими внимания. Аспект вредительства в этих случаях не учитывается:

«Вы относитесь ко мне, как будто я не человек, а муха какая-то, насекомое на которое и внимания не стоит обращать!» [Е. А. Нагродская. Гнев Диониса (1910)] (https://ruscorpora.ru/).

«Для Евгении Панкрашиной певец Виктор Волько - божество, небожитель <...> А для Волько она - клоп на стене, он ее даже не запомнил» [Александра Маринина. Последний рассвет (2013)] (Там же).

«.так, наверное, и задумывалось и строилось, чтобы люди чувствовали себя насекомыми, тараканами, перебегающими от одной витрины к другой в музее-заповеднике победившего социализма, испытывая страх и восторг, больше страх, страх перед великаном по имени Народ...» [Гоар Маркосян-Каспер. Кариатиды // «Звезда», 2003] (Там же).

«Ты же... клоп, тля. Жалкий клерчишка! Нищий» [Семен Данилюк. Бизнес-класс (2003)] (Там же).

«Ваш Ученик заслуживал бы сочувствия, но он не личность. Он муравей» [Даниил Гранин. Зубр (1987)] (Там же).

«Можно себе представить то раздражение графа, в какое он был приведен дерзкою настойчивостью Хвостова. Муравей осмелился восстать на слона и беспощадно был им раздавлен» [Н. Э. Гейнце. Аракчеев (1898)] (Там же).

«Она ведь человек. - Она вошь, - сурово перебила меня Алла, - таких давить надо» [Дарья Донцова. Доллары царя Гороха (2004)] (Там же).

«Я комендант контр-разведки! Понимаешь ты, французская блоха! Поручик горячо дышал перегаром в лицо Леону Кутюрье» [Б. А. Лавренев. Рассказ о простой вещи (1924)] (Там же).

«Главное - она. Ничтожество, козявка, а самомнение - во!» [И. Грекова. Перелом (1987)] (Там же).

«Ничтожная личность. Затравленный жизнью человек... Божия коровка... » [П. Н. Краснов. Ложь (1938-1939)] (Там же).

«За эти вот тюльпаны ее и возненавидели пуще всего. И, конечно, особенно те сошки и мошки, которые о наркомовской прихожей даже и помышлять не смели» [Ю. О. Домбровский. Факультет ненужных вещей, часть 5 (1978)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'невлиятельный человек, ничтожество'.

«Вся пирамида власти, от самого основания, где маленький, никому не ведомый муравей-чиновник за малую взятку отрезает кусок заповедника и позволяет строить на цветущей заповедной земле виллу миллионера» [Уверен в победе (2003) // «Советская Россия», 2003.03.15] (Там же).

Метафорическое употребление: 'человек, чья незаметная деятельность приводит к большим последствиям'.

Переносное языковое значение ничтожности в словарях фиксируется только у лексем вошь: «Разг.-сниж. О ничтожном, презираемом человеке» (Большой толковый словарь русского языка, 1998, с. 154); гнида: «Прост. бран. О ничтожном, мерзком человеке» (МАС, Т. 1. А-Й, с. 321); козявка: «Прост. пренебр. Об очень мелком, незначительном человеке» (МАС, Т. 2. К-О, с. 69); тля: «Прост. О ничтожном, никчемном человеке» (МАС, Т. 4. С-Я, с. 370). Несмотря на то, что образная номинация таракан пока не получила отражение в толковых словарях, ее негативные коннотации реализуются в языке современного арго и жаргона: «тупой, несообразительный человек», «сотрудник милиции, не представляющий опасность», «наркоман», «тараканничать -

выпрашивать что-либо, дурачиться» (Колесов, Колесова, Харитонов, Т. 2).

Несмотря на способность многих насекомых скрываться от опасности и прятаться благодаря маленькому размеру, таракан - единственный из рассматриваемых в данной работе энтоморфизмов реализует семантику трусости:

«Я так и сидел, как таракан, в алой гостиной, боясь днем даже ходить мимо окон, выходящих на улицу; бог знает, кто мог засесть, скажем, в слуховом окне на крыше дома напротив с биноклем или, например, детектором, подслушивающим разговор по вибрации оконных стекол» [Вячеслав Рыбаков. Гравилет «Цесаревич» (1993)] (https://ruscorpora.ru/).

«Они начали шарахаться в разные стороны, прятаться по закоулкам и отделениям, словно в щели тараканы, когда их внезапно осветят огнем» [А. С. Новиков-Прибой. Цусима (1932-1935)] (Там же).

«Попрятались со страха. Прознали, что Второв вас выгоняет. Вы из них людей сделали. А они - как тараканы» [Семен Данилюк. Рублевая зона (2004)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'человек, который из страха держится в безопасном месте'.

Маленький размер насекомых коррелирует также с моральной неразвитостью человека, не способного к взрослым поступкам:

«Про кого, если не про твоего отца? Мальчишку научить не может!.. Цуцик, молокосос, блоха в кастрюльке - и тоже на манифестации... » [Д. Я. Айзман. Терновый куст (1907)] (https://ruscorpora.ru/).

Метафорическое употребление: 'незрелый человек'.

Следует отметить, что приведенные примеры из текстов свидетельствуют о некоем противопоставлении человека и насекомого. Личность, совершающая поступки, унижающие достоинство, «мельчает», заслуживает презрения и даже теряет человеческий статус. Такое направление развития значения согласуется с исследованиями Дж. Лакоффа и М. Джонсона, которые в ряду прочих выделяли ориентационные метафоры: верх - хорошо, низ - плохо. Таким образом,

маленький размер, переосмысленный в уничижительном ключе, получает отрицательные коннотации в сложившейся антиномии: человек выше, больше, а значит, и лучше насекомого.

В речи зоометафоры со значением ничтожности могут дополняться экспрессивными глаголами, не мотивированными энтомонимами: задавить, раздавить, прихлопнуть и т. д. При этом создаются устойчивые образные сочетания:

«Нашепчешь кому-нибудь - задавлю, как клопа» [Василий Аксенов. Коллеги (1962)] (https://ruscorpora.ru/).

«Со мной никто не стал бы церемониться. Просто прихлопнули бы, как муху» [Герман Садулаев. Шалинский рейд (2009) // «Знамя», 2010] (Там же).

«Томас понимал и другое: в таком бизнесе раздавить могут, как комара» [Виктор Левашов. Заговор патриота (2000)] (Там же).

Номинации насекомых используются говорящими как ругательство с целью оскорбить другого. Инвективный эффект усиливается стилистически сниженной синонимической парой:

«Какие-то вы все - и наркоманы, и наркоторговцы - твари подпольные... Хищные, дерганые тараканы» [Сергей Шаргунов. Ура! (2003)] (https://ruscorpora.ru/).

Метафорическое употребление: 'подлый человек, мерзавец'.

«Это ты на нас стучишь?! Это ты, гнус, нас закладываешь? Скажи мне, тварь, или я убью тебя!» [Александр Терехов. Мемуары срочной службы (1991)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'доносчик'.

Подобная негативная характеристика чего-либо, в том числе человека и его поступков, представлена в словарях прилагательным гнусный: «Отвратительный, мерзкий, гадкий» (Словарь современного русского литературного языка в 17 томах, 1954, Т. 2, с. 185).

Образные значения лексемы гнус фиксируются в словарях внелитературных форм языка: I. «1. Мелкий воришка; 2. Неуважаемый человек;

3. Надоедливый, неприятный человек» (Мокиенко, 2000, с. 130). II. «1. Истец; 2. Жалобщик» (Грачев, 2003, с. 200). III. «Мелкий преступник» (Там же).

«В сутолоке кто-то задел тазик ногой, и с него слетела крышка. - Ну что вы за твари! Как тараканы! - всерьез разозлился Гуга. - Ползут и ползут!» [Михаил Гиголашвили. Чертово колесо (2007)] (https://ruscorpora.ru/).

Метафорическое употребление: 'неуклюжий, неуправляемый человек, сметающий все на своем пути'.

На основании приведенных контекстов можно предположить, что к признаку «маленький» как источнику переноса добавляется также общая оценка внешнего вида насекомого, а именно: «гадкий», «мерзкий», «отвратительный», являющаяся имплицитной.

Маленький размер и безвредность некоторых насекомых служит источником возникновения метафор, обозначающих тихого, иногда примитивного человека, не представляющего угрозы. В особенности это характерно для энтомонима божья коровка:

«Ты, Мишка, хитрый, да и ведь и она не божья коровка» [Роман Солнцев. Полураспад. Из жизни А. А. Левушкина-Александрова, а также анекдоты о нем (2000-2002) // «Октябрь», 2002] (https://ruscorpora.ru/).

«Говорят, его в болото Усков затянул ночью-то. - Хитер... А прикинулся божьей коровкой» [Борис Можаев. Власть тайги (1954)] (Там же).

«Здесь он держит себя скромницей, простачком, услужливо отвечает на все вопросы. Этакая божья коровка и скромница не могла бы служить при шести правительствах в штабных должностях...» [Ю. В. Трифонов. Старик (1978)] (Там же).

«Это не девочка, это божья коровка, - говорила, закатывая глаза, классная дама. - Я еще никогда в жизни не видела таких быстрых превращений. Такая тихая, строгая, благородная девочка...» [Валентина Осеева. Динка (1959)] (Там же).

«Наконец, полковник Полетика, самый старший в компании, мало походил на военного и держал себя скромнее и тише всех. Его называли «божьей

коровкой» [Л. П. Гроссман. Записки Д'Аршиака (1931)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'скромный и безобидный человек'.

«Человек, независимо и свободно сформировавший свои взгляды, имел право на известную самоуверенность, - так он все это толковал, - все-таки мыслящая личность, не безмозглая божья коровка» [Л. Р. Кабо. Ровесники Октября (1964, 1997)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'бестолковый человек'.

Переносное значение лексемы «божья коровка» закрепилось в русском языке и народной культуре, что получило отражение в словарях: «(ирон.) о безобидном, тихом человеке, не умеющем постоять за себя» (МАС, 1999, Т. 1. А-Й, с. 103).

Развитие понятия «маленький» происходит и в других направлениях: последовательно возникают такие компоненты значения, как «мелочный», «жадный», «вор» с одной стороны, и «скрытный», «ловкий», «хитрый», «обманщик» - с другой. Все они основываются уже не столько на физическом параметре, сколько на конкретном поведении существа, обладающего этим параметром. В особенности это характерно для энтомонима жук, обладающего этнокультурной спецификой. В результате ассоциаций, связанных с жизнедеятельностью насекомого, возникает множество ментальных пространств, представленных различными образами человека, склонного к хитрости, обману, практичности, наживе и т. п.

Маленький размер позволяет жуку быть незаметным, пролезать в любые отверстия и вести скрытную жизнь. Носители языковой культуры соотнесли эти признаки с изворотливостью, умением выйти из любой ситуации. Так, в «Словаре русской ментальности» представлена следующая дефиниция концепта жук: «юркое и надоедливое насекомое как воплощение ловкости, хитрости и коварства (жучок «хитроумное приспособление»)» (Колесов, Колесова, Харитонов, 2014, Т. 1, с. 271).

Жук, который возится, копошится в чем-либо, - это человек, ведущий грязные, недостойные дела. Ср. пословицу «С пчелкой водиться - в медку

находиться, а с жуком связаться - в навозе оказаться».

Более частные группы метафорических значений иллюстрируются примерами из художественной речи:

«Но, наверное, есть и такие жуки, которые стараются урвать для себя побольше» [Михаил Божаткин. Флаг на гафеле (1977)] (https://ruscorpora.ru/).

Метафорическое употребление: 'жадный человек'.

«Тут есть один жук, - сказал он однажды. - Делает колбасу втихаря без патента, ищет помощника надежного, чтобы не болтал» [Анатолий Кузнецов. Бабий яр (1965-1970)] (Там же).

«Твой Стрельников тот еще жук, и сам денег нагреб, и нам еще осталось» [Александра Маринина. Светлый лик смерти (1996)] (Там же).

«Еще дельце обкрутил, - подумал он с восхищением. - Ну и жук!» -Почему не во Владивосток пушнину-то?» [К. С. Бадигин. Секрет государственной важности (1974)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'махинатор'.

«Если хотите знать мое мнение, сказал Жора Наумов, то все очень просто: какой-то жук из академии наук охмурил нашего Теодора Михеича и гонит себе сейчас докторскую из нашего трудового пота» [Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Хромая судьба (1982)] (Там же).

«Ну и жук этот Фолкнер! Украл, паскуда, мой сюжет!..» [Сергей Довлатов. Ремесло. Повесть в двух частях. Часть 1. Невидимая книга (1976)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'человек, присваивающий результаты чужого труда'.

«А он, видать, жук! Вот монету античную откопал где-то в огороде да принес в институт, так ведь какой шум там затеяли - римский легион в Алма-Ате!» [Ю. О. Домбровский. Хранитель древностей, часть 1 (1964)] (Там же).

«Ну и жуки! Пронякин только отбыл в ИОНХ, они тут же притащили в дьюаровском сосуде пять литров пива и в муфеле шашлыка нажарили -красота...» [Аркадий Вайнер, Георгий Вайнер. Лекарство против страха (1987)]

(Там же).

«А то какой-нибудь румынский жук забежит вперед, даст в управлении порта хабара (взятку - Т. Б.), и тогда - здравствуйте, я ваша тетя!» [В. П. Катаев. Порт (1957)] (Там же).

«Ну и этот жук хорош, адмирал Бирилев. Сплавил нас и доволен. Еще награду за нас получит» [А. С. Новиков-Прибой. Цусима (1932-1935)] (Там же).

«В антракте он меня спрашивает, не помогу ли я им с трансформаторным маслом. - Вот жук, ради этого пригласил?» [Даниил Гранин. Искатели (1954)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'хитрый и предприимчивый человек'.

Усиление экспрессии также достигается за счет использования ряда контекстуальных синонимов, уточняющих толкование образа:

«Однажды Надя, точно повторяя отцовскую интонацию, сказала о Постоеве: - Жук, бездарность, ловчила! <...> - Как ты, недоучившаяся школьница, смеешь так говорить об академике?!» [Василий Гроссман. Жизнь и судьба, ч. 1 (1960)] (https://ruscorpora.ru/).

Метафорическое употребление: 'человек, незаслуженно добившийся чего-либо'.

«Отчего вы так нелюбезны с соседом, сэр? - весело спросил Константин. - Жук, - сказал отец, - куркуль. Сосны рубит, корчует, под грядки ему земля нужна» [Василий Аксенов. Пора, мой друг, пора (1963)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'приобретатель'.

В толковых словарях зафиксировано значение, которое так или иначе присутствует в проиллюстрированных выше примерах: жук - «Прост. Ловкий плут» (МАС, 1999, Т. 1. А-Й, с. 488). Стилистическая помета свидетельствует о том, что слово используется в разговорной речи в целях пренебрежительной характеристики человека.

Более разнообразные коннотации, связанные со скрытностью, жадностью, воровством и т. п., отмечаются только в словарях внелитературных форм языка. Так, в арго зооним жук имеет разветвленную систему толкований: «I. 1. Вор; 2.

Хитрый преступник; 3. Опытный человек, много знающий о преступном мире; 4. Мошенник; 5. Профессиональный преступник, компаньон «цеховика», вкладывающий в его производство свои средства, обеспечивающий бизнесменов охраной, контрразведкой, а также сбытом и контролем продукции». «II. 1. Телохранитель шулеров, параллельно занимающийся финансовыми операциями (скупкой долгов, ростовщичеством); 2. Телохранитель цеховиков». «III. Человек, играющий в бильярд на деньги» (Грачев, 2003, с. 293). Жучок: «I. Подозрительная личность». «II. 1. Профессиональный вор; 2. Изворотливый преступник; 3. Вор-карманник; 4. Несовершеннолетний вор; 5. Подвижный человек; 6. Спекулянт» (Там же, с. 296).

Жаргонное словосочетание жук навозный также реализует несколько значений: «1. О непорядочном, бесчестном человеке, ловкаче, проныре; 2. Колхозник, сельский житель; 3. Работник кладбища, вымогающий взятки» (Мокиенко, 2000, с. 186).

Значительно реже метафорическая семантика хитрости реализуется энтомонимом муха. Юркость маленького летающего насекомого, отображаемая одним из ментальных пространств, вступает во взаимодействие с человеческой изворотливостью. Определяющим элементом для бленда становится намерение добиться своего, не попавшись на лжи либо скрывая что-либо:

«Вы не знаете, что это за человек, доктор! Хитрый, как муха» [В. А. Каверин. Открытая книга (1949-1956)] (https://ruscorpora.ru/)

«Ох, и хитрая она, как муха, - протягивая Елене губы, чтобы она их утерла, произнес дядя Коля» [Юрий Герман. Дорогой мой человек (1961)] (Там же).

Формируемое значение: 'хитрый человек'.

Таким образом, на основе переосмысления признака «маленький», появляются значения, характеризующие любые низкие проявления человека. К этому добавляется способность насекомых вредить, причиняя боль, а также хищничество. В конце концов размер перестает быть доминирующим понятием,

хотя и присутствует в семантике метафоры в качестве исходного.

Характерными ассоциациями, связанными с идеями множественности, колониального передвижения и прожорливости, также являются понятия инородности и вредительства. Взаимодействие признаков создает базу для появления метафор, отражающих ситуации межнациональных конфликтов, отличающихся внезапностью и разрушительным воздействием:

«Опасность, и страшная опасность поселщикам была от кишащих узкоглазых монголов, населявших заволжские степи. Эти, как тараканы, появлялись на противоположном берегу, быстро налаживали бурдюковые плоты, как черные дьяволы, врывались в поселок, обирали дочиста, жгли избы, резали защитников и уводили женщин» [Кузьма Сергеевич Петров-Водкин. «Хлыновск» (1930)] (https://ruscorpora.ru/).

«Как злая оса отнимает у трудолюбивой пчелы мед, так и эти насильники разоряли поселян, чтобы кормиться за их счет» [А. П. Ладинский. Последний путь Владимира Мономаха (1960)] (Там же).

«Монголы казались Юлиану огромной стаей прожорливой саранчи, которая со зловещим шелестом ползет по зеленому лугу, оставляя позади себя черную, безжизненную землю» [Вадим Каргалов. «Колумб Востока» (1978)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'завоеватели и разорители'.

Как показывают примеры, тема инородности может иметь и внеэтническое воплощение, при этом насекомые соотносятся с армией захватчиков или преступников.

В образном значении лексемы саранча, представленном в толковом словаре, отражены как признак множественности, так и особенности жизнедеятельности насекомых, послужившие мотивацией к переносу. Так, словосочетание набрасываться саранчой (в первом значении) определяется как: «Разг. С жадностью, большой массой набрасываться на что-либо, бросаться куда-либо и т. п.» (Словарь современного русского литературного языка в 17 томах, 1962, Т. 13, с. 183). Также в дефиниции дается второе толкование слова:

«Собир. Перен. Разг. О большой толпе; о всеистребляющей алчной силе <...> Простореч. Бранно. О том, кто надоедает, вызывает неудовольствие, раздражение» (Там же, с. 184). В словаре русских говоров отмечено употребление слова саранча в значении: «Собир. О детях (1910)» (Словарь русских народных говоров, 2002, вып. 36, с. 133).

В народном языке имеется целая группа наименований насекомых, происходящих от слов, обозначающих этнические общности и народы. Например, разновидности таракана имеют диалектные номинации прусак, шваб, швед, немец, француз, пошехон и другие. «Отэтнонимические названия насекомых входят в обширный массив мотивированной этнонимами лексики, в составе которого выделяются также наименования других представителей фауны (рыбы непромысловых сортов, пресмыкающихся, негативно оцениваемых птиц), диких (неокультуренных) или вредоносных растений, болезней и неприятных физиологических состояний» (Березович, Кривощапова, 2006, с. 17). Очевидно, что приведенные выше слова являются экспрессивами, поскольку сравнение бытовых вредителей с чужеземцами, захватывающими территорию, не может быть нейтральным.

Многовековой опыт наблюдения человека за насекомыми определил существование в культуре связанных с ними стереотипов. Один из них построен на отношении к труду. Он получил широкое развитие, отразившись в фольклоре и став частью языковой картины мира. Трудолюбие - это, безусловно, положительное качество и добродетель в русской культуре. Понятие труда, как деятельности, направленной на достижение коллективных целей, еще со времен Древней Руси наполнено богатым идейным содержанием и напрямую связано с духовным развитием человека. В рамках мира насекомых трудолюбие символизируют муравей и пчела, лень - стрекоза (иногда бабочка), трутень.

Взаимодействие биологической картины мира и субъективного опыта в аспекте языкотворчества порождает сразу несколько смысловых компонентов, формирующих образы муравья и пчелы. Деятельность этих насекомых

представляется людям значимой и материально ощутимой: пчела обеспечивает человека полезными продуктами, собирая и перерабатывая нектар, у муравьев тоже отмечается стремление к накоплению, созиданию и порядку, что характеризуется положительно:

«Слева от меня, за огородом жила мирная семья жуликов, трудолюбивых, как муравьи» [Б. А. Пильняк. Три брата (1923-1928)] (https://ruscorpora.ru/).

«Самая жена добрая, в древнем представлении народном, есть не что иное, как работница, «муравей в дому», и если она не удовлетворяет этому представлению (а не удовлетворить ему, по необычайной строгости требований, слишком нетрудно), то делается немедленно злою» [М. Е. Салтыков-Щедрин. Статьи (1856-1860)] (Там же).

«В течение сорока минут Катя трудилась как пчела: мелкими штрихами заделывала дырку, застрачивала шов, утюжила, мерила, потом подшивала низок» [Татьяна Моспан. Подиум (2000)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'трудолюбивый человек'.

В приведенных метафорах реализуются два типа частных оценок -утилитарная (польза насекомого) и этическая (общественно одобряемая деятельность человека).

Несмотря на общую коннотацию «труд» в переносных значениях обоих энтомонимов, примеры из речи демонстрируют также и наличие некоторых смысловых различий в интерпретации жизнедеятельности насекомых. В русской культуре прослеживается некоторое соперничество пчелы и муравья с точки зрения антропоцентрической аксиологии: «Трудись, как муравей, если хочешь быть уподоблен пчеле» [Прутков Козьма Петрович. Плоды раздумья (1854)] (http://az.lib.ru/).

В отличие от пчелы доминантным признаком в восприятии образа муравья служит понятие «выносливый». Муравей способен таскать на себе предметы, превосходящие его самого по весу. На основе этой информации переносное значение развивается следующим образом: 'таскать' - 'выполнять

тяжелую работу' - 'быть выносливым':

«Я унесла все, что могла, как муравей, на своем горбу» [Феликс Медведев. Провожая Нину Берберову в Америку (1989)] (https://ruscorpora.ru/). Метафорическое употребление: 'выносливый человек'. Труд муравья и, соответственно, человека оценивается не только с точки зрения его плодов, но и характера прикладываемых усилий. Так, он может быть кропотливым, усердным и даже бессмысленным (ср. выражение «муравьиные хлопоты» о незначительной и однообразной деятельности):

«Мы видим отраженный в авторской памяти дом, который он реконструирует неторопливо, но кропотливо, словно муравей, обращая наше внимание на детали» [P.S. от И. Горе-Хаймилова (2002) // «Витрина читающей России», 2002.09.13] (https://ruscorpora.ru/).

Метафорическое употребление: 'человек, который работает медленно и кропотливо'.

«Почему он не у себя в Пирятине, не на своем пчельнике и почему все его «хозяйство», которое он, как муравей, полвека складывал своими руками, полетело к черту на рога?» [А. А. Яблоновский. Египет (1920-1921). Гости английского короля (1920-1921)] (Там же).

«Каждое мгновение своего долгого существования она, как муравей, зарывшийся в песке, неустанно копошилась над созданием хрупкого, рассыпчатого здания своего домашнего благосостояния» [М. П. Арцыбашев. Санин (1902)] (Там же)

Метафорическое употребление: 'человек, который долго и упорно трудится'.

«С утра работает, возится с Татьяной - тут есть одна такая баба, добрая и неглупая; кстати, она про нас говорит, что мы опроститься желаем, и зовет нас опростелыми; так вот с этой-то бабой Марианна возится, минуты не посидит - настоящий муравей!» [И. С. Тургенев. Новь (1877)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'человек, который постоянно занят каким-либо делом'.

Помимо трудолюбия муравей символизирует дисциплинированность, покорность внешним обстоятельствам и умение приспосабливаться к условиям жизни:

«Согласно этому закону, которому подчинялся, как муравей, Абдулка, никакому человеку на земле - другому такому же муравью - не дано было его обмануть, если взял тот за свою работу что-то вперед, потому что не дано было бы после этого жить» [Олег Павлов. Карагандинские девятины, или Повесть последних дней // «Октябрь», 2001] (https://ruscorpora.ru/).

Метафорическое употребление: 'человек, живущий в рамках определенных законов и строго им подчиняющийся'.

Жизнь вне трудового коллектива представляется для муравья немыслимой, поскольку в такой ситуации он не способен выполнять свою природную функцию:

«Но и неопределенностью этой внезапно открытой мной ситуации тоже. Как же без государства, мать честная! А я тогда без него совсем что? Муравей на поляне?» [Николай Крыщук. Отступление // «Звезда», 2003] (https://ruscorpora.ru/).

Метафорическое употребление: 'человек, оказавшийся за пределами привычной ему общественной системы'.

Неустанная работа муравья сопровождается приобретением чего-то материального, что, как и в случае с жуком, характеризует человека, стремящегося к обогащению:

«Хоть поиздохни все кругом, ему только одна забота - побольше домой к себе натаскать. Настоящий муравей! Зато, дай десять лет пройдет, сам хозяином станет, мастерскую откроет...» [В. В. Вересаев. Два конца (18991903)] (https://ruscorpora.ru/).

Метафорическое употребление: 'приобретатель'.

Антропонимические значения лексемы муравей отражены в языке арго: «1. Вор-карманник; 2. Плохой человек; 3. Человек, собирающий бутылки» (Грачев, 2003, с. 555-556). Развитие метафоры, возможно, исходит из семантических признаков «незаметный», «собирает и таскает предметы».

Результаты жизнедеятельности пчел с точки зрения их ценности для человечества невозможно переоценить. Это насекомое является одним из лидеров среди остальных по количеству употреблений в пословицах и поговорках русского народа, так или иначе связанных с трудом. Чаще всего пчела - символ исключительно важной и нужной работы на общее благо, но, как и муравей, может характеризоваться как существо зависимое, жертва замкнутого круга:

«В первой мы - рабы труда и забот; она отравлена существенными потребностями: каждый, как пчела, ежедневно обязан принести, для общей пользы, каплю своего меда в бездонный улей света» [И. А. Гончаров. Хорошо или дурно жить на свете? (1841)] (https://ruscorpora.ru/).

В народной традиции этот образ почитаем в отличие от других насекомых, признаваемых нечистыми: муха, таракан и другие. В Библии и текстах древнерусской литературы они являются воплощением благочестивой жизни, духовного и интеллектуального развития. Так говорят о человеке, собирающем или распространяющем что-либо духовно ценное:

«Я, княже, ни за море не ездил, ни у философов не учился, но был как пчела - припадая к разным цветам и собирая мед в соты; так и я по многим книгам собирал сладость слов и смысл их и собрал, как в мех воды морские» (Моление Даниила Заточника) (Кожевникова, Петрова, 2010, с. 292).

«Сейчас Тинга была золотой пчелой, собирающей культурную пыль, но не имела ни жала, ни яда» [Владимир Скрипкин. Тинга // «Октябрь» (2002)] (https://ruscorpora.ru/).

Метафорическое употребление: 'человек, приобретающий или накапливающий некие знания, информацию'.

Находим подтверждение изложенным мыслям в словарной статье пчела,

представленной в «Словаре русской ментальности»: «...символ неустанной работы <...> Так и человек, по крупицам, со всем старанием собирает всякие сведения, факты, идеи, мысли в общий сбор» (Колесов, Колесова, Харитонов, 2014, Т. 2).

В православной культуре пчела олицетворяет трудолюбивую, смиренную

душу:

«Был девственник, плоти истязатель, великий постник; носил железные вериги, спал в гробу, целыми неделями питался одним липовым цветом с медом, как Божья пчела, даже чая не имел у себя в келье, а пил укропник» [Д. С. Мережковский. «Александр Первый» (1922)] (https://ruscorpora.ru/).

Метафорическое употребление: 'кроткий человек, аскет'.

Гендерная окрашенность лексемы пчела в значении «девушка» отмечается в молодежном сленге (Никитина, 2007, с. 187), а также «жена» - в языке арго (Грачев, 2003, с. 769). Однако проследить мотивационные связи в лексике социально ограниченного языка представляется затруднительным, поскольку его изначальная цель - маскировка содержания речи.

Поведение пчелы в русской метафористике концептуализируется и по другому пути. Смысл полезной работы, который служит главным основанием для переноса, затемняется, и на первый план выходит чувственная составляющая. Объем значения номинации пчела расширяется: пьющее нектар насекомое не просто реализует свой природный инстинкт, но и наделяется способностью эмоционально насыщаться и получать удовлетворение, как человек:

«Мужик - пчела; мы для мужика - цветы, он с нас мед собирает, это надо понимать, надо учиться терпеть, милок» [Максим Горький. Дело Артамоновых (1924-1925)] (https://ruscorpora.ru/).

«Грезились молодые, белокурые, чернокудрые, нежные женщины, к которым он будет подходить, как пчела к цветку, легко и радостно, без страха выпивая наслаждение и уходя дальше, вольный, как ветер в поле» [М. П. Арцыбашев. У последней черты (1910-1912)] (Там же).

«О, дай мне еще раз улететь из светской жизни; дай мне, как пчеле, упиться росою этого цветущего воспоминания, я хочу забыться, хочу забыть, я забываю все остальное...» [А. А. Бестужев-Марлинский. Фрегат «Надежда» (1833)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'человек, наслаждающийся чем-либо'.

Таким образом, энтомоним пчела развивает два противоположных значения, в одном случае характеризуя неуемного работника, в другом -человека, заботящегося только о чувственном упоении, что сближает ее с бабочкой и стрекозой (об этом - ниже).

В русском фольклоре пчела часто символизирует женское начало - ее сравнивают с красивой девушкой или старушкой, которая шьет, вяжет или вышивает, однако в анализируемых нами текстах современной художественной литературы данный гендерный признак не реализован.

Насекомые не только олицетворяют конкретные качества людей, но и вступают в антонимические пары. Первую оппозицию представляют пчела и трутень как противопоставление трудолюбивого человека и лентяя:

«И чувствовал какую-то неловкость перед французами, чувствовал себя трутнем среди трудолюбивых пчел» [А. И. Куприн. Жанета (1933)] (https://ruscorpora.ru/).

«Эту поездку в деревню я не могу считать удачною; в наших барских захолустьях, в наших Отрадах, Монплезирах и Миловидах, повеяло меркантильным духом. Я здесь точно трутень между пчелами» [А. Н. Островский, Н. Я. Соловьев. Дикарка (1880)] (Там же).

Формируемые значения: 'труженик' / 'бездельник'.

Контраст затрагивает не только область физического и интеллектуального труда, но и душевного:

«Нэлка, я разрываю наш брак! Я собиратель и нравоучитель, я пчела, а ты трутень разврата - вон!» [Василий Аксенов. Таинственная страсть (2007)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'тот, кто ищет нравственные ценности и

следует им' / 'тот, для кого разврат является привычным состоянием'.

В отличие от лексемы пчела, вторичное значение слова трутень закреплено в толковых словарях, что указывает на более высокую степень оценочности: «перен. Разг. Человек, живущий чужим трудом, на чужой счет» (МАС, 1999, Т. 4. С-Я, с. 420).

Пчеле также противопоставляется бабочка, чье поведение называется бессмысленным порханием:

«Назначенный маг, пусть даже четвертой степени, есть уважаемый всеми труженик, есть пчела, несущая в общий улей свою толику меда, в то время как наследственный бездельник, пусть даже и внестепенной, - всего лишь яркая бабочка, порхающая бессмысленно, на потеху ребятишкам» [Марина Дяченко, Сергей Дяченко. Магам можно все (2001)] (https://ruscorpora.ru/).

Другой пример - муравей и стрекоза. Данная оппозиция обнаруживается не только в русской культуре, но и в мировой, что свидетельствует о глубокой укорененности некоторых представлений о насекомых. Несмотря на то, что для носителей русского языка роль несерьезной бездельницы стойко ассоциируется со стрекозой, переводы и заимствования сюжетов оригинальной басни Эзопа иллюстрируют вариативность: у авторов таких переложений помимо «стрекозы» встречаются также «кузнечик», «сверчок», «цикада» и «жук», каждое из которых обладает собственной культурной спецификой (Жельвис, 2006).

«Она много работает, но ее работа - развлечения. Стрекоза и муравей в одном лице» [Смирнова Д. Natasha Шарымофф, женщина нашего времени (1997)].

Метафорическое употребление: 'лентяй' / 'труженик'.

Собственно лень, традиционно расцениваемая обществом как порок, также метафорически переосмысляется на базе сферы-источника насекомые. Такой перенос осуществляется по модели СВОЙСТВО ЧЕЛОВЕКА -НАСЕКОМОЕ, которая примыкает к рассматриваемой в данном параграфе

модели ЧЕЛОВЕК - НАСЕКОМОЕ. Это качество непосредственно связано с психической и социальной деятельностью человека, но может осмысляться и как самостоятельное живое существо, наблюдаемое говорящим. Сказанное подтверждается метафорическим употреблением, в основе которого лежит зрительная информация о поведении совокупности насекомых:

«Опять развели моль! Опять летают эти мотыльки вашей лености! Давно на колу никто не сидел!» [В. М. Дорошевич. Сказки и легенды (18931916)] (https://ruscorpora.ru/).

Таким образом, несмотря на то, что лень в нормативных словарях определяется как отсутствие желания действовать, это явление может объективироваться: становиться самостоятельным, активным, выходить из-под человеческого контроля, плодиться и распространяться, как моль. Выбор данной разновидности насекомого, вероятно, обусловлен его способностью наносить человеку материальный ущерб, в то время как лень тоже противостоит созиданию.

Противопоставление трудолюбивых насекомых лентяям, как уже было сказано, не мотивировано их реальной деятельностью. Оно основывается на пользе, которую те приносят людям. Например, бабочка наравне с другими выполняет свои функции в рамках животного мира, но это знание не берется во внимание, если необходимо охарактеризовать человека. Порхание бабочки с цветка на цветок ошибочно интерпретируется как праздность, в то время как настоящий смысл этого действия затемняется в процессе метафоризации.

Отсутствие материальных результатов деятельности не всегда оценивается негативно. Так, стрекоза выступает синонимом счастливой, яркой и радостной жизни, не обремененной проблемами и бесконечной погоней за стабильностью:

«Тем, что прожили тусклую жизнь, не пропели, как веселая попрыгунья-стрекоза, красное лето, а строили в садоводствах-муравейниках, на крохотных участках душные «фазенды», загодя нудно думали о том, что пенсионный возраст приходит ко всем без исключения, и приняли меры -

приобрели, к примеру, новую тахту, чтобы с комфортом на ней умереть!» [Нина Катерли. Брызги шампанского (1998) // «Звезда», 2000] (https://ruscorpora.ru/).

В метафорических контекстах энтомоним стрекоза функционирует самостоятельно не только как ленивый человек. На основании анализа контекстов можно выделить еще несколько групп значений:

«Все страдания, все душевные тревоги крестьянин привык сосредоточивать в самом себе, и если из этого правила имеются исключения, то они составляют предмет хотя добродушных, но всегда общих насмешек. Таких людей называют нюнями, бабами, стрекозами, и никогда рассудливый мужик не станет говорить с ними об деле. Правда, дрогнет иногда у крестьянина голос, если обстоятельства уж слишком круто повернут его, изменится и как будто перекосится на миг лицо, насупятся брови - и только; но жалоба, суетливость и бесплодное аханье никогда не найдут места в его груди» [М. Е. Салтыков-Щедрин. Святочный рассказ (1858)] (https://ruscorpora.ru/).

Метафорическое употребление: 'жалобщик, выставляющий боль напоказ'.

В приведенном выше примере речь идет не о безделье, а, скорее, о невозможности самостоятельно справляться с трудностями, об отсутствии силы духа. Учитывая, что метафора употреблена по отношению к конкретному классу людей - крестьяне мужского пола, становится понятной негативная оценка такого поведения. Терпеливость и стойкость - ключевые ценности русского народа.

Иначе происходит развитие переносного значения, касающегося поведения женщин:

«Ах, Маня! Маня... Легкомысленная ты стрекоза... Теперь возьми себя в руки и будь холодна со Штейнбахом!» [А. Н. Вербицкая. Ключи счастья (1909)] (https://ruscorpora.ru/).

«<...> молодец Мила, вовсе это не стрекоза, оказывается, орешек-то

крепкий! Так и надо - с самого первого рейса так и надо, это не то что я -сразу потеряла голову...» [Олег Глушкин. Возвращение (1990-1999)] (Там же).

«<...> она была более «кулак-баба», чем попрыгунья-стрекоза; но даже в своих «переборщах» она выявляла красочное пятно, в пику серому быту; лучше быть грубым на словах, чем под скукой приличия таить миазмы» [Андрей Белый. На рубеже двух столетий (1929)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'легкомысленная женщина'.

«Впервые в жизни мне грустно, а ведь это не в моем характере. Я ведь сангвиник, да? Попрыгунья-стрекоза?» [Екатерина Завершнева. Высотка (2012)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'активный и жизнерадостный человек'.

Как видим, данные значения не имеют ярко выраженной отрицательной оценки по сравнению с метафорами, характеризующими ленивого человека. Женское легкомыслие не является чем-то всерьез порицаемым или преступным и оценивается снисходительно.

В русской культуре метафорические значения номинаций стрекоза и бабочка похожи между собой, а в некоторых контекстах и вовсе тождественны. Так, можно произвести замену одного термина на другой без потери смысла в словосочетаниях «легкая, как стрекоза / бабочка», «изящная, как стрекоза / бабочка» и т. п.

Данные насекомые получили в наивной картине мира семантику непостоянства, которое связывается с их легкостью и подвижностью (быстро перемещаются от цветка к цветку). Эти признаки в первую очередь соотносятся с раскрепощенным поведением женщины:

Из проворной бабочки она снова превратилась в ту скромницу, у которой я в гостиной поцеловал руку [А. А. Фет. Дядюшка и двоюродный братец (1855)] (https://ruscorpora.ru/).

«Сия, привстав, обращалась к ней с поучением: что доселе, свободная, как бабочка, она беспечно предавалась движениям детской откровенности, но наступило время, когда, скованная приличиями, должна будет отказаться от

прежней невинной веселости и подчинить себя тягостным требованиям света» [А. О. Корнилович. Андрей Безыменный (Старинная повесть) (1832)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'раскрепощенная женщина'.

Широкое отражение в литературе получили метафоры, характеризующие легкомысленных мужчин и женщин преимущественно в сфере любви и отношений. Развитие переносного значения можно представить следующим образом: исходная сема 'легко двигаться' - 'часто менять место' - 'быть поверхностным':

«Такой уж у меня характер. А короткие интрижки?.. Игра. Есть бабочки-однодневки, есть мужчины-одноночки» [Михаил Гиголашвили. Экобаба и дикарь (1998-2007) // «Зарубежные записки» (2009)] (https://ruscorpora.ru/).

«Выходило, что единственная подруга считает ее легкомысленной бабочкой, порхающей с цветка на цветок и, так сказать, вкушающей нектар жизни» [Ирина Безладнова. Такая женщина // «Звезда» (2001)] (Там же).

«Нина не из породы бабочек. Ей надо было иметь ребенка и семью, и она должна была выйти замуж» [Ю. Домбровский. Рождение мыши (1951-1956)] (Там же).

«Скажи правду: ты не любишь так? Ты женщина, ты бабочка, для которой жизнь - дыханье цветов, многих цветов!» [А. А. Бестужев-Марлинский. Вадимов (1834)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'легкомысленная женщина'.

Находим подтверждение рассмотренным метафорическим употреблениям номинации бабочка в «Словаре русской ментальности»: «Поздний символ безмятежности кратковременной жизни, самодостаточной красоты и хрупкости, легковесной безответственности (как за себя, так и за других) (Колесов, Колесова, Харитонов, 2014, Т. 1 ).

Значение непостоянства помимо бабочки развивает и мотылек. И поскольку в наивной картине мира последним термином часто называют

вообще любые разновидности мелких и очень хрупких бабочек, мы рассматриваем такие примеры параллельно.

Стоит отметить, что если бабочка в основном употребляется по отношению к непостоянной женщине, то мотылек - к мужчине, за исключением единичных случаев:

«Наверное, поняли, что простым избирателям, в особенности женщинам, которые составляют большинство активного электората, скорей понравится правильный мужчина, чем ветреный мотылек-холостяк» [Дарья Донцова. Уха из золотой рыбки (2004)] (https://ruscorpora.ru/).

«Я- однодневка. Мотылек. Сегодня люблю, а завтра ненавижу!» [Юрий Азаров. Подозреваемый (2002)] (Там же).

«Здравствуй, любезный Александр! Весело ли проводишь ты свое время в Петербурге? Резвый мотылек, по-прежнему ль летаешь с дачи на дачу и от сердца к сердцу? [О. М. Сомов. Роман в двух письмах (1830)] (Там же).

«Я понимаю, хорошо порхать, как мотылек, человеку молодому, в цвете сил, но раз имеешь жену, а может быть и целую семью...» [А. И. Куприн. Яма (1909-1915)] (Там же).

«Ты - мотылек, для которого нет цветка достаточно нежного и ароматного, ты - человек, который знает и кипучих испанок, и красавиц итальянок, ты - Адонис, на которого заглядывались все девушки...» [Н. Э. Гейнце. Самозванец (1898)] (Там же).

«Пусть думают, что я шалун, мотылек, что я беспечен и легкомыслен» [Леонид Зорин. Казанские гастроли // «Новый Мир», 2008] (Там же).

«Она - своего рода мотылек, перелетающий с цветка на цветок, ни к одному особенно крепко не привязывающийся, расстающийся легко, дружески, и оставляющий по себе такое же дружеское воспоминание в участнике мимолетного увлечения» [А. В. Амфитеатров. Меблированная Кармен (из сборника «Бабы и дамы») (1894)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'ветреный человек, обычно мужчина'.

Мотыльку в большей степени свойственна легкомысленность не на любовном фронте, а в качестве жизненного принципа. Люди-мотыльки свободны, склонны к переездам и не обременены заботами, что сближает их с упомянутыми выше стрекозами:

«Сказать по правде, Софья Андреевна и теперь, как всегда, не верила, что Иван, не знающий обязанностей и хмельным мотыльком порхающий по стране, действительно нуждается в сочувствии» [Ольга Славникова. Стрекоза, увеличенная до размеров собаки (1995-1999)] (https://ruscorpora.ru/).

Метафорическое употребление: 'человек, ведущий беззаботную, кочевую жизнь'.

«Нет, милый мой, меня жизнь состарила, а ты. ты как-то сумел порхать по ней, как мотылек» [П. Н. Краснов. От Двуглавого Орла к красному знамени (книга 1) (1922)] (Там же).

«Мы резвились, играли, пели и танцевали, вечно довольные всем, вольные, как воздушные птицы, веселые, как дети, беззаботные, как мотыльки, что вьются около цветов и блестят под светлыми лучами весеннего солнца» [Н. П. Вагнер. Сказки Кота-Мурлыки (1872)] (Там же).

«Не выйди я за тебя, я, может быть, до сих пор была бы чистое, невинное существо... я бы только порхала как птичка, или мотылек беспечный... » [А. А. Потехин. Виноватая (1868)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'человек, ведущий свободную, легкую и беззаботную жизнь'.

Менее распространены случаи непостоянства в бытовой сфере, когда человек часто меняет свое мнение или несерьезно относится к проблемам:

«Разве можно положиться на Сеню! Он капризный, как мотылек, как женщина в интересном положении. Что ему стоит согласиться, а потом, поигрывая бритвой, отказаться от дела, если оно представляется ему чересчур хлопотливым?» [К. Г. Паустовский. Повесть о жизни. Время больших ожиданий (1958)] (https://ruscorpora.ru/).

«Нет, ты знаешь, что многое еще требует изменения, - ответила она. -Софья Андреевна отличная женщина, но мотылек Она способна перестраивать все, покуда ее подталкивают, а перестанут подталкивать -она и помирится на своих вечеринках... » [А. К. Шеллер-Михайлов. Лес рубят -щепки летят (1871)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'непостоянный человек'.

Единственный в своем роде контекст, обнаруженный нами, касается способа получения информации и характеризует человека, не утруждающего себя глубоким мыслительным процессом:

«Да и в одном журнале - статья за статьей, одна другую покрывает, или, лучше сказать, вытесняет, а в конце концов - все схвачено на лету, непрочно, недолговечно, неглубоко. Исключительно журнальный читатель -легкий читатель, читатель-мотылек» [И. Н. Потапенко. Не герой (1891)] (https://ruscorpora.ru/).

Метафорическое употребление: 'поверхностный читатель'.

Еще в XIX веке ночной образ жизни и сосредоточенность вблизи уличных источников света породили эвфемизм ночная бабочка, используемый для описания женщин, оказывающих интимные услуги. Коннотации данного словосочетания не исключают семантики легкомысленности, причем с более негативной оценочностью, так как контекст относится к области табуированного:

«Платная девушка? Путана? Ночная бабочка? Жрица любви?» [Михаил Веллер. Белый ослик // «Октябрь» (2001)] (https://ruscorpora.ru/).

Метафорическое употребление: 'женщина легкого поведения'.

В отличие от одиночного зоонима, значение «проститутка» устойчивого сочетания ночная бабочка отражено в некоторых толковых словарях литературного языка (Солганик, 2004, с. 33), а также словарях молодежного сленга (Никитина, 2003, с. 27) и жаргона (Мокиенко, 2000, с. 43).

Безвредность бабочки и мотылька, как и в случае с божьей коровкой, выступает синонимом простодушия человека, легкости его характера и неспособности к коварству и интригам:

«Понимаешь, это она только с виду сноб, но в душе-то она бабочка, она порхает» [Ильдар Абузяров. Ненормативная лексика (2002)] (https://ruscorpora.ru/).

«У него характер очень тяжелый, я по сравнению с ним просто бабочка, такая же невесомая и безвредная» [Александра Маринина. Шестерки умирают первыми (1995)] (Там же).

«В гнездо, в осиное гнездо летишь... А ведь ты не оса, душа моя. Бабочка садовая, шоколадница...» [Ирина Муравьева. Ляля, Наташа, Тома (1991)] (Там же).

«В первую очередь я хотел бы понять, в связи с чем возникла необходимость столь редкой по нынешним временам экспертизы. Чем мог провиниться перед правоохранительной системой этот воздушный мотылек?» [Александра Маринина. Чужая маска (1996)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'бесхитростный человек'.

Можно отметить, что в анализируемых контекстах слова «невесомый», «воздушный», «порхать» подчеркивают семантику легкости.

Уникальной по отношению к другим частотным значениям является отрицательно окрашенная коннотация, противоположная приведенным выше и характеризующая коварного человека, ловко совершающего недостойные поступки:

«...возникает какой-то Колесниченко, ловкач, этакий мотылек, литературный паразит по призванию, ни мук творчества у него не бывает, ни вдохновения, а просто зоркие глаза да загребущие лапы - хватает то, что плохо лежит, тяп-ляп, быстренько перелопачивает - и готово!» [Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий. Хромая судьба (1982)] (https://ruscorpora.ru/).

Метафорическое употребление: 'хитрый человек, присваивающий чужой

труд'.

Связь бабочки с внешней красотой и легкомысленностью поддерживает стереотип о женской глупости и наивности:

«Рассчитывал на то, что эта самовлюбленная пустоголовая бабочка решит, будто он всерьез запал на нее и что она все-таки не настолько дура, чтобы растрепать кому-то о предстоящем свидании» [Марина Зосимкина. Ты проснешься. Книга первая (2015)] (https://ruscorpora.ru/).

Метафорическое употребление: 'глупая женщина'.

Стремление бабочек к огню также расценивается как примитивность, неразборчивость, неумение предвидеть опасность. Насекомые, привлеченные источником света, не способны мыслить разумно. Судя по анализируемым контекстам, идея влечения человека к чему-либо заманчивому часто связана с роковой страстью, обещающей в конце концов принести душевные муки:

«Она, как чистое, невинное дитя, - думал он, - соблазненное блестящими погремушками, навешанными над пропастью, доверчиво тянется к ним и сорвется в бездну... Это бабочка, стремящаяся на красивое пламя и обжигающая об него свои крылья... [Н. Э. Гейнце. Коронованный рыцарь (1898)] (https://ruscorpora.ru/).

«Дитя, ты не знаешь жизни и летишь, как мотылек на блестящий огонь» [А. И. Куприн. Гранатовый браслет (1911)] (Там же).

«Летит бедный доверчивый мотылек на свечу фармазонскую!.. Так ведь не сам он, не сердце его сгорит, а только планы его?» [Георгий Полонский. Медовый месяц Золушки (1986) // «Театр» (1988)] (Там же).

«В романсе своем знаменитом поет она о влюбленных, что сгорают мотыльками на костре своей страсти погибельной» [Геннадий Алексеев. Зеленые берега (1983-1984)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'неопытный человек, стремящийся к чему-то заманчивому, но опасному для него'.

Жизненно необходимое тяготение бабочки / мотылька к свету сопоставимо с увлечением человека мыслями или идеями, кажущимися ему

привлекательными. Такой интерес может быть продиктован как личной выгодой, так и общественной:

«Далекая от тайны этого ребенка, я позволяла бедному мотыльку крутиться вокруг моего огня. Не догадываясь о глубинном смысле наивных -упорных и жадных - ее расспросов, я словно глухому, которому все равно не расслышать, свободно говорила, что люблю Чайковского» [Ю. М. Нагибин. Когда погас фейерверк (1972-1979)] (https://ruscorpora.ru/).

Метафорическое употребление: 'человек, жаждущий получить какую-либо информацию в корыстных целях'.

«Поэтому, стоит нам объявить тебя новым мессией, как полчища обиженных жизнью и убогих слетятся на свет нового учения как мотыльки» [Николай Дежнев. Принцип неопределенности (2009)] (Там же).

«Я хочу тебя увлечь, мой милый мотылек, в самое пламя революционной борьбы» [П. Н. Краснов. От Двуглавого Орла к красному знамени (книга 2) (1922)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'человек, привлеченный какой-либо общественно полезной идеей'.

Увлечение может иметь цель заполучить конкретного человека. Так, мотыльком именуется мужчина, стремящийся завоевать расположение женщины:

«.Елена не сочла грехом обратиться к прежним привычкам, которые у нее нисколько не мешали любви и от которых ей бы и трудно было отстать, потому что тогда от нее отстали бы все светские мотыльки, а это повредило бы, в глазах света, репутации ее любезности и, может быть, -таков человек!» [И. А. Гончаров. Счастливая ошибка (1839)] (https://ruscorpora.ru/).

«Спасение одного любовника, одного верного друга, не могло вознаградить ей отсутствия толпы холодных обожателей, рассеянного внезапною бурею роя красивых мотыльков, с которыми играла она всю свою

молодость» [О. И. Сенковский. Ученое путешествие на Медвежий Остров (1833)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'поклонники какой-либо женщины'.

Энтомоним бабочка вступает в контекстуальные оппозиции с номинациями гусеница и куколка. Примеры нередко иллюстрируют развернутые метафорические конструкции, описывающие сразу нескольких людей или противопоставленные друг другу периоды жизни одного человека:

«Переступив порог смерти, Мэя, словно бабочка, оставила куколку тихой девочки, какой была до и стала фурией: прекрасной, безжалостной, вульгарной... » [Сергей Осипов. Страсти по Фоме. Книга вторая. Примус интер парэс (1998)] (https://ruscorpora.ru/).

«Перерождение девушки из скромной, мелкобуржуазной куколки в бойкую и вертлявую бабочку, - она думала, что большого света, в действительности - демимонда, совершалось последовательно и неуклонно» [А. В. Амфитеатров. Марья Лусьева (1903)] (Там же).

«Знаешь, мне немножко одиноко, я пять лет была куколкой, а теперь я бабочка...» [Дарья Симонова. Легкие крылышки (2002)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'скромная / раскрепощенная женщина'.

В отличие от приведенных выше контекстов метафорическая оппозиция гусеница - бабочка практически в единичных случаях используется и по отношению к мужскому полу. Превращение одного из другого мотивировано внешними обстоятельствами, ограничивающими человека или, наоборот, способствующими его освобождению:

«Наверное, он уже успел высокомерно пожаловаться князьям на приклеенных к нему двух «хвостов»! Виртуозная работа! Гусеница превратилась в свободную бабочку - и запорхала по Парижу!» [Валерий Попов. Будни гарема (1994)] (https://ruscorpora.ru/).

«Якобсон, когда расправил крылья, вылетел оттуда, как бабочка из кокона» [Н. Н. Берберова. Курсив мой (1960-1966)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'свободный / несвободный человек'.

Выход из кокона, где происходят невидимые миру процессы, можно трактовать как второе рождение. И наоборот, уход в него символизирует изгнание, замкнутость или стремление обособиться:

«Светланка же медленно плела свой кокон, обвивалась, закутывалась и никого не впускала в свое пространство» [Маша Трауб. Замочная скважина (2012)] (https://ruscorpora.ru/).

«Здесь, в чужом мире, я по крупицам собирала себя заново, выстраивала стену, плела кокон, в котором смогу хотя бы жить» [Елена Геннадьевна Кутузова, Древнее проклятье, 2018] (https://kartaslov.ru/).

Человек, находящийся в коконе, не развивается и не восприимчив к какому-либо внешнему влиянию, просвещению и т. п.:

«Можно с уверенностью сказать, что акты адекватного восприятия великих произведений искусства случаются немного раз в столетье, но это проблема не «слабости искусства», а слабости современного человека, окуклившегося в своем коконе, сквозь который почти ничего из творящих энергий не проходит» [Н. Ф. Болдырев. Три этюда о Тарковском // «Волга», 2012] (https://ruscorpora.ru/).

Причинами несвободы насекомого, не связанной со стадиями развития, как известно, часто являются обстоятельства, ограничивающие его подвижность (например, закрытое пространство, жидкость с липкой консистенцией, паутина и т. п.). Уязвимость маленького и слабого существа, попавшего в трудное или даже безвыходное положение, трансформируется в человеческое состояние жертвы, не имеющей возможности что-либо изменить: «И без того уже бедному человеку все и всякий начальство, а тут еще двадцать штук специальных! Свобода-то движения ровно как у мухи, попавшей в тарелку с патокой» [Достоевский Федор Михайлович. Дневник писателя. 1881 год] (http://az.lib.ru/).

« Часто ей снился один и тот же сон: будто она, маленькая и слабая, как муха, бьется о большую, гладкую, непроницаемую стену - бьется и жужжит» [И. Грекова. Под фонарем (1963)] (https://ruscorpora.ru/).

«Сама Аксиния чувствовала себя мухой в паутине и пыталась понять, хотя бы в какую сторону дергаться» [Иван Наумов. Гарлем - Детройт (2007)] (Там же).

Метфорическое употребление: 'беспомощный или ограниченный чем-либо человек'.

Быстрое перемещение в пространстве характерно не только для летающих насекомых, но и прыгающих (блоха, кузнечик). Эти действия таким же образом связаны с внутренним стремлением людей быстро осуществить желаемое: 'прыгать' - 'быть подвижным' - 'спешить сделать что-либо'. Семантика торопливости выражается формами глагола «скакать», употребляемыми в метафорических контекстах:

« Урожай - девки, как блохи, замуж поскакали, неурожай - посиживай у окошечка да поглядывай на голодных женихов» [Д. Н. Мамин-Сибиряк. Хлеб (1895)] (https://ruscorpora.ru/).

Метафорическое употребление: 'человек, поспешно осуществивший какое-либо дело'.

«То-то, Флена Васильевна, - молвила Марьюшка. - Скора-то ты скора, ровно блоха скачешь, а тут и язычок прикусила... Подумай-ка, что будет тогда, как матушка про твои проказы проведает...» [П. И. Мельников-Печерский. В лесах. Книга вторая (1871-1874)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'человек, который активно добивается чего-либо'.

Кусающие, жалящие, кровососущие насекомые создают отдельную группу метафорических значений, связанную с причинением страданий одним человеком другому. Болезненная манипуляция и вытекающие из нее последствия воспринимаются как оскорбление или нанесение обиды, часто вербально («жалить словами»).

В русском языке слова «жалить» и «кусаться» развили переносные значения, что получило отражение в словарях. Так, в Новом словаре русского языка Т. Ф. Ефремовой обнаруживаем: кусаться - «перен. разг. Причинять

обиду, задевая за живое»; жалить - «перен. Обижать словами, замечаниями и т. п.» (https://lexicography.online/explanatory/efremova).

Таким образом, исходная сема 'кусать / жалить' разворачивается следующим образом: 'ранить физически' - 'ранить морально'.

В рамках рассматриваемой ТГ данные признаки проявляются в большей или меньшей степени у блох, пчел, ос, клещей и клопов:

«То ты надменно вежлива, то груба. То сверкаешь очами, как Эвменида, то кусаешь, как блоха» [Ирина Бахтина. Зачем я тебе? (2007)] (https://ruscorpora.ru/).

«Она, как пчела, знала, в какое место больнее ужалить его» [Л. Н. Толстой. Хаджи-Мурат (1896)] (Там же).

«Даже после этих чтеньев я две недели в больнице пролежал. Не баба, а оса... Жалит, чорт!» [В. Я. Шишков. Пейпус-озеро (1924)] (Там же).

«Да и какая это к черту булавка, - прибавил он, взглянув на длинную золотую шпильку, которую Колибри медленно втыкала себе в пояс. - Это целый кинжал, это жало... Да, да, это твое жало, и ты оса, вот ты кто, оса, понимаешь?» [И. С. Тургенев. История лейтенанта Ергунова (1868)] (Там же).

«Знаю, что характеришка у тебя скверный - оса! укусишь, так вспухнет, да жаль мне тебя, потому: покойницу Катерину, твою мать, я любила» [Ф. М. Достоевский. Игрок (1866)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'человек, наносящий обиды'.

«Мы, партизаны, как осы: маленькие, да колючие. Налетели, покусали да и прочь» [А. П. Гайдар. Школа (1929)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'человек, представляющий внезапную опасность'.

В отличие от рассмотренных выше кусающих насекомых, метафора клещ развивает семантику получения желаемого посредством впивания, досаждения другому человеку:

«Потом Таранька впивался, как клещ: двадцать копеек гони немедля!» [Юрий Трифонов. Дом на набережной (1976)] (https://ruscorpora.ru/).

«Но Андрей прицепился к нему как клещ, требуя, чтобы я сообщила имя режиссера» [Ю. И. Андреева. Многоточие сборки (2009)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'человек, который назойливо пристает к кому-либо'.

Цепкость клеща ассоциируется у носителей языка с характерной особенностью человека, который ни за что не отвяжется от другого, пока не удовлетворит свою потребность в чем-либо.

К кровососущим насекомым в наивной картине мира на основе тактильного восприятия примыкает и паук. Однако в метафорическом значении семантика «кровопийцы» затемняется и на первый план выходят ассоциации с потребительством и угнетением других:

«Но как все это существует в минуту капитализма, то имеется также противный класс в трех верстах, а именно бывший паук, то есть помещик Тарантаев, который, конечно, сосал нашу кровь, а обратно из-за границы привозил себе всевозможные предметы в виде голых статуй... » [Е. И. Замятин. Слово предоставляется товарищу Чурыгину (1922)] (https://ruscorpora.ru/).

«Такой паук, ростовщик, сволочь, - все село высосал по мелочам» [А. Н. Толстой. Хождение по мукам. Книга 3. Хмурое утро (1941)] (http://az.lib.ru).

Метафорическое употребление: 'эксплуататор'.

В «Словаре русской ментальности» дефиниция паук репрезентирует следующую информацию: «...символ ненасытного упорного стяжательства ценою сил и жизней невинных жертв. Паук старательно и упорно плетет свою паутину, в которую по неосторожности и беспечности и попадает жертва. Попытки вырваться только усугубляют ее положение, а паук не спешит: дает несчастной запутаться и расправляется с беззащитной наверняка. Для паука не существует понятия чести и справедливости, его орудие - обман. В сети паука попадают многие, и он постепенно высасывает (кровосос) из жертвы все ценное вплоть до самой жизни (мироед), ради личного обогащения и установления своей власти над попавшими в беду людьми» (Колесов, Колесова, Харитонов, 2014, Т. 2, с. 9).

Образ кровососа-капиталиста был весьма активен в СМИ в эпоху застоя. В общественно-политическом дискурсе метафора паук отражает конкретную социальную проблематику: «Пауки, присосавшиеся к телу народа, хорошо видны. Это - бездельные чиновники, бюрократы, спекулянты - лихие кооператоры, разный преступный элемент. Но сейчас на сцену жизни вышел новый тип пауков - это те, которые сами хотят захватить власть, так называемые «прорабы перестройки» (Свиридов)» (Там же, с. 10).

В связи с вышесказанным можно говорить о том, что образ паука получил яркое символическое осмысление в русской культуре и обладает национальной специфичностью.

Эмоциональные реакции человека, не направленные на причинение вреда другому, сопоставимы с иными физиологическими особенностями кровососущих насекомых. В первую очередь это касается энтомонима клоп. Насекомое способно раздуваться от поглощаемой крови, поэтому характеризует человека в состоянии недовольства и обиды:

«Дулась, как клоп, и молчала, косясь на Марью Ивановну совершенно искренне злыми, опасными глазами сердитой идиотки» [А. В. Амфитеатров. Марья Лусьева (1903-1927)] (https://ruscorpora.ru/).

Метафорическое употребление: 'обижаться'.

Так, в толковом словаре находим: дуться - «Разг. Обижаться, сердиться, выражать своим видом недовольство» (МАС, 1999, Т. 1. А-Й, с. 454).

Собственно укус как причинение вреда может и не фигурировать в метафорических контекстах. Однако наличие «оружия» в виде жала и знание о возможной опасности являются основными имплицитными признаками, соотнесенными с такими эмоциональными состояниями человека, как злость, агрессия, встревоженность и т. п. В первую очередь это касается энтомонима оса, за которым в русской языковой картине мира закрепился атрибут «злая» и другие семантически близкие понятия:

«Да тебя сразу же отхлещут нагайками - ты же знаешь, какие они теперь злые! Как осы» [В. П. Беляев. Старая крепость (1937-1940)]

(https://ruscorpora.ru/).

«Они подступали к нему яростные, беспощадные, как потревоженные осы, - он горе их разбередил» [Б. Л. Горбатов. Непокоренные (1943)] (Там же).

«Виктор пришел в бешенство, но конечно сдержал себя - извинился перед Баскаковым, - а когда тот ушел, вскочил на Мальчика, хотя идти было пару шагов, и, трясясь, как оса, от злости, полетел к Глазенапу...» [Сергей Бабаян. Господа офицеры (1994)] (Там же).

Метафорическое употребление: 'злой или рассерженный человек'.

Фразеологический статус получило выражение «осиное гнездо» в значении «общество коварных и опасных людей»: «Куда ты летишь, Томочка? - в соседней комнате звякнул синенький графинчик. - В гнездо, в осиное гнездо летишь... А ведь ты не оса, душа моя» [Ирина Муравьева. Ляля, Наташа, Тома (1991)] (Там же); «Бедная Полина попала в осиное гнездо, где у каждого свои личные интересы, каждый интригует и старается ее обмануть» [Е. В. Колина. Дневник измены (2011)] (Там же).

В процессе метафоризации фрейма «Внутренняя характеристика человека» на базе общего ментального пространства образуются смешанные пространства, включающие целый спектр ассоциативно-образных компонентов, репрезентирующих субъективные и культурно обусловленные элементы. Знания и представления носителей языка о действительности определяются системой моральных и социальных ценностей, религиозных и мифологических верований, что подтверждает изученный материал.

Результаты, отражающие рассмотренные в данном параграфе особенности взаимодействия сферы-источника и сферы-цели, представлены в таблицах 2a, 2Ь. В этих таблицах отражены доминантные и наиболее частотные реализации метафоры в рамках фрейма «Человек как социальное существо».

Таблица 2а - Виды когнитивной метафоры в рамках фрейма «Человек как социальное существо»

модель НЕКТО ЕСТЬ НЕКТО-1

признак области-цели

ничтожный трусливый безобидный скромный хитрый скрытный трудолюбивый ленивый легкомысленный свободный ограниченный глупый/неопытный злой/сердитый

источник бабочка + + + + +

блоха +

божья коровка + + +

букашка +

вошь +

гнида +

гусеница +

жук + +

клоп + +

козявка +

кокон +

комар +

куколка + +

мотылек + + + +

муравей + +

муха + + +

насекомое +

оса +

пчела +

стрекоза + +

таракан + +

тля +

трутень +

Всего 13 1 3 2 2 1 2 3 3 2 4 2 2

Количество энтомонимов, участвующих в образном представлении частной цели

Таблица 2Ь - Виды когнитивной метафоры в рамках фрейма «Человек как социальное существо»

модель НЕКТО ЕСТЬ НЕКТО-1

поведение области-цели

совершает низкие поступки эксплуатирует обижает колкостями назойливо пристает

источник блоха +

гнус +

клещ +

клоп +

оса +

паук +

пчела +

таракан +

Всего 3 1 3 1

Количество энтомонимов, участвующих в образном представлении частной цели

2.3. Фрейм «Человек как разумное существо»

Актуальное направление концептуализации человека как разумного существа реализуется по модели НЕЧТО есть НЕКТО (см. таблицу 3 на стр. 140 и таблицу 4 на стр. 141). В ее рамках исследуются понятия, обозначающие психические процессы и состояния, присущие людям. В наивной картине мира таким явлениям приписывается предметность, локализованность и самостоятельность, что получило отражение в языке и культуре.

Метафоры, описывающие внутренний мир человека, выступают смежными по отношению к метафорам, обозначающим человека в целом, и служат для образной конкретизации явлений интеллектуальной и эмоциональной природы. Человек, наблюдая за своими чувствами, состояниями и ментальными процессами мыслит их как материальные субстанции, наделенные жизнеспособностью. Ассоциации такого рода позволяют осознать опыт взаимодействия живого (насекомые) и неживого (мысли и эмоции), что соответствует концепции зооморфного мышления и культуры.

В национальном русском языке также прослеживается энтомосемическая модель в обозначениях аномальных психофизических свойств человека. Ср. выражение мухи в голове, в народе употребляемое по отношению к странному или глупому человеку, а также под мухой - о пьяном.

Конструкции, отображающие внутреннюю жизнь человека как разумного существа, в большинстве своем представляют собой сочетание глагольных и предметных метафор, поскольку источниками переноса выступают как наименования насекомых, так и производимые ими действия. Реже встречаются образные эпитеты.

Опираясь на синопсис лексического ядра русской лексики, представленного в идеографической части словаря «Лексическая основа русского языка» под ред. В. В. Морковкина, явления психического характера можно условно представить в виде двух групп: 1) интеллектуальные действия и состояния и 2) эмоциональные состояния.

М. В. Пименова в работе «Концепты внутреннего мира (русско-английские соответствия)» называет такие концепты, как сердце, душа, интуиция, ум, рассудок, память и другие, «органами саморефлексии», отражающими национальную специфику народа. Среди признаков, служащих критериями для их выделения, автор выделяет следующие: «1) функция; 2) физические, в частности, болевые ощущения; 3) возможность мыслиться как вместилище; 4) компактность; 5) относительно точная локализация; 6) функционирование независимо от воли субъекта; 7) контролируемость

субъектом» (Пименова, 2001, с. 20).

В основу классификации исследуемых метафор положен принцип типизации присущих абстрактному понятию физических характеристик, которые, в свою очередь, обусловлены модусами восприятия области-источника (зрительный, звуковой и тактильный). В соответствии с этим в каждом из рассматриваемых контекстов мы устанавливаем общий для двух объектов признак, служащий основанием метафорического переноса.

2.3.1. Общая область-цель: «Интеллектуальные действия и состояния»

Частная область-цель: мысль. Лексемы-сигнификаты (область источников): бабочка, блоха, комар, муравей, муха, оса, пчела, рой, таракан.

Метафоры данной группы основаны на зрительном (чаще всего), звуковом, тактильном восприятии насекомых.