История и человек в сочинениях старообрядцев XVIII века тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, доктор исторических наук Гурьянова, Наталья Сергеевна

• Гурьянова, Наталья Сергеевна
• доктор исторических наук
• 1997

Оглавление диссертации доктор исторических наук Гурьянова, Наталья Сергеевна

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

Глава I История в сочинениях писателей выговской литературной школы

31

1. Понятие исторического повествования в интерпретации выговцев

32

2. Реализация теоретических принципов создания исторического сочинения в творческой практике писателей-выговцев

Глава II "История Выговской пустыни" Ивана Филиппова как памятник историографии Выга

1. О редактировании текста "Истории Выговской пустыни"

2. Состав и содержание Пространного варианта "Истории Выговской пустыни"

3. Новаторство Ивана Филиппова - выговского историка и писателя

158

Глава III Выговская литературная школа и эволюция жанров древнерусской литературы в XVIII веке

1. Выговская житийная традиция

2. Слова надгробные

3. Духовные завещания выговцев

Заключение

Приложение I Перечень рукописей, использованных в работе

Приложение II Состав Пространного и Краткого вариантов "Истории Выговской пустыни" Ивана Филиппова

Приложение III Тексты выговских сочинений

Приложение IV Список литературы

299

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «История и человек в сочинениях старообрядцев XVIII века»

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы. В настоящее время изучение истории русской культуры в системе исторических исследований становится все более актуальным в связи с необходимостью восстановления общей картины развития духовности русского народа и осмысления значения различных этапов ее формирования. Особое внимание при этом должно быть уделено роли религии в процессе становления и утверждения основ национальной культуры, поскольку этот аспект исследования в отечественной историографии недостаточно изучен в силу ошибочности методологических установок в работах советского периода.

Древнерусская культура справедливо рассматривалась исследователями как сформировавшаяся и существовавшая в рамках религиозного мировоззрения. Дальнейшее развитие ее представлялось как процесс секуляризации. При этом игнорировались или отрицательно оценивались как индивидуальные заблуждения религиозно-нравственные элементы в творческих системах писателей более позднего времени, в частности XIX века. Примером подобного подхода могут служить исследования творчества А. Пушкина, Н. Гоголя, Н. Чернышевского, Ф. Достоевского, Л. Толстого. Наличие в их творчестве религиозно-нравственных исканий в настоящее время представлено в историко-литературных трудах достаточно убедительно1. При этом не только отмечается присутствие религиозного компонента в мировоззрении и творчестве русских писателей XIX века, но и обращается внимание на то обстоятельство, что он явно оказывал значительное влияние на формирование их художественного мира и лите-

1 См.: Скафтымов А. Нравственные искания русских писателей. М., 1972; Одинокое В.Г. Литературный процесс и духовная культура в России: А. Пушкин, М. Лермонтов, Н. Гоголь. Методическое пособие по лекционному курсу. Новосибирск, 1996; Паперно И. Семиотика поведения: Чернышевский - человек эпохи реализма. М., 1996; Felmi K.-Chr. Die Deutung der Göttlichen Liturgie für die russische Bildungsgesellschaft im XIX . Jahrhundert // Ostkirchliche Studien. B. 42. H. 4. Wiirzburg, 1993. S. 273-287; и др.

ратурного метода. Это делает особенно актуальной тему изучения роли религии в формировании русской национальной культуры, особенно в переходный период - от культуры средневековой к секуляризованной культуре Нового времени.

Русская культура ХУШ века с точки зрения типологических особенностей обычно трактуется исследователями как явление инновационного характера. Работы последних лет все чаще рассматривают ее как органичное продолжение культуры русского средневековья. Исследования на эту тему не дали до сих пор согласованного результата -проблема остается открытой. Процессы, происходившие в русской культуре ХУШ века, можно увидеть и охарактеризовать на материале, дошедшем до нас благодаря старообрядчеству. Разумеется, старообрядческой культуре присуща некоторая специфика, характерная только для данного конфессионального объединения, но несмотря на это ее можно рассматривать как составную часть национальной культуры, которая включает в себя все основные ее типологические признаки.

Исследователи обычно рассматривают старообрядческую культуру как противостоящую основному пути развития русской национальной культуры в силу ориентированности ее на традиции прошлого и принципиального неприятия происходившей в ХУН-ХУШ веках европеизации русской культуры. Старообрядчество XVIII века - менее изученное явление по сравнению с первым периодом - временем становления идеологии староверия (вторая половина XVII века). Исследователи, беря в качестве примера идеи, свидетельствующие о противоположности культурных устремлений противников никоновских реформ основному пути развития русской культуры, сформулированные первыми "расколоучителями", предполагают их дальнейшее функционирование в старообрядческой среде и в XVIII веке.

В идеологическом отношении защитники старой веры в XVIII веке, действительно, противостояли представителям официальной церкви, развивая позиции ранних старообрядцев. Но и в этой области их трудно назвать традиционалистами, поскольку, решая многие богословские вопросы, возникающие в связи с необходимостью вырабо-

тать собственную догматическую систему, староверы XVIII века оказались в большей степени новаторами, чем приверженцами "старой веры"2. Для исследователей же русской культуры XVIII века старообрядчество по-прежнему, как и для более раннего периода, остается наиболее полным воплощением понятия "традиционализма"3. В этом мы усматриваем особую актуальность проблемы изучения староверия как течения, отражающего основные типологические признаки процессов, происходивших в русской культуре в XVIII веке.

В конце XVII - начале XVIII века старообрядчество перестает быть единым движением, разделившись на поповщину и беспоповщину, а внутри еще на множество согласий и толков. Постепенно, опираясь на провозглашенный ранее принцип ориентированности на старину, старообрядцы сформулировали собственные идейные, политические взгляды, начали решать и встававшие перед ними догматические, обрядовые вопросы. В это время старообрядчество собственно и превращается в то общественное движение, которое представляет большой исследовательский интерес, поскольку изучение его может пролить свет на некоторые остающиеся до сих пор спорными вопросы в исследованиях по русской культуре XVIII века.

Центр поморского согласия - Выговская пустынь - в этот период была средоточием всех внутренних (идейных, политических и богословских) споров, волновавших умы приверженцев старой веры. Выг логично оказался представителем всего старообрядческого мира перед лицом "никонианской" церкви. "Поморские ответы", написанные на Выгу в первой четверти XVIII века, до сих пор остаются авторитетными для старообрядцев всех согласий и используются ими в полемике внутренней и с представителями официальной церкви. Выговская литературная и художественная школы оказали существенное

2 Об этом см.: Cherniavsky М. The Old Believers and the New Religion // Slavic Review, 1966. V. 25. P. 1-39.

3 См., например: Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры (до конца XVIII века) // Успенский Б.А. Избранные труды. М., 1996. Т. I: Семиотика истории. Семиотика культуры. С. 338-380.

влияние на культурный облик старообрядчества вообще, в некотором отношении определив его. Все это предопределило выбор объекта исследования при изучении старообрядчества XVIII века как явления русской культуры этого периода - выговская литературная школа.

Первое поколение писателей-выговцев - это основатели кино-вии, сформулировавшие основные теоретические принципы, заложившие основу для такого явления, которое позже будет названо вы-говской литературной школой. Творчество этих писателей (братья Андрей и Семен Денисовы и их соратники) всегда привлекало внимание исследователей и в достаточной степени изучено. Сочинения вы-говцев, вышедших на первый план после смерти Денисовых, за небольшим исключением малоизвестны и практически не изучены, хотя именно они дают богатый материал в плане изучения проблемы реализации сформулированных основателями согласия идей и теоретических установок в различных областях (устройство общины, литературное и художественное творчество). Интерес в этом плане представляют исторические сочинения, созданные в рамках выговской литературной школы. Историческое повествование на Выгу имело особый статус - оно было не только популярно, но буквально пронизывало все сферы литературного творчества. Фрагменты исторического повествования находим в сочинениях различных жанров, и часто они определяли сюжет и структуру многих выговских произведений этого периода.

В рамках риторической системы, созданной на Выгу в первой четверти XVIII века, были сформулированы теоретические представления об истории, историческом повествовании. Это позволяет, обратившись к Риторике-своду и Поморской риторике, выяснить принципы создания исторических сочинений, которыми должны были руководствоваться писатели-выговцы, а также уяснить уровень осмысления ими таких важных понятий как история, исторический источник и проблема его достоверности. Не менее важным представляется вопрос реализации выговцами той исторической схемы, которая была выработана в результате освоения старообрядцами Риторик.

Изучение исторических сочинений старообрядцев представляется актуальным и в плане исследования развития исторической мысли в XVIII веке. С.Л. Пештич, посвятивший свою работу историографии восемнадцатого столетия4, впервые четко сформулировал эту исследовательскую проблему: "Развитие русской исторической мысли на рубеже XVIII в. нельзя понять без изучения исторических взглядов раскольников, которые явились одними из первых критиков официальной феодальной историографии"5. И хотя его интересовали исторические взгляды защитников старой веры только как содержащие элементы антифеодального понимания истории, важно, что исследователь рассматривает старообрядческие сочинения как составную часть историографии конца XVII - начала XVIII века, отметив при этом, что "исторические взгляды раскольников не были предметом специального изучения".

Исследователь полагает, что необходимость вести постоянную полемику с официальной православной церковью "содействовала развитию исторических знаний" в среде противников Никона6, о чем, по его мнению, свидетельствуют материалы по истории раскола7. В распоряжении С.Л. Пештича, как мы видим, были только сочинения первых расколоучителей. Но даже они позволили исследователю сделать вывод о том, что старообрядческие сочинения стали составной частью историографии этого времени, и невозможно представить общую картину развития исторической мысли без их изучения. Этот вывод в еще большей степени может быть отнесен к историческим сочинениям старообрядцев XVIII века8.

Изученность русской официальной историографии этого времени поможет нам уяснить место в ней старообрядческих исторических сочинений, а в конечном счете и место Выга в культурном кон-

4 Пештич С.Л. Русская историография XVIII века. Ч. 1-Ш. Л., 1961-1971.

5 Пештич С. Л. Русская историография XVIII века.Ч. I. С. 60.

6 Там же. С. 61.

7 Речь идет о: Материалы для истории раскола. М, 1875-1877. Т. 1-УШ.

8 Об этом см.: Пештич С.Л. Русская историография... Ч. 1. С.101.

тексте эпохи. XVIII век определен исследователями как начало русской исторической науки, а "отцом русской научной историографии" называют обычно В.Н. Татищева. Творчество последнего в досточной степени изучено9, хотя многие вопросы до сих пор остаются спорными. Судя по исследовательской литературе, сочинения В.Н. Татищева наиболее полно отражают те новые тенденции, которые и позволяют говорить о начале нового, научного этапа русской историографии. В общих историографических трудах введение в "Историю Российскую" В.Н. Татищева однозначно оценивается исследователями как "энциклопедия исторических знаний начала XVIII века", содержащая "принципиальные предпосылки и методологическую разработку основных вопросов русской истории"10. Поэтому представляется вполне корректным привлечение введения в "Историю Российскую" В.Н. Татищева в качестве примера, показывающего степень развития исторической мысли старообрядцев по сравнению с официальной историографией того времени.

Изучение исторических взглядов выговцев на уровне теоретических представлений, сформулированных в риторической системе, а также то, каким образом они были реализованы в творческой практике писателей-старообрядцев, позволяет уяснить историческую схему, с помощью которой они включали историю старообрядчества в общий поток христианской и мировой истории, а также их представления в области исторического повествования.

Хронологические рамки работы - XVIII век. Именно в этот хронологический период Выговское общежительство становится центром не только поморского согласия, а в некотором смысле и всего старообрядчества, определяя и его культурный облик. В течение XVIII века выговская литературная школа оформилась как явление

9 Историографический обзор работ см.: Валк С.Н. "История Российская" В.Н. Татищева в советской историографии // Татищев В.Н. История Российская. Л., 1968. Т. VII.; Пештич C.JI. Русская историография XVIII века. Ч. 1. С. 16-37.

10 Об этом см.: Рубинштейн Н.Л. Русская историография. М, 1941. С. 65-86; Черепнин Л.В. Русская историография до XIX в. М., 1957. С. 174-182.

русской культуры. В эти хронологические рамки укладывается не только ее становление, но и творческий период, в который особенно ярко проявились новаторские тенденции, характеризующие старообрядчество не как консервативное, ориентированное на прошлое явление русской культуры, а как развивающееся в том же направлении, что и основная часть национальной культуры.

Историография темы. Научное изучение старообрядчества первоначально как внутрицерковного и широкого общественного движения началось с середины XIX века. Созданные до этого исторические сочинения, посвященные истории раскола в русской церкви или отдельным старообрядческим согласиям, были написаны представителями этого движения (часто перешедшими в лоно официальной церкви) или церковными иерархами с миссионерской и обличительной целью и должны быть отнесены к источникам. После "открытия" русским обществом в середине XIX века старообрядчества, его особенно активно начали изучать два направления историографии - синодально-охранительное и демократическое. Определенным итогом изучения синодальными историками раскола можно назвать работу митрополита Макария "История русского раскола, известного под именем старообрядчества"11. В ней был сформулирован взгляд на раскол как явление внутрицерковное, корни которого уходят в глубокую древность, в частности, к русскому еретическому движению середины XIV-начала XV в. - стригольничеству.

Впервые подобная точка зрения на истоки русского раскола аргументированно была предствалена в работе протоиерея Андрея Журавлева, написанной в конце XVIII столетия. Уже в названии работы содержалось утверждение о еретических корнях учения старообрядцев - "Полное историческое известие о древних стригольниках и новых раскольниках, так называемых старообрядцах. О их учении, делах и

11 Макарий [Булгаков]. История русского раскола, известного под именем старообрядчества. СПб., 1855.

разгласиях"12. Ее автор - бывший старообрядец, перешедший в лоно официальной церкви, со знанием дела рассуждал об учении защитников старой веры и усматривал истоки основных идей старообрядчества в русском еретическом движении стригольников. Митрополит Макарий в XIX веке воспользовался этой точкой зрения.

В плане нашей темы это очень важный момент в концептуальном осмыслении раскола синодальными историками, поскольку сами защитники старой веры считали себя наследниками благочестия Древней Руси, отстаивавшими ортодоксальное православие. Высказывая мысль о еретических корнях староверия, синодальные историки не только опровергали основной постулат идеологов этого движения о защите ими "истинной", православной веры, нарушенной реформами патриарха Никона, но и разрушали одно из важных звеньев их исторической схемы13. Решение проблемы еретических или ортодоксальных истоков этого движения непосредственно связано с возможностью утверждения о продолжении староверами традиций Древней Руси, ее благочестия и идеей о реформах патриарха Никона как хронологической грани, разделяющей Русь благочестивую от антихристовой. Настаивая на еретических корнях движения защитников старой веры, синодальные историки разрушали и их историческую схему, построенную на утверждении о защите "истинной", т.е. ортодоксальной, веры.

Распространение раскола, превращение движения в защиту "старой веры" в широкое народное, митр. Макарий объяснял необразованностью русского общества: "Люди простые, необразованные, едва грамотные, каковы были у нас не только миряне, но и почти все священнослужители, не могли понять ни нужды, ни сущности исправ-

12 Журавлев А. Полное историческое известие о древних стригольниках и новых раскольниках. СПб, 1799.

13 Об исторической схеме выговцев см.: Гурьянова Н.С., Крамми P.O. Историческая схема в сочинениях писателей выговской литературной школы II Старообрядчество в России. М., 1994. С. 120-138.

лений никоновых"14. Эта точка зрения, объясняющая суть происшедшего в XVII веке в русской церкви раскола, станет определяющей для синодальных историков на многие годы. Заслуга синодальных историков в изучении раскола заключается не в концептуальном осмыслении сути его и не в обличающих это внутрицерковное движение фи-липпиках, а в глубоком изучении обрядовых, догматических, литургических особенностей, которые отличали защитников старой веры от официальной церкви, а также внутренних споров и разделений в самом движении. Уже митр. Макарием были заложены подходы к изучению раскола, которые позволят синодальным историкам более позднего времени внести существенный вклад в научное исследование старообрядчества.

В начале III главы автор четко сформулировал исследовательскую задачу, которой будут руководствоваться в будущем историки этого направления: "А потому, чтобы удобнее проследить историю распространения и существования нашего раскола, считаем необходимым изложить предварительно как общие или основные мысли раскола, так и толки, на какие разделился он с самаго начала и которые несомненно имели влияние на его дела и судьбу в разных местах"15. Митр. Макарий не только пишет о необходимости излагать суть учения раскольников, но и показывает каким образом следует это делать. Характеризуя разделение раскола на поповщину и беспоповщину, а также и еще на более мелкие толки и согласия, он обращается непосредственно к первоисточникам - к сочинениям самих старообрядцев, как к изданным, так и находящимся в его собрании. Так, например, историю Выгореции он излагает по сочинениям самих выговцев.

Синодальные историки были компетентными исследователями религиозной стороны староверия, но перед ними стояла задача обличения раскола, что не способствовало объективности работ. В то же время, нельзя не отметить серьезность их намерения как можно глубже

14 Там же, с. 165-166.

15 Там же, с. 237.

познакомиться с "учением раскольников". В этом отношении особенно показательны труды проф. П. С. Смирнова. В работах "Внутренние вопросы в расколе в XVII веке"16, "Споры и разделения в русском расколе в первой четверти XVIII века"17, "Споры в расколе во второй четверти XVIII века"18 свое внимание автор сосредоточил на внутренних спорах, происходивших в старообрядчестве. Для исследования он привлек огромный рукописный материал - полемические, публицистические, догматические и литургические сочинения старообрядцев, многие из которых он впервые ввел в научный оброт. Естественно, были использованы и все опубликовнные к этому времени источники по теме. Автор очень четко разделил первый период раскола и староверческое движение XVIII века.

Сама постановка исследовательской задачи - изучение старообрядческого движения через рукописный материал, созданный в изучаемый период, позволила более объективно, насколько это было возмождно для синодального историка, говорить о внутренней жизни староверия. Такой исследовательский подход, а также компетентность автора в вопросах догматики, богословия, обряда позволили создать внутри синодально-охранительного историографического направления работу, не столько обличающую раскол, сколько исследующую суть догматических, обрядовых вопросов, решаемых старообрядцами в разные периоды своего существования. До сих пор эти труды, как и некоторые другие исследования синодальных историков, например, проф. Н.Ф. Каптерева19, остаются актуальными, хотя конечно же тре-

15 Смирнов П.С. Внутренние вопросы в расколе в XVII веке. Изследование

из начальной истории раскола по вновь открытым памятникам, изданным и рукописным. СПб., 1898.

17 Смирнов П.С. Споры и разделения в русском расколе в первой четверти XVIII века. СПб., 1909.

18 Смирнов П.С. Споры в расколе во второй четверти XVIII века // Христианское чтение. 1911, № 2. С. 168-195; № 3. С. 325-352; № 4. С. 451-490; № 11. С. 50-73.

19 Каптерев Н.Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. В 2-х т. Сергиев Посад, 1909.

бующими уточнений и дополнений в связи с новыми подходами к исследованию старообрядчества, а также из-за появления новых сведений, новых источников по исследуемым вопросам. Заслуга историков синодально-охранительного направления в изучении раскола состоит в достаточно глубоком изучении религиозной стороны староверия и введении в научный оборот большого количества старообрядческих сочинений, отражающих внутреннюю жизнь этого движения.

Работы А.П. Щапова и публикации В.И. Кельсиева положили начало демократическому направлению в историографии староверия, обратившему внимание на социальную сущность раскола. А.П. Щапов впервые связал появление и распространение раскола с положением народных масс в стране в период феодализма, с существованием крепостного права. В старообрядчестве автор увидел не только внут-рицерцерковное, но и широкое народное, имеющее социальную окраску движение.

В работе "Земство и раскол" А.П. Щапов особенно ясно сформулировал взгляд на раскол как на "могучую, страшную общинную оппозицию податного земства, массы народной против всего государственно строя - церковного и гражданского"20. В связи с новым осмыслением старообрядчества как широкого народного, социального движения была высказана и иная точка зрения на его возникновения и истоки. Движение в защиту старой веры возникло, по мнению А.П. Щапова, на почве "земской розни" как результат социальной несправедливости по отношению к массе народной. Истоки старообрядчества он усматривал в демократических традициях земства, а не в религиозном вольнодумстве. Этот взгляд на раскол получил дальнейшее развитие в трудах В.В. Андреева, A.C. Пругавина, И.И. Юзова и ДР-

Для работ демократического направления характерно некоторое преувеличение революционности этого движения, а также значения старообрядчества в качестве оппозиции против государства и

20 Щапов А.П. Земство и раскол // Собр. соч. в 3-х т. Т. I. СПб., 1906. С. 460.

церкви. Это происходило потому, что идеи самого радикального в политическом отношении согласия (бегунского) представлялись в этих работах как характеризующие старообрядчество в целом. Такой исследовательский подход объясняется публицистической направленностью работ, стремящихся подчеркнуть революционность старообрядчества, а также противогосударственный элемент в их учении. Новый аспект изучения движения (социальный и политический) требовал введения в научный оброт соответствующих источников. Ярким примером такого рода публикаций были четыре выпуска "Сборника правительственных сведений о раскольниках", осуществленные В. Кель-сиевым21.

Оба направления историографии, начавшие научное изучение раскола, сосредоточив внимание на одном из аспектов исследования, формулировали задачу более глубокого знакомства с учением старообрядцев, для чего прежде всего занимались публикацией источников. Благодаря этому во второй половине XIX - начале XX в. было введено в научный оборот большое количество публицистических, исторических, богословских сочинений, созданных самими старообрядцами. Это значительно расширило источниковую базу изучения старообрядчества, что позволило выделить еще один аспект изучения этого общественного движения. Уже в работе А.П. Щапова "Земство и раскол" было отмечено особое значение раскола для пробуждения "своеобразной мыслительности народной": "В то время как в православных общинах весьма мало было грамотных, в раскольничьих общинах редкий был неграмотный. Много было грамотных женщин и девиц. В то время как православный мужичок мало думал, почти ничего не знал, не писал, не сочинял, мужики-раскольники работали мыслью, учили, писали, сочиняли, хоть что бы там ни было на первый раз"22.

21 Сборник правительственных сведений о раскольниках / Сост. В. Кельсиев. Вып. 1-4. Лондон, 1860-1862.

22 Щапов А.П. Земство и раскол // Соч. в 3-х т. Т. I. Спб., 1906. С. 460.

В 1871 году была опубликована статья Н. Костомарова, в которой находим более развернутой высказнную А. Щаповым мысль о роли раскола в освобождении творческих сил народа. Свою статью он начинает со следующего заявления: "В нашей истории раскол был едва ли не единственным явлением, когда русский народ - не в отдельных личностях, а в целых массах, без руководства и побуждения со стороны власти или лиц, стоящих на степени высшей по образованию, показал своеобразную деятельность в области мысли и убеждения. Раскол был крупным явлением народного умственного прогресса". Автор понимает, что высказывает мнение, противоположное устоявшемуся. "Такое мнение, - замечает он далее, - для иных может показаться странным. В расколе привыкли видеть одну тупую любовь к старине, безсмысленную привязанность к букве; его считают плодом невежества, противодействием просвещению, борьбою окаменелого обычая с подвижною наукою. В этом взгляде есть доля правды, но он односторонен, и как все одностороннее - несправедлив"23.

Проанализировав факты, приведшие по мнению автора к расколу в русской церкви и его быстрому распространению, Н. Костомаров еще раз подчеркнет справедливость точки зрения, высказанной в начале статьи: "Мы не согласимся с мнением, распространившимся у нас издавна и сделавшимся, так сказать ходячим: будто раскол есть старая Русь. Нет: раскол - явление новое, чуждое старой Руси... Раскольник гонялся за стариною, старался как бы точнее держаться старины - но он обольщался; раскол был явление новой, а не древней жизни"24. Здесь совершенно определенно был высказан новый взгляд на раскол и его значение в русской духовной жизни. В связи с этим автор ставит и новую исследовательскую задачу: "При таком взгляде на раскол, как на своеобразный, хотя и несовершенный и неправильный орган народного самообразования, его внутренняя жизнь составляет

23 Костомаров Н. История раскола у раскольников // Вестник Европы. 1871. Кн. 4. С. 469.

24 Там же, с. 498.

одну из важнейших сторон истории. С этой точки зрения следует изучать раскольническую литературу, заключающую материалы для этого предмета"25.

Впервые столь четко и определенно была поставлена задача необходимости изучения старообрядчества как явления русской духовной жизни, обратившись к сочинениям старообрядцев. Религиозность авторов и соответствующее содержание их писаний не смущала Н. Костомарова, поскольку он считал, что "сфера церковная была для них умственною гимнастикою; они получали в ней подготовку к тому, чтобы иметь возможность удачно обратиться и к другим сферам"26.

Статья посвящена анализу старообрядческого исторического сочинения "Хронологическое ядро староверческой церкви" Павла Любопытного. В подаче материала не было ничего нового, анализ носил описательный характер. Значение статьи Н. Костомарова заключается в том, что она положило начало совершенно новому подходу к изучению раскола. Старообрядчество предлагалось рассматривать как явление духовной жизни русского народа, его культуры. В связи с этим ставилась задача изучения старообрядческой литературы, не только как отразившей внутренние споры по богословским вопросам или политические взгляды авторов, а и уровень культурного, духовного развития защитников старой веры.

Возможно, подобный взгляд на староверие оказал определенное влияние на то обстоятельство, что П.Н. Милюков, написавший в конце XIX века "Очерки по истории русской культуры", счел необходимым включить раздел, посвященный староверию"27. Автор попытался в своей работе, опираясь на достижения в области изучения старообрядчества историков различных историографических направлений, дополнив собственными представлениями в этой области, представить старообрядческое движение как часть духовной жизни наро-

25 Там же, с. 500.

26 Там же, с. 497.

27 Милюков П.Н. Очеркви по истории русской кулльтуры . В 3-х т. Т. 2. М., 1994. С.43-100.

да. При этом он дал характеристику религиозной и политической жизни старообрядчества, не занимаясь изучением его как явления культуры. Но важен факт включения в "Очерки по истории русской культуры" раздела, посвященного расколу. Кроме того, автор значительное внимание уделил Выговскому старообрядческому общежи-тельству как центру беспоповщины.

П.Н. Милюков высоко оценил образованность основателей Вы-гореции и их деловые качества при управлении общиной. В плане нашей темы важным представляется замечание автора по поводу общеизвестного факта получения образования в Киеве одним из руководителей киновии Андреем Денисовым: "Он учился здесь богословию, риторике, логике и проповедничеству. Один этот шаг Андрея может показать нам, насколько воззрения автора "Поморских ответов" были шире взглядов большинства единомышленников. Перейти в самый разгар борьбы в проклятый стан, в самое средоточие ереси - хотя бы для того, чтобы подготовить себя к будущей борьбе с противниками, - для раскольника старого типа было бы совершенно невозможно"28. Здесь подчеркнуто принципиальное отличие культурных установок первых защитников старой веры и нового поколения лидеров этого движения, пришедших им на смену в XVIII веке.

Таким образом, изучение религиозной и социальной стороны старообрядчества как внутрицерковного и широкого общественного движения и связанное с этим введение в научный оброт большого количества старообрядческих сочинений, позволило сформулировать идею о необходимости исследования старообрядчества как явления культурной жизни русского народа. При таком аспекте изучения ста-роверия на первом плане оказалось Выговское общежительство как наиболее полно отразившее процессы, происходившие в этом движении в XVIII веке.

Обзор литературы по этому вопросу следует начать с не утратившей значение до сих пор работы В.Г. Дружинина "Словесные нау-

28 Там же, с. 82.

ки в Выговской поморской пустыни", в которой на достаточно большом для того времени материале письменных источников было доказано существование на Выгу "преемственной школы словесных наук", представлявшей, по мнению автора, интерес для изучения не только старообрядчества, но и русской литературы в целом: "Если нам удалось доказать, что в Выговской пустыни существовала преемственная школа словесных наук, а плоды ея известны по рукописям, то нам представляется, что школа эта может внушить особый интерес для изучения помимо расколоведения, открывая новую страницу в истории литературы, так как она составляет самостоятельно развившуюся отрасль вне академической и школьной науки. Конечно, исследователю придется заняться определением влияния творений современных православных ораторов, св. Дмитрия Ростовскаго, Феофана Прокопови-ча, Стефана Яворскаго и других на творчество выговских риторов"29.

Следует обратить внимание на точку зрения В.Г. Дружинина по поводу места выговской литературной школы в контексте развития русской литературы вообще, а также на поставленную им проблему необходимости исследования влияния на развитие выговской литературы творчества современных авторов, принадлежащих к официальной православной церкви и возглавлявших литературный процесс того времени. К сожалению, эти проблемы были сформулированы исследователем в заключении в качестве перспективных.

Значение этой работы В.Г. Дружинина определяется новым подходом к изучению старообрядческих сочинений, когда провозглашается, что они принадлежат не только истории раскола, но могут служить изучению русской литературы соответствующего периода, а также тем, что со всей очевидностью было показано наличие у старообрядцев собственной литературной школы. Одним из важных аргументов, доказывающих существование выговской литературной школы, кроме дошедших произведений выговских авторов, служил тот

29 Дружинин В.Г. Словесные науки в Выговской поморской пустыни. СПб, 1911. С. 31-32.

факт, что на Выгу были известны практически все Риторики, имевшие хождение в то время в России. Не менее существенным моментом в этом ряду оказывается и попытка выговцев создать собственную Риторику.

Удачно начавшееся работами В.Г. Дружинина, посвященными исследованию выговской литературы, изучение старообрядчества как явления культуры XVIII века было прервано на долгие годы. Этот аспект изучения староверия станет не актуальным. На первый план в советской историографии выйдет изучение социальной и политической сущности раскола как широкого общественного движения. Интерес к старообрядчеству как явлению культуры будет возобновлен благодаря многочисленным литературоведческим исследованиям, посвященным изучению литературных произведений, созданных защитниками старой веры, а также интенсивной археографической работе, возобновившейся в крупнейших научных центрах страны (Москва, Ленинград, Новосибирск). Кроме того за рубежом выйдут прекрасные работы С. Зеньковского30, Р. Крамми31, в которых Выговское общежительство, его история, духовная жизнь в нем, а также старообрядческие сочинения будут в центре внимания.

Современная исследовательница Н.В. Понырко продолжила изучение Выга, начатое В.Г. Дружининым. Она обратилась к более детальному анализу проблемы функционирования учебников Риторики на Выгу, а в связи с этим и к рассмотрению выговского стихотворчества. Н.В. Понырко внесла некоторые уточнения в представления, основанные на наблюдениях В.Г. Дружинина, о важном моменте в процессе формирования школы - освоении выговцами Риторик, имевших хождение в России, а также создании собственной Риторики-свода. Для нас представляются очень важными и интересными ее выводы о том, что на Выгу были известны "все учебники Риторики,

30 Зеньковский С. Русское старообрядчество. М., 1995; Он же. The Ideoloqical World of the Denisov Brothes // Harvard Slavic Studies. 1957. V. III. P. 49-66.

31 Crummey R. The Old Believers and the World of Antichrist. Madison, Milwaukee and London. 1970.

имевшие хождение в России в первой половине XVIII в."32, на основании которых была составлена собственная Риторика-свод (она существовала уже в 30-е годы XVIII века).

Детально проанализировав составляющие Риторики-свода, Н. В. Понырко приходит к следующему выводу: "Риторика-свод включила в себя в больших объемах Риторики Софрония Лихуда, Козьмы, Стефана Яворского, Феофана Прокоповича, Андрея Бело-боцкого (Риторика Раймунда Люллия), Георгия Данилевского. Имея в руках Риторику-свод, мы можем утверждать, что если общерусские Риторики стали известны на Выгу и с опозданием, то совсем небольшим: выговский Свод существовал уже в 30-е годы"33.

Для нас важно также обратить внимание на характеристику этого Свода: "Названные Риторики включены в Риторику-свод не механически одна за другой, а в соответствии с особым планом ее создателей, так, что каждый раздел науки риторики иллюстрируется подборкой текстов из Риторик разных авторов. Возникает, таким образом, особая структура Свода, буквально не совпадающая со структурой ни одной в отдельности Риторики, в него вошедшей, возникает универсальный вариант Риторики"34. Н.В. Понырко обращает внимание также на то, что на Выгу (до 1764 года) была создана и собственная Поморская Риторика - учебник второго поколения школы Денисовых35.

Создание собственной риторической системы стало важнейшим этапом выработки выговцами теоретических принципов создания литературных произведений, которые позже были реализованы в творческой практике писателей-старообрядцев, в частности, в их стихотворчестве. Анализ выговских стихотворных сочинений позволил Н.В. Понырко сделать следующий вывод: "Насколько яростно отталки-

32 Понырко Н.В. Учебники риторики на Выгу IIТОДРЛ. Л., 1981. Т. XXXVI.

С. 154.

33 Там же. С. 159.

34 Там же.

«Там же. С. 161-162.

вались поморцы от своих противников в области идейной, настолько тесно примыкали к ним в литературной сфере (имеется в виду литературная форма и эстетические взгляды)... Своеобразная ирония истории заключается в том, что лиц, которых старообрядческие деятели считали первейшими своими противниками в области догматики и богословия, они одновременно могли бы назвать своими главными литературными учителями"36.

Н.В. Понырко еще раз подчеркнет эту мысль, отметив: "Нельзя усомниться в том, что как писатели Димитрий Ростовский и братья Денисовы говорили на одном языке; также нельзя предположить, что выговские силлабические стихи могли показаться в принципе чем-то архаическим или чужеродным силлабистам Стефану Яворскому и Феофилакту Лопатинскому"37. Обратим внимание на то обстоятельство, что Н.В. Понырко на достаточно большом литературном материале делает весьма важный для нас вывод: выговцы, несмотря на противостояние в идейной области, собственную литературную школу развивали в одном направлении с представителями официальной церкви, которые одновременно являлись и лидерами новых течений в русской литературе. Об этом свидетельствует уже сам факт занятия на Выгу силлабическим стихотворчеством.

Исследование частного вопроса проблемы освоения выговцами Риторик - переработки на русской почве сочинений Раймунда Люллия - позволило исследователям сделать вывод о том, что эта работа скорее всего была проделана выговцами во главе с Андреем Денисовым38. Одним из аргументов для современного исследователя В.П. Зубова в

36 Понырко Н.В. Выговское силлабическое стихотворчество // ТОДРЛ. Л., 1974. Т. XXIX. С. 275.

37 Там же. С. 281.

38 Никанор, архим. "Великая наука" Раймунда Люллия в сокращении Андрея Денисова // ИОРЯС. СПб., 1913. Т. 18. Кн. 2. С. 10-36; Дружинин В.Г. К вопросу об авторе сокращения "Великой науки" Раймунда Люллия // ИОРЯС. СПб., 1914. Т. 19. Кн. 1. С. 342-344; Зубов В.П. К истории русского ораторского искусства конца ХУН-первой половины XVIII в. // ТОДРЛ. М.-Л., 1960. Т. XVI. С. 288-303.

этом плане служит тот факт, что многие выговские сочинения были написаны по правилам, предписываемым этой Риторикой39.

Изучение проблемы освоения выговцами Риторик позволило В.П. Вомперскому в обобщающей работе "Риторики в России XVII-XVIII вв." говоря о связи "формирования и расцвета отечественной Риторики XVII - первой половины XVIII вв. с основанием и деятельностью ряда культурных центров", в качестве самостоятельного культурного центра назвать и организованное старообрядцами Выговское общежительство. Исследователь называет этот центр наряду с Московским культурным центром, с которым связаны имена лидеров культурных направлений того времени, такие как митр. Макарий, Николай Спафарий, Симеон Полоцкий, братья Лихуды, Козьма (автор перевода Риторики Софрония Лихуда и собственной Риторики). Не менее значимы и другие указанные исследователем в этом ряду центры, такие как Юго-западный (Украина и Белоруссия, где центром науки и образования была Киево-Могилянская академия), а также -Северо-западный (Новгород, Псков)40.

К сожалению, автор не включил в сферу своих интересов деятельность старообрядческого культурного центра, ограничившись констатацией факта его наличия, без показа специфики. Это вполне объяснимо малой изученностью самой риторической системы, выработанной старообрядцами, поскольку в исследовательской литературе главным образом решался вопрос о ее составляющих, т.е. какие Риторики или их части были включены в Риторику-свод, которая позже послужила основой для написания собственной Поморской риторики. В данном случае важно, что В.П. Вомперский указывает на существование старообрядческого культурного центра как участника "формирования и расцвета отечественной риторики".

39 Об этом см.: Зубов В.П. К истории русского ораторского искусства... С.

300-301.

40 Вомперский В.П. Риторики в России ХУН-ХУШ вв. М., 1988. С. 7-8.

Исследования, посвященные изучению освоения выговцами Ри-торик и формирования собственной риторической системы, позволяют сделать вывод, что выговскую литературную школу, как и русскую литературу этого периода в целом, можно отнести к литературе риторического типа. Следовательно, приверженцы старой веры в начале XVIII века были вполне открыты для культурных влияний Нового времени.

О подобных тенденциях в старообрядческой культуре вообще свидетельствуют и исследования выговской художественной школы41. Так, Э.П. Винокурова, обратившись к исследованию вопроса о "дониконовской" ориентации старообрядцев в изобразительном искусстве, приходит к такому выводу: "Выговские художники не столько оглядываются назад, сколько, опираясь на достижения своей эпохи, стремятся к новаторству, продолжая и развивая тенденции, формировавшиеся в столичных кругах. В контексте проблем русской культуры рубежа ХУП-ХУШ вв. художественная деятельность старообрядцев осмысливается в гораздо более широком и глубоком аспекте, нежели простое следование тем или иным образцам"42.

В данном случае мы сознательно акцентируем внимание на той стороне исследований, которая посвящена интересующему нас вопросу определения места старообрядческой культуры в культурном контексте эпохи, обращая внимание только на выводы, подчеркивающие новаторство художественного и литературного творчества старооб-

41 Дружинин В.Г. К истории крестьянского искусства ХУШ-Х1Х вв. в Олонецкой губернии: Художественное наследие Выгорецкой Поморской обители // Известия АН СССР. Л., 1926. Сер. VI. Т. XX. № 15-17. С. 1479-1490; Иткина Е.П. Русский рисованный лубок конца ХУШ-начала XX в. из собрания Государственного Исторического музея. М., 1992; Винокурова Э.П. О художественном наследии Выго-Лексинской старообрядческой пустыни (состояние вопроса) // Старообрядчество в России. М., 1994. С. 139-162; и др.

42 Винокурова Э.П. К вопросу о "дониконовской" ориентации старообрядцев в изобразительном искусстве // Традиционная духовная и материальная культура русских старообрядческих поселений в странах Европы, Азии и Америки. Новосибирск, 1992. С. 70-71.

рядцев, поскольку утверждение об ориентированности их творчества на традиции прошлого стало общим местом в исследованиях на эту тему. Очень важно определить реальное соотношение элементов традиционализма и новаторства в старообрядческой культуре как составной части национальной культуры XVIII века. Конкретные исследования, посвященные различным аспектам изучения литературного и художественного наследия Выга, показывают перспективность обращения к этой теме.

Следует обратить внимание еще на одно направление исследования творческого наследия Выга, которое также начато В.Г. Дружининым. Речь идет об изучении выговских сочинений с точки зрения применения различных методов работы с используемым авторами материалом, составляющем основу для написания того или иного произведения. Прежде всего следует назвать работу В.Г. Дружинина "Поморские палеографы XVIII столетия", в которой автор на примере анализа только одного ответа знаменитых "Поморских ответов" показал, что это была "первая серьезная, научными приемами критики обставленная, разработка двух памятников", сделанная на столетие раньше возникновения научной палеографии в России43.

Старообрядцы проделали большую исследовательскую работу при анализе двух памятников, представленных официальной православной церковью в качестве доказательства неправоты защитников старого обряда: Деяния соборного на еретика Мартина 1157 г. и Фео-гностова требника. В.Г. Дружинин подробнейшим образом проанализировал приемы внутренней и внешней критики памятников, примененные староверами как в "Дьяконовских ответах", так и в окончательном варианте - соответствующем (9-м) ответе "Поморских ответов", и пришел к выводу, что "подложность обоих памятников была доказана настолько основательно, что была признана" и оба памятника были изъяты из обращения44.

43 Дружинин В.Г. Поморские палеографы XVIII столетия. Пг., 1921. С. 3.

44 Там же. С. 48.

В середине XIX века представители научных кругов вновь возвратились к рассмотрению этих двух памятников, подвергнув их новейшим методам палеографического анализа. В.Г. Дружинин подробно останавливается на результатах этого исследования и приходит к следующему выводу: "... ученые палеографы подтвердили доводы Поморских палеографов начала XVIII века!"45 Мы видим, что деятельность старообрядцев в первой четверти XVIII века в области палеографии, начало научной разработки которой в России принято относить к первой половине XIX века, очень высоко оценивалась В.Г. Дружининым, подчеркнувшим ее научный характер.

Современный исследователь А.Т. Шашков в своей статье "Максим Грек и идеологическая борьба в России во второй половине ХУП-начале XVIII в. (Подделка и ее разоблачение)" анализирует еще более ранний пример подобной работы выговских палеографов в связи с подлогом в отношении сочинений Максима Грека, произведенным представителями официальной православной церкви46. Подробно проанализировав работу, проделанную выговцами в этом направлении, исследователь приходит к следующему выводу: «Мы видим, что для доказательства подлога наш палеограф очень тщательно сравнивал почерки, так как "подписанось под тоя же руку", глядел на листы "против солнца", чтобы определить, где "выскребено". Он, наконец, обратился к оглавлению ("к заглавию еже от доски") и, удостоверившись в своей правоте, сделал вывод о подлоге на полях самой Троицкой рукописи. Не забывает наш "источниковед" и о внутренней критике текста... Эту его работу можно рассматривать как один из первых известных в русской истории опытов палеографического анализа. Опыт был успешным. Ту же методику выговцы скоро с блеском используют при создании знаменитых Дьяконовских и Поморских ответов, где подложные Деяния на Мартина-еретика и Требник Феогно-

45 Там же. С. 56.

46 Шашков А.Т. Максим Грек и идеологическая борьба в России во второй половине ХУП-начале XVIII в. (Подделка и ее разоблачение) // ТОДРЛ. Л., 1979. Т. XXXIII. С. 80-87.

ста будут подвергнуты уничтожающе точной внутренней и внешней критике»47.

Современный исследователь в полной мере подтвердил вывод В.Г. Дружинина о научности методов, применяемых выговцами в начале XVIII века. Это очень важно для характеристики складывающейся в то время выговской литературной школы, в частности, для формирующихся в рамках выговской риторической системы теоретических представлениях о способах создания исторических произведений. Не менее интересны в этом плане и исследования методов работы выговских книжников по составлению сборников сочинений или созданию конкретных произведений48.

Исследователями отмечается освоенность выговцами древнерусского наследия в полной мере, что позволяло им не только успешно полемизировать с представителями официальной православной церкви, но и справиться с задачами обрядово-догматического творчества, вставшими перед ними в связи с формированием нового беспоповского согласия. В этой части анализа методов работы книжников-старообрядцев авторы чаще всего ссылаются на сформулированную H.H. Покровским идею о роли наследия Древней Руси в оформлении идеологии старообрядчества. Им впервые очень доказательно представлена точка зрения о том, что и в области догматического творчества приверженцы старой веры были новаторами, хотя основу их систем и составляли древние тексты, но изменялось традиционное отношение к древней книге, возрастало значение "активного религи-

47 Там же. С. 87.

48 Об этом см.: Беляева О.К. Старообрядческая рукописная традиция начала XVIII в. и работа выговских книжников над поморскими ответами // Источники по истории русского общественного сознания периода феодализма. Новосибирск, 1986. С. 63-69; Плигузов А.И. Авторские сборники основателей Выговской пустыни // Древнерусская рукописная книга и ее бытование в Сибири. Новосибирск, 1982. С. 103-112; Поздеева И.В. Древнерусское наследие в истории традиционной книжной культуры старообрядчества (первый период) // История СССР. 1988. № 1. С. 84-99; Шашков А.Т. Поморский кодекс сочинений Максима Грека // Источниковедение и археография Сибири. Новосибирск, 1977. С. 93-123.

озного творчества"49. Это важный для нас вывод о соотношении традиций и новаторских тенденций в области догматического творчества старообрядцев. Открытость для изменений в области богословия особенно показательна с точки зрения динамизма взглядов приверженцев старой веры.

Статьи Н.В. Понырко, А.И. Малышева, Е.М. Юхименко, посвященные анализу отдельных сочинений, созданных на Выгу в творческий период существования литературной школы, будут рассматриваться нами более подробно в соответствующих главах работы. Эти статьи, как и все работы, названные выше, свидетельствуют о перспективности изучения выговской литературной школы как интереснейшего явления русской культуры XVIII века. Исследователями, как это следует даже из краткого историографического обзора литературы, сформулированы и решены многие проблемы, связанные с этой темой, что позволяет нам поставить вопрос об изучении старообрядческой литературной школы, в частности, исторических сочинений выговцев XVIII века, в культурном контексте эпохи.

Прежде всего нас будут интересовать теоретические представления старообрядцев об историческом времени, о понятиях "история", "историческое повествование", которые нашли отражение в их риторической системе. Не менее важной представляется и проблема реализации этих рассуждений в творческой практике писателей. Для анализа привлекаются как известные ранее исторические сочинения, созданные в творческий период существования школы, такие как "История Выговской пустыни" и "Исповедь" Ивана Филиппова, "История об отцах и страдальцах соловецких" Семена Денисова, Вы-го-Лексинский летописец и т.п., так и вновь вводимые в научный оборот.

49 Покровский Н.Н. О роли древних рукописных и старопечатных книг в складывании системы авторитетов старообрядчества // Научные библиотеки Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1978. С. 30-48.

Утверждение о сохранении старообрядцами древнерусских традиций не требует особых доказательств, это стало общим местом в наших представлениях о духовной культуре данной конфессии. Более глубокий анализ явления позволяет говорить не только о сохранении, но и о развитии этих традиций в условиях Нового времени, иной культурной ситуации. Попытаемся на примере анализа выговских исторических сочинений показать этот сложный и важный процесс, который может прояснить некоторые спорные моменты в изучении русской культуры XVIII века.

Мы сосредоточим внимание на поморских сочинениях (исторических или включающих фрагменты исторического повествования), созданных на Выгу в творческий период50 существования вы-говской литературной школы. Чтобы проследить развитие выявленных тенденций, для анализа, в случае необходимости, будут привлекаться также старообрядческие сочинения, написанные в конце XVIII-начале XIX века.

Научная новизна исследования определяется тем обстоятельством, что впервые введены в научный оборот выговские исторические сочинения, а также произведения различных жанров, включающие фрагменты исторического повествования, созданные в XVIII веке. Это позволило значительно расширить источниковую базу для исследования выговской литературной школы как явления русской культуры XVIII века. Старообрядческие исторические сочинения анализируются как органические составляющие общей системы, которая определена термином выговская литературная школа. Это позволяет рассматривать их как реализацию в творческой практике писателей-выговцев тех теоретических представлений об историческом повествовании, которые были сформулированы на Выгу в результате освоения старообрядцами всех известных в России того времени Ри-

50 Под творческим периодом существования выговской литературной школы мы подразумеваем время от основания Выговского общежительства до 60-х годов XVIII века.

торик. Такой подход к анализу сочинений, созданных старообрядцами, позволяет уяснить реальное сочетание традиционализма и новаторства в их творческой практике. Предпринятое сравнение взглядов старообрядцев в области исторического повествования с идеями, сформулированными В.Н. Татищевым, еще более конкретно определяет их место в культурном контексте эпохи.

В работе впервые представлены результаты текстологического анализа основного исторического труда выговцев - "Истории Вы-говской пустыни" И. Филиппова. Это позволило, выяснив историю создания произведения, уточнить авторский замысел и сделать вывод о новаторстве выговцев в области исторического повествования. Наблюдаемые разрушение традиционной структуры произведения, усложнение сюжета свидетельствовали об активных поисках выговцев в этой области. Аналогичные внутренние трансформации просматриваются и на уровне жанровых форм. В работе эти модификации представлены как развитие в условиях культуры Нового времени традиционных жанров древнерусской литературы - Жития, Духовного завещания, Слова надгробного.

Такой исследовательский подход к изучению старообрядческих сочинений позволил акцентировать внимание не на традиционализме и консерватизме старообрядчества, а увидеть те новаторские тенденции, которые позволяют прояснить некоторые спорные моменты в развитии русской культуры XVIII века. Это очень важный аспект исследования старообрядчества как явления культуры этого периода, поскольку он помогает проследить возможный вариант развития русской средневековой культуры, сформировавшейся и существовавшей в рамках религиозного мировоззрения, в светскую культуру Нового времени с сохранением в ней религиозного элемента как важнейшего компонента культуры.

Источниками для исследования темы служили старообрядческие сочинения XVIII века, как изданные, так и рукописные тексты. Особенностью этого типа нарративного источника является то обстоятельство, что старообрядцы писали свои сочинения не только для

того, чтобы декларировать собственные позиции по тому или иному вопросу (обсуждая при этом проблемы чисто богословские или организационные, а также связанные с их представлениями в области кульутры), но и ради того, чтобы обосновать и защитить собственную точку зрения от нападок как представителей "никонианской" церкви, так и лидеров других согласий. Авторы не только формулировали определенные теоретические посылки, но и непременно приводили систему доказательств своих исходных позиций.

Все это делает старообрядческие сочинения уникальным источником для изучения явлений, происходивших в русской культуре XVIII века, поскольку они в достаточной степени адекватно отражают те процессы, которые являются предметом нашего внимания. Разумеется, прежде чем каждое старообрядческое сочинение было использовано в качестве источника, была проделана работа по его датировке и атрибуции. В связи с характером источника в исследовании применялись классические методы археографии, источниковедения и текстологии.

Методология. Предлагаемая работа - конкретно-историческое исследование, в котором применяются принципы системного анализа с использованием сравнительно-исторического, историко-типологического методов и элементов анализа поэтики литературного текста.

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Гурьянова, Наталья Сергеевна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Выговские исторические сочинения, созданные в творческий период существования старообрядческой литературной школы, позволяют увидеть некоторые особенности развития русской культуры XVIII века. В силу провозглашенного старообрядцами в качестве основного культурного принципа - приверженность старине - выговцы в полной мере освоили традиции литературы Древней Руси и создавали свои произведения, ориентируясь на них. В то же время, они оказались, при более внимательном рассмотрении, открытыми и для воздействия различных факторов культуры Нового времени.

На примере анализа сочинений, созданных в рамках старообрядческой литературной школы, четко просматривается сочетание традиционализма и новаторства. Создавая свои сочинения в рамках жанровой системы древнерусской литературы, выговцы оформили собственную риторическую систему, основанную на учебниках Рито-рик, имевших в то время хождение в России. В этой системе сформулированы основные культурные принципы, которые впоследствии были реализованы в творческой практике писателей-поморцев и представителей других согласий. Произведения, созданные в рамках выговской литературной школы, мы можем отнести к литературе риторического типа, что вполне соответствовало явлениям, происходившим в русской литературе и культуре переходного периода.

Дошедшие до нас выговская Риторика-свод и Поморская риторика, а также выговские риторические сборники позволяют уяснить представления выговцев об истории, историческом повествовании, о составляющих исторический процесс и требованиях, которые старообрядцы предъявляли к историческому произведению. Сравнение взглядов выговцев по данной проблеме с четко оформленными во вступительной части к основному труду официальной историографии этого времени - "Истории Российской" В.Н. Татищева позволяет заключить, что теоретические представления старообрядцев в этой области вполне сопоставимы с идеями основоположника применения научных методов создания исторического произведения.

Взгляды на историю и историческое повествование были не только теоретически осмыслены выговцами, но и воплощены в их творческой практике. В итоге было написано большое количество исторических сочинений, где мы находим реализованными правила и принципы, сформулированные в выговской риторической системе. Особенно интересными в этом плане представляются произведения, созданные в творческий период существования выговской литературной школы. "История Выговской пустыни" Ивана Филиппова в полной мере отражает новаторские тенденции, которые характеризовали старообрядческую историографию того времени.

Анализ дошедших до нас списков сочинения не позволяет с достаточной степенью точности восстановить первоначальный, авторский вариант Истории, но не исключает возможность говорить об общем авторском замысле. Можно констатировать, что вариативность состава глав сочинения, которая может быть объяснена незавершенностью авторской работы над текстом, не препятствует восприятию "Истории Выговской пустыни" как произведения внутренне единого и целостного. Работа литературного редактора, следы которой мы находим в начальной части текста Краткого варианта Истории, может служить свидетельством того, что планировалась дальнейшая работа с первоначальным, черновым вариантом сочинения.

Открытая структура произведения позволяла самому автору и будущим его редакторам формировать состав отдельной главы и произведения в целом из имеющегося в руках материала: включать или изымать самостоятельные произведения, написанные ранее на темы, относящиеся к истории Выгореции. Подобным образом редакторы-составители поступали с главами или частью глав, написанными специально для этого сочинения. При этом текст всех четырех разновидностей Пространного варианта "Истории Выговской пустыни" в сопоставимых фрагментах не подвергался правке литературного редактора.

Незавершенность работы автора над своим сочинением позволила выговцам продолжить этот исторический труд, написав его Дополнение, а также на протяжении ХУШ-Х1Х века работать с текстом. Некоторые идеологические коррективы, вносимые редакторами, обусловлены изменением взглядов на те или иные проблемы. Например, изъятие из Истории части главы, посвященной описанию самосожжения старца Филиппа, объясняется переменой отношения выговцев к нему. Несмотря на очевидную незавершенность авторской работы, мы можем утверждать, что перед нами сочинение, новаторское по структуре, методам подачи материала и стилевому оформлению. В своей "Истории Выговской пустыни" Иван Филиппов предваряет некоторые принципы создания исторического сочинения, характерные для аналогичного рода произведений XIX века. В частности, в "Истории Выговской пустыни" была в полной мере реализована идея о том, что история жизни человека является неотъмлемой частью описываемого исторического процесса.

Особое отношение к человеку, интерес к конкретной личности на Выгу неразрывно связаны с важным теоретическим положением о составляющих исторический процесс, когда история жизни отдельного человека воспринималась как часть истории общины. В свою очередь община, по мнению приверженцев старого обряда, была оплотом истинной веры в царстве антихриста, наступившем после реформ патриарха Никона. Церковные реформы для старообрядцев стали хронологической гранью, отделяющей Русь благочестивую, Святую от антихристовой. Выговская пустынь, по их мнению, была единственным местом, где продолжала существовать истинная вера, которой славилась Русь. Защитники старой веры, как они сами полагали, не только сохранили неизменным русское православие, но и считали себя наследниками богатых культурных традиций Древней Руси, а сама община, с их точки зрения, продолжила историю России.

Архаичная и, казалось бы, бесперспективная историческая схема, выработанная выговцами, позволила им включить собственную общину в поток универсальной христианской истории и сосредоточить внимание на истории староверия и, даже еще конкретнее, своего согласия. Отсюда ясно, почему в выговских исторических сочинениях столь большое внимание уделяется событиям, связанным с первым этапом истории старообрядчества, периодом становления идеологических систем вновь образующихся в конце ХУП-начале XVIII века согласий, истории поморского согласия, а также возникновению, становлению и дальнейшему функционированию его центра - Выговской пустыни. Возможно, этим же объясняется появление большого количества исторических сочинений, созданных в творческий период существования выговской литературной школы. В них в полной мере обозначились новаторские тенденции, которые, к сожалению, не получили логического завершения процесса развития, но могут служить своеобразной культурной моделью, проясняющей некоторые явления историографии и литературы Нового времени.

Особое внимание к человеку - характерная черта выговской литературы. С этим связаны не только жанровые модификации в области исторического повествования, когда Надгробные слова превращаются в Слова о жизни умершего, а Духовные завещания в Исповедь, но и особого рода биографизм, который вскоре станет обязательным для всех согласий и приведет к созданию в начале XIX века биографического словаря о старообрядцах. О важности этой традиции для старообрядчества вообще свидетельствует тот факт, что вплоть до нашего времени представители этой конфессии продолжают, подобно писателям XVIII века, составлять биографии своих учителей и единоверцев1.

Выговская литературная школа во многом определила культурный облик старообрядчества и его дальнейшее развитие в качестве общественного движения. Изучение историографического наследия Выга представляется особенно актуальным, поскольку этот материал позволяет показать сочетание традиционализма и новаторства в творчестве защитников старой веры. Акцентируя внимание на новаторстве выгов

1 См., например: Покровский Н. Скитские биографии // Новый мир. 1992, №8. С. 194-210. цев в области представлений об истории, историческом знании, о принципах создания исторического произведения, мы хотели подчеркнуть соотносимость их идей с соответствующими мыслями, высказанными официальными историографами. Это не только меняет наши представления о старообрядцах ХУШ века как носителях традиционной, консервативной идеологии, но может свидетельствовать и о том, что новаторские тенденции являются естественным развитием традиций древнерусской литературы в условиях Нового времени.

Список литературы диссертационного исследования доктор исторических наук Гурьянова, Наталья Сергеевна, 1997 год

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Справочники

1. Будовниц И.У. Словарь русской, украинской, белорусской письменности и литературы до XVIII века. M., 1962. - 398 е.;

2. Дружинин В.Г. Несколько автографов писателей-старообрядцев. СПб., 1915.-26 с.;

3. Дружинин В.Г. Писания русских старообрядцев: Перечень списков, составленный по печатным описаниям рукописных собраний. СПб., 1913.-XIV, 536 е.;

4. Пругавин A.C. Раскол-сектантство. Материалы для изучения религиозно-бытовых движений русского народа: Библиография старообрядчества и его разветвлений. М., 1887. Вып. I. - XI, 523 е.;

5. Сахаров Ф. Литература истории и обличения русского раскола: Систематический указатель книг, брошюр и статей о расколе, находящихся в духовных и светских периодических изданиях. Тамбов, 1887. Вып. 1. - VI, 188, V е.; СПб, 1892. Вып. 2. - IV, 220 е.; СПб., 1900. Вып. 3. - VIII, 335 е.;

6. Словарь исторический о русских святых. М., 1990. - 260 е.;

7. Старообрядчество. Лица, события, предметы и символы. М.. 1996.316 с.

Монографии и статьи

1. Абрамов Я. Выговские пионеры: к вопросу о роли раскола в деле колонизации России // Отечественные записки, 1884. № 3. - С. 89-126; № 4. -С. 347-388;

2. Андреев В.В. Раскол и его значение в народной русской истории. СПб, 1870.-VIII, 412, IV е.;

3. Бабкин Д.С. Русская риторика начала XVII в. // ТОДРЛ. T. VIII. М.-Л., 1951.-С. 326-353;

4. Байдин В.И., Шашков А.Т. Исторические сочинения уральских старообрядцев XVIII-XIX вв. // Историография общественной мысли дореволюционного Урала. Свердловск, 1988. - С. 4-9;

5. Барсов Е.В. Алексей Родионов - ученик Семена Денисова // Труды Киевской Духовной Академии, 1867, № 1. - С. 48-81;

6. Барсов Е.В. Иван Филиппов, выговский историк и настоятель // Памятная книжка Олонецкой губернии за 1867 год. Петрозаводск, 1867. - С. 54-100;

7. Барсов Е.В. Семен Денисов Вторушин, предводитель русского раскола XVIII века // Труды Киевской Духовной академии, 1866, № 2. - С. 174-230; № 6. - С. 168-230; № 7. - С. 285-340; № 12. - С. 570-588;

8. Барсов Е.В. "Четьи Минеи" братьев Денисовых // Сборник статей в честь М.К. Любавского. Пг, 1917. - С. 663-708;

9. Белоликов В.З. Историко-критический обзор существующих мнений о происхождении, сущности и значении русского раскола старообрядчества. Киев, 1913. - 2, 52 е.;

10. Белоликов В.З. "Писания русских старообрядцев" В.Г. Дружинина (Отзыв, дополнения и поправки) // Труды Киевской Духовной академии, 1913, №7. - С. 564-586;

11. Беляева O.K. Старообрядческая рукописная традиция начала XVIII в. и работа выговских книжников над Поморскими ответами // Источники по истории русского общественного сознания периода феодализма. Новосибирск, 1986. - С. 63-69;

12. Болонев Ф.Ф. Старообрядцы Забайкалья в XVIII-XX вв. Новосибирск, 1994. - 146 е.;

13. Бороздин А.К. Русское религиозное разномыслие. СПб., 1907. -

236 е.;

14. Бороздин А.К. Очерки русского религиозного разномыслия. СПб., 1905.-4, 223 с.;

15. Бороздин А.К. Протопоп Аввакум. Очерки из истории умственной жизни русского общества в XVII веке. СПб., 1900. - С. XIX, 319, 175 е.;

16. Б/ровкович/ Александр. Описание некоторых сочинений, написанных русскими раскольниками в пользу раскола. СПб., 1861. - 291, 340 е.;

17. Бубнов Н.Ю. Старообрядческая книга в России во второй половине XVII в. СПб., 1995. - 435 е.;

18. /Булгаков/ Макарий, митр. История русского раскола, известного под именем старообрядчества. СПб., 1855. - 368,VIII е.;

19. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л., 1940. - 648 е.;

20. Вомперский В.П. Риторики в России XVII-XVIII вв. М., 1988. -

180 е.;

21. Демин A.C. Руская литература второй половины XVII-начала XVIII века. М., 1977. - 296 е.;

22. Демкова Н.С. Средневековая русская литература (поэтика, интерпретации, источники). СПб, 1997. - 221 е.;

23. Дергачева-Скоп Е.И. "Сердца болезны сестры убодающ остен..."

- рукописный плач середины XVIII в. // Научные библиотеки Сибири и Дальнего востока. Вып. 14. Новосибирск, 1978. - С. 41-68;

24. Дергачева-Скоп Е.И., Алексеев В.Н. Книжная культура старообрядцев и их четья литература: к проблеме типологии чтения // Археография книжных памятников. Новосибирск, 1996. - С. 9-39;

25. Дружинин В.Г. Поморские палеографы XVIII столетия. Пг., 1921.

- 66 е.;

26. Дружинин В.Г. Словесные науки в Выговской поморской пустыни. СПб., 1911. -32 с.;

27. Елеонская A.C. Русская публицистика второй половины XVII века. М., 1978. - 270 е.;

28. Живов В.М. Религиозная реформа и индивидуальное начало в русской литературе XVII в. // Из истории русской культуры. Т. III. М., 1996.

- С. 460-485;

29. Зеньковский В.В. История русской философии. В 2-х т. Л., 1991;

30. Зеньковский С. Русское старообрядчество. Духовные движения семнадцатого века. М., 1995. - 528 е.;

31. Казакова H.A., Лурье Я.С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV начала XVI века. М.-Л., 1955. - 543 е.;

32. Клибанов А.И. Народная социальная утопия в России: период феодализма. М., 1977. - 335 е.;

33. Костомаров Н. История раскола у раскольников // Вестник Европы, 1871. Кн. 4.-С. 469-536;

34. Куандыков JI.K. Выговские сочинения уставного характера второй половины XVIII в. // Источники по истории русского общественного сознания периода феодализма. Новосибирск, 1986. - С. 120-130;

35. Куандыков JT.K. Идеология общежительства у старообрядцев-беспоповцев выговского согласия в XVIII в. // Источники по культуре и классовой борьбе феодального периода. Новосибирск, 1982. - С. 87-100;

36. Куандыков JI.K. Рукопись № 3 из собрания И.Н. Заволоко в Древлехранилище Пушкинского Дома // Сибирское источниковедение и археография. Новосибирск, 1980. - С. 121-135;

37. Липранди И.П. Краткое обозрение русских расколов, ересей и сект. М., 1870.-77 е.;

38. Лихачев Д.С. Проблема характера в исторических произведениях начала XVII в. // ТОДРЛ. Т. VIII. М.-Л., 1951. - С. 218-234;

39. Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970. - 180

е.;

40. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры (до конца XVIII века) // Успенский Б.А. Избранные труды. Т. I: Семиотика истории. Семиотика кульутры. М., 1996. - С. 338380;

41. Любомиров П.Г. Выговское общежительство: Исторический очерк. М.-Саратов, 1924. - 139 е.;

42. Майнов В.Н. Мертвый городок ( Из путевых заметок) // Исторический Вестник, 1880. Т. III, № 11. - С. 523-546;

43. Макарий, митр. [Булгаков]. История русского раскола, известного под именем старообрядчества. СПб., 1855. - 367, VIII е.;

44. Малышев В.И. Кто был автором "Исповеди", приписываемой Ивану Акиндинову // Русская Литература, 1960, № 3. - С. 192-194;

45. Малышев В.И. Усть-Цилемские сборники XVI-XX вв. Сыктывкар, 1960. - 214 с.;

46. Мальцев А.И. Неизвестное сочинение С. Денисова о Тарском "бунте" 1722 г. // Источники по культуре и классовой борьбе феодального периода. Новосибирск, 1982. - С. 224-241;

47. Мельгунов С.П. Религиозно-общественные движения XYII-XVIII вв. М., 1922. - 196 е.;

48. Миненко H.A. Культура русских крестьян Зауралья XVIII - первая половина XIX в. М., 1991. - 223 е.;

49. Михайлов A.B. Поэтика барокко: завершение риторической эпохи // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994. - С. 326-391;

50. Моисеева Г.Н. Древнерусская литература в художественном сознании и исторической мысли России XVIII века. Л., 1980. - 262 с..;

51. Николаев С.И. Литературная культура петровской эпохи. СПб., 1996. - 151 е.;

52. Никольский Н.М. История русской церкви. М., 1983. - 448 е.;

53. Нильский И. Заметки по поводу изданных Д.Е. Кожанчиковым сочинений // Христианское чтение, 1862. Ч. II, № 7. - С. 94-99;

54. Озерцовский Н.Я. Путешествие по озерам Ладожскому и Онежскому. Петразаводск, 1989. - 208 е.;

55. Островский Д. Выговская пустынь и ее значение в истории старообрядческого раскола. Петрозаводск, 1914. - 137 с.;

56. Панченко A.M. "Народная модель" истории в набросках Толстого о Петровской эпохе // Л.Н. Толстой и русская литературно-общественная мысль. Л., 1979. - С. 66-84;

57. Панченко A.M. Начало петровской реформы: идейная подоплека // XVIII век: Сб. 16. Итоги и проблемы изучения русской литературы XVIII века. Л., 1989.-С. 5-16;

58. Панченко A.M. Русская культура в канун петровских реформ. Л., 1984. - 206 е.;

59. Пештич С.Л. Русская историография XVIII века. В 3-х частях. Л., 1961-1971;

60. Плигузов А.И. Авторские сборники основателей Выговской пустыни // Древнерусская рукописная книга и ее бытование в Сибири. Новосибирск, 1982. - С. 103-112;

61. Плюханова М.Б. О национальных средствах самоопределения личности: самосакрализация, самосожжение, плавание на корабле // Из истории русской культуры. Т. III. М., 1996. - С. 380-459;

62. Поздеева И.В. Древнерусское наследие в истории традиционной книжной культуры старообрядчества (первый период) // История СССР, 1988, № 1.-С. 84-99;

63. Покровский H.H. Археографические экспедиции и проблемы изучения народной кульутры // Проблемы полевой археографии. М., 1979. -С. 100-111;

64. Покровский H.H. Исповедь алтайского крестьянина // Памятники культуры: Новые открытия. Письменность. Искусство. Археология. Ежегодник за 1978 г. Л., 1979. - С. 49-57;

65. Покровский H.H. Новые сведения о крестьянской старообрядческой литературе Урала и Сибири XVIII века // ТОДРЛ. Т. XXX. Л., 1976. -С. 165-183;

66. Покровский H.H. О древнерусской рукописной традиции у староверов Сибири // ТОДРЛ. Т. XXIV. Л., 1969. - С. 394-403;

67. Покровский H.H. О роли древних рукописных и старопечатных книг в складывании системы авторитетов старообрядчества // Научные библиотеки Сибири и Дальнего Востока. Вып. 14. Новосибирск, 1978. - С. 1940;

68. Покровский H.H. Следственное дело и выговская повесть о тар-ских событиях 1722 г. // Рукописная традиция XVI-XIX вв. на востоке России. Новосибирск, 1983. - С. 46-70;

69. Понырко Н.В., Бударагин В.П. Автографы выговских писателей //Древнерусская книжность. По материалам Пушкинского Дома. Л., 1985. -С. 174-200;

70. Понырко Н.В. Выговское силлабическое стихотворчество // ТОДРЛ. Т. XXIX. Л., 1974. - С. 274-290;

71. Понырко H.B. Кирилло-Епифаниевский житийный цикл и житийная традиция в выговской старообрядческой литературе // ТОДРЛ. Т. XXIX. Л., 1974.-С. 154-169;

72. Понырко Н.В. Учебники риторики на Выгу // ТОДРЛ. Т. XXXVI. Л., 1981.-С. 154-162;

73. Пругавин A.C. Раскол и сектантство в русской народной жизни. М., 1905. - 94 е.;

74. Робинсон А.Н. Борьба идей в русской литературе XVII в. М., 1974.-405 е.;

75. Розанов В.В. Психология русского раскола // Розанов В.В. Собр. соч. в 2-х т.. Т. I: Религия и культура. М., 1990. - С. 47-81;

76. Ромодановская Е.К. Русская литература на пороге Нового времени. Новосибирск. 1994. - 231 е.;

77. Рябушинский В. Старообрядчество и русское религиозное чувство. М., 1994. - 239 е.;

78. Сазонова Л.И. Поэзия русского барокко. М., 1991. - 263 е.;

79. Сенатов В. Общий очерк старообрядческой литературы // Миссионерское Обозрение, 1899, апрель. - С. 417-418;

80. Серман И. Чудо и его место в исторических представлениях XVII-XVIII веков // Русская литература, 1995, № 2. - С. 104-114;

81. Скафтымов А. Нравственные искания русских писателей. М., 1972.-543 с.;

82. Смирнов П. Краткий исторический очерк беспоповщины // Миссионерский Сборник, 1892, № 3-4. - С. 89-92; № 5-6. - С. 131-155; № 7-8. - С. 208-215;

83. Смирнов П.С. Внутренние вопросы в расколе в XVII в. СПб., 1898.-XXXIV, 237, 121 е.;

84. Смирнов П.С. История русского раскола старообрядчества. Рязань, 1893.-275, 65, IV е.;

85. Смирнов П.С. Споры в расколе во второй четверти XVIII в. // Христианское чтение, 1911, № 2. - С. 168-195; № 3. - С. 325-352; № 4 . - С. 451-490; № 11.-С. 50-73;

86. Смирнов П.С. Споры и разделения в русском расколе в первой четверти XVIII века. СПб., 1909. - V, 363, 168 е.;

87. Смирнов С. Древне-русский духовник. М., 1913. - 290 е.;

88. Соболева JI.C., Пихоя Р.Г. Царский секретарь Игнатий Воронцов и донской казак Игнатий Воронков. (К истории новонайденной повести "Родословие поморской веры на Урале и в Сибири") // Новые источники по истории классовой борьбы трудящихся Урала. Свердловск, 1985. - С. 71-91;

89. Старообрядчество в России. М., 1994.- 236 е.;

90. Татищев В.Н. История Российская. В 7 т. M.-JL, 1962-1968;

91 Традиционная духовная и материальная культура русских старообрядческих поселений в странах Европы, Азии и Америки. Новосибирск, 1992.- 323 е.;

92. Усов П. Помор-философ // Исторический Вестник, 1886. Т. 24, № 4. - С. 145-160;

93. Успенский Б.А. История и семиотика (Восприятие времени как семиотическая проблема) // Избр. труды. Т. I: Семиотика истории. Семиотика культуры. М., 1996. - С. 9-70;

94. Успенский Б.А. Отношение к грамматике и риторике в Древней Руси (XVI-XVII вв.) // Успенский Б.А. Избр. труды. Т. II: Язык и культура. М., 1996.-С. 5-28;

95. Федотов Г. Святые Древней Руси. М., 1990. - 271 е.;

96. Федотов Г.П. Судьба и грехи России. Избранные статьи по философии русской истории и культуры: в 2-х т. Спб., 1991-1992;

97. Флоровский Г. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. - 601 е.;

98. Чистов К.В. Народные традиции и фольклор. JI., 1986.- 304 е.;

99. Чистов К.В. Русские народные социально-утопические легенды. М.. 1967.-341 е.;

100. Чистович И. Феофан Прокопович и его время. СПб., 1868. - 752

е.;

101. Шафранов П.А. Выгорецкое старообрядческое общежительство в конце XVIII и в первой половине XIX столетия // Русское богатство, 1893, № 11.-С. 58-98;

102. Шашков А.Т. Изучение урало-сибирского старообрядчества второй половины XYII-начала XVIII в. в отечественной историографии // Историография общественной мысли дореволюционного Урала. Свердловск, 1988.-С. 31-43;

103. Шашков А.Т. Максим Грек в старообрядческой рукописной традиции XVIII в. Урала, Поморья и Сибири // Из истории духовной культуры дореволюционного Урала. Свердловск, 1979. - С. 28-39;

104. Шашков А.Т. Максим Грек и идеологическая борьба в России во второй половине XVII-начале XVIII в. (Подделка и ее разоблачение) // ТОДРЛ. Т. XXXIII. Л., 1979. - С. 80-87;

105. Шашков А.Т. Поморский кодекс сочинений Максима Грека // Источниковедение и археография Сибири. Новосибирск, 1977. - С. 93-123;

106. Юзов И. Политические воззрения староверия // Русская мысль, 1882. Кн. V.-C. 181-217;

107. Юхименко Е.М. "Виноград Российский" Семена Денисова (Текстологический анализ) //Древнерусская литература. Л., 1984. - С. 249266;

108. Юхименко Е.М. К вопросу о связях Сибири с Выгом и роли братьев Семеновых // Источники по истории общественного сознания и литературы периода феодализма. Новосибирск, 1991. - С. 223-245;

109. Юхименко Е.М. Новые данные к биографии Семена Денисова // Русская литература, 1990, №2.- С. 168-170;

110. Ярхо Б.И. и исследование жанра видений // Восток - Запад. Исследования. Переводы. Публикации. Вып. 4. М., 1989. - С. 18-55;

111. Cherniavsky М. The Old Believers and the New Religion // Slavic Review, 1966. V. XXV, № 1. - P. 1-39;

112. Cierniak U. Bracia Andrej i Siemeon Dienisowowie - dwaj Zapomniani pisarze staroobrzedowi // Slavia Orientalis, 1990, V. XXXIX, № 12. - S. 73-82;

113. Crummey R. Old Belief as Popular Religion: New Approaches // Slavik Review, 1993. V. 52, № 4. - P. 700-712;

114. Crummey R. The Old Believers and the World of Antichrist: The Vyg Community and the Russian State. 1694-1855/ Vadison, Milwaukee and London, 1970 - 258 P.;

115. Michels G. The First Old Believers in Tradition and Historical Reality // Jahrbucher fur Geschichte Osteuropas, 1993. B. 41, H. 4. - S. 481-508;

116. Skupiska staroobrzedowcow w Europie, Azji i Ameryce. Ich miejsce i tradycje we wspolczesnym swiecie. Warszawa, 1994. - 345 P.;

117. Sprache, Literatur und Geschichte der Altgläubigen. Heidelberg, 1988. - 360 S.;

118. Sullivan J. Eighteenth-Century Russian Verse from Old Believers // The Slavonic and East European Review, 1989. V. 67, № 4. - P. 517-529;

119. Sullivan J. "Vertograd dukhovnyy": An Extended Edition of Simeon Denisov's "Vinograd rossiyskiy"// The Slavonic and East European Review, 1980.V. 58.- P. 500-523;

120. Zenkovsky S. The Ideological World of the Denisov Brothers // Harvard Slavic Studies, 1957. V. III. - P. 49-66.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

БАН — Библиотека Академии наук

ГИМ — Государственный Исторический музей

ЖМНП — Журнал Министерства Народного просвещения

ИРЛИ — Институт Русской литературы (Пушкинский Дом)

МГУ — Московский Государственный университет

РГБ — Российская Государственная библиотека

РНБ — Российская Национальная библиотека

ТКДА. — Труды Киевской Духовной академии

ТОДРЛ — Труды Отдела Древнерусской литературы