Формирование герменевтической методологии в немецкой философии культуры XIX века тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 09.00.13, кандидат философских наук Ананьева, Екатерина Михайловна

• Ананьева, Екатерина Михайловна
• кандидат философских наук
• 2006

Оглавление диссертации кандидат философских наук Ананьева, Екатерина Михайловна

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. ИДЕЙНЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ РОМАНТИЧЕСКОЙ ГЕРМЕНЕВТИКИ.

§1. Романтическая герменевтика и универсальная семиотика.

§2. Роль философии Шеллинга в становлении романтической герменевтики.

§3. Универсальность герменевтики и проблема систематической формы философии

2 ГЛАВА 2. МЕСТО ГЕРМЕНЕВТИКИ В ФИЛОСОФСКОЙ СИСТЕМЕ ШЛЕЙЕРМАХЕРА

§ 1. Герменевтика и методология паук о духе.

§ 2. Историчность знания и этическая теория

§ 3. Герменевтика Шлейермахера и традиция философии Спинозы.

3 ГЛАВА 3. ГЕРМЕНЕВТИКА ШЛЕЙЕРМАХЕРА И СОВРЕМЕННАЯ

ГЕРМЕНЕВТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

§ 1. «Категории жизии». Герменевтический проект Дильтея

§ 2. Романтическая традиция и герменевтический проект Хайдеггера

§ 3. Проблема универсальности герменевтики в философской теории Гадамгра.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Формирование герменевтической методологии в немецкой философии культуры XIX века»

За последние двести лет герменевтика неоднократно попадала в поле зрения дискуссий о природе философского знания, на протяжении десятилетий являлась абсолютным фаворитом рейтингов популярности (если бы в философии такие составлялись). Но не будет преувеличением сказать, что это ни только не привело за это время к рождению общепринятой теории, объясняющей природу герменевтического феномена, но, скорее, наоборот: не оставило ни одного положения, которое бы не оспаривалось оппонентами. Общепризнанно, пожалуй, только одно: герменевтика есть наука о понимании. Насколько равновесие в этом пункте неустойчиво, видно уже из того, что как только мы попытаемся совершить следующий шаг и ответить на вопрос, что есть понимание, мы опять получим веер взаимоисключающих ответов, маркирующих различные философские презумпции.

Унаследованная философскими науками от античной гуманистической традиции, преображенная в христианской экзегетике, герменевтика окончательно определила свой статус на рубеже XVIII и XIX столетия. При этом она сохранила в своем составе многие аксиомы, на которых базировалась как христианская дисциплина, так и как античная ученость, что вступило в конфликт с новым ее наполнением в рамках светской науки. Попытки преодолеть это противоречие породили последовательный ряд «герменевтических проектов» (Шлейермахер, Дильтей, Хайдеггер, Гадамер), каждый из которых предлагал свое решение проблемы.

В настоящее время проблема статуса герменевтики по-прежнему далека от окончательной определенности, хотя этот термин широко используется как в философской литературе, так и в науках культурологического цикла. Можно даже сказать, что ссылки на герменевтику стали модны в практике гуманитарных наук.

Как метко выразился один немецкий исследователь последней четверти XX века1, термин «герменевтика» имеет очень «диффузную ауру»: есть точка зрения, что она является «универсальным аспектом философии»2, и что она -одна из философских дисциплин (наряду с этикой или эстетикой); и что она -методологическое обоснование всех наук о духе, а в особенности тех, что имеют дело с текстом; что она является чистой пропедевтикой или аппендиксом филологии; или, наконец, устаревшей (antiquirtes) парадигмой литературной теории, и т.о. философия «правильно сделает, если перестанет уделять ей столь много внимания».3

Другой современный философ, комментируя одну из наиболее известных дискуссий на эту тему последних десятилетий - так называемые «Немецко-французские дебаты» - а также последующие отклики на них в философской литературе, замечает: то, что мы понимаем под термином «герменевтика», организуется благодаря полемике, как полемический термин

1 Seifert Н. Einfurung in die Hermeneutik. Tubingen 1992, S.6

-2 Гадамер, Истина и метод. М., 1988.

3 Seifert Н. Einfurung in die Hermeneutik, S.6

Gegenbegriff) по отношению к структурализму и психоанализу (Риккер), анализу дискурса и «археологии» (Фуко), критике идеологии (особенно «критической теории»), к аналитической философии в целом, к позитивистской теории науки и ее методологическому монизму (фон Вригт), наконец, к любым систематическим фундаментальным философским теориям и теории познания4.

Разноголосица мнений оставила, как стало казаться в конце XX столетия, так мало надежды на позитивное изменение ситуации (прояснение общего поля герменевтических смыслов), что некоторые авторы почли за лучшее вовсе снять культурные наслоения дискуссий последних десятилетий, и герменевтика была подвергнута исследованию археологическим методом.

Одно из лучших воплощений этого подхода - работа Ханса-Роберта Яус-са «Пути понимания» (Wege des Verstehens).5 Замысел этой работы - отыскание последствий постепенного роста популярности герменевтики в литературном языке и обыденном словоупотреблении рубежа XVIII и XIX столетия. В частности, Яуссу удалось установить, что понятие «герменевтика» терминологически было зафиксировано примерно в середине XVII века - в одном ряду с «антропологией», «психологией», «онтологией» и присоединившейся к ним примерно на век позднее «эстетикой»), а именно это было сделано в 1629/1630 г. профессором из Страсбурга Иоганном Конрадом Даннбауэром в контексте его занятий аристотелевской логикой и риторикой.

Но главные приобретения последних десятилетий достигнуты не на пути скрупулезного анализа исторических фактов, а на пути теоретического исследования. Работы этого типа придали новый импульс тематическому исследованию герменевтики.

Степень разработанности проблемы. «Герменевтический поворот» и основная проблематика, связанная с герменевтической философией наиболее фундаментально исследованы в трудах В.Дильтея, Х.-Г.Гадамера, Е.Бетти и др. Однако история изучения герменевтического феномена показала продуктивность так сказать герменевтического отношения к герменевтике как факту истории идей, которое продемонстрировано в том числе и проектом «исследования-созвездия», предпринятого в последней четверти XX столетия немецким историком философии Дитером Хенрихом (D.Henrich) и его учениками. Как и в случае с библейским истолкованием и употреблением так называемых «исторических понятий», ракурс истолкования «герменевтического поворота» для Дильтея и Гадамера был предопределен господством определенных описательных моделей. Гегелевской — в отношении «философии чувства» в немецкой традиции рубежа XVIII и XIX веков, кантовской - в отношении «школьной» метафизики, неокантианской - в отношении историзма в XIX столетии.

Пересмотр этих традиционных представлений в том, что касается наследования герменевтикой проблематики метафизики, знаменует тенденцию по

4 Рорти Р. Философия и зеркало природы. Новосибирск, 1997.

5 JauP H.R. Wege des Verstehens. Munchen, 1994. Хаис-Роберт Яусс известен как сторонник герменевтики из стана гуманитариев-практиков. Его перу принадлежат работы но теории литературоведения и современной эстетике, написанные с герменевтических позиций. следнего времени. Это позволяет не просто зафиксировать тот, в общем-то, очевидный факт, что герменевтический поворот обусловлен определенной метафизической презумпцией, а заставляет под новым углом зрения проэкзаменовать возникновение герменевтической методологии на рубеже XVIII и XIX столетий. Герменевтика Шлейермахером при таком подходе оказывается в фокусе внимания.

Прежде всего, нужно упомянуть монографии Фритьёфа Роди - его диссертацию об эстетике В.Дильтея6 и его фундаментальное исследование - «Познание познанного. К герменевтике XIX и XX столетия»7- продолжение и развитие подхода, заявленного в диссертации о Дильтее. На сегодняшний день это самая серьезная заявка на новое слово в герменевтической философии и, о как следствие, наиболее часто цитируемая работа.

Кроме того, в этом ряду можно выделить исследование с выразительным названием «Критика чистой герменевтики» Ханса Альберта.9 Уже по названию понятно, что работа продолжает традицию продуктивного диалога герменевтики с философией Канта. Не менее характерно то, что в отличие от Дильтея, предполагавшего создать вослед кантовской «Критике чистого разума» «Критику исторического разума», Альберт проблематизирует не противоположность «чистого» и «исторического» применительно к разуму, а противоположность «чистого разума» и «чистой герменевтики», намеренно использовав термин с налетом антикварности - «чистый». Соответственно, если Дильтею представлялось продуктивным подвергнуть замысел «Критики чистого разума» осовремениванию, пересмотреть его под углом зрения современной Дильтею проблематики построения логики в сфере исторических наук, то Х.Альберт, наоборот, недвусмысленно указывает, что герменевтическая философия нуждается в «очищении» от добавлений и исправлений, произведенных в последнее столетие, что самым актуальным подступом к герменевтике было бы возрождение известного призыва «Назад, к Канту» с добавлением «к герменевтике кантовской и докантовской эпохи»

Стоит добавить в ряд теоретических работ монографию Йена Грайша «Герменевтика и метафизика»,10 показавшую проблематические взаимоотношения этих последних, обнажившую явные и скрытые ограничения в замысле герменевтической философии, наследуемых ею от породившего ее метафизического проекта и перипетии сражений герменевтики с метафизикой. Можно сказать, эта работа было презентирует направление исследований, которое в

6 Rodi F. Morphologie und Hermeneutik. Diltheys Asthetik. Kohlhammer. Stuttgart. 1969

7 Rodi F. Erkenntnis des Erkannten: zur Hermeneutik 19. und 20. Jahrhunderts. Fr.a.M, 1990.

На русский язык переведена глава из этой монографии, опубликована в периодическом издании: Роди Ф. Трансцендентальная и философская герменевтика. // Вестник РГГУ, № 3. 1996, С. 139-152. Соответствующая часть в немецком издании: Traditionelle und philosophische Hermeneutik. Bemerkungen zu einer problematischen Untersuchung. In: Rodi F. Erkenntnis des Erkannten: zur Hermeneutik 19. und 20. Jahrhunderts. Fr.a.M, 1990. S.89-101.

Albert H. Kritik der reinen Hermeneutik. (der Antirealismus und das Problem des Verstehens. Tubingen. 1994

10 Greisch J. Hermeneutik und Metaphisik. Miinchen. 1993. последние пятнадцать лет пополнилось несколькими десятками только монографических публикаций (количество статей на эту тему и работ учебного свойства - курсовых, дипломных - просто необозримо).

В задачу данного исследования не входит специальный анализ каждого из подходов, обозначенных этими вышеперечисленными работами, поэтому предполагается ограничиться здесь только этими краткими аннотациями, а подробности привести по мере необходимости по ходу диссертационного исследования.

Зачастую для обнаружения базовых концептов герменевтической философии плодотворнее оказываются те работы, где герменевтика рассматривается в сравнении с иными философскими стратегиями: к последним можно отнести исследования Поля Рикёра «Герменевтика и психоанализ» (1976), «Герменевтика и структурализм» (1977)11; Карла-Отто Апеля «Трансформация философии» (1973), в особенности том первый «Герменевтика и аналитическая философия»12.

Как можно заметить, выше перечисленные исследования выполнены главным образом немецкими авторами. Стоит особо остановиться на том предпочтительном внимании, которое в диссертации уделяется немецкой философской литературе. Лежащий на поверхности аргумент в оправдание такого подхода состоит в том, что немецкоязычная литература, посвященная герменевтике, едва ли не самая многочисленная в мире. Однако дело здесь совсем не в многочисленности изданий. Хотя никогда немецкими исследователями герменевтика не рассматривалась как узко национальное явление, феномен истории немецкого духа, в настоящее время сложилось интересное размежевание подходов по национальным школам. К работам, обнажающим эти контроверзы, можно отнести многолетние исследования Манфреда Франка (одного из лучших специалистов по немецкому романтизму), в которых ведется содержательная полемика с его французскими оппонентами - сторонниками «французской версии» герменевтики (в первую очередь - с П.Рикёром и Ж.Деррида).13 Материал, выкристаллизовавшийся в ходе данной полемики, интересен, с одной стороны, тем, что для аргументированного противостояния разных точек зрения на один и тот же предмет - природу герменевтического феномена - ока

В 90-х годах эти работы появились в русском переводе - в сборнике Рикёр П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М. 1995

12 Apel К.-О. Transformation der Philosophic. Fr.a.M. 2 Bd. 1973

13 Frank M. Das individuele Allgemeine. Textstrukturierung und Texstinterprctation nach Schleiermacher. Fr.a M. 1977; Frank M. Das Sagbare und das Unsagbare. Studien zur deutsch-franzosischen Hermeneutik und Texttheorie. Fr.a M. 1980. На русском языке существует только одна работа Манфреда Франка, относящаяся к нашей проблематике лишь косвенным образом: Франк М. Политические аспекты нового французского мышления. // Логос № 6, 1994.Стоит добавить, что в вышеуказанной дискуссии принимал участие и Х.-Г.Гадамер, написавший ряд статей по сопоставлению немецкой и французской герменевтических стратегий. Эти работы изданы в сборнике материалов конференции 1984 года. // H.-G.Gadamer. Text und Interpretation; Derrida J. Gute Wille zur Macht; H.-G.Gadamer. Derrida J. Gute Wille zur Macht - II. зывается необходимым прописать расхождения исходных философских предпосылок, а это как раз то, что для нас интересно.

В современной отечественной философской литературе интерес к проблемам герменевтики сложился в основном под влиянием немецкой традиции и только в последние три - четыре десятилетия. Даже отечественный опыт осмысления герменевтического феномена начала века стал достоянием широкой публики лишь в 80-х годах и уже прочитывался через призму позднейших дискуссий. Это влияние, однако, не свидетельствует об ученической несамостоятельности отечественных авторов, пишущих о герменевтике. В отечественной философской литературе наметился достаточно интересный и самобытный подход к исследованию герменевтического феномена. Пик публикаций по герменевтической проблематике пришелся на середину 80-х годов XX века, после чего интерес к этой тематике заметно пошел на убыль. За последнее десятилетие список теоретических исследований этого плана не пополнился ни одной монографией.

Несколько особняком стоят исторические исследования, предметом которых стали философские системы классиков герменевтики. Так, предваряя издание 6-томного собрания сочинений Дильтея, один из редакторов его -Н.С.Плотников - опубликовал свое монографическое исследование об историзме Дильтея (эта работа открывает первый том указанного собрания сочинений как предисловие издателя).14 В этом опусе автор уделяет значительное внимание интересу Дильтея к герменевтике, истории работы с архивом Шлей-ермахера и тем тематическим блокам, которые выкристаллизовались в творчестве Дильтея в дальнейшем.

Переводы значительного корпуса работ Хайдеггера, которые выходили в свет один за другим в последние два десятилетия,15 также послужили катализатором исследования герменевтического феномена.

Особо стоит сказать об исследованиях по герменевтике, инициированных относительно недавней публикацией работ Г.Г.Шпета, написанных в начале XX века. Даже первая публикация «Герменевтики и ее проблем», которая была осуществлена в 1989-1992 гг. в журнальном варианте, в ежегоднике «Контекст», несмотря на то, что эту публикацию сопровождал минимум комментариев и редакторских пояснений (из которых не было понятно даже, что это вторая часть монографии «История как проблема логики»), - определила существенный рубеж в герменевтических исследованиях последнего времени. В последующие несколько лет усилиями немецкого исследователя Александра Хаарта «Герменевтика и ее проблемы» была переведена на немецкий язык и вызвала широкий отклик также и в немецкоязычной философской литературе.

14 Плотников Н.С. Возникновение историзма; его же: Реабилитация историзма. Философские исследования Германа Любе. //Вопросы философии. 1994.,№4. С. 87—93 и ряд других статей в периодических изданиях и сборниках материалов конференций.

15 Главным образом, конечно, перевод «Бытия и времени» в нескольких редакциях, но так же так называемые «Кассельские доклады», «Пролегомены к истории понятия времени», «Введение в метафизику» и др.

Среди отечественных исследований, которые можно считать прямым откликом на введение в научный оборот идей Г.Г.Шпета, стоит назвать работу Кузнецова В.Г. «Герменевтика и гуманитарное познание»16 и последующие публикации этого же автора в «Логосе» и «Вестнике Московского университета», а также работы его ученицы - Ю.Артамоновой, - защитившей диссертацию по герменевтике Гадамера и опубликовавшей ряд статей на эту тему.

Можно ожидать также новой волны интереса от продолжающейся в настоящее время публикации материалов из архивов Шпета. На настоящий момент вышли из печати три тома из предполагающихся четырех. Собранные в нем материалы позволяют уточнить направления герменевтических исследований Шпета и дают более развернутое представление об итогах этой работы, чем теоретические главы «Герменевтики и ее проблем».

Стоит, кроме того, отметить, что многие монографические исследования, которые увидели свет еще в середине 80-х годов, не потеряли своей актуальности до сего времени. Можно назвать работы П.П.Гайденко17, А.А.Михайлова18, В.С.Малахова19, В.В.Калиниченко. Группа авторов, сотрудничающая с журналом «Логос», на протяжении последнего десятилетия XX столетия вела планомерную работу по переводу на русский язык и обсуждению наиболее значимых произведений классиков герменевтики и современной герменевтической литературы (Фр.Роди и др.). Это, несомненно, внесло свой вклад в возможность точнее понять контексты и оттенки важнейших герменевтических идей.

Особо следует упомянуть исследования, которые можно отнести скорее к культурологическим, а точнее - к истории и теории литературы конца XVIII - начала XIX столетия, но которые выводят на такой уровень теоретических обобщений и демонстрируют такую философскую эрудицию, что вплотную смыкаются с постановкой проблемы, заявленной в диссертации. В этом ряду можно назвать работы по исторической поэтике А.В.Михайлова, исследования о немецком романтизме Н.Я.Берковского и В.М.Жирмунского.

Подытоживая этот краткий обзор, можно обратить внимание на одну существенную тенденцию, которая предопределила выбор материала данной диссертации. Еще в середине 90-х годов, в разгар полемики по поводу постмодернизма, положение дел представлялось так, что самый интересный для современного анализа период в истории герменевтики лежит по эту сторону рубежа XIX и XX столетий, что XIX век представляет собой хорошо известную и давно прочитанную страницу. Сейчас расстановка акцентов изменилась. В связи с этим попытка вернуться к ранней истории или даже предыстории философской герменевтики отвечает актуальным задачам настоящего момента.

16 Кузнецов В.Г. Герменевтика и гуманитарное познание. М., 1991.

17 Гайденко П.П. Хайдеггер и современная философская герменевтика // Новейшие течения и проблемы философии в ФРГ. М., 1978; Гайденко П.П. От исторической герменевтики к «герменевтике бытия»: Критический анализ эволюции М.Хайдеггера // Вопросы философии. 1987. № 10.

18

Михайлов А.А. Современная философская герменевтика. Минск. 1984.

19 Малахов B.C. Понятие традиции в философской герменевтике Г.-Г.Гадамера // Познавательная традиция: Философско-методологический анализ. М., 1989.

В диссертации предпринимается попытка, анализируя определенный исторический отрезок - последнее десятилетие XVIII века и первую четверть XIX - поставить теоретическую проблему - представить герменевтику как внутренне цельную философскую стратегию.

В решении этой проблемы особо показателен феномен универсализации герменевтического феномена в дискуссиях рубежа XVIII и XIX веков, прежде всего в творчестве Шлейермахера.

Автор придерживается того мнения, что можно говорить о герменевтике как о самостоятельном философском подходе и о тематически едином философском направлении. Что это за интенции и каков тот философский фундамент, на котором возникает герменевтика, или вернее - как понимается филолл софия, если возможна герменевтика - будет показано далее.

Таким образом, узел проблем «как возможна герменевтика», «как возможна философия как система» и логические аспекты этой проблемы. В частности, «учение о категориях» - с удивительной настойчивостью встречается нам каждый раз, когда речь идет о новом этапе осмысления герменевтической проблематики. Как исторический факт это давно известно исследователям, но, насколько автору известно, никогда не становилось предметом специального анализа. Задача диссертации, таким образом, состоит в том, чтобы показать, что соседство этих проблем не случайно, а содержательно существенно для герменевтики.

Целью исследования является рассмотрение «герменевтического проекта», предложенного на рубеже XVIII и XIX столетия Шлейермахером в полемике с ранним кантианством (Райнгольд, Эберхард, Шмидт) и филологами-классиками (Фр.Аст, Фр.А.Вольф). В соответствии с поставленной целью в диссертации решаются следующие задачи:

- выявить исторический и идейный контекст «герменевтического проекта» Шлейермахера.

- проследить содержательную связь обоснования герменевтики с проблемами системной формы философии (философии как науки) и с антисистемной интенцией в раннем немецком идеализме (концепцией «бесконечной задачи», «бесконечной аппроксимации»)

- выявить внутреннюю логику философской мысли Шлейермахера (герменевтика как «парная дисциплина» к диалектике, герменевтика как этика)

- проанализировать ключевые понятия, посредством которых моделируется герменевтика и этика как история учений о благе.

- установить соотношение герменевтического феномена и опыта искусства в герменевтическом проекте Шлейермахера.

20

Очевидно, что говорить о герменевтике возможно там и тогда, когда применение разума не порождает автоматически понимания, и требуются дополнительные герменевтические процедуры для его достижения. Тогда возникает необходимость описания тех условий, при которых разумение не есть понимание. Очевидно также, что на протяжении столетий философия трактовала разум и разумное познание таким образом, что различению разумения и понимания не было места.

Говоря о феномене «истории воздействий» (Wirkungsgeschichte), следует сделать некоторые пояснения по поводу традиционных взглядов на роль Шлейермахера в становлении философской герменевтики. Еще в исследованиях середины 80-х годов тот факт, что современная философская герменевтика берет свое начало с «герменевтического проекта» Шлейермахера, встречалось ® довольно часто. Вероятно, наиболее авторитетным свидетельством в пользу этого приоритета Шлейермахера оставалось суждение на это счет Дильтея. Во всяком случае, более ранние монографические исследования философского и теологического наследия Шлейермахера явно оставляют этот аспект его многогранного творчества без внимания, сосредотачиваясь на вкладе в разработку этической и педагогической проблематики, заслуги в переводе сочинений Платона и определенные новации в теологических вопросах.

Когда очарование созданной Дильтеем объяснительной модели рассеиваться, критически настроенные исследователи оказываются в недоумении - а был ли, в самом деле, Шлейермахер первооткрывателем. В середине 80-х в немецкоязычной литературе этот скепсис становится довольно распространенным явлением. Если мы ретроспективно с этой точки зрения посмотрим на суждения, высказанные до середины 80-х, то обнаружим, что и Гадамер в «Ис-Ф тине и методе» вообще не говорит о Шлейермахере как «классике» или «родоначальнике», а более осторожно оценивает его как «экспоненту романтической герменевтики», что категорически против приоритета герменевтики Шлейермахера высказывается Петер Сцонди: «с Шлейермахером, в идейно-историческом аспекте, не началось ничего нового».21 Можно сказать, в середине 80-х этот подход оформился в тенденцию.

В качестве примера можно указать небольшую, но программную публикацию одного из признанных специалистов в творчестве Шлейермахера - Генриха Вируса. Сборник под названием «Hermeneutische Positionen» (герменевтические позиции) открывается статьей Вируса о Шлейермахере с очень характерным названием - «Zwischen den Zeiten. Fr.Schleiermacher als Klassiker der neuzeitlichen Hermeneutik» (Между эпохами. Фридрих Шлейермахер как классик герменевтики Нового времени).22 Вирус очень точно фиксирует позицию Шлейермахера между двух традиций - завершающейся и нарождающейся, связанную с этим двойственность методологических решений. Вирус23 форму' лирует следующие аргументы в пользу сомнения в выборе герменевтики Шлейермахера как исходного пункта традиции:

- во-первых, герменевтика, как она сложилась к концу XX столетия, столь далеко ушла в сторону от первоначального замысла Шлейермахера и от того пути, который был им предсказан для нее, что сложно положительно ответить на вопрос: «можно ли назвать Шлейермахера «классиком»24 герменевтики Но

21 Szondi P. Einfurung in die literarische Hermeneutik.Fr.a.M. 1975. S.135.

22 Hermeneutische Positionen. Hg. Hendrik Birus. Gottingen, 1982.

23 Hermeneutische Positionen. Hg. Hendrik Birus. Gottingen, 1982.

Вирус, правда, ссылается и на самого Шлейермахера, полагавшего, что классичность в Ш том и состоит, чтобы не требовалось быть оригинальным - Там же, С. 16 вого времени?»: он оставил своим последователям всеми признанную парадигму, нацеленную на собирание ее (герменевтики) фактов и решений проблем, в то время как герменевтика, напротив лишь все более отклонялась в сторону от этого пути (и порой принципиально), избрав более надежный путь

25 науки» .

- во-вторых, при обосновании в такой позиции возникают и чисто содержательные трудности: признать Шлейермахера родоначальником герменевтики мешает, например, то, что «классические» формулировки задач герменевтики, на которые ссылаются обычно исследователи, не принадлежат в действительности Шлейермахеру. Знаменитое «понимать автора лучше, чем он сам» - мысль, высказанная Астом26. В заслугу тому же Асту следует поставить и формулировку проблемы герменевтического круга (целое понимать из частей, части - из целого). В отношении ряда других не менее важных для герменевтики идей исследователи отдают приоритет Ф.Шлегелю.

Наконец, Шлейермахер, как известно, не оставил капитального, «классического» труда — его «Герменевтика» не готовилась самим автором к изданию, а представляет собрание материалов для лекций, заметок, отчасти небольших связных фрагментов и афоризмов, написание которых относится к разным годам в промежутке между 1805 и 1830, и поэтому ее цельная концепция представляет собой реконструкцию, предпринятую его издателями, правильность который может быть поставлена под сомнение.

Отчего же устраивавшая всех несколько десятилетий объяснительная модель оказалась поколеблена? Видимо, бродильными дрожжами для такого пересмотра общепризнанных суждений стали знаменитые немецко-французские дебаты. Французская сторона произвела впечатляющую ревизию мифов, связанных с герменевтикой, указав на не безусловность многих философских оснований последней. Немецкие участники дискуссии вынуждены были занять неблагодарную позицию обороняющегося27. В этой «битве титанов»28 победы не достигла ни одна сторона, аргументы оппонентов не нашли отклика в противоположном лагере. Но, фигурально выражаясь, «длинная тень» этого спора определенно легла на философские изыскания последующих лет.

25 Там же, С. 40.

26 Вот пример рассуждения Шлейермахера на эту тему из «Академических речей 1829 года»: «Пожалуй, вообще есть нечто истинное в формуле: высшее совершенство истолкования состоит в том, чтобы понимать автора лучше, чем сам он смог бы дать отчет о ссбс самом; можно, пожалуй, именно с этим и согласиться: и в пашей литературе мы обладаем значительным числом критических работ, которые работают исходя из этого [типа понимания] вполне успешно» // Метафизические исследования, вып. 4, 1997, С. Хочется обратить внимание, что в данном фрагменте вполне ясно видно: Шлейермахер высказывает эту формулу не от своего имени, а как распространенную точку зрения.

27 Очень характерна в этой связи тональность выступления Гадамера. В 10-томном собрании сочинений оно опубликовано в 2-м томе под названием «Text und Interpretation». Русский перевод - в сборнике «Герменевтика и деконструкция», СПб., 1999

28 Известно, что с немецкой стороны в дебатах приняли участие Дитер Хенрих, Ханс-Георг Гадамер, Манфред Франк; с французской главным «возмутителем спокойствия» был Дер-рида

Нужно отметить, что дело заключается не просто в споре об исторических приоритетах. Вопрос, по существу, касается того, что нового философская герменевтика принесла с собой по сравнению с герменевтикой филологической и теологической, и, соответственно, что мы вкладываем в понятие как «герменевтический поворот». Идея о Шлейермахере как родоначальнике герменевтики Нового времени была, как известно, предложена Дильтеем в его ис-® следовании «Герменевтическая система Шлейермахера в ее отличии от предшествующей протестантской герменевтики» и в статье «Возникновение герменевтики». Она представляет собой определенный взгляд не только на историю, но и на теорию герменевтики, и отражает теоретическую позицию самого Дильтея. Тем фактом, что им проводилась столь резко черта между предшествующей традицией филологической и теологической герменевтики и тем, что было сделано в этой сфере Шлейермахером, Дильтей предлагал вариант вполне определенной интерпретации шлейермахеровской концепции и выделял в ней те черты, которые ему самому виделись важными и значимыми.

Если вернуться к началу спора, остановиться на том, как определяет нововведения Шлейермахера Дильтей, то кратко можно резюмировать так: в Шлейермахере удачно соединился теоретик и практик, а «эффективная герменевтика могла возникнуть лишь в голове человека, соединявшего виртуозность ф филологической интерпретации с подлинно философским дарованием. Таким человеком был Шлейермахер»29 «ep|xr|veia по самому изначальному смыслу слова означает не просто толкование, а искусное истолкование»30. Шлейермахер соединил в одно целое «винкельмановскую интерпретацию творений искусства, гердеровское конгениальное вчувствование в душу эпох и народов, работающую на новых эстетических позициях филологию Гейне, Августа Вольфа и учеников последнего, .платоновские штудии и трансцендентальную философии».

В приведенной краткой выборке ни один из моментов не вызывает возражения, все перечисленные положения существенны. Но можно попытаться предположить, отчего такой «рецепт» возникновения философской герменевтики вызывает возражения теперь - эта интерпретация очевидно абстрактна, это скорее общая схема, чем серьезный разбор. Исследование наследия Дильтея, той его части, где он формулирует собственный герменевтический проект, ^ косвенно подтверждает этот вывод. Дильтей, по видимости, обязан Шлейер-махеру гораздо большим, чем он поставил ему в заслугу, но этот «остаток» не принадлежит к числу признанных и освященных традицией стратегий, поэтому на этой «территории» Дильтей предпочитает экспериментировать от своего имени, оставив за предшественником только «поставленные под охрану памятников» достижения.

Наследником и продолжателем «мифологизирующей» истории возникновения в романтическую эпоху герменевтики является, как не странно, Гадамер

29

В.Дильтей. Возникновение герменевтики. Собр.соч. в 6 томах, Т.4., С.248 Шлейермахер пользуется немецким аналогом этого термина и говорит применительно к герменевтике о Kunstlehre автор, заслуги которого в современной популярности герменевтики неоспоримы. Вероятно, столь серьезное возражение против представленной Гадаме-ром интерпретации требует отдельного и серьезного разбора, но несколько показательных ссылок сделать необходимо.

Последняя на сегодняшний день обработка герменевтических манускриптов Шлейермахера была осуществлена Хайнцем Киммерле (Heinz Kim

31 merle), который защитил в 1957 году диссертацию по этой теме. Год спустя в «Известиях Гейдельбергской Академии наук» «Герменевтика» была опубликована. Перед Киммерле как издателем стояла задача сформулировать свою позицию в споре о целостности герменевтической концепции Шлейермахера32. Как не странно, позиции Киммерле и его научного руководителя, Гадамера, не совпали. Видимо по этой причине предисловие, которое предваряло публикацию в «Abhandlungen» в 1959 году, и в котором были сформулированы основные моменты позиции Гадамера , в переиздании 1974 года было снято. Точка зрения Гадамера на логику герменевтического замысла Шлейермахера хорошо известна: Гадамер отдает предпочтение поздним вариантам «Герменевтики»34, Киммерле же, напротив, настаивает на особом значении ранних набросков Шлейермахера, где столь высока роль языка в интерпретации. Соответственно, Гадамер полагает, что главное нововведение Шлейермахера,- в психологической интерпретации. Она является в конечном счете дивинаторным методом, самопогружением в целостную конституцию автора, постижением «внутреннего проистечения» структуры данного произведения.». С этой точки зрения истолковывается внимание к индивидуальному - «как романтический культ индивидуальности», в то время как момент согласия, достигаемый при помощи «нахождения общего языка» (грамматическая интерпретация)

31 Kimmerle Н. Hermeneutik Schleiermachers in Zusammenhang seines speculative!! Denkens. Heidelberg. 1957.

32 Как известно, существует несколько изданий, а точнее сказать - вариантов «Герменевтики» — под редакцией Люкке - Friedrich Schleiermacher, Hermeneutik und Kritik, mit besonderer Beziehung auf das Neue Testament, aus Schleiermachers handschriftlichem Nachlasse und nachgeschriebenen Vorlesungen hrsg. V F. Liicke, Berlin, 1838; уже упомянутое издание под редакцией Киммерле в «Известиях» Гейдельбергской Академии наук -Fr.D.E.Schleiermacher. Hermeneutik. Nach den Handschriften neu herausgegeben und eingeleitet von Heinz Kimmerle //Abhandlungen der Heidelberger Akademie der Wissenschaften, 1959, Ab. 2. (выпущенное затем отдельным томом в 1974 году), наконец, издание, выполненное под редакцией М.Франка (1977) - F.D.Schleiermacher. Hermeneutik und Kritik. Mit einem Anhang sprachphilosophischer Texte Schleiermachers, hrsg. u. eingel. v. M.Frank. Frankfurt am Main. 1977. Каждое из них отличалось количеством включенных в пего манускриптов и тем, какой из них был выбран в качестве основного, поскольку вышеназванная «Герменевтика» -не название книги, написанной от первой до последней страницы самим Шлейермахером, а объединенные единством темы отдельные работы разных лет, рукописи и даже заметки студентов (один из которых - Люкке). За разными версиями «Герменевтик» каждый раз стояла позиция их издателей, определявших приоритеты в истолковании концепции. Споры вокруг «Герменевтики» Шлейермахера возникали при появлении каждого нового варианта и не установили общепринятого варианта интерпретации до сего времени.

33 затем в развернутом виде эта позиция изложена в «Истине и методе» (1960)

34 Гадамер Х.-Г. Истина и метод. С. 665 признается подчиненным. Даже соответствующий раздел «Истины и метода» назван очень выразительно - «Сомнительность романтической герменевтики.», и это вполне отражает ее оценку Гадамером.

Киммерле возражает против тех психологически-романтических акцентов, что расставлены Гадамером. Он соглашается, что «систематическое ядро философии и герменевтики Шлейермахера» - это понятие индивидуальности. Однако при этом крайне важно иметь в виду, что это индивидуальность - иного рода, она трактуется Шлейермахером без признаков романтического культа гения, как это видится Гадамеру, поэтому и «проблема понимания смысла у Шлейермахера берется в ее конкретных общественных взаимосвязях». Это следует понимать так, что для Шлейермахера «этический процесс в своей сути, культурное и общественно-политическое развитие в целом влечется индивидуальностями, не только отдельными, но и сверх-субъективными индивидуальностями, культурно-общественно-политическими единствами действия (Hand-lungseinheiten), для которых характерны определенные языковые формы и, соответственно, языковые возможности»35. Поэтому Киммерле справедливо указывает на значительное влияние на Шлейермахера «универсальной семиотики» Просвещенческой герменевтической традиции и на важность концепции грамматической интерпретации как «языкового понимания и выраженной в нем концепции истории как языковой истории в ее позитивном значении для его собственной проблематики», отмечает его трактовку языка как универсального медиуму герменевтического опыта»36.

Описанная ситуация важна для анализа формирования герменевтической методологии в немецкой философии культуры XIX в. не как исторический казус, а как обозначающая методологическую проблему. Герменевтическая философия, обращаясь к своим истокам, не просто проясняет теоретические позиции, что можно было бы назвать историей идей, а сталкивается, пользуясь термином Гадамера, с историей воздействий (Wirkungsgeschichte) - с распространенными, общепризнанными и ставшими историческим фактом трактовками, которые сами должны сделаться предметом анализа и критики, т.е. исследованы с помощью герменевтических процедур.

35 Holder Н. Die Grundlagen der Gemenschaftslehre Schleiermachers. 1926. С. 6.

36 Kimmerle H. //Abhandlungen der Heidelberger Akademie der Wissenschaften, 1968. S. 5. Эта работа опубликована как постскриптум к публикации 1959 года в том же ежегоднике, она как продолжает полемику вокруг этой работы. В ней Киммерле снова излагает свой взгляд на принципы организации текста в его издании.

Главп 1. Идейные предпосылки ромшничсской герменевтики.

Для поставленной задачи представляется существенным реконструировать культурный контекст, в котором возникает феномен «романтической герменевтики». Материал, который позволяет выполнить данную задачу, составляют, с одной стороны, исследования по истории философии и философской герменевтики романтического периода37, а с другой стороны - работы по истории литературы и языка, романтической эстетике и философии искусства, иными словами, посвященные Романтизму как историческому этапу культурного развития и его влиянию на дальнейшее направление культурного процес

38 са .

Работы этого второго рода дают богатейший конкретный материал, но их существенным недостатком является то, что уровень обобщения, на который поднимается анализ, начинается и заканчивается избранной конкретной сферой (историей литературы, филологией), философская же составляющая либо вовсе игнорируется, либо представляется в очень упрощенном и схематизированном виде. На этом фоне приятным исключением выглядят работы по исторической поэтике А.В.Михайлова, исследования о немецком романтизме Н.Я.Берковского и В.М.Жирмунского. Но даже и предложенные этими авторами подходы не лишены следов общей тенденции. Так, например, несмотря на точный и глубокий анализ эволюции риторической традиции в истории немецкого духа, А.В.Михайлов39, говоря о философских мотивах в этой эволюции, ограничивается ссылкой на идею органического, но и только. Зачастую мы встречаем указания на шеллингианские или фихтеанские влияния в культурно-историческом процессе этого периода, но если эти замечания уточняются, то оказывается, что ничего собственно шеллингианского или фихтеанского не содержат, обозначают лишь общий вектор философских влияний, и весьма расплывчато.

Интереснейший пример вышеназванной тенденции и материал для анализа дает фундаментальное исследование Бруно Марквардта «История немецкой поэтики»40 в 3-х томах, которое охватывает период от эпохи Барокко (I том) до классицизма и романтизма (III том) и систематических указатель категорий, которые ввели в оборот романтики. Для интересующей нас темы это исследование особенно плодотворно тем, что в нем сделана попытка, пусть на

37

О том, что современная движению романтиков герменевтика не обязательно была по своей сути романтической герменевтикой, речь пойдет далее.

38 Работы такого рода слишком многочисленны, чтобы их можно было перечислить. Эти исследования ведутся уже на протяжении целого столетия, поэтому и в немецкой, и в отечественной литературе можно говорить о существовании традиции истолкования Романтизма. Стоит только добавить к этому, что практически каждая из дисциплин гуманитарного цикла (будь то философия, литературоведение, филология, эстетика) насчитывает в своем активе фундаментальные работы, посвященные истории развития данной дисциплины в эпоху Романтизма.

39 ч*

Михайлов А.В. Проблемы исторической поэтики в истории немецкой культуры// Михайлов А.В. Избранное. Историческая поэтика и герменевтика. М., 2006

40 Markwardt В. Geschichte der deutschen Poetik. Bd. I - III. Berlin. 1956 - 1958. уровне феноменов, но все же показать соотношение философских категорий и категорий, составляющих методологический каркас конкретных дисциплин -эстетики и искусствоведения. Автор аргументировано показывает, что невозможно осмыслить вклад романтиков в духовную культуру в отрыве от предшествовавшего ему интеллектуального развития. Несмотря на то, что романтиками часто декларируется тотальное отрицание идеологии Просвещения и классицизма, они активно ассимилируют категории, разработанные в лоне этих традиций, так что романтическое миросозерцание оказывается соткано из весьма противоречивых тенденций, а категории, которыми оперируют романтики, оказываются нагружены теоретическим багажом, от которого они отказываются в своих декларациях.

Уже в рамках движения «Бури и натиска» были «подняты на щит» такие ключевые понятия, как «органическое», («органически развитое» (Wachtum-lich-Organische) и тесно связанные с ними - «исконно-национальное» (Volk-stumlich-Nationale), исконно-оригинальное (Urtumlich-Originale)), которые заняли важное место не только в философских взглядах Шлейермахера, но и многих его единомышленников, а также концепт «подлинное многообразие» (echte Vielfalt).41

Характерным примером такого рода может служить и категория «индивидуальное». Специфика романтической «работы» с этой категорией заключается в том, что она органично сочетается с указанным выше кругом понятий типа «подлинное», «органическое», в частности - «подлинное многообразие». Однако и здесь Марквард имеет повод указать на интенции, ведущие в противоположном направлении: «Казалось бы, романтический индивидуализм должен всячески противиться анонимно-обезличивающему началу, но необходимо понять, что в области идей зрелый индивидуализм ищет опоры в универсальном, коллективном опыте. Анонимная мудрость фольклора и «общая собственность» на идеи в романтизме - два противоположных полюса в развитии личностного сознания в культуре, но они диалектически тяготеют друг к другу».42

Марквард делает интересное замечание и об отношении романтиков к системной форме выражения своих мыслей: опять же еще для идеологии «Бури и натиска» было свойственно враждебное отношение ко всякой систематизации (Systemfeindschaft). У романтиков же эта интенция обострилась до того, что систематизацию сменил произвол как доминирующая теоретическая установка. Воплощала же идею систематичности, по мнению романтиков, рационалистическая философия эпохи Просвещения. Ее систематичность не устраивала романтиков своей закрытостью, завершенностью, в то время как романтикам ближе была идея бесконечного развития. Однако, замечает Марквардт, даже у Фр.Шлегеля, у которого «.из всех ранних романтиков наиболее сильно проявились рационалистические черты, особенно в формулировке его

41 Ibid. Bd. II, S. 6.

42 Ibid. S.67

Kunstvollen43» (искусного, совершенного), это прекрасно сочеталось с признанием произвола. «И даже в манифестировании произвола есть нечто от веры в закон и от склонности к выявлению закономерностей»44.

Анти-системный характер философствования романтической эпохи отмечается практически всеми исследователями. Эта отличительная особенность лежит на поверхности и бросается в глаза всякому, кто знакомится с творениями романтиков. В конце концов, сами романтики формулируют ее как принцип в своих программных сочинениях, написанных в жанре манифеста45. Но вот в оценке роли этой особенности исследователи расходятся. Пользуясь удачным термином, инкорпорированным Шлейермахером в свой философский лексикон из латинского, мы можем различить laxere (слабую) и strenge (сильную) практики в интерпретации. Слабая практика только фиксирует факт враждебности системной форме изложения, объясняя его лишь произвольными жанровыми предпочтениями литераторов-романтиков. Характерный пример такого подхода в немецкоязычной литературе - пояснения на эту тему у Мар-куарда. Академический характер издания лишь демонстрирует, насколько такой способ интерпретации стал доминирующим в академической традиции.

В русскоязычной литературе мы также можем найти массу примеров истолкования по laxere (слабому) сценарию. Для примера можно привести рассуждение известного специалиста по культуре романтической эпохи Ольги Вайнштейн. Поскольку в романтической литературе - как художественной, так и философской - господствует установка на антисистемность, результатом ее оказывается не строгость и методическая произвольность: «Категории, конечно, при некотором усилии выделимы, но не имеют регламентированных границ, пределы их априорной ясности размыты. Поэтому они содержательно наполняются только по отношению друг к другу, и если их вынимать из контекста и изолированно интерпретировать, неизбежно не просто сужение смысла, но и его искажение».46 Уже из приведенного фрагмента можно понять, что, несмотря на глубокомысленные выражения типа «пределы. априорной ясности», термин «категории» употребляется никак не в строгом философском смысле, а как синоним «термина» или «понятия». Это еще более выразительно в рассуждении автора о «доминантных идеях»: «Доминантные идеи легко узнаются по структурирующей силе: они определяют состав парадигмы категорий, одни понятия отталкивают от себя, другие заставляют видоизменяться, втягивая в свою орбиту. Кроме того, доминантные идеи, как правило, не ограничиваются рамками одной дисциплины, а распространяют свое влияние вширь, превращаясь в общеметодологические установки. Например, мысль о бесконечности единичного лежит в основе как философского этимологизирования, так и романтического требования к литературной критике судить автора по законам, им самим над собой признанным»47

43 Данный термин обычно образует пару с понятием «Kunstlose» - безыскусное.

44 Ibid. Bd. Ill, S. 211.

45 См. сборник «Литературные манифесты романтиков»

46 Вайнштейн О. Язык романтической мысли. М. 1994 С.35

47 Вайнштейн О. Язык романтической мысли. С. 28

Напротив, строгая практика в указанном смысле возводит эти феномены к определяющей их сущности — к тому, что можно определить как философские основания романтизма. Этот второй путь оказывается плодотворен и в отношении романтической герменевтики. История становления герменевтики показала продуктивность так сказать герменевтического отношения к ее возникновению как факту истории идей. Важнейший материал для этого мы находим в так называемом «исследовании-созвездии» («Constellation-Untersuchung), предпринятом в последней четверти XX столетия немецким историком философии Дитером Хенрихом (D.Henrich) и его учениками48. «Исследованием-созвездием» Хенрих обозначил научную и крупномасштабную филологическую реконструкцию дискуссии, которая имела место среди студентов Райнгольда в Иене между 1792 и 1795 и того контекста, в котором она происходила. Эта дискуссия велась в переписке, которая была трудно доступна и поэтому плохо знакома прежним интерпретаторам. Результаты данной реконструкции будут использованы в приведенном ниже анализе.

Заключение диссертации по теме «Философия и история религии, философская антропология, философия культуры», Ананьева, Екатерина Михайловна

Заключение.

Анализ ключевых герменевтический проектов, который проведен в предшествующих главах, как представляется, внятно демонстрируют преемственность не только общего замысла, но и путей его осуществления. Но в заключение этого анализа представляется важным обратить внимание на следующий ракурс темы: имманентна ли культурологическая составляющая программе философской герменевтики? Происходит ли этот процесс реально, стал ли он фактом истории идей, или мы можем говорить о нем лишь в сослагательном наклонении, как о принципиальной возможности? Таким образом, проблема, которую предстоит осветить, заключается в том, чтобы исследовать, как могло бы и как реально происходило движение герменевтики и наук о культуре навстречу друг другу. Быть может, правы те исследователи, которые утверждают, что герменевтика лишь декларировала необходимость продумать философские основания филологии, искусствознания - тех наук, которые принято называть «гуманитарными», но в этом движении не смогла предложить этим конкретным наукам никакого эвристически ценного продукта, декларации остались лишь декларациями о намерениях.

С другой стороны, можно констатировать, что запрос на адекватные методологических стратегии формулируется самими науками гуманитарного цикла, и герменевтика позволяет, как представляется, затронуть круг проблем, которые, как представляется, необыкновенно актуальны сегодня прежде всего для самих этих наук. Общеизвестно, что с момента своего зарождения в лоне романтического философствования герменевтика формировалась как методология наук гуманитарного цикла, и предполагалось, что с помощью герменевтики удастся дать гуманитарным наукам адекватную специфичности гуманитарной сферы методологию (другим именем которой является «логика наук о духе»).

Как уточняют авторитетные исследователи проблем логики, такие, например, как известный автор фундаментального исследования «Система логики» Дж.Ст.Милль, поставивший под сомнение самостоятельное существование логики наук о духе, «самое слово «Логика».представляет в наше время уже довольно смутное понятие, даже настолько смутное, что как пределы, так и задачи науки представляются совершенно различными различным исследовате-288 лям» и предлагает различать три направления в логике: логика как учение о формах мышления (теория мышления), логика как учение о природе вещей (теория вещей), логика как учение о формах знания (теория знания)289. К этому

288 Милль Д.С. Система логики. СПб.-М, 1878. СЛ.

Таким образом, мы имеем три между собою тесно связанные и в то же время различные вопроса, имеющие каждый свои предложения и представляющие свои особенные затруднения: найти смысл всего сугцего, найти законы мышления, найти законы знания»,., мы «можем обнять все эти три задачи областью логики в самом обширном ее значении, но большей последнему роду предлагается отнести разработку адекватных логических инструментов для конкретных наук — инструментов того рода, каким явилась в начале Нового времени разработка метода индукции в его значении для естествознания. В концепции этого различения на три «логики» мы находим существенное для движения нашего анализа замечание: логика в смысле первых двух ее разновидностей не обязательно столь же адекватна в ее третьей модификации. Выразительный пример в этой связи дает нам логика Гегеля. «Нельзя отрицать, что Гегель действительно пытался стать в уровень со своим великим прототипом (речь идет об Аристотеле), и что его логика, - хотя это была преимущественно теория вещей, как они есть, - пробовала построить теорию мышления, с проницательностью, равной которой еще не представляла историю человечества. С другой стороны, он не оставил без внимания и теорию наук: он дал им свой безусловный метод, признавая его единственным и всеобщим орудием мысли, он дал им терминологию и систематику, далеко превосходившую все общие попытки, сделанные до него. Но для его времени это уже было недостаточно. «Гегель был первостепенным мыслителем, но в ряду ученых он мог называться человеком обширного знания, но не более. Рядом с Гаусом, Якоби, Арго, Гей-Люссаком, Кювье и другими светилами науки, его авторитет в ней был совершенно ничтожен. Да он и не воспользовался тем, что действительно совершалось около него в области знания. Не только мысль естествоиспытателей, открывавших около него каждый день новые законы, осталась без влияния на его построение, но даже область, самая ближайшая к стороне логических исследований, которою он особенно занялся, к теории мышления, была им недостаточно разработана, - именно психология. Он дал своим соперникам в философии, Бенеке и Гербарту, далеко опередить себя на поприще этого специального исследования»290

Если мы взглянем на проблему под этим углом зрения, то Астовская формула — обстоятельность, соединенная с фундаментальностью — окажется актуальной не только для отношения философии и конкретного культурологического исследования рубежа XVIII и XIX столетия, но и для современной ситуации. Обращение к материалу современной эстетики и литературоведения обусловлена интересом к применению (и применимости) «спекулятивных» методических построений, разработанных в лоне герменевтической философии, к эмпирическому материалу.

Представляется, что не только герменевтика ищет признания со стороны гуманитарных наук - ощущается и встречный интерес к герменевтике со стороны различных дисциплин гуманитарной сферы, поскольку в науках гуманитарного цикла ощущается затянувшийся методологический кризис. Пересматриваются методологические ориентиры, успевшие стать традиционными, но оказавшиеся бессильными дать ответ на обращенную к их основаниям критику (выразительный пример и классический в своей выразительности - спор мар

частью все исследователи, смотря по своей точке зрения, ограничивали эту область той или другой стороной.» Милль Д.С. Система логики. СПб.-М, 1878. C.V-VI. 2150 Милль Д.С. Система логики. СПб.-М, 1878. C.XV- XVI. ксизма и структурализма в литературоведении, начатый еще в 60-е годы XX столетия).

Этот процесс пересмотра ориентиров затронул и область философской рефлексии искусства - эстетику. Современная эстетика активно полемизирует с традицией и активно отзывается на вызовы времени291. Философская литература последние четверти XX столетия и начала нынешнего демонстрирует резкий всплеск интереса к методологическим проблемам эстетики292 (равно как и других «классических» философских дисциплин - в частности, этики)293. Современные исследователи расходятся во мнениях по вопросу оценки продуктивности традиции, высказываясь как за сохранение преемственности, так и против - «симптом борьбы с теорией»294) Эти исследования интересны именно тем, что, сосредотачиваясь на выявление философских оснований формирования той или иной эстетической теории, их авторы стремятся показать все многообразие философских и эстетических стратегий. В ряду этих разработок законное место занимают попытки очертить контуры герменевтической культурологии, т.е. теории культуры, построенной на принципах, сформулированных философской герменевтикой.295

Причем если еще совсем недавно большинство исследователей соглашалось с постмодернистским тезисом о неприемлемости разговоров о методе, и

291

Русскому читателю известна только статья Х.Г.Гадамера «Актуальность эстетического», которая представляет собой его реплику в дискуссии по актуальным вопросам эстетики . Полностью эта дискуссия представлена в сборнике статей иод тем же заглавием (Die Aktu-alitat des Asthetischen), на русский язык остальные доклады не переведены, поэтому сложно составить себе общее представление о спектре высказанных в ходе дискуссии подходов и точек зрения Характерным примером этого может служить серия сборников «Poetik und Hermeneutik», продолжавшаяся с конца 60-х до середины 90-х годов. Русскому читателю, к сожалению, этот материал до сих пор мало доступен. Презентацией авторов, на протяжении ряда лет участвовавших в этом проекте, для русскоязычной публики можно считать сборник статей «Немецкое философское литературоведение наших дней», изданный в 2001 году в издательстве СПбГУ. Но если логика организации серии «Poetik und Hermeneutik» была такова, что каждый новый сборник статей был посвящен новой теме (всего издано 13 выпусков), то в русском сборнике под одной обложкой представлены переводы статей из разных выпусков, что создает пестрое и дезориентирующее впечатление. Из более ранних публикаций можно отметить усилия журнала «Новое литературное обозрение», который дважды представлял свои страницы авторам проекта «Poetik und Hermeneutik» - в 1995 году публиковались главы из книги Х.Р.Яусса «История литературы как провокация литературоведения», годом позже - главы книги В.Изера «Имплицитный читатель»

293

Например, сборник «Актуальность эстетического»

294

Можно сослаться в этой связи на переведенные на русский работы Поля де Манна (Поль де Манн. Борьба с теорией. // Новое литературное обозрение. № 23. 1997) и Харольда Блюма (например, его статью «Страх влияния: теория поэзии» в Новом литературном обозрении, №20 за 1996.

295 К сожалению, па русском языке таких работ очень немного. Среди них: Зиеь А.Я., Ста-фецкая М.П. Обострение интереса к смысловой интерпретации искусства и методологические искания герменевтики. / Теории, школы, концепции. М., 1989; Стафецкая М.Г1. Герменевтика н рецептивная эстетика в ФРГ / зарубежное литературоведение 70-х годов. Эти работы скорее обозначает проблему, чем раскрывает ее. это было преобладающей точкой зрения, то в последнее время стало набирать силу и другое направление, тяготеющее к вышеозначенной методологической рефлексии и в некоторой степени к философской классике. Примерами таких работ в немецкоязычной философской литературе, традиционно не теряющей интереса к методологическим проблемам, могут служить изыскания Вольфганга Велша , посвященные философии постмодерна и контурам эстетики в современном философии296, Ханса-Роберта Яусса по герменевтике и пробле

297 г мам методологии в литературоведении и эстетике , серия работ, красноречиво озаглавленная "Актуальность эстетического" ("Die Aktualitat der Asthetischen") и целый ряд других.

В отечественной литературе можно проследить аналогичные процессы. Многими отмечается, что работы крупнейших русских мыслителей начала века читаются сейчас необыкновенно современно, даже как написанные на злобу дня. И это не результат какого-то мистического совпадения мыслей, а возвращение к искусственно прерванной традиции, которая, тем не менее далеко не исчерпала своего потенциала. То, на чем хотелось бы остановиться в данной работе - это генетическая взаимосвязь (общность философских позиций) указанных выше современных дискуссий о методологии гуманитарного знания с подобными же дискуссиями "классиков" русской философии.

Однако в более современный работах, посвященных данной теме, обращает на себя внимание складывающаяся тенденция возврата к таким, казалось бы, отвергнутым и сданным в архив категориям анализа, как эстетическая сфера, эстетический субъект. Показательно звучат уже названия некоторых из работ - "Актуальность эстетического"298, "Границы эстетического: иной порядок"299, "Эстетическое как ключевая категория современности"300.

3.1.1.17 Харольд Блюм

В том же ключе ревизии традиционной эстетики Х.Блюм говорит о «Контр-Возвышенном», которое должно занять подобающее место, заменив традиционные категории эстетики и критики,301 поскольку автора более не удовлетворяют тупики «формальной критики, голого морализирования, в которое выродилась архетипическая критика, и антигуманистический плоский мрачности всех тех течений европейской критики, которые уже, должно быть,

296 См., напр.: W.Welsch. Asthetische - Schlusselkategorie der Moderne?// Die Aktualitat des Asthetischen; W.Welsch. Moderne Postmoderne.

297

Хансу Роберту Яуссу повезло с переводами на русский язык, наверное, больше других его немецких коллег. За последние несколько лет вышло уже три перевода его работ, причем одна из них - отрывок его фундаментальной работы «История литературы как провокация литературоведения».

298 Die Aktualitat des Asthetischen, сборник, 1993.

Bohrer К. Die Grenzen des Asthetischen. Hamburg, 1987. Первый раздел первой главы - Das Universelle der Asthetik - называется "Иной порядок" - Die andere Ordnung.

W.Welsch. Das Asthetische - eine Schlusselkategorie unserer Zeit? // Die Aktualitat des Asthetischen.

301 Блум X. Страх влияния. Карта перечитывания. Екатеринбург. 1998. С. 87 продемонстрировали, что способны добавить к прочтению любого стихотворения любого поэта все, что угодно. Промежуточная глава моей книги, предлагающая самую антитетическую критику из всех ныне существующих, - вот мой ответ на эти современные проблемы» . Среди спектра современных Блюм видит те, что традиционно трактовались герменевтикой и именно в отношении которых герменевтика чаяла стать подспорьем литературной критики - понимание автора художественного произведения и прояснения тех оснований, или правил, которые помогут ему понять его и сделанное им. «Невозможно писать, или учить, или мыслить, или даже читать, не подражая, а то, чему подражаешь, сделано другим, это его писание, или учение, или мысль, или чтение. Ваше отношение к тому, что формирует человека, есть традиция, поскольку традиция - влияние, простирающееся за пределы одного поколения, носитель влияния». Однако, одновременно «литературная традиция начинается, когда новый автор осознает одновременно не только то, что он борется против присутствия предшественника и его образов, но также и то, что он подчиняется чувству места Предшественника по отношению к тому, что было до него»303.

Х.Блюм выстраивает свое видение новой литературной критики, которую с прежней герменевтикой объединяет лишь общность задачи - понимания, но резко разделяют теоретические подходы к ее решению. Однако нам остается лишь доконструировать эстетические построения Х.Блюма, которые должны явиться следствием его позиции. 3.1.2 bi'ju j)

Ближе к нашей цели лежат размышления Карла Борера (Karl Bohrer), который размышляет о построении эстетики на соединении векторов современного взгляда на мир и на искусство и современной эстетики. По мнению Борера, «эстетическое должно . быть понято как предмет герменевтического обихода, но и герменевтика понимается в этом смысле сама как эстетический процесс». Это означает дескриптивность как доминирующую стратегию анализа и особое внимание к повседневности. Памятуя о том, что понятие произведения искусства в современном практике искусствознания предельно расширено, в предельном случае можно говорить даже о слоях залегания породы как произведениях искусства, созданных природой и даже об историчности этих произведений искусства - если понять под историчностью историю отложения этих пластов - саму последовательность залегания, в качестве вывода мы получим, уже знакомый нам из вышеизложенного вывод, что природа и культура более не живут по разные стороны баррикад, природа получает свою «историю». Бо-рер считает, что историзм эстетики не достаточно радикален: «Вплоть до настоящего времени современное мировоззрение отрицает историчность объекта», поэтому, если традиционная герменевтика нацеливается на жизненный мир человека, то современная эстетика должна исследовать жизненный мир

302 Там же. С. 17

303 Блум X. Карта перечитывания. С. 161. всякого своего объекта - даже объект природы нужно окунуть в его жизненный

304 контекст» .

Положительно оценивает влияние герменевтики на современные гуманитарные науки и Фритьоф Роди (Fr.Rodi): в практике гуманитарных наук становятся актуальны наработки «дильтеевской школы»: примат «видения» над проникновением, поскольку дильтеевское «видение» «цепляется» за поверхность, за физиогномику. Проникновение глубже равнозначно для него надрыву формы. Поэтому герменевтический ход может выглядеть теперь так: «Не разрывать вещи или лишать их кожи», а оставить их как они есть, лишь смотреть, лишь видеть гештальт, толковать «лицо» вещей в их движении. Структура целого должна стать видимой, и для этого нужен такой способ разделения, который исходит из целого, который господствует во взгляде на нечто, но движется к отдельному артикулированному». С этим вполне согласуется Дильтеевское предложение исследовать целое культуры как мировоззрение, обозначить его доминирующий гештальт и провести один характерный признак эпохи через все сферы культуры305. 3,1.3 Яусс

Однако приведенные примеры схождения эстетики и герменевтики оставляют впечатление, что результат их встречи - скорее отрицательный, чем располагающий к плодотворному синтезу. Герменевтика вызывает в современных теоретиках скорее желание ревизии, чем оценки плодотворности ее наработок. Выгодно отличается на этом фоне исследования предпринимавшиеся на протяжении целого ряда лет Х.-Р.Яуссом. Обратимся лишь к двум из них - его ранней и основополагающей в определении его подхода работе «История литературы как провокация литературоведения»306 и одной из поздних работ - «К проблеме диалогического понимания» . Начнем с первой . Хотя эта работа написана в далеком 1969 году, она по прежнему остается одной из немногих, лишенных недостатка умозрительности теоретических рассуждений, и она впрямую затрагивает интересующий нас вопрос: как меняется облик и практика литературоведения под влиянием смены методологических ориентиров. На уровне эстетики проблема трансформируется в преодоление «классической эстетики imitatio naturae»309. Методологическая альтертанива, кото

304 Karl Bohrer. Die Grenzen des Asthetischen. C.17 - 25.

305 Fr.Rodi. Morphologie und Hermeneutik. Diltheys Asthetik. Stuttgart. Berlin. KOln. 1969. C. 42 -43.

306 "История литературы как провокация литературоведения//Новое литературное обозрение. 1995 г. N 12.

307

Яусс Х.Р. К проблеме диалогического понимания. // Вопросы философии. 1994, № 12. Свои взгляды на данный вопрос Х.Р.Яусс высказывает также в работах "Die nicht mehr schohne Kiinste. Grenzphanomene des Asthetischen". Miinchen. 1968; "Immanente Asthetik -astetische Reflexion" и др., в том числе в статьях выходящей на протяжении многих лет серии "Poetik und Hermeneutik" под редакцией Х.Р.Яусса. На русском языке работа "История литературы как провокация литературоведения" издана в "Новом литературном обозрении" N12 за 1995 г.

Х.Р.Яусс. История литературы как провокация литературоведения // Новое литературное обозрение, N 12, 1995, С.47. рую предлагает Яуее - "Обновление истории литературы требует разрушения предрассудков исторического объективизма и обоснования традиционной продуктивно-изобразительной эстетики принципами эстетики восприятия и воздействия. Историчность литературы заключается не в установленной post festum взаимосвязи «литературных фактов», а в предшествующем понимании литературного произведения читателем. На это редко обращают внимание историки литературы. История литературы традиционно ориентирована на историю шедевров, которая связана с наследием В.фон Гумбольдта, идеей включения в историю лишь тех произведений, которые «позволяют понять мировое историческое развитие человечества». Даже когда была преодолена отсылка к «всеобщей истории духа», ее место заняла «история, понятая как описание эпох»310 Однако это привело к неудовлетворительному результату - «к изучению источников в гипертрофированных масштабах и растворило специфическое своеобразие литературного произведения в бесконечном сплетении раз

311 личных «влияний»» . Возникло противоречие между герменевтическим путем, понимаемым как необходимостью «прежде, чем представить прошлую эпоху.выбросить из головы все, что он знал о позднейших исторических событиях», концепцией «вчувствования» и требованием объективности позиции критика. Альтернативу вчувствованию предлагала концепция исторического материализма, которая также не решала проблемы сохранения истории литературы именно как литературного, а не только как общественного явления. Казалось бы, выход из этого затруднения предлагается «формальной школой», которая отбрасывает «объективный дух» целостной эпохи . как метафизическую спекуляцию» и сосредотачивается на том факте, что «в литературе каждой эпохи одновременно сосуществуют многие школы»312. Однако то, что не устраивает Яусса в такой альтернативе - совершенное забвение в ней роли читателя, истории не написания произведения, а его последующего бытования в культуре. В этом пункте слабы обе вышеназванные позиции: «Ортодоксальная эстетика марксизма рассматривает — если вообще рассматривает — читателя точно так же, как и автора: интересуется его социальным положением, либо стремится разместить его в тех или иных слоях и срезах изображенного общества. Формальной же школе читатель необходим лишь в качестве такого воспринимающего субъекта, который, следуя указаниям в тексте, должен осуществлять различение формы и обнажение приема»313 Взамен этому Яусс предлагаю историю литературы, понятую как диалог: «Эти отношения раскрываются во взаимосвязи сообщения и воспринимающего его адресата, в соотношении вопроса и ответа», а «обновление истории литературы потребует разрушения предрассудков исторического объективизма и обоснования традиционной продуктивно-изобразительной эстетики принципами эстетики восприятия и воздействия»314. Историк литературы, прежде чем он поймет и оценит произведе

3,0 Там же., С. 43

311 Там же. С. 45.

312 Там же. С. 54.

313 Там же. С. 55.

3,4 Там же, С. 56 - 57. ние, сначала должен стать читателем. Иными словами, вынося суждение, он должен осознавать современность своей позиции в историческом ряду читателей"315. Предлагаемая Яуссом стратегия позволяет соединить "наработки" философской герменевтики (например, категорию "предпонимания") с реальной практикой литературного анализа посредством оценки зрительских (читательских) ожиданий. Это сохранит, по мнению Яусса литературность литературы и специфику филологической критики, не подменяя ее методами иных наук, поскольку «филологическое знание всегда связано с интерпретацией, целью которой должно быть осознание и описание актов познания своего предмета как момента нового понимания»316, а с другой стороны - позволяет избежать упреков в психологизме с помощью обращения к «горизонту ожидания, конструирующему литературный опыт современных и последующих читателей,

317 критиков, авторов». Как справедливо отмечает Яусс, «литературное произведение, в том числе и новое, не появляется в информационном вакууме как абсолютное новшество, оно настраивает свою публику на вполне определенный способ рецепции при помощи сообщений, открытых или скрытых сигналов, знаковых признаков или имплицитных указаний». Таким образом, Яусс стремится синтезировать позиции марксистски и структуралистски ориентированной эстетики в своей эстетике воздействия, и успешно использует при этом в багаж герменевтической философии. Его категория «горизонта ожидания» сопоставима с герменевтической категорией «предпонимания», а решение проблем объективности полученных результатов идем в том же русле, что и герменевтические представления об объективности понимания. ■■

Интересно заметить, что Яусс, так же как и Х.Блюм, обращает внимание на в общем-то схожие феномены, однако делает из них совершенно различные выводы, в том числе и о плодотворности обращения к традиции герменевтической философии.

Предложенная Яуссом концепция не предлагает ревизии концептов традиционной эстетики - «вкуса», «прекрасного», а дополняет их новыми смыслами. «Горизонт ожидания» коррелирует с понятием вкуса, а «прекрасное» сохраняют свою значимость, но с иными акцентами. «Познавательное значение искусства в смене эпох не утратилось» - цитирует Яусс Гадамера. «Произведение искусства может быть посредником в познавательном процессе и не описываться при этом платоновской схемой», - полагает Яусс, - «а указывать на будущий опыт, предлагать воображаемые модели видения и поведения, со

11Я держать ответ на новые вопросы»

Реконструкция горизонта ожидания «позволяет увидеть герменевтическое отличие прежнего и нынешнего понимания произведения.и ставит под сомнение платонизирующую догму филологической метафизики - мнимую очевидность того, что поэзия присутствует в литературном тексте вне времени.

315 Там же, С.57.

316 Там же, С.58.

3,7 Там же, С. 59.

318 Там же, С. 70. что ее объективный, раз и навсегда данный смысл постоянно и непосредственно доступен интерпретатору»319В заключении хочется сформулировать некоторые выводы: в философско-эстетической литературе последних лет идет интересная и содержательная дискуссия по методологическим проблемам в гуманитарных науках. Она позволяет утверждать, что наметилась тенденция не к отказу от багажа, накопленного классической метафизикой и в частности классической эстетикой, а к переосмыслению его в контексте современных методологических стратегий.

Во второй из указанных работ - статье «К проблеме диалогического понимания» Яусс развивает намеченную ранее концепцию. Как он замечает, чтобы представить себе эту динамику, интересно «кратко обрисовать развитие литературной герменевтики в так называемой Констанцкой школе: ее эстетическая и историческая теория, первоначально ориентированная гга проблемы восприятия или воздействия, развилась в результате в теорию литературной

320 коммуникации» , однако многие моменты остались неизменными, среди них проблема «опыта искусства», которая выступала как центральная и в ранней работе, и в этой статье. Опыт искусства влечет за собой понятие «эстетической практики, которая лежит в основе всех манифестаций искусства как производящей (поэтика), воспринимающей (эстетика) и коммуникативной деятельности (катарсис)»321

Герменевтическая рефлексия и семиотический анализ конкурируют сегодня как методы понимания временггой дистанции далекого нам текста. Оба, однако, не располагают событийной гарантией понимания: ни смысловой континуум истории воздействий, ни универсальность семасиологических систем не могут дать ее»322.

Исследования Яусса показывают, что литературная герменевтика стремиться расстаться с созерцательностью и отказаться от субстанционального понятия произведения искусства. Современная теория и практика искусства придерживается скорее концепции «открытого произведения»: «для автора продукт его эстетической деятельности никогда не может быть полностью завершенным; завершенное произведение является более иллюзией воспринимающего», а такой взгляд открывает широкие возможности перед герменевтикой.

Яусс находит интересные точки пересечения между наработками литературной герменевтики и диалогической концепцией М.М.Бахтина: «диалектика вопроса и ответа становится герменевтическим инструментом: необходимо превышать собственный горизонт, чтобы узнать горизонт другого и опять начать диалог с текстом, который сможет ответить вновь, только если он будет спрошен. Ведь не каждый поэтический текст имеет герменевтическую струк

319 Там же, С. 66.

320

Яуее Х.Р. К проблеме диалогического понимания. // Вопросы философии. 1994, № 12. С.

97.

321 Там же.

322 Там же, С. 98. туру как ответа, что показывает прежде всего случай лирики, которую Бахтин определил как медиум слова без свидетеля между собой и миром»323

Некоторым образом эстетическое и не исчезало вовсе с научного горизонта, однако постоянно ставилось под сомнение основание его выделения.

324

Поль де Ман обозначил этот «симптом» как «борьба с теорией» .

Завершить это исследование хочется следующим общим итогом. Если согласиться с признанием продуктивности философских интуиций, высказанных представителями герменевтической философии, то одной из важнейших среди них можно считать концепцию «реального знания». Можно видеть, что продолжением этой же традиции является разработка проблематики «логики истории», «металогики» как ее характеризует в своем фундаментальном исследовании об историзме Эрнст Трёльч . Важнейшая общая особенность герменевтической методологии и «реальной», или «исторической» логики в этом смысле - в учении о различном характере абстракции и зависимости ее характера от обобщаемого материала. Поэтому иначе реальную логику называют содержательной. Абстрагирование в исторической логике не противостоит формально однородному многообразию материала, а предшествует как принцип отбора (например, на основании ценностных предпочтений) «постижению действительности пережитого» исторического целого. Характер такого абстрагирования в конкретных культурологических науках по преимуществу бессознателен и может быть post factum реконструирован исторической критикой.

Герменевтика в той ее форме, как она сформировалась на рубеже XVI11 b XIX столетия, не дала окончательных общепринятых ответов на запросы не только конкретных наук культурологического цикла, но и философской теории. В традиции философии культуры, примыкающей к неокантианству, и в феноменологии, главным образом у Гуссерля, затем у Н.Гартмана, эта проблематика снова становится предметом анализа, и решения на этот счет снова далеки от однозначности. В связи с этим понятия, или категории, оказываются сами или «определяемыми целью познания искусственными приемами» (Зим-мель), или необходимо видеть в них «трансцендентально-логическое формальное создание предмета мышлением при смутном отношении к материалу образования понятия» (Виндельбанд и Риккерт), или следует исходить из возможности сущностного созерцания реальности в интенциональном отношении (Гуссерль и, по видимому, Шпет, когда говорит о социальной реальности и понятии как ее простейшем элементе), наконец, можно рассматривать понятия как самопознание творящего исторического разума (исторически изменчивое, но антропологически обусловленное), как у Гегеля и Кроче326

По-видимому, проблематика логики истории привела к проработке особого рода логических исследований, «логики понятий» наряду с «логикой суж

323 Там же, 106.

324 Поль де Ман. Борьба с теорией // Новое литературное обозрение, № 23. 1997 Трёльч Э. Историзм и его проблемы. М., 1994.

326 Об этом: Трёльч Э. Историзм и его проблемы. М., 1994. С.30-31 дений». Понятие, если понимать его в строгом смысле, не может быть индивидуальным (поскольку понимается только как соотносительное, проблематика Платона). В этом отношении «понятие значительно менее устойчиво, чем суждение и умозаключение»327 В понятии, если расширить этот термин и на сферу духа, «не составит трудности признать абстракцию, сохранившую значительный неистребимый остаток созерцания»328 О созерцании просится раскрыть подробнее.

Исторический аргумент здесь оказывается весьма показательным. Не случаен вывод, сформулированный Трельчем, который в существенных моментах коррелирует с темой данной диссертации: «чисто созерцательной науки не существует ни в области природы, ни в области истории, ни по мотивам, ни по результатам. Чистое созерцание Спинозы завершилось этикой, чистая теория Канта хотела потеснить знание, чтобы освободить место вере. Чистое естествознание оказалось на службе техники»329

Близость результатов, обнаруженных нами в исследовании герменевтической методологии романтической эпохи снова ставит в повестку дня проблему отказа от негативной оценки романтической традиции. Критика романтической интенции в логике истории на том основании, что она, якобы, основывается на абстрактном понятии человеческой природы, попадает мимо цели: «вновь обретает силу идея человечности и гуманности. Но она уже не чисто абстрактна и всеобща, не конструирована из общего процесса, а представляет собой продолжение конкретно индивидуальной определенности из самой себя в сторону приближения к общезначимости или чистой человечности»

327 Трельч Э. Историзм и его проблемы. М., 1994. С.34.

328 Трельч Э. Историзм и его проблемы. М., 1994. С.34

329 Трельч Э. Историзм и его проблемы. М., 1994. С.65

Список литературы диссертационного исследования кандидат философских наук Ананьева, Екатерина Михайловна, 2006 год

1. Бсрковский Н.Я. Романтизм в Германии. СПб., 2001

2. Блюм X. Страх влияния: теория поэзии / Новое литературное обозрение. № 20. 1996

3. Вайнштейн О. Язык романтической мысли. М. 1994.

4. Васильева Т.В. Проблема герменевтического метода в современной буржуазной философии // Философские науки. 1980. № 4.

5. Вашестов А.Г. Фридрих Шлейермахер: теолог философ - педагог //Современные зарубежные исследования немецкой классической философии. М., 1989, Вып. 3.

6. Габитова P.M. «Универсальная» герменевтика Фридриха Шлейермахера // Герменевтика: история и современность. М., 1985.

7. Габитова P.M. Философия немецкого романтизма: Гельдерлин. Шлейермахер. М., 1989.

8. Гадамер Г.Г. Истина и метод. М., 1988

9. Гайм Р. Романтическая школа. М., 1891

10. Гайм Р. Вильгельм фон Гумбольдт. М., 2004

11. Гайденко П.П. Хайдеггер и современная философская герменевтика // Новейшие течения и проблемы философии в ФРГ. М., 1978.

12. Гайденко П.П. От исторической герменевтики к «герменевтике бытия»: Критический анализ эволюции М.Хайдеггера // Вопросы философии. 1987. № 10.

13. Гайденко П.П. Философия Фихте и современность. М., 1978.

14. Гегель. Феноменология духа. СПб., 1994о

15. Гегель Г.В.Ф.Иенская реальная философия// Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет в двух томах. Т.1

16. Герменевтика: история и современность. М., 1985.

17. Грешных В.И. Ранний немецкий романтизм: фрагментарный стиль мышления. Л., 1991.

18. Гуссерль Э. Философия как строгая наука. Новочеркасск. 1994.

19. Дильтей В. Наброски к критике исторического разума //Вопросы философии. 1988, №4.

20. Дильтей В. Категории жизни //Вопросы философии. 1995, № 10. Дильтей В. Сон: Воображение поэта. Элементы поэтики //Вопросы философии. 1995, №5.

21. Дильтей В. Описательная психология. М., 1924.

22. Дильтей В. Сущность философии // Философия в систематическом изложении В.Дильтея, А.Риля, В.Освальда и др. СПб., 1909.

23. Дильтей В. Типы мировоззрения и обнаружение их в метафизических системах // Культурология. XX век: Антология. М., 1995.

24. Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб., 1996.

25. Жучков В.А. Из истории немецкой философии XVIII века (предкласси-ческий период). М., 1996

26. Иу^/ И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М.,

27. Коткавирта Ю. Философская герменевтика Х.-Г.Гадамера. //Герменевтика и деконструкция. СПб., 1999

28. Кузнецов В.Г. Герменевтика и гуманитарное познание. М., 1991.

29. Кузнецов М.М. Проблема соотношения философии и языка в философской герменевтика Х.-Г.Гадамера. М., 1984.

30. Кузнецов М.М. Проблема сознания в философской герменевтике Г.-Г.Гадамера // Проблема сознания в современной западной философии: Критика некоторых концепций. М., 1989.

31. Малахов B.C. Концепция понимания Г.-Г.Гадамера. // Историко-философский ежегодник. М. 1987.

32. Малахов B.C. Понятие традиции в философской герменевтике Г.-Г.Гадамера // Познавательная традиция: Философско-методологический анализ. М., 1989.33. де Ман П. Борьба с теорией. // Новое литературное обозрение. № 23. 1997

33. МилльД.С. Система логики. СПб.-М, 1878

34. Михайлов А.А. Современная философская герменевтика. Минск. 1984.

35. Михайлов И.А. Ранний Хайдеггер.М., 1999.

36. Муретов. Экзегеты-филологи и Шлейермахер // Богословский вестник, 1892, август.

37. Немецкое философское литературоведение наших дней. СПб., 2001

38. Новейшие течения и проблемы философии в ФРГ. М. 1978.

39. Потепа М. Этика и герменевтика у Шлейермахера.//Герменевтика и деконструкция. СПб., 1999ю

40. Ракитов А.И. Опыт реконструкции концепции понимания Фридриха Шлейермахера//Историко-философский ежегодник. М., 1988.

41. Рикёр П. Герменевтика. Этика. Политика. М. 1995

42. Рикёр П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М. 1995

43. Роди Ф. Герменевтическая логика в феноменологической перспективе // Логос. № 7. 1996.

44. Роди Ф. Трансцендентальная и философская герменевтика // Вестник РГГУ, № 3. 1996.

45. Рорти Р. Философия и зеркало природы. Новосибирск, 1997.

46. Савваитов П. Библейская герменевтика. СПб., 1887.

47. Франк С.Л. Живое знание. Личность и мировоззрение Фр. Шлейермахера. Берлин, 1923.

48. Хайдеггер М. Бытие и время. М. 1997.

49. Шевченко А.К. Проблема понимания в эстетике. Киев, 1989.

50. Шеллинг В.Й. Философские письма о догматизме и критицизме// Шеллинг В.Й. Сочинения в двух томах. Т.1.

51. Шлейермахер Ф.Д. Речи о религии. Монологи. Спб. 1994.53