Функционально-смысловые трансформации библиотерапевтического дискурса тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.19, кандидат филологических наук Тамарченко, Светлана Анатольевна

• Тамарченко, Светлана Анатольевна
• кандидат филологических наук
• 1999

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Тамарченко, Светлана Анатольевна

ВВЕДЕНИЕ.3.

Глава первая. ОБЩИЕ ПРИНЦИПЫ ФУНКЦИОНАЛЬНО-СМЫСЛОВОГО

ОПИСАНИЯ БИБЛИОТЕРАПЕВТИЧЕСКОГО ДИСКУРСА.

1. Вводные замечания.

2. Библиотерапевтический дискурс: структура и единицы.

3. Тематический блок как единица библиотерапевтического дис- 37 курса

4. Библиотерапевтический дискурс как иерархия целевых про- 44 грамм.

5. Типология библиотерапевтического дискурса.

Выводы по первой главе.

Глава вторая. ФУНКЦИОНАЛЬНО-СМЫСЛОВЫЕ ТРАНСФОРМАЦИИ СУГГЕСТОРА И РЕЦИПИЕНТА В БИБЛИОТЕРАПЕВТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ.

1. Инвариантная структура библиотерапевтического дискурса как основа психопрагматических трансформаций.

2.Моделирование библиотерапевтического дискурса.

3.Трансформация библиотерапевтического дискурса результаты эксперимента).

Выводы по второй главе.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Функционально-смысловые трансформации библиотерапевтического дискурса»

Настоящее исследование посвящено проблеме речевого воздействия в библиотерапевтической коммуникации, а именно, влиянию библиотера-певтического дискурса на смену установок реципиентов (слушающих).

Библиотерапевтический дискурс (далее в работе принимается сокращение этого термина в виде аббревиатуры БТД) является специализированным типом «речепроявления» по М.М. Бахтину, ориентированным на создание терапевтического (воздействующего) эффекта с целью выработки у партнеров по психотерапевтической коммуникации способности и готовности менять свое поведение адекватно задачам общения. Библиотерапия- один из методов психотерапевтической коммуникации, в котором для воздействия на пациента используются языковые средства и свойства заранее созданных ( по другому поводу и с иными задачами ) художественных произведений поэтического и прозаического порядка.

Использование элементов библиотерапии имеет давнюю, можно сказать, даже древнюю традицию, о чем достаточно часто писали ученые (см.: Се лесник, Александер, 1995). В настоящее время существует широкая практика использования различных вариантов художественных текстов в психотерапевтических целях. Используются как произведения крупных форм (повести, романы), так и небольшие поэтические тексты, часто создаваемые специально для психотерапевтических целей, например, в эстетикотерапии малых форм (Быкова, 1993).

По мнению психологов, тексты оказывают влияние на различных больных, изменяя их настроение, заставляя под новым углом зрения рассматривать свои трудности, сложные жизненные коллизии, неразрешенные вопросы (Телешевская, Арутюнян, 1970: 69; Роджерс, 1994; Вишневская, Кошкин, 1991). Отмечается, что давно назрела необходимость заняться специально вопросами изучения влияния той постоянно действующей и порой чрезмерно возбуждающей информации в виде различных языковых конструктов ( от слова, словосочетания до целостного дискурсного образования ), которую несет человеку целенаправленно высказанное слово. Специалисты по психотерапевтическому воздействию озабочены важностью подбора специальной литературы (т.е. профессионально построенных текстовых образований) применительно к тем задачам, которые ставит и разрешает воздействующий (суггестор) при взаимодействии с больным человеком. Традиционным для психиатров, не обращающимся к опыту специалистов в области речевого воздействия, является ориентация на «чистый» смысл текстов, рассматриваемый на дидактическом уровне как форма убеждения, что по сути является просто одним из вариантов обыденной рациональной терапии. При таком подходе к проблеме воздействия конкретным продуктом «речепроявления» (текста, дискурса) просто не учитывается возможность оперирования смыслом как инструментом латентного (скрытого) воздействия в рамках информационной структуры психического континуума.

Значительные ограничения для использования метода библиотера-певтического воздействия в конкретных условиях психотерапевтической коммуникации создает отсутствие строгих формальных критериев отбора самих речевых произведений (текстов, дискурса), что не позволяет прогнозировать произведенный эффект, который может оказаться и нулевым и отрицательным, ятрогенным (ср.: Вишневская, Кошкин, Вишневский, 1991; Лурия,1977). Подобные трудности возникают и при использовании других типов психотехнологий с целью изменения личностной установки реципиента. Так, И. Смирнов, Е. Безносюк, А. Журавлев, размышляя о решении названной проблемы, отмечают прежде всего острую необходимость дополнения медицинских, физиологических и специальных знаний лингвистическими методами. По их мнению, в случае повреждающего действия слова любые возникающие при этом патологические проявления первоначально должны опосредоваться семантическими элементами психики, поскольку никакого другого акцептора для слова в психике (психическом континууме личности ) нет. Внешнее слово не обязательно должно являться патогенным фактором для семантического воздействия.

Например, не обязательно наличие какого бы то ни было внешнего раздражителя, для того чтобы ранее развившийся интрапсихический конфликт постоянно травмировал психику и сому пациента.

В последнее время стали трактовать патологические механизмы неврозов как систему информационных нарушений в психическом континууме личности. Однако не удалось выделить их в самостоятельный типовой процесс и, что главное, ученые не смогли приблизиться даже к пониманию и осознанию самого процесса этих нарушений, чему в немалой степени способствовало отсутствие инструментальных методов исследования семантической структуры психики. Только с появлением таких методов и концептуальных подходов ученые выражают надежду на то, что можно будет непосредственно придать физический смысл "слову как патогенному фактору", можно будет, образно говоря, "взвесить" слово (Смирнов, Безносюк, Журавлев, 1995:38).

Существующие в настоящее время методы ассоциативного эксперимента, сопряженная моторная методика А.Р. Лурия, методы неосознаваемого предъявления тестирующей информации (Костандов, 1983; Dixon, 1971; Shevrin,1978), использование измененных состояний сознания для исследования семантической памяти (Гроф,1995; Спивак,1990), метод психосемантического исследования репертуарных решеток (Франселл, Баннистер, 1987), методы, основанные на принципе семантического дифференциала Ч. Осгуда, метод незавершенных действий, метод мотива-ционного анализа (Зейгарник, 1986), метод субъективного шкалирования (Похилько, Федотова, 1984), методы, построенные на идее семантических полей в трактовке А.Р. Лурия, суть которой сводится к тому, что ассоциативные процессы никогда не являются случайными, подразумевая под этим не извращение дальнейшего хода ассоциации, а лишь включение данного слова в особо значимое поле, инициация которого сопровождается резкими изменениями состояния всего организма (Лурия, 1928), не дают ответа на вопрос о работе механизмов «силы» слова. Кроме того, использование этих методов, и дополнение их контролем сложнейшей диагностирующей аппаратуры, по мнению И. Смирнова, Е. Безносюк, А. Журавлева (1995), приводит к тому, что результаты, полученные при психодиагностике на фоне психологической защиты, дают мало информации для выявления самих механизмов патологического процесса, хотя, безусловно, и имеют самостоятельную научную ценность при изучении механизмов психологической защиты. Кроме того, каждый специалист может истолковать свои наблюдения в рамках определенных воззрений, ни одно из которых не может иметь "никакого иного материального базиса кроме вербального аппарата (там же, с.20,27).

Таким образом, привлечение большого количества разрозненных методик и методов по изучению механизмов речевого воздействия на личностную сферу говорящего субъекта не дает ожидаемого эффекта, но неизбежно создает новые проблемы и ставит на этом пути новые вопросы. Закономерно, что следующим шагом в таких рассуждениях, должно стать признание необходимости системного лингвистического подхода к проблеме: нужна разработка стройной экспериментальной методики, системного лингвистического моделирования процессов вербального воздействия и комплексного подхода при интерпретации вербальных данных, используемых в такого рода коммуникативных актах.

Именно в лингвистике в последнее время накопился богатейший опыт, позволяющий подходить к решению подобных задач. Прежде всего это относится к тем областям лингвистики, которые занимались изучением проблем речевого общения, речевой коммуникации, ибо вопрос о речевом (словесном) воздействии можно ставить лишь при условии, что существует определенная коммуникативная форма взаимодействия субъектов друг с другом с определенными целями и задачами.

Уже В. Гумбольдт рассматривал речевое общение как часть онтологической картины при описании сущности языка. По его словам, язык — это объединенная духовная энергия народа, чудесным образом запечатленная в определенных звуках, в этом облике и через взаимосвязь своих звуков понятная всем говорящим и возбуждающая в них примерно одинаковую энергию. Человек весь не укладывается в границы своего языка; он больше того, что заключено в словах; но ему приходится заключать в слове свой неуловимый дух, чтобы скрепить его чем-то, и использовать слова как опору для достижения того, что выходит за их рамки. Разные языки — это отнюдь не различные обозначения одной и той же вещи, а различные видения ее (Гумбольдт, 1985:349). В этих словах в свернутом виде уже заключено развившееся в лингвистике представление об интенционально-сти и целенаправленности высказывания в речи (общении), о ментальных моделях, когнитивных картах и формах их экспликации.

Некоторые представления о потенциале речевого воздействия в имплицитной форме были представлены у Ф. де Соссюра (при дефиниции языка и речи), у Л. Ельмслева (при анализе схемы и узуса). Проблема речевого воздействия в общении явилась составной частью теоретических воззрений авторов "Тезисов Пражского Лингвистического кружка", где были высказаны идеи о целевой направленности общения, о влиянии социальных и личностных ролей на построение коммуникации.

Рассмотрение диалогичности речи с включение фактора потенциальной направленности на собеседника, выделение жанровых форма высказывания с учетом намерений, мотивов создателя текста широко представлено в работах М.М Бахтина и его сторонников и единомышленников середины 20-х годов двадцатого столетия (см.: В.Н. Волошинов, П.Н. Медведев, А.Ф. Лосев и др.). Ставился вопрос о необходимости изучения контекста ситуации общения, экстралингвистических факторов, «сценариев и фреймов» - в современном понимании этих явлений - диалогической речи, обозначая их как "бытовые шаблоны" и "формы речевого автоматизма диалога"(Якубинский, 1923/1986: 25-26). Была дана описательная характеристика форм диалога (речевого взаимодействия) и его отличие от монолога, где в качестве разграничивающих критериев признавались степень планирования / спонтанности речи; немедленность/ отстав-ленность реакций во времени, величина (текстовый, словесный объем) репликового шага (там же, с.25- 29).

Свою лепту в теорию речевого воздействия внесла и лингвопрагмати-ческая теория речевых актов, разработав собственную модель коммуникативного взаимодействия партнеров. Ядро теории речевых актов составили идеи Дж. Остина, изложенные им в известном курсе лекций "Слово как действие". Эти идеи были развиты Дж. Серлем, П.Ф. Стросоном, Д. Вундерлихом, И.П. Сусовым, Г.Г. Почепцовым, Н.Д. Арутюновой, Е.В. Падучевой, В.З. Демьянковым, A.A. Романовым, M.JI. Макаровым и другими исследователями.

Речевой акт как единица коммуникативной интеракции предстает в виде трехуровневого образования , включающего в себя локутивный акт (т.е. речевое произведение в отношении к используемым речевым средствам), иллокутивный акт ( «речепроявление» в отношении к манифестируемой цели) и перлокутивный акт (т.е. посткоммуникативный эффект, последствия речевой каузации в отношении к своим поставленным целям). Особенно интересным для теории речевого воздействия стало понятие иллокуции, фиксирующее аспекты речевого акта, имеющие отношение к намерениям (интенциям) и целям участников коммуникации. В этой теории целеполагание рассматривается как система иерархически упорядоченных программ (см.: Романов, 1984; Романов, 1989). Дж. Ф. Аллен и Р. Перро характеризуют ее как "набор правил планирования плюс стратегия управления (control)" (Аллен, Перро,1986с.327).

Представление о вербальном и невербальном поведении , о разграничении текста и подтекста связаны в теории речевых актов с понятием "фрейма" или "рамки" (подробнее см.: М. Минский, А.Е. Кибрик, A.A. Романов). В ряде концепций моделирования речевой деятельности выделяются наборы или «секвенции» ("ритуальные" последовательности РА или « интерактивные цепочки» в понимании А.А.Романова), интерпретируемые на основе знаний о мире участников коммуникации и привлекающие для своей интерпретации «мета-условия», связанные с установлением того, в контексте какого фрейма находятся участники общения в данный момент, то есть с моментом выбора фрейма, и опирающиеся на предшествующие, настоящие и будущие (ожидаемые) действия коммуникантов" (Демьянков, 1986:226; Романов, 1991).

Основой воздействия в теории речевых актов являются принятые заранее «условия успешности» кооперированного, сознательного и разумного взаимодействия нескольких субъектов, позволяющие определить понятие уместности и приемлемости их коммуникативных (речевых) действий на макроуровне, на который не распространяется грамматика отдельно взятого предложения.

Но теория речевых актов лишь частично рассматривает проблему вербального воздействия партнеров друг на друга, поскольку адресат (реципиент) лишь предполагается потенциально существующим. Речевой акт — потенциальная единица речевого общения, в которой лишь потенциально заложена способность к общению со «стерильным собеседником» (Романов, 1988:15; Сусов, 1980) и потенциально представлена информация о том, каким образом может произойти предполагаемое взаимодействие партнеров, так как субъект речевой деятельности выступает здесь в виде абстрактного индивида, наделенного соответствующим набором социаль-ных(роль, статус), психологических (мнение, знание, намерение, установка) характеристик, которые он не может применить «в стратегической природе речевого общения» (Романов, 1988:15; см. также Франк, 1986; Макаров, 1998). Теория речевых актов является теорией для общения только для единичного говорящего субъекта, поскольку адресату в ней отводится, как правило, пассивная роль, согласно которой он должен выполнять команды и следовать предписаниям говорящего, не заботясь о своих интересах. Вот почему теория речевых актов, неплохо разработав систему иллокутивных показателей, столкнулась с трудностями их интерпретации со стороны слушающего партнера, ибо речевое «взаимодействие», где были бы представлены стыки их речевых действий^ рамках существующих концепций речевых актов попросту нет (Романов, 1988:15; см. также Ван Дейк, 1977; Ван Дейк, 1978; Ван Дейк, 1980а; Фивегер, 1981; Розенгрен 1983; Мотш, 1987; Беттен, 1976; Кинч, 1983).

Вариант междисциплинарного подхода представлен в работах Т. ван Дейка, который объединяет исследования в области грамматики текста, прагматики дискурса и когнитивной модели обработки текста. Т. ван Дейк впервые ввел понятие семантической макроструктуры, характеризующее тематическое содержание текста, его глобальную связность и понятие прагматической макроструктуры, отражающее связанную последовательность речевых актов. Он выделяет два основных аспекта в когнитивном анализе процесса обработки дискурса — структуры представления знаний и способы концептуальной организации самого дискурса. "Модель ситуации" является основным типом репрезентации знаний. В основе такой «модели» лежат личностные знания носителей языка, выработанные на основе предшествующего опыта. По мнению Т. ван Дейка, процесс организации знаний является гибкой стратегической процедурой. Принцип стратегического подхода заключается в отборе наиболее значимой в данном контексте и для данных коммуникантов информации. Действие стратегий носит гипотетический и вероятностный характер. Стратегии одновременно действуют на нескольких уровнях, способны использовать неполную информацию, комбинировать индуктивные и дедуктивные способы обработки. Различаются стратегии говорящего и адресата, социокультурные и коммуникативные, риторические, макро- и микростратегии, дискурсные и грамматические (Ван Дейк, Кинч, 1988:153-212; Ван Дейк, 1989:41-68).

Другая парадигма анализа вербального воздействия в речевом (коммуникативном) общении, основанная на теории речевой деятельности, дополняет общую теорию деятельности и теорию речевой деятельности в частности (см.: А.Н. Леонтьев, 1965; Он же, 1977; Сорокин, Тарасов, Шахнарович, 1979; Буева, 1978; A.A. Леонтьев, 1969; Он же, 1974; Он же, 1976), расширяет объектную и предметную области за счет введения идеальных смысловых образований ("энциклопедических знаний мира", "мнений", "желаний", "намерений", "личностных знаний", " индивидуальных картин мира» (см.: Черняховская, 1987; Минский, 1988; Павиленис,

1986; Полани, 1985), что позволяет приблизиться к решению проблемы интенциональности общения на методологическом уровне.

С указанных позиций интенция говорящего трактуется как его цель в общении и может быть увязана с идеальным образом желаемого результата общения. По мнению Р.И. Павилениса, интенциональность не есть нечто существенно и необходимо лингвистическое. Хотя любой речевой акт необходимо предполагает определенное интенциональное состояние, обратное не необходимо.

Дж. Серль в одной из последних своих фундаментальных работ приходит к заключению, что не интенциональность является производной от языка, а, наоборот, язык является логически производным от интенциональности. Наша способность соотнести себя с миром посредством интенциональных состояний мнения, желания и др. биологически более фундаментальна, чем наша вербальная способность. Следовательно, речь должна идти не о проблеме объяснения интенциональности в терминах языка, а, наоборот, языка в терминах интенциональности. Наша вербальная способность базируется на способности восприятия — идентификации и различения — объектов и состояний мира. Р.И. Павиленис приходит к выводу, что нет и не может быть проблем понимания речи и языка вне проблемы понимания мира. Вопрос в том, как соотнести понятия контекста, знания, мнения, текста, языка, смысла и др., чтобы они не только полагались бы важными для объяснения феномена понимания речи и языка, но и совместно работали для такого объяснения. Ибо сама по себе ссылка на контекст, знание и другие "контекстуальные особенности коммуникативной ситуации", при всей неопределенности истолкования их взаимосвязи, представляет собой не более чем удобный façon de parle (Павиленис, 1986: 382-383).

Для представления опыта, зафиксированного в индивидуальном языковом сознании, используется понятие тезауруса, представляющего собой открытую и подвижную систему значений, связи внутри которой постоянно корректируются в ходе интеллектуально-мыслительных и коммуникативно-познавательных операций, совершаемых носителями языка. В таком случае цель речевого воздействия и состоит в смещении в "смысловом поле" реципиента (Габ, 1992:67; см. также Дридзе,1980; Демьянков, 1988; Психолингвистические проблемы массовой коммуникации, 1972).

Подход к тексту как к фактору, способному оказывать влияние на состояние психического континуума человека, способного изменять целостную установку личности, детерминировать его поведенческую активность, определил появление новых исследовательских программ психопрагматики (Романов 1995, 1996) и суггестивной лингвистики (Черепанова, 1996), включившей в область изучения языковые механизмы латентного воздействия на психику реципиентов. Появление этих программ объясняется прежде всего необходимостью определения психологического бытия текста или любого речевого произведения, вплетенного в коммуникативный процесс. По мнению C.B. Никифорова, в конечном счете психолингвистика и прагматика текста обретут прогностические возможности только в том случае, когда будет ясно, каким образом структурирована текстовая презентация среды в психическом континууме личности и как на основе этой структуризации трансформируется психическая организация реципиента (выделено мною — С.Т.), каковы экспликации этих трансформаций и их соотнесенность с исходным текстом (Никифоров, 1993:3). Вот почему так важно, по мнению A.A. Романова и И.Ю. Черепановой (Романов, Черепанова, 1998), изучение проблем суггестии, где сосредоточены многие психолого-педагогические проблемы коммуникации в ее широком понимании. И недооценка собственно лингвистических факторов индивидуального и массового воздействия ведет к заболеваниям, имеющим преимущественно языковую первопричину — ятрогении и дидактогении. Кроме того, без выяснения того, каков психолингвистический механизм суггестии, как действует некоторый текст на реципиента, какими параметрами должен характеризоваться оптимальный в смысле суггестии текст, построение адекватной модели речевого воздействия вообще становиться проблематичным. Языковая суггестия, латентная вербальная связь с подсознанием психически сохранных людей — то недостающее звено в цепочке знаний, которого не хватает для создания интегральной теории воздействия.

Рассмотрение художественного текста как воздействующего феномена связано с теорией библиопсихологии, автором которой был H.A. Рубакин (1896-1946). Он ставил перед собой цель создать научно обоснованную пропаганду. Особое значение H.A. Рубакин придавал выявлению психологического типа читателя, он стремился создать программу изучения всего процесса функционирования текста от читателя к тексту и от текста к автору. Для определения связи психического континуума и воспринимаемого текста он ввел понятие "мнема", которое включает не только накопленную и хранящуюся информацию, но и взаимодействие ранее полученной информации с поступающей вновь, а так же охватывает все физиологические и психические процессы, связанные с получением, переработкой и хранением информации (Рубакин, 1977).

Это понятие не было слишком плодотворным для построения теории социальной библиопсихологии, но идея о "проекции" текста, в которой проявляются психологические особенности личности, восходящая к идеям A.A. Потебни о том, что в результате интериоризации содержания сообщения читателем, исходное содержание изменяется, как бы пропускается "сквозь свой язык" (Потебня, 1968:6)^оказалась плодотворной и получила развитие в трудах Т.М. Дридзе и Г.Д. Чистяковой (Дридзе, 1976; Дридзе, 1980; Чистякова, 1981).

Воздействующий аспект текстового произведения был развит в работах В.П. Белянина (1988; 1992), который в рамках психолингвистического подхода исследовал воздействующую «силу» художественного текста как единицы коммуникации, разграничивая текст в процессуальном аспекте как единицу речевой деятельности, а в статическом — как единицу речевого мышления. Такой подход позволяет рассматривать текст в прагматическом ракурсе, т.е. с точки зрения продуцента (говорящего/ пишущего) и реципиента (слушающего/ читающего). Последовательно развиваемый прагматический подход к тексту позволяет описать текст как элемент системы "действительность - автор - текст - читатель", как созданную в сознании автора «речевую структурацию действительности» , предназначенную для восприятия читателя (Белянин, 1992).

На основе этого подхода, используя метод выявления эмоционально-смысловой доминанты с морфологическим анализом В .Я. Проппа, автор предложил типологию художественных текстов, которые по эмоционально-смысловой доминанте делятся как минимум на следующие типы: "светлые", "активные", "веселые", "красивые", «простые», «печальные». (Белянин, 1992:2). Выделенная типология текстов ориентированная только на читателя и доминантный признак типового текста определяется самим читателем. Предложенная методика вычленения текстов по эмоциональному признаку позволила И.Ю. Черепановой включить художественные тексты в область изучения суггестивной лингвистики как тексты, являющиеся основой библиотерапевтического воздействия. Она показала принципиальную близость художественных текстов эталонным суггестивным текстам на основе анализа их фонетической, грамматической, морфологической структур (Черепанова, 1996; см. также: Романова, 1988).

Поэтому актуальность исследования детерминирована предшествующим развитием лингвистики и, прежде всего, смещением акцента изучения с проблемы устройства языка на проблемы его функционирования. Изучение суггестивного фонда языка в специфических условиях библиоте-рапевтической коммуникации позволяет определить роль его единиц в формировании коммуникативного и — шире — человеческого поведения субъектов общения. Кроме того, глобальное значение культуризации мира в антропогенезе определяет (или должно еще определить в 21 веке) масштаб языковой системы в информационных механизмах взаимодействия между людьми. И определение статуса суггестологического знания в коммуникативном процессе, выяснение механизма воздействия некоторых языковых образований (высказываний, текстов, дискурса) на реципиента, установление необходимых параметров текста в смысле оптимальной суггестии являются важным и недостающим звеном для построения интегральной теории библиотерапевтического воздействия, для разработки программ по психопрагматике и суггестивной лингвистике.

Предметом исследования данной работы являются функционально-семантические трансформации библиотерапевтического дискурса как показатели реализации целевой программы воздействия суггестора на изменение установок реципиента. Объектом исследования служат дискурс-ные образования в форме метадиалога, тематическую основу которых образуют поэтические тексты В. Ходасевича, О. Мандельштама, М. Цветаевой, А. Ахматовой, В. Иванова, М. Волошина, Н. Гумилева, И. Бродского, Е. Кузьминой-Караваевой, а также фрагменты писем М. Цветаевой и А. Эфрона.

Основная цель исследования заключена в попытке описать функционально-семантические трансформации библиотерапевтического дискурса, призванного латентно и суггестивно воздействовать на реципиентов. Для достижения поставленной цели определены следующие задачи:

• выявить закономерности построения тематической структуры библиотерапевтического дискурса во взаимосвязи ее с целевыми программами партнеров по терапевтическому взаимодействию;

• описать тематическую типологию библиотерапетвтического дискурса на основе фреймового представления метакоммуникативного акта терапевтического воздействия;

• показать возможности моделирования типового суггестивного дискурса с заданной целевой программой на основе закономерностей тематических структур текстов, используемых для терапии.

Названные задачи обусловили использование комплекса методов исследования, как традиционных, так и специальных. В работе применены методы семантической и прагматической интерпретации текста, сопоставительный метод, методы автоматического количественного анализа «золотое сечение», метод средней длины слова в слогах и метод соответствия высоких и низких звуков в объеме библиотерапевтического дискурса, а также метод лингвистического моделирования суггестивного дискурса.

Научная новизна предлагаемого исследования заключается как в самой постановке проблемы, так и в ее конкретном решении. В работе впервые предпринята попытка выявления общих механизмов воздействия как в собственно суггествином аспекте, так и в приемах контроля над поведением реципиентов в виде их рапортных посланий, отражающих трансформационные преобразования исходного библиотерапевтического дискурса.

Теоретическая значимость проведенного исследования состоит в том, что в нем на материале достаточно большого массива текстов поэтического и эпистолярного жанра (365 единиц) разработан механизм построения библиотерапевтического дискурса с целевым назначением изменить установку реципиента в социальном поведении. В работе впервые предложен ряд точных лингвистических методик, позволяющих получить представление о некоторых собственно языковых тенденциях языковой суггестии. Кроме того, выявлены и обобщены критерии суггестивной достаточности языковых элементов и текстовых факторов, способных в определенных условиях терапевтической коммуникации менять личностную установку реципиентов. Также предложен терминологический аппарат, позволяющий описывать данную языковую сферу с учетом других целей и задач. Главный результат исследования состоит в том, что сформулированы основы комплексного суггестологического анализа текстовых произведений, которые могут найти применение в различных областях психологии и языкознания, обогащая теорию прагматики общения и — шире — теорию речевой деятельности.

Практическая ценность работы заключена в разработанной схеме суггестологического анализа текстовых образований, позволяющей выявить их суггестивную силу в конкретных условиях терапевтической коммуникации. Практическая ценность полученных результатов определяется также возможностью применения ее основных положений, выводов и методик анализа при разработке теории курсов по прагматике общения, теории и интерпретации текста, теории речевого воздействия. Результаты работы могут найти практическое применение во всех сферах, где используются суггестологические возможности языка. Они могут быть полезны для профессиональных коммуникаторов, психотерапевтов, рекламистов, имиджмейкеров, политиков, специалистов по коммерции, а также в обучении навыкам оптимального воздействия на аудиторию в педагогической практике, в агитационных целях и в разработке обучающих методов критического восприятия информации, рассчитанной на суггестивное и манипулятивное воздействие на реципиентов.

На защиту выносятся следующие положения:

1.Библиотерапевтический дискурс (БТД) является системным образованием, используемым его автором или суггестором для реализации воздействующего эффекта на участников (реципиентов) психотерапевтической коммуникации с целью изменения их установок личности в социальной деятельности и жизненном пространстве.

2. Как целостное образование, реализующее в процессе терапевтического общения иерархию целевых программ воздействия, библиотерапев-тический дискурс характеризуется комплексом языковых (манифестационных, содержательно-тематических, иллокутивных) факторов, среди которых ведущим является эмоционально-смысловая (психопрагматическая) доминанта суггестора. В пределах БТД она реализуется в виде функционально-семантических трансформаций его иллокутивной и тематической структур. Функционально-семантические трансформации любого БТД подразделяются на два основных типа: трансформации суггестора (или авторские трансформации) и трансформации реципиента.

З.По своему целевому (прагматическому) предназначению авторские трансформации являются функционально-жанровыми, в духе идей М.М.Бахтина, и проявляются на уровне интродуктивного, эталонного (письма реципиентов), базового (концептуально-тематического) и индивидуального блоков БТД. Реципиентные трансформации проявляются в пределах тематической структуры библиотерапевтического дискурса, вариативно отражая ее содержательную специфику. Они манифестируются в виде прямых или косвенных цитирований, каузальных рапортных описаний своего состояния и поведенческой реакции (в пределах настоящего и будущего) с эксплицитным выражением программы целеполагания. Широко встречаются реципиентные трансформации смешанного типа, включающие в себя элементы прямых цитирований и каузальных рапортных описаний.

Апробация работы. Результаты исследования прошли апробацию виде докладов и выступлений на межвузовской конференции "Пастернаковские чтения" (Пермь, 1990), на конференции молодых ученых России "Теоретические и прикладные аспекты риторики, стилистики и культуры речи" (Екатеринбург, 1995), на Международной конференции "Семантика слова, образа, текста" (Архангельск, 1995), на Всероссийской научной конференции "Русский язык: прошлое, настоящее, будущее" (Саратов, 1996), на Всероссийской научной конференции "Общество, язык, личность" (Пенза, 1996), на 16-ой научно-методической конференции "Повышение качества преподавания в вузе — залог успешной подготовки специалистов в современный период" (Тверь, 1998). Кроме того, разработанная методика моделирования библиотерапевтического дискурса успешно применялась для проведения психотерапевтических сеансов в психосоматическом отделении клинической больницы №7 г. Перми.

Содержание диссертации отражено в семи публикациях.

Структура работы. Диссертация состоит из введение, двух глав, заключения, списка использованной литературы и трех приложений (Приложение 1: Тексты суггестора, Приложение 2: Фоносемантические характеристики интродуктивных блоков БТД и Приложение 3: Тематические составляющие интродуктивного блока БТД). Библиография работы включает 237 источников на русском , английском и немецком языках.

Заключение диссертации по теме «Теория языка», Тамарченко, Светлана Анатольевна

Выводы по второй главе

1. Суггестивный библиотерапевтический дискурс представляется как целостная структура, объединяющая целевую (иллокутивную, прагматическую) и тематическую (когнитивную) программы.

2. Целевая программа является глобальной прагматической мета-текстовой переменной, инвариантом БТД. Инвариантная структура БТД служит основой психопрагматических трансформаций.

3. Исходя из представления о континуальности информационной структуры психики, основой моделирования БТД можно считать целевую программу, ориентированную на изменение установок реципиентов.

4. Описанные структурные характеристики (семантическое поле, уровень золотого сечения, и др.) могут служить основанием для построения вербальных моделей целеполагающего суггестивного дискурса и создания экспертной системы прогнозирования направленного воздействия.

5. Трансформации инвариантной структуры БТД являются экспликацией целевых программ суггестора и реципиентов, экспликацией трансформаций информационной структуры психического континуума реципиентов.

107

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Библиотерапевтический дискурс является суггестивным, целепо-лагающим. Звучит довольно сухо. Но вначале была тайна, и тайна останется после ответа на вопрос, еще большая тайна. Все, что связано с суггестией, таинственно для человека, но суггестия художественного слова таинственна вдвойне. Таинственен человек в его способности покорять словом, покоряться слову, взмывать со словом в высь и падать в бездну. Таинственно творение словесное, в рождении и в существовании своем. А что же во встрече этих тайн, в их соединении? В соединении их сила, которую человеку вряд ли удастся исчерпать до конца. Возможности, которые так мало используются человеком. Чем дальше уходит человек в преобразовании внешней среды, тем настоятельней необходимость обращения к его внутреннему миру. Процесс усложнения внешней среды стал самовоспроизводящимся и человеку все сложнее сохранить свою целостность, свою субъектность, и возникает разговор об экзистенциональном вакууме, о ноогенном неврозе (Франкл, 1990), все сложнее человеку найти о сохранить свой смысл для себя. Сохранить целостным тот "малый мир", о котором говорил М.М. Бахтин. Мир, где действительно протекает, свершается поступок, — единый и единственный мир, конкретно переживаемый: видимый, слышимый, осязаемый и мыслимый, весь проникнутый эмоционально-волевыми тонами утвержденной целостной значимости.

В соотнесении с моим единственным местом активного исхожде-ния в мире все мыслимые пространственные и временные отношения приобретают ценностный центр, слагаются вокруг него в некоторое устойчивое конкретное архитектоническое целое — возможное единство становится действительной единственностью.

Если я отвлекусь от этого центра исхождения моей единственной причастности бытию, причем не только от содержательной определенности ее (пространственно-временной и т.п.), но и от эмоционально-волевой утвержденности ее, неизбежно разложится конкретная единственность и нудительная действительность мира, он распадется на абстрактно-общие, только возможные объекты и отношения, могущие быть сведенными к такому же только, абстрактно-общему единству. Конкретная архитектоника переживаемого мира заменится невременным и не-пространственным, и не-ценностным систематическим единством абстракно-общих моментов. (Бахтин, 1986:511-512).

Процесс усложнения информационного пространства следует за усложнением внешней среды. С той же скоростью, с какой человек уходит от того, что ранее называлось природой, он входит в "природу" технологическую, информационную. Чем уже сейчас стали для человека компьютерные сети, какие еще потребности удовлетворит, заменит и создаст интернет. Информационная структура становится не просто опосредующей действительность, но реализующей ее. И лингвисты говорят о способности текста заполнять лакуны, восстанавливающие оптимальный уровень субъектности личности (Никифоров, 1993), и не в плане потенциальной возможности, а при рассмотрении уже существующих фактов. Тайна остается, но палочка друидов, колдовской ковш с наговоренной водой превращаются в "Слово". Меняется образ того, кто владеет тайной/для массового сознания научный миф, так же значим, как был значим миф колдовской. Остается суть — знание человека о силе, таящейся в подсознании. Пути могут быть разные, но тенденция очевидна: возможности дальнейшего развития человечество видит в активизации внутренних ресурсов. Потому, очевидно, так много существует форм психотренигов, медитаций, психотерапевтических методик и т.д. К.Г.Юнг говорил: "Человек живет так, словно ходит в слишком тесной обуви" (Юнг, 1993:245). Очевидно, что человек пытается научится подбирать "удобную обувь". Что такое библиотерапия? Это тексты, которые окружают нас. Это неиспользованные нами возможности для развития.

Важно научиться сохранять "свой смысл" среди информации, которая из потока превращается уже в бушующую стихию? Важно понимать, какие следствия для личности повлекут за собой разные типы информации? Умеет ли человек определять, какие слова увлекут его в высь, а какие сбросят в бездну? Скольких социальных конфликтов сможет избежать человек, когда научится определять, в чем сила слова? Какие соматические реакции сможет предотвратить? Ведь за словами "ятрогения", "дедактогения" стоят чьи-то судьбы. Чей-то не состоявшийся полет в высь. Кто-то так и не узнал свою уникальность. Чью-то неповторимость не узнали мы. Карлос Кастанеда в поэтической форме выразил тот процесс, который мы пытались рассмотреть в исследовании: "Я думаю, поэт ощущает груз старости и тревогу, вызванную этим ощущением, . но это лишь одна сторона медали. Меня гораздо больше интересует другая ее сторона, заключающаяся в том, что поэт интуитивно знает, что на карту поставлено нечто необыкновенное, интуитивно он знает с большой уверенностью, что есть какой-то внушающий благоговение своей простотой невыразимый фактор и что именно он определяет нашу судьбу. Я уже говорил тебе, что по многим причинам люблю поэзию. С ее помощью я занимаюсь выслеживанием самого себя. Это сообщает мне толчок. Я слушаю, как ты читаешь, и останавливаю свой внутренний диалог, позволяя установиться моей внутренней тишине. Затем сочетание стихотворения и внутренней тишины сообщает мне толчок. Слушая эти слова, . я чувствую, что этот человек видит суть вещей, и я могу видеть вместе с ним. Меня не интересует о чем эти стихи. Меня волнует только чувство, которое поэт желает передать. Я проникаюсь этим его желанием, и вместе с ним — красотой. Воистину чудо, что он подобно настоящему воину, щедро отдает свое чувство тем, кто его воспринимает, — своим читателям, ничего не требуя взамен, оставляя себе только свое стремление к чему-то. Этот толчок, это потрясение красотой и есть стал-кинг" (Кастанеда, 1993:111-112).

В возможности моделировать суггестивный дискурс на основе художественных текстов (любых текстов) заключена возможность моделировать информационное поле вокруг себя, возможность стимулировать интуитивные процессы, творить свою судьбу.

Представленное исследование является подходам к самым первым ступенечкам огромного здания. Дальнейшее рассмотрение тематического и иллокутивного уровня дискурса возможно и необходимо, чтобы ответить на новые вопросы. Каковы динамики отношения внутренней иерархии тематического уровня? Что является маркером перехода от одной доминантной темы к другой? Что является маркером изменения (корректировки) целевых программ? Какие средства позволяют проводить одну целевую программу под видом другой? Как реализуется целевая программа на различных формальных уровнях? Каковы маркеры динамики роли суггестора (по А. Добровичу), например, "сестричка" (модификация роли партнера) — "авторитет" — "диктатор"? Существуют ли вербальные маркеры подстройки коммуникантов и каковы они?

Список вопросов остается открытым, как неисчерпаемой остается сама тайна воздействия Словом.

Проведенное исследование позволяет сделать некоторые выводы:

1. Библиотерапевтический дискурс имеет ряд структурных закономерностей, позволяющих осуществить изменение общей установки личности;

2. Структура библиотерапевтического дискурса на тематическом и иллокутивном уровнях является изоморфной;

3. Тематическая структура библиотерапевтического дискурса является замкнутой и открытой одновременно;

4. Целевое пространство библиотерапевтического дискурса структурировано иерархически, типы целевых программ определяются характером глобальной цели;

5. Программа реализации глобальной цели является основой структурирования тематического пространства библиотерапевтиче-ского дискурса;

6. Тематическое пространство является иерархической системой, связанность доминантных и периферических тем является нелинейной и определяется типом реализации целевой программы (фокусом целе-полагания);

7. Для библиотерапевтического дискурса как разновидности суггестивного характерна тенденция непрямого выражения целевых программ;

8. Психопрагматические трансформации библиотерапевтического дискурса отражают изменения целостной установки личности, что позволяет ставить вопрос о возможности создания экспертных систем, оценивающих экологичность и прогнозируемость воздействия в суггестивных дискурсах различных типов;

9. Проведенное исследование позволяет наметить предпосылки для исследования "инструментария" воздействия, т.е. вербальных механизмов, определяющих уровень, степень и направление воздействия;

10. Для более точного определения вербального воздействия необходимо проведение направленного психофизиологического эксперимента;

11. Выявленные структурные трансформационные закономерности могут служить основой для вербального моделирования целепола-гающего суггестивного дискурса.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Тамарченко, Светлана Анатольевна, 1999 год

1. Автономова Н.С. Рассудок. Разум. Рациональность. — М., 1988. 296с.

2. Автономова Н.С. Миф: хаос и логос // Заблуждающийся разум? Многообразие вненаучного знания. — М.: Политиздат, 1990. 464 с.

3. Адрианов О.С. О структурной организации интегративных функций мозга//Вестн. АМН СССР , 1989, №8.

4. Ананьев Б.Г. О проблемах современного человекознания. — М., 1977. 286 с.

5. Анохин П.К. Избранные труды. — М., 1987. 268 с.

6. Александер Ф., Селесник Ш. Человек и его душа. Познание и врачевание от древности до наших дней. — М., 1995. 608 с.

7. Аллен Дж. Ф., Перро Р. Выявление коммуникативного намерения, содержащегося в высказывании // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. — М.: Прогресс, 1986. С.322-363.

8. Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. — М., 1976. 338 с.

9. Ахутина Т.В. Порождение речи. Нейро-лингвистический анализ синтаксиса. — М., 1989. 182 с.

10. Асмолов А.Г. На перекрестке путей к изучению психики человека // Бессознательное. Новочеркасск: САГУНА, 1994. С.51-59.

11. Баиндурашвили А.Г. К вопросу первичности установки // Д.Н. Узнадзе — классик советской психологии. Тбилиси: Мецниереба, 1986. С.63-72.

12. Барт Р. S/Z. — М., 1994 303с.

13. Барт Р. /Избранные труды. — М., 1989. 616 с.

14. Бассин В.Ф. Прангишвили A.C., Шерозия А.Е. О проявлении активности бессознательного в художественном творчестве // Вопросы философии.— 1978, №2. С.57-69.

15. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. — М., 1979. 424 с.

16. Белянин В.П. Психолингвистические аспекты художественного текста. — М., 1988. 120 с.

17. Белянин В.П. Психолингвистическая типология художественных текстов по эмоционально-смысловой доминанте: Автореф. дисс. докт. филол. наук. — М.: МГУ, 1992. 40 с.

18. Бессознательное: Природа, функции, методы исследования. Т.1. — Тбилиси: Мецниереба, 1978. 786 с.

19. Бейкер А. Пресуппозиция и типы предложений. // Новое в зарубежной лингвистике. Лингвистическая прагматика. — М., 1985. — Вып. 16. С.406-419.

20. Бехтерев В.М. Гипноз. Внушение. Телепатия. — М., 1994. 364 с.

21. Блэк М. Метафора // Теория метафоры. — М.: Прогресс, 1990. С.153-173.

22. Богин Г.И. Некультурная коммуникация // Человек говорящий: Язык, познание, коммуникация. — Москва — Тверь., 1995. С.70-85.

23. Богин Г.И. Типология понимания текста. — Калинин: Калининск. гос. ун-т, 1986. 86 с.

24. Богин Г.И. Разные подходы к вопросу о схемах понимания текста // Текст в языке и речевой деятельности: Состав, перевод, автоматическая обработка. — М.: Институт языкознания АН СССР, 1987. С.20-33.

25. Бремон К. Структурное изучение повествовательных текстов // Семиотика. — М.,1983. С.429-437.

26. Брудный A.A. К проблеме понимания текста // Исследования речемыслительной деятельности / Психология. — Алма-Ата, 1974. Вып.З. С.80-86.

27. Брудный A.A. Понимание как компонент психологического чтения. — М.: Книга, 1975. С.162-172.

28. Быкова А. Эстетикотерапия малых форм. — М., 1993. 55 с.

29. Васютинский H.A. Золотая пропорция, — М.: Молодая гвардия, 1990. 235 с.

30. Вежбицка А. Из книги "Семантические примитивы". Введение. // Семиотика. — М., 1983. С.225-253.

31. Вежбицкая А. Сравнение — градация — метафора // Теория метафоры. — М.: Прогресс, 1990. С.133-153.

32. Вишневская Э.С., Кошкин C.JL, Вишневский В.А. Психические расстройства у принимавших сеансы психотерапии // Обозрение психиатрии и медицинской психологии им. В.М. Бехтерева. — Л., 1991. №1. С.40-47.

33. Волошинов В.Н. Марксизм и философия языка. Основные проблемы социологического метода в науке о языке . — JL: Прибой, 1929. 188 с.

34. Выготский JT.C. Мышление и речь // Выготский JI.C. Собр. соч. в 6 т. —М., 1982. Т 2. 361 с.

35. Выготский JI.C. Психология искусства. — М., 1968. 576 с.

36. Варшавский K.M. Гипносуггестивная терапия (Лечение внушением в гипнозе). — Л.: Медицина, 1973. 192 с.

37. Габ М.А. Проблемы анализа семантической структуры текста. — М., 1992. 144 с.

38. Гальперин И. Р. Текст как объект лингвистического исследования. -М., 1981.- 139 с.

39. Гальперин И.Р. Информативность единиц языка. — М., 1974. 146 с.

40. Голод В.И., Шахнарович A.M. Семантические аспекты порождения речи // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. , 1981. Т.40. №3. С.237-244.

41. Гордон Д., Лакофф Дж. Постулаты речевого общения // Новое в зарубежной лингвистике: Лингвистическая прагматика. — М., 1985. Вып.16. С.276-303.

42. Грановская P.M., Крижанская Ю.С. Творчество и преодоление стереотипов. — СПб: OMS, 1994. 192 с.

43. Грайс Г.П. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике: Лингвистическая прагматика. — М.: Прогресс, 1985. Вып. 16. С.217-238.

44. Гроф С. За пределами мозга. — М.: Изд-во Трансперсонального института, 1993. 504 с.

45. Гроф С. Области человеческого бессознательного: Опыт исследований с помощью ЛС. — М., 1994. 240 с.

46. Гроф С. Человек пред лицом смерти. — Киев: Изд-во Трансперсонального института, 1996. 246 с.

47. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. — М.: Прогресс, 1985. 451 с.

48. Гуревич С.А. Психотерапия в народной медицине // Руководство по психотерапии. —Ташкент: Медицина, 1985. С. 129-147.

49. Грязнов А.Ф. Язык и деятельность. Критический анализ витгенштенианства. — М.: МГУ, 1991. 142 с.

50. Дейк Т.А. ван. Язык. Понимание. Коммуникация . — М., 1989. 312 с.

51. Дейк Т.А. ван и Кинч В. Стратегии понимания связного текста // Новое в зарубежной лингвистике. Когнитивные аспекты языка. — М., 1988. Вып.23. С.93-153.

52. Делез Ж. Логика смысла. — М.: Издательский центр "Академия", 1995. 299 с.

53. Демьянков В.З. Прагматические основы интерпретации высказывания // Изв. АН СССР., СЛЯ. 1981. Е.40. №4. С.368-376.

54. Демьянков В.З. Специальные теории интерпретации в вычислительной лингвистике. — М.: Изд-во МГУ, 1988. 88 с.

55. Дридзе Т.М. Текст как иерархия коммуникативных программ (информативно-целевой подход) // Смысловое восприятие речевого сообщения. — М.: Наука, 1976. С.48-57.

56. Дридзе Т.М. Язык и социальная психология. — М.: Высшая школа, 1980. 224 с.

57. Дридзе Т.М. Интерпретационные характеристики и классификация текстов (с учетом специфики интерпретационных сдвигов) // Смысловое восприятие речевого сообщения. — М.: Наука, 1976. С.48-57.

58. Дридзе Т.М. Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации. — М.: Наука, 1984. 269 с.

59. Добрович А.Б. "Дом колдуньи" и художественное восприятие // Декоративное искусство СССР, 1980. №4. С.35-37.

60. Добрович А.Б. Общение: наука и искусство. — М., 1978. 143 с.

61. Ельмслев JT. Можно ли считать, что значения слов образуют структуру // Новое в зарубежной лингвистике. Новое в лингвистике. — М., 1962. Вып.2. С.117-173.

62. Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. — М.: Наука, 1982. 159 с.

63. Журавлев А.П. Звук и смысл. 2-е изд. — М.: Просвещение, 1991. 160с.

64. Журавлев А.П. Фонетическое значение. — JL: Изд-во ЛГУ, 1974. 159с.

65. Залевская A.A. Слово в лексиконе человека. Психолингвистическое исследование. — Воронеж: Изд-во Воронежск. ун-та, 1990. 208 с.

66. Залевская A.A. Опора на признак при оформлении проекции текста//Текст как структура . — М., 1992. С.26-34.

67. Звегинцев В.А. К вопросу о природе языка // Вопросы философии. 1979. №11. С.67-78.

68. Звегинцев В.А. Предложение и его отношение к языку и речи. — М.: Изд-во МГУ, 1976. 307 с.

69. Звегинцев В.А. Язык и знание // Вопросы философии. 1982, №1. С.71-80.

70. Зенков Jl. Р. Бессознательное и сознание в аспекте межполушарного взаимодействия// Бессознательное. Т.1. Новочеркасск, 1994. С.201-214.

71. Зейгарник Б.В. Патопсихология. — М.: Изд-во МГУ, 1986. 288 с.

72. Зимняя И.А. Смысловое восприятие речевого сообщения // Смысловое восприятие речевого сообщения. — М., 1976. С.5-34.

73. Исследование речевого мышления в психолингвистике. — М., 1985. 240с.

74. Карвасарский Б.Д. Психотерапия. — М.: Медицина, 1985. 303 с.

75. Кларк Г.Г., Карлсон Т.Б. Слушающие и речевой акт // Новое в зарубежной лингвистике. — М.: Прогресс, 1986. Вып. 17. С.270-321.

76. Кондаков Н.И. Логический словарь справочник. — М., 1975. 220 с.

77. Князева E.H., Курдюмов С.П. Синергетика как новое мировидение: диалог с И. Пригожиным // Вопросы философии. 1992. №12. С.3-21.

78. Князева E.H. ,Курдюмов С.П. Интуиция как самодостраивание // Вопросы философии. 1994. №2. С.110-123.

79. Костандов Э.А. О физиологических механизмах "психологической защиты" и безотчетных эмоций // Бессознательное, Т. 1. — Тбилиси: Мецниереба, 1978. С.633-651.

80. Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем //Теория метафоры. — М.: Прогресс, 1990. С.387-416.

81. Лесскис Г.А. Синтагматика и парадигматика художественного текста // Изв. АН СССР СЛЯ. 1982. Т.41. №5. С.430-441.

82. Леонтьев A.A. Психологическая структура значения //Семантическая структура слова. Психолингвистические исследования. — М.: Наука, 1971. С.7-19.

83. Леонтьев A.A. Восприятие текста как психологический процесс// Психолингвистическая и лингвистическая природа текста и особенности его восприятия. — Киев: Вища школа, 1979. С. 18-29.

84. Леонтьева H.H. Семантика связного текста и единицы информационного анализа // НТИ. Сер.2. 1981, №1.

85. Леви-Стросс К. Структура и форма // Семиотика. — М., 1983. С.400-429.

86. Левин С. Прагматическое отклонение высказывания //Теория метафоры. — М.: Прогресс, 1990. С.342-358.

87. Лейкина Б.М. Когнитивная лингвистика: К постановке проблемы. Речевые постулаты // Вопросы кибернетики. Общение с ЭВМ на естественном языке. — М.: АН СССР, 1982. С.35-62.

88. Ломов Б.Ф. Проблемы общения в психологии. — М., 1981. 236 с.

89. Ломов Б.Ф. Категории общения и деятельности в психологии //Вопросы философии. 1979. №8. С.5 -12.

90. Ломов Б.Ф. Сознание, мозг и внешний мир // Вопросы философии. 1979. №3. С.24-24.

91. Ломов Б.Ф. Когнитивные процессы как процессы психического отражения // Когнитивная психология. Материалы финско-советского симпозиума. — М.: Наука, 1986. С.7-21.

92. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. — М.: Искусство, 1970. 383 с.

93. Лурия А.Р. Язык и сознание. — М.: Изд-во МГУ, 1979. 340 с.

94. Лурия А.Р. Внутренняя картина болезни и ятрогенные заболевания. — М.: Медицина, 1977. 110 с.

95. Макаров М.Л. Интерпретативный анализ дискурса в малой группе. — Тверь: ТвГУ, 1998. 200 с.

96. Миллер Дж. Образы и модели, уподобления и метафоры //Теория метафоры. — М.: Прогресс, 1990. С.236-284.

97. Минский М. Остроумие и логика когнитивного бессознательного // Новое в зарубежной лингвистике. — М.: Прогресс, 1988. Вып. 23. С.281-310.

98. Минский М. Фреймы для представления знаний. — М., 1979. 151с.

99. Мшвидобадзе Р.Г. Распознавание социальных установок через грамматические параметры речи. Дис. канд. психол. наук. — Тбилиси, 1984. 166 с.

100. Надирашвили Ш.А. Понятие установки в общей и социальной психологии. —Тбилиси: Мецниереба, 1974. 170 с.

101. Налимов В.В. Вероятностная модель языка. — М.: Наука, 1979.304с.

102. Налимов В.В. В поисках иных смыслов. — М.: Прогресс, 1993. 280 с.

103. Налимов В.В. Спонтанность сознания: Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности. — М.: Изд-во "Прометей", 1989. 287 с.

104. Никифоров C.B. Текст как социокультурный феномен // Текст как структура. — М., 1992. С.95-104.

105. Никифоров C.B. Проблемы интерпретации письменного текста. Автореф. дисс. док .филол. наук . — М., 1993. 40 с.

106. Николаева Т.М. Единицы языка и теория текста //Исследования по структуре текста. — М.: Наука, 1987. С.27-57.

107. Нишанов В.К. О смысле текста и природе понимания //Текст, контекст, подтекст. — Москва, 1986. С.3-10.

108. Ницше Фр. Предисловие Заратустры //Сочинения. Т.2. — М.: Мысль, 1990. С.11-15.

109. Новиков А.И. Исследование процесса смыслового преобразования текста // Семантика, логика и интуиция в мыслительной деятельности человека. — М., 1979. С.65 -72.

110. Остин JI. Дж. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. Теория речевых актов. — М., 1986. Вып. 17. С.22-131.

111. Остин JI. Дж. Чужое сознание // Философия. Логика. Язык. — М.: Прогресс, 1987. С.48-95.

112. Павиленис Р.И. Понимание речи и философия языка/ вместо предисловия/ // Новое в зарубежной лингвистике. Теория речевых актов. — М.: Прогресс, 1986. С.380-389.

113. Павиленис Р.И. Логико-методологические проблемы анализа языка: Семантика и прагматика // Вопросы философии. — 1982. №11. С.82-88.

114. Петров В.В. Структуры значения: Логический анализ. — Новосибирск: Наука СО АН СССР, 1979. 198 с.

115. Петров В.В. От философии языка к философии сознания (новые тенденции и их истоки) // Философия. Логика. Язык. — М.: Прогресс, 1987. С.3-17.

116. Пиаже Ж. Избранные психологические труды. — М., 1969. 659с.

117. Пиаже Ж. Схемы действия и усвоение языка //Семиотика. — М., 1983. С.133-137.

118. Пиаже Ж. Психогенез знаний и его эпистемологическое значение //Семиотика. — М.: Радуга, 1983. С.90-101.

119. Платонов К.И. Слово как физиологический и лечебный фактор. Вопросы теории и практики психотерапии на основе учения И.П. Павлова. — М.: Медгиз, 1963. 532 с.

120. Полани М. Личностное знание. М., 1985.- 344 с.

121. Потебня A.A. Об изменении значения и заменах существительного // Потебня A.A. Из записок по русской грамматике: В 3 т. — М.: Просвещение, 1968. Т.З. 550 с.

122. Похилько В.И., Федотова Е.О. Техника репертуарных решеток в экспериментальной психологии личности // Вопросы психологии, 1984. №3. С.151-157.

123. Поршнев Б.Ф. Антропогенетические аспекты высшей нервной деятельности и психологии// Вопросы психологии. 1968. №5. С.25-40.

124. Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. Проблемы палеопсихологии. — М., 1974. 487с.

125. Поршнев Б.Ф. Речеподражание (эхолалия) как ступень формирования второй сигнальной системы // Вопросы психологии. 1964. №5. С.30-46.

126. Пропп В .Я. Морфология сказки. Изд.2-е. — М.: Наука, 1969. 168с.

127. Психолингвистические проблемы массовой коммуникации. — М.: Наука, 1974.146.

128. Рикер П. Конфликт интерпретаций. — М.: Серия: первые публикации в России, 1995. 416 с.

129. Рикер П. Метафорический процесс как познание, воображение и ощущение //Теория метафоры. — М.: Прогресс, 1990. С. 416-435.

130. Рикер П. Живая метафора //Теория метафоры. — М.: Прогресс, 1990. С.435-456.

131. Романов A.A. Уровни функционально-семантического анализа текста // Текст, контекст, подтекст. — М., 1986. С. 10-17.

132. Романов A.A. Коммуникативная инициатива говорящего в диалоге //Текст как структура. — М, 1992. С.55-76.

133. Романов A.A. Говорящий лидер в деловом общении.//Человек говорящий: язык, познание, культура. — Москва-Тверь, 1995. С.56-70.

134. Романов A.A., Черепанова И.Ю. Языковая суггестия в предвыборной коммуникации. — Тверь: Гере, 1998. 204 с.

135. Роджерс K.P. Взгляд на психотерапию. Становление человека. — М.: Прогресс-Универс, 1994. 480 с.

136. Рубакин H.A. Психология читателя и книги. — М., 1977. 264 с.

137. Саралева (Тамарченко) С.А. Поэтическая проза ("Детство Люверс") // Пастернаковские чтения. — Пермь, 1990. С.47-53.

138. Святогор И.П. Типы диалогических реплик в современном русском языке: Автореф. канд. дисс. филол наук. — М.: Моск. гос. пед. ин-т, 1967. 20 с.

139. Сгалл П. Значение, содержание и прагматика // Новое в зарубежной лингвистике. Лингвистическая прагматика. — М.: Прогресс,1985. Вып. 16. С.384-399.

140. Серль Р. Дж. Что такое речевой акт? // Новое в зарубежной лингвистике. Теория речевых актов. — М.: Прогресс, 1986. Вып. 17. С.151-170.

141. Серль Р. Дж. Классификация иллокутивных актов // Новое в зарубежной лингвистике. Теория речевых актов. — М.: Прогресс, 1986. Вып 17. С. 170-195.

142. Серль Дж. Р. Косвенные речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике. — М.: Прогресс, 1986. Вып.17. С. 195-222.

143. Серль Дж. Р. Природа интенциональных состояний // Философия. Логика. Язык. — М.: Прогресс, 1987. С.96-126.

144. Серль Дж. Р., Вандервекен Д. Основные понятия исчисления речевых актов // Новое в зарубежной лингвистике. — М.: Прогресс,1986. Вып. 18. С.242-263.

145. Серль Дж. Р. Метафора // Теория метафоры. — М.: Прогресс, 1990. С.307-342.

146. Симонов П.В. О двух разновидностях неосознаваемого психического: Под- и сверхсознание // Бессознательное. Многообразие видения. Т. 1. — Новочеркасск : САГУНА, 1994. С.60-68.

147. Симонов П.В. Эмоциональный мозг .Физиология, нейропатология, психология эмоций. — М.: Наука, 1981. 204 с.

148. Смирнов И., Безносюк Е., Журавлев А. Психотехнологии. — М., 1995. 414с.

149. Сорокин Ю.А., Тарасов Е.Ф., Шахнарович A.M. Теоретические и прикладные проблемы речевого общения. — М., 1979.

150. Сорокин Ю.А. Психолингвистические аспекты изучения текста.1. М.: Наука, 1985. 168 с.

151. Спивак Д.Л. Лингвистика измененных состояний сознания. — Л.: Наука, 1986. 90 с.

152. Спивак Д.Л. Лингвистика измененный состояний сознания: проблемы и перспективы // Вопросы языкознания, 1985. №1. С.50-55.

153. Спивак Д.Л. Язык в условиях измененных состояний сознания.

154. Вопросы языкознания. 1983. №5. С.43-49.

155. Степанов Г.В. Цельность художественного образа и лингвистическое единство текста // Лингвистика текста: материалы научной конференции. — М., 1974. 4.2. С.72-76.

156. Степанов Г.В. К проблеме единства выражения и убеждения (автор и адресат) // Контекст 1983. Литературно-теоретические исследования. — М.: Наука, 1984. С. 188-220.

157. Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка: Семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства. — М.: Наука, 1985. 335 с.

158. Стросон П.Ф. Намерение и конвенция в речевых актах //Новое в зарубежной лингвистике. Вып.17. — М.: Прогресс, 1986. С.131-151.

159. Стивенсон Ч. Некоторые прагматичекие аспекты значения //Новое в зарубежной лингвистике. Лингвистическая прагматика. — М.: Прогресс, 1985. Вып 16. С.129-155.

160. Сусов И.П. Семантическая структура предложения: На материале простого предложения в современном немецком языке. — Тула: Тульский гос. пед. ин-т., 1973. 141 с.

161. Сусов И.П. О двух путях исследования содержания текста // Значение и смысл речевых образований. — Калинин: Калининск. гос. унт, 1979. С.90-103.

162. Сусов И.П. Семантика и прагматика предложения. — Калинин: Калининск. гос. ун-т, 1980. 51 с.

163. Тамарченко С.А. Поэтические тексты в библиотерапевтическом аспекте //Материалы Всероссийской научной конференции "Общество, язык, личность". — Пенза-Москва, 1996. С.82-83.

164. Тамарченко С.А. Суггестивное воздействие художественного текста // Фатическое поле языка. — Пермь, 1998. С. 137-146.

165. Телешевская М.Э., Арутюнян В.М. Методики психотерапии. — Ереван., 1970. 159с.

166. Тодоров Ц. Семиотика литературы // Семиотика. — М., 1983. С.350-355.

167. Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. — М.: Наука, 1983. С.227-284.

168. Тропина Н.И. Глагол как средство речевого воздействия. — М.: Изд-во МГУ, 1989. 96 с.

169. Тураева З.Я. Текст как высшая коммуникативная единица и его категории // Коммуникативные единицы языка. — М.: Моск. гос пед. ин-т иностр. яз. им. М. Тореза, 1984. С. 123-125.

170. Тураева З.Я. Лингвистика текста (текст: структура и семантика). — М.: Просвещение, 1986. 127 с.

171. Тхостов А.Ш. Болезнь как семиотическая система // Вестн. Моск. ун-та. Сер.14. Психология. 1993, №1. С. 1-16.

172. Узнадзе Д.Н. Психологические исследования. — М.: Наука, 1966, 451с.

173. Узнадзе Д.Н. Экспериментальные основы психологии установки. — Тбилиси: Изд-во АН ГССР, 1961. 210 с.

174. Феллер М.Д. Стиль и знак. — Львов: Вища школа, 1984. 168 с.

175. Филлмор Ч. Фреймы и семантика понимания // Новое в зарубежной лингвистике. Когнитивные аспекты языка. — М.: Прогресс, 1988. Вып. 23. С.52-93.

176. Филлмор Ч. Основные проблемы лексической семантики // Новое в зарубежной лингвистике. — М.: Прогресс, 1983. Вып. 12. С.74-122.

177. Франк Д. Семь грехов прагматики: тезисы о теории речевых актов, анализ речевого общения в лингвистике и риторике//Новое в зарубежной лингвистике. — М.: Прогресс, 1986. Вып. 17. С.363-373.

178. Франкл В. Человек в поисках смысла. — М., 1990. 368 с.

179. Франселла Ф., Банистер Д. Новый метод исследования личности. — М.: Прогресс, 1987. 234 с.

180. Фрейд 3. Будущее одной иллюзии // Сумерки богов. — М.: Политиздат, 1989. С.94-142.

181. Фрейд 3. Массовая психология и анализ человеческого "Я"// "Я" и "Оно". Труды разных лет. Кн. 1.—Тбилиси, 1991. С. 71-138.

182. Фрейд 3. Психология бессознательного: Сб. произведений. — М.: Просвещение, 1989. 448 с.

183. Фрумкина P.M. Предисловие // Психолингвистика / Под ред. A.M. Шахнаровича/. — М.: Наука, 1984. С.5-19.

184. Хомский Н. Язык и мышление. — М.: Изд-во МГУ, 1972. 122 с.

185. Цапкин В.Н. Семиотический подход к проблеме бессознательного // Бессознательное. Т.1. — Новочеркасск, 1994. С.81-90.

186. Чахоян Л.П. Синтаксис диалогической речи современного английского языка. — М.: Высшая школа, 1979. 168 с.

187. Черепанова И.Ю. Проблемы прагмалингвистики в аспекте оптимизации текста // Проблемы оптимизации речевого общения. — Пермь, 1989. С.122-133.

188. Черепанова И.Ю. Человек манипулирующий // Человек говорящий: язык, познание, культура. — Москва-Тверь, 1995. С. 115-124.

189. Черепанова И.Ю. Вербальная суггестия: теория, методика, социально-лингвистический эксперимент. Автореферат дисс. докт. филол. наук. — М., 1996. 50 с.

190. Черепанова И.Ю. Дом колдуньи. Язык творческого Бессознательного. — М. : КСП, 1996. 384 с.

191. Чейф У.JI. Память и вербализация прошлого опыта //Новое в зарубежной лингвистике. Прикладная лингвистика. — М., 1983. Вып. 12. С.35-73.

192. Чейф У.Л. Данное, контр астивность, определенность, подлежащее, топики и точка зрения // Новое в зарубежной лингвистике. Современные синтаксические теории в американской лингвистике. — М., 1982. Вып. 11. С.277-317.

193. Чистякова Г.Д. Формирование предметного кода как основы понимания текста// Вопросы психологии. 1981. №4. С.54.-62.

194. Шахнарович A.M. Семантический компонент языковой способности // Психолингвистические проблемы семантики. — М., 1983. С.81-190.

195. Шахнарович A.M., Габ М.А. Прагматика текста: психолингвистичекий подход // Текст в коммуникации. — М., 1991. С.68-82.

196. Шахнарович A.M. Онтогенез языкового сознания: развитие, познание, коммуникация // Текст как структура. — М.,1992. С. 19-25.

197. Шахнарович A.M. Психические функции и формирование речевой деятельности // Человек говорящий: язык, познание, культура. -Москва-Тверь, 1995. С. 11-17.

198. Шахнарович A.M., Юрьева Н.М. Психолингвистический анализ семантики и грамматики. — М.: Наука, 1990. 167 с.

199. Шахнарович A.M., Юрьева Н.М. Проблемы психолингвистики. Уч. пособие. — М.: ИПП МО РФ, 1993. 127 с.

200. Шахнарович A.M., Негневицкая E.H. Язык и дети. — М.: Наука. 1981. 111с.

201. Шахнарович A.M., Леонтьев A.A., В.И. Батов. Речь в криминалистике и судебной психологии. — М.: Наука. 1977. 82 с.

202. Шахнарович A.M. Когнитивные и коммуникативные аспекты текста // Психолого-педагогические и лингвистические аспекты исследования текста. — Пермь: ПТИ, 1984. С. 90-92.

203. Шафф А. Введение в семантику. — М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1963. 376 с.

204. Шаховский В.И. Категоризация эмоций в лексико-семантической системе языка. — Воронеж: ВГУ, 1987. 192 с.

205. Шварц Е.Д. Моделирование процессов текстовой деятельности // Перевод и автоматическая обработка текста. — М., 1987. С. 180 186.

206. Шварц Е.Д. Семантическая организация текста: креативный и рецептивный подходы // Текст в языке и речевой деятельности: Состав, перевод, автоматическая обработка. — М., 1987. С.236-247.

207. Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи: Вопросы строения предложения: Атореф. дис. докт. филол. наук. — М.: Институт языкознания АН СССР, 1958. 30 с.

208. Шерозия А.Е. Психоанализ и теория психологической установки: Итоги и перспективы // Бессознательное Т.1. — Тбилиси: Мецниереба, 1978. С.37-64.

209. Шингарева Е.А. О двух направлениях представления семантики текста //НТИ, Сер.2. 1982, №2. С.1-8.

210. Шингарева Е.А. Прагматика в языке и тексте: Методология и технология //НТИ Сер.2. 1987, №1. С.1-14.

211. Щур Г.С. Теория поля в лингвистике. — М., 1974. 255 с.

212. Юнг К.Г. Проблемы души нашего времени. — М., 1993. 336с.

213. Юнг К.Г. Архетип и символ. — М., 1991. 304с.

214. Юнг К.Г. Душа и миф. Шесть архетипов. — Киев, 1996. 384с.

215. Юнг К.Г. Аналитическая психология. — СПб, 1994. 135 с.

216. Юнг К.Г. Один современные миф. О вещах наблюдаемых в небе. — М.: Наука, 1993. 192 с.

217. Юнг К.Г. Психология и поэтическое творчество// Самосознание европейской культуры 20-го века. — М. Политиздат, 1991. С. 1103-118

218. Якубинский Л.П. Избранные работы. Язык и его функционирование. — М.: Наука, 1986. 205 с.

219. Якобсон Р. Звук и значение //Избранные работы. — М.: Прогресс, 1985. СЗО-92.

220. Якобсон Р. Два значения языка и два типа афатических нарушений //Теория метафоры. — М.: Прогресс, 1990. С.110-133.

221. Agrícola Е. Semantische Relationen im Text und im System.— Halle/Saale: Niemeyer, 1972. 127 S.

222. Agrícola E. Text — Textaktanten — Informationskern // Studia grammatica. Berlin, 1977, Bd. 18. S.-11-32.

223. Betten A. Erforschung gesprochener deutscher Standardsprache// Deutsche Sprache. 1976, №5. S.335-361.

224. Goffman E. Verhalten in sozialer Situationen: Strukturen und Regeln der Interaktion im öffentlichen Raum. — Gütersloh: Bertelsmann Fachverlag, 1971. 226 S.

225. Goffman E. Replies and Responses // Language and society. 1975, vol.5. P. 133 142.

226. Dixon N.F. Attention and interference in the perception of brief visual displays //Journal Exp.Psychol. Hum. Percept and Perform. 1986. V.12. №2. P.133-148.

227. Dijk T.A. van. The Semantics and Pragmatics of Functional Coherence in Discourse // Versus, 1980, No 26/27. P.49-65.

228. Dijk T.A. van, Kintsch W. Strategies of discourse comprehension. — N.Y. etc.: Acad, press, 1983. 418 p.

229. Jefferson G. On the Interactional Unpackaging of a " gloss "//Language and society. 1985.Vol.14. P. 435-466.

230. Kintsch W. Aspects of Text Comprehension //Le Ny J.R., Kintsch W. (eds.) Language and Comprehension. — Amsterdam: Noth-Holland, 1982. P.301-302.

231. Malinowski B. Myth in Primitive Psychology. — London, 1926. 486p.

232. Metzing D. Zur Entwicklung prozeduraler Dialogmodelle // Metzing D. (Hrsg) Dialogmuster und Dialogprozesse. — Hamburg: buske, 1981. S. 51-72.

233. Mötsch M. Satz und Sprachhandlung als Grundbegriffe der Textanalyse//Linguistische Studien Reihe A. 1983, Bd. 112. S. 104-105.

234. Mötsch M. Sprechaktanalyse- Versuch einer Kritichen Wertung (2) //Deutsch als Fremdsprache. 1985. H.l. S.l-8.

235. Mötsch M. Zur Illocutionsstruktur von Feststellungstexten // Zeitschriet fur Phonetik, Sprachwissenschaft und Kommunikationsforschung (ZPSK). 1987. Bd.40. H.l. S.45-67.

236. Rozengren I. Die Textstruktur als Ergebnis strategischer Überlegungen des Senders //Sprache und Pragmatik/ Lunder Symposium 1982. — Lund: CWC Gleerup, 1983. S.157-192.

237. Schegloff E.A. Sequencing in Conversational Openings // American Antropologist. 1968, vol. 70. P. 1075-1095.

238. Schegloff E. A. Discourse as an Interactional Achievement: Some Uses of "UH HUH" and Other Things that Come between Sentences // Tanen D. (ed.) Analyzing Discourse: Text and Talk. — Washington: Georgetown Univ. press, 1982. P.71-93.

239. ИСТОЧНИКИ ПРИМЕРОВ (ТЕКСТЫ)

240. Ахматова А. Сочинения в 2-х т. — М.: Художественная литература, 1990. 1026 с.

241. Бродский И. Сочинения. Т. 1, 2. — Собр. соч. в 4-х т. С.Петербург, 1992. 958 с.

242. Волошин М. Избранное. — Минск, 1993. 479 с.

243. Гумилев Н. Стихотворения и поэмы. Большая серия "Библиотека поэта". —JL: Сов. писатель, 1988. 632 с.

244. Иванов В. Стихотворения и поэмы. Малая серия "Библиотека поэта". —Д.: Сов. писатель, 1978. 560 с.

245. Кастанеда К. Сила безмолвия. — Киев.: "София", 1993. 477 с.

246. Мандельштам О. Стихотворения. Т.1. Собр. соч. в 4-х т. — М.: "Терра", 1991.684 с.

247. Кузьмина-Караваева Е. Избранное. —М.: Сов. Россия, 1991.447 с.

248. Ходасевич В Стихотворения. Большая серия "Библиотека поэта". — JL: Сов. писатель, 1989. 464 с.

249. Цветаева М. Стихотворения и поэмы. Большая серия "Библиотека поэта". — Л.: Сов. писатель, 1990. 800 с.

250. Цветаева М. Об искусстве. — М., 1994. 450 с.