Этнонимическая лексика в устном народном поэтическом творчестве тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.01, кандидат филологических наук Березкина, Елена Сергеевна

  • Березкина, Елена Сергеевна
  • кандидат филологических науккандидат филологических наук
  • 2001, Курск
  • Специальность ВАК РФ10.02.01
  • Количество страниц 255
Березкина, Елена Сергеевна. Этнонимическая лексика в устном народном поэтическом творчестве: дис. кандидат филологических наук: 10.02.01 - Русский язык. Курск. 2001. 255 с.

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Березкина, Елена Сергеевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. ЭТНОНИМИЧЕСКАЯ ЛЕКСИКА С ОБЩИМ ЗНАЧЕНИЕМ «СВОЁ».

§ 1. Лексика, характеризующая русский мир.

§ 2. Лексика, обозначающая пограничный мир.

ГЛАВА II. ЭТНОНИМИЧЕСКАЯ ЛЕКСИКА С ОБЩИМ ЗНАЧЕНИЕМ «ЧУЖОЕ». ВОСТОЧНЫЕ ЭТНОНИМЫ И ОБРАЗОВАНИЯ ОТ НИХ.

§ 1. Лексемы с общим значением «чужое».

§ 2. Лексемы со значением «обобщенно или неопределенно восточное"».

§ 3. Номинанты этносов Крыма и Кавказа.

§ 4. Номинанты этносов Западной Азии.

§ 5. Номинанты этносов Восточной и Средней Азии.

§ 6. Номинанты этносов Северной Азии (Сибири).

ГЛАВА III. ЭТНОНИМИЧЕСКАЯ ЛЕКСИКА С ОБЩИМ ЗНАЧЕНИЕМ «ЧУЖОЕ». ЗАПАДНЫЕ ЭТНОНИМЫ И ОБРАЗОВАНИЯ ОТ НИХ.

§ 1. Лексика группы «германский мир».

§ 2. Лексика группы «романский мир».

§ 3. Лексика группы «западнославянский мир».

Рекомендованный список диссертаций по специальности «Русский язык», 10.02.01 шифр ВАК

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Этнонимическая лексика в устном народном поэтическом творчестве»

У человеческого познания два основных диаметрально противоположных вектора: в себя и вовне. Какой из двух является доминантным, трудно сказать. Человек оказался таким же непознаваемым, как и вселенная. Но это непознаваемость вовсе не обесценивает процесса познания, а напротив - стимулирует его. Если с эпохи Нового времени идолом человека стал технический прогресс, который в XX веке привел к появлению громкой аббревиатуры НТР, то в настоящее время всё отчетливее становится стремление человека понять себя, раскрыть свою природу, разгадать феномен души и духа, прийти в согласие с самим собой. Показателем этого является антропоцентрическая направленность всей современной науки. Человечество вернулось к пониманию того, что важно знать, откуда ты родом, кто твои предки, - не для того чтобы разорвать связи с современностью, а чтобы укрепить их с прошлым. О значимости прошлого для каждо го человека ярко написал Б. Васильев: «. .Корневая система каждого человека бесконечно велика, представляя собой арифметическую прогрессию с множителем «2». У каждого из нас ДВА родителя (отец и мать), ЧЕТЫРЕ (2+2) деда + бабки, ВОСЕМЬ пра., ШЕСТНАДЦАТЬ прапра., ТРИДЦАТЬ ДВА прапрапра. и так далее. Корни человека значительно больше его кроны. Из всех живых существ только человек есть фактор исторического развития, исторического отбора, исторического прогресса. Человек связан с прошлым плотью и кровью, а не только памятью, потому-то невольно думается и думается о нём - о прошлом, о собственных корнях, о миллионах личных предков, которые возрастили тебя, удобрив свою почву, на которой и проросло твоё собственное «я». Если у тебя есть

Ф прошлое, есть твои прапра., ты явление истории, ты дитя истории, её непременное составляющее, ступенька в завтра. И давайте вспоминать, иначе мы просто так и не поймём, кто же такие - мы.» [Васильев 1989: 22-23].

В начале XX века в науке о языке одним из динамично развивающихся направлений стала антропологическая лингвистика, одной из центральных задач которой является стремление выявить, каким предстает сам человек в языковой единице, языковых построениях, в самом строе языка, который им создан и которым он пользуется [Караулов 1995].

Проблема человека в языковом микрокосме предстаёт в двух ипостасях: язык и индивид, язык и этнос.

Современная наука постулирует положение о том, что язык, будучи важнейшим средством общения людей, служит необходимым условием возникновения этнической общности. Известно, что народ формируется как языковая группа. Именно поэтому названия народа и языка совпадают. Важнейшим признаком нации является язык; чувство родного языка -пример проявления этнического характера языка. Чрезвычайную привязанность человека к родному языку объясняют тем, что у каждого народа существуют неповторимые ассоциации образного мышления, обусловленные своеобразным наполнением каждого слова языка. Они закрепляются в языковой системе и составляют национальную специфику [Хроленко 1996: 91, 94-95]. Этническое самосознание базируется прежде всего на родном языке, следовательно, анализ языка - благодатная почва для исследования менталитета того или иного народа.

Выявление взаимосвязи между языком и ментальностью индивида и этноса является фундаментальной задачей антропологической лингвистики.

Под ментальностью (менталитетом) понимают «образ мыслей, совокупность умственных навыков и духовных установок, присущих отдельному человеку или общественной группе» [БЭС 1991: 1: 794].

Выявление ментальной картины русского народа интересовало ещё

В.О. Ключевского, который отмечал необходимость выработки приборов, приёмов и привычек самонаблюдения и самосознания, аналитического сведения разрозненных наблюдений в целостное представление. Проблема эта решается и по сей день. По мнению А.Ю. Большаковой, российская отсталость в плане ментального самосознания сказывается в неразработанности таких привычных для западного ума категорий, как National identity (национальная самоидентификация, самосознание), Russianess (русскость), National character (национальный характер), National idea (национальная идея). Практическое исследование этих или сходных проблем в России оборвалось после революции и продолжалось лишь в кругах эмиграции (см., напр., труды Г.П. Федорова). «Аксиоматичность официальной идеологии в Советской России подавила живое исследование русского менталитета как определённого образа мышления и чувствования в его целостности и единстве многообразия» [Большакова 1994: 8].

В последнее десятилетие проблема отечественного менталитета в России снова была вызвана к жизни. По-видимому, понадобилась историческая и духовная опора в обстановке деидеологизации и выработки «новой идеологии». Национальное мировоззрение, национальный характер вызвал вспышку интереса и несколько стихийные попытки изучения. И это закономерно, если принять во внимание общепризнанную стихийность, иррациональность российского ментального стиля, преобладание дологических образных форм мышления над понятийными [Большакова 1994: 8].

В 70-е годы нашего века, когда слово «менталитет» ещё не было столь применяемо, это же понятие обозначали как «духовная культура». Так, в статье К.В. Чистова «Этническая общность, этническая сущность, этническое сознание и некоторые проблемы духовной культуры» читаем: «Духовная культура - это практическое проявление коллективной психологии этнической общности, система форм её сознания и самосознания. Именно поэтому своеобразие отражения этнических процессов в области духовной культуры определяется помимо иных факторов теснейшей связью большинства форм духовной культуры с языком» [Чистов 1972: 80]. Далее автор подчеркивает, что только более или менее развитым профессиональным формам духовной культуры (народным знаниям и науке, фольклору и литературе, народному искусству и профессиональному искусству, верованиям и теологии, бытовым обрядам и т.д. и т.п.) удается выработать действительно обобщенные формы, обретающие значение для всего этноса. Именно они играют весьма важную роль в формировании этнического сознания современных наций и в процессе выработки однотипности форм духовной жизни этноса.

В.Д. Захаров, рассуждая о проблеме происхождения и жизни этносов, замечает, что «нет жизни этноса без его ментальности». «Менталь-ность (лат. mens - дух), в соответствии с древнехристианским принципом трихотомического деления человека на тело, душу и дух, можно определить как всю область человеческого бытия, противостоящую его соматической (телесной) основе. Ментальность существует как у отдельных индивидов, так и у этносов <.> Ментальность этносов на уровне подсознания названа Л. Гумилевым генетической памятью. На уровне подсознания ментальность проявляет себя в сфере необходимости как разум, в сфере свободы - как воля. Наконец, на уровне сверхсознания (ноосфера; святость и аскетика; художественное творчество) ментальность противостоит не только соматической основе жизни, но и душевной <.> Ментальность -это сверхприродная онтологическая основа этноса» [Захаров 1995: 49-50].

Ментальность (или менталитет) - это относительно целостная совокупность мыслей, навыков духа, которая создаёт картину мира и скрепляет единство культурной традиции или какого-нибудь сообщества. Ментальность отличается от общественных настроений, ценностных ориентаций и идеологии тем, что она восходит к бессознательным глубинам психики и не рефлексируется сознанием. Ментальность - это общее, что рождается из природных данных и социально обусловленных компонентов и раскрывает представление человека о мире [Гуревич 2000: 238, 240, 241].

В образном виде менталитет можно представить строительной Ц конструкцией, фундамент которой - сфера «коллективного бессознательного», а крыша - уровень самосознания индивида. Структуру менталитета образуют «картина мира», «стиль мышления» и «кодекс поведения» [Усенко 1994: 4].

С ментальностью связана идея картины мира. Восходящее к гипотезе Сепира-Уорфа положение о том, что в языке находит отражение «наивная» модель мира (картина мира), в настоящее время перешло в разряд общепризнанных. Картина мира «фиксирует потребность человека в наглядном представлении о мире» [Микешина 1982]. Она «несёт в себе черты своего создателя, отражает специфику человеческого способа миропонимания, также она космологична, т.е. представляет собой глобальный образ мира»

Никитина 1995: 71]. Под картиной мира в современной лингвистике noil нимается «целостный, глобальный образ мира, который является результатом всей духовной активности человека, всех его контактов с миром, предметно-практической деятельности, создания, умопостижения мира» [Серебренников 1998: 19] и который «формируется в процессе синтеза результатов познавательных и оценочных процессов» [Залевская 1990: 171]. Ведь всё, что окружает человека, воспринимается им как ценность, познаётся, оценивается с существующей ценностной картиной мира. Чтобы оценить объект, человек должен «пропустить его через себя: природа оценки отвечает природе человека» [Арутюнова 1988: 58].

По определению JI.A. Шестака, картина мира есть вербализованное представление языковой личностью и коллективом в целом строения и Щ функции окружающего мира, существующего в данный момент порядка вещей, его оценки [Шестак 1996: 113-114]. Картина мира вербализирует концептуальный, тезаурусный уровень языковой личности [Караулов 0

1987], используя как лексику, так и грамматические категории [Серебренников 1998], средства как первичной, так и вторичной номинации с соответствующим семным фоном оценок, социальных сведений, культурно-исторических ассоциаций, фоновых знаний и пр. Концептуально и в значительной мере вербально картина мира членится оппозициями свой / чужой (выделено нами - Е. Б.), сакральный / светский, природа / культура, нынешний / прежний и пр. Картина мира фасеточна, прагматична и имеет ярко выраженный аксиологический, нормализующий характер [Вежбицкая 1997].

Н.Ю. Шведова, рассуждая о языковой картине мира, пишет, что «в центре всего изображаемого словом стоит человек - он сам и всё то, что воспринимается им как его окружение, сфера его бытия» [Шведова 1999: 14].

В.В. Виноградов в отечественной лингвистике явился автором понятия языковой личности, ставшего несвоевременным в эпоху «бесчеловечной» лингвистики и вновь привлекшего внимание в последние годы [Караулов 1987; Язык и личность 1989]. Названное понятие отражает общую тенденцию в социальных и гуманитарных науках. Само же понятие личности, в частности, языковой личности, может прилагаться как к отдельному определённому индивидууму, так и к титуированному образу как воплощению национального сознания [Караулов 1987]. Недаром Н.С. Трубецкой ещё в 1927 г. указывал, что понятие личности - одно из самых важных в исследовании культуры, что личностью является не только отдельный человек, но и народ [Трубецкой 1987].

Как известно из психологии, главным признаком личности является сознание и самосознание. Тогда главный признак языковой личности -языковое сознание и языковое самосознание. Языковое сознание рождает тексты, языковое самосознание - метаязык и метатексты [Никитина 1993: 8].

Языковое народное сознание - воплощение народного миропонимания в языковой форме, в языковых стереотипах, из которых строятся тексты малых и больших жанров фольклора, участвующих в вербальной коммуникации. Таким образом, лингвистический анализ фольклорных текстов и их функционирования входит в сферу исследования народного языкового сознания» [Никитина 1993: 13-14].

Описание народного менталитета через язык и тексты народной культуры С.Е. Никитина считает главной задачей этнолингвистики [Никитина 1993: 3]. Этнолингвистика - новое направление в лингвистике, появившееся в XX веке, рассматривающее спектр проблем в области взаимосвязи языка и этноса. «Этнолингвистика есть раздел языкознания или -шире - направление в языкознании, ориентирующее исследователя на рассмотрение соотношения и связи языка и народного менталитета, языка и народного творчества, их взаимозависимости и разных видов корреспонденции <.> Этнолингвистика изучает язык в аспекте его соотношения с этносом (язык: этнос), <.> учитывает прежде всего специфические - национальные, народные, племенные - особенности этноса», - отмечает в своём исследовании «Язык и народная культура: Очерки по славянской мифологи и этнолингвистике» Н.И. Толстой [Толстой 1995: 27]. В этой же работе автор напоминает о существовании языковой картины мира и о возможности реконструкции древней картины мира на основании материала языка, «правда, специально подобранного и препарированного» [Толстой 1995: 26].

Исследователи в области этнолингвистики отмечают традиционную связь языкознания и этнографии. О необходимости учета этнографических данных в диалектологии писали классики русского языкознания A.A. Шахматов, Н.П. Гринкова, Б.А. Ларин. В трудах Ф. Боаса, Э. Сепира этнолингвистика зародилась как ветвь антропологии в американском понимании этого термина [Герд 1994:123].

Этнический эталон народа - носителя фольклора хранится в устном народном творчестве. Фольклорная картина мира - это особая фольклорная реальность, выраженная с помощью языка традиционного народного творчества, а по образному определению Б.Н. Путилова, это «трансформированный мир действительности» [Путилов 1975: 4]. Наличие фольклорной картины мира у носителей устного народного творчества определяет характер создания, хранения и воспроизведения фольклора [Хроленко 1992:17].

По мнению Е.В. Урысон, перспективным представляется сравнение языковой картины мира с фольклорной, ведь древнейшие представления о мире зафиксированы прежде всего в фольклоре. «Обиходные представления о человеке меняются гораздо быстрей, нежели консервативная, инертная языковая картина мира» [Урысон 1998: 20].

Общепризнано, что одним из наиболее эффективных и информативных способов изучения этнического в языке является создание словарей. В последние годы ведётся интенсивная лексикографическая работа над фольклорным и этнографическим материалом (словари Толстого, Бар-тминского).

Перспективным направлением в этом отношении является изучение языка фольклора, который представляет собой квинтэссенцию того или иного языка. «Читайте простонародные сказки, молодые писатели, чтоб видеть свойства русского языка», - писал A.C. Пушкин [Пушкин 1958: 79]. «Изучение старинных песен, сказок и т.п. необходимо для совершенного знания свойств русского языка» [Пушкин 1958: 172].

В XX веке интенсивно разрабатывались общие вопросы фольклористики (см., например, [Скафтымов 1924; Пропп 1969, 1976; Богатырёв 1962, 1971, 1973; Лихачёв 1979, 1984; Фроянов, Юдин 1997]). Активно начинает изучаться язык фольклора, который становится объектом исследования лингвофольклористики. По определению А.Т. Хроленко, «лингвофольклористика - дисциплина, выделившаяся сравнительно недавно на стыке таких гуманитарных наук, как языкознание и фольклористика. В самом общем виде лингвофольклористику можно определить как область Щ филологических знаний о языке фольклора» [Хроленко 1992: 153]. Разработаны и продолжают разрабатываться различные теоретические и практические подходы к изучению языка фольклора [Евгеньева 1939, 1963; Лазутин 1959; Никитина 1982; 1993, 1996; Оссовецкий 1952,1958,1975,1977, 1979; Артёменко 1974, 1977, 1978, 1985, 1988, 1994; Хроленко 1974, 1976, 1979, 1981, 1983, 1984, 1990, 1991, 1992, 1998; Мальцев 1989; Петенёва 1974,1989, 1991; Селиванов 1984].

Проблемами языка фольклора сегодня занимается широкий круг ученых, существует несколько «своеобразных центров лингвофольклори-стики, для которых языковедческая проблематика является преобладающей» [Хроленко 1992: 156].

В Курском госпедуниверситете в настоящее время ведётся работа над составлением Словаря языка русского фольклора. Данный словарь «не просто факт отечественной филологии, он своеобразный паспорт русского этноса, беспристрастная картина того, как творчески. вглядывается русский человек в своё сердце, в других людей и окружающий мир, как определяет каждый элемент этого мира, какие качества и действия ставит на первое место» [Хроленко 1994: 3].

Словарь языка русского фольклора - стратегическая цель научных исследований Курской школы лингвофольклористики. Общепризнано, что фольклор представляет собой бесценный материал для изучения культуры народа, его языка и менталитета.

Наше исследование также подчинено общей задаче, решаемой кур-^ ской школой лингвофольклористики в рамках проекта создания Словаря языка русского фольклора (См.: [Хроленко 1997: 6 - 7]).

По мысли А.Т. Хроленко, «каждый фрагмент эпической или лирическои картины мира репрезентируется определенной совокупностью лексем различной частеречной принадлежности. Этот набор лексем мы именуем кластер» [Хроленко 2000: 131]. Кластер - это объединение языковых элементов, обладающих некоторыми общими признаками [Комлев 1995: 57]. Кластерный подход - это лексикографическое описание всех входящих в кластер лексем с параллельным установлением всех связей каждого слова с остальными словами, представляющими один и тот же фрагмент фольклорной картины мира [Хроленко 2000: 131].

Предметом нашего исследования стала этнонимическая лексика (этнонимы и образования от них: отэтнонимические существительные, прилагательные и наречия), представляющая собой кластеры «Чужое» («Чужеземное») и «Своё».

В последнее десятилетие интенсивно обсуждаются категории «своё» - «чужое». Для обозначения данной категории предлагаются термины «отчуждение», «алиенация» [Пеньковский 1989: 54]. «Аллология», «Ксеноло-гия» - дисциплины, изучающие Чужого и Чуждость.

Исследователи говорят о необходимости Чуждого для развития самосознания личности, народа. Ш.М. Шукуров замечает, что «Я» возникло по отношению к «ты». «Я» раздвигает собственные границы благодаря другому и за счет его. В знании «Я» о себе нет ничего, что поначалу не было бы Чужим. Даже язык, поле понятий, способы обращения с ними воспринимаются от Другого как данность, уже созданная Другим прежде. Язык и выраженные им представления осваиваются под действием и принуждением Другого [Шукуров 1999: 9, И].

П.В. Шувалов, рассуждая о «своём» и «ином», пишет: «Иное начинается там, где кончается способность понимать. Переход от «своего» к «чужому» - это выход за пределы привычных и постижимых установок, образов и идей.

Основа различий между «своим» и «иным» лежит в сфере подсозна тельного. Дух культуры определяет пределы «своего» и его границы с чужим. Эти принципы могут быть осознаны не сразу, но под давлением обстоятельств они оказываются увиденными и получают соответствующее осмысление в образах и понятиях «своего» и «чужого» мира.

Иногда «иное» включается в ткань «своего», «сохраняя при этом свою непонятность. Наиболее ярко такая непонятность присутствует в тех случаях, когда соприкосновение «своего» и «чужого» носит внезапный и достаточно интенсивный характер» [Шувалов 1999: 259].

Отмечается, что при взаимодействии с Другим, Чужим существует некий предел заимствования: «У жизненного горизонта, несмотря на всю его динамичность и «упругость», есть некий лимит расширения, превышение которого оказывается фатальным для культуры» [Щукуров 1999: 23].

Большую роль в самоопределении этносов отводят языку. Так, П. Долуханов, пишет, что язык «выступал прежде всего как инструмент групповой стереотипизации поведения, как система кодирования и передачи культурно-семантической информации<.>. Вербальная речь, с момента её возникновения, в большей мере выполняла функции групповой идентификации, отделяя «своих» от чужих» [Долуханов 1999: 352].

Как видим, рассматриваемые нами категории значимы в культурологическом смысле для изучения самосознания и взаимодействия человеческих сообществ и различных типов культур. «Одним из фундаментальных семантических принципов с глубокой древности является членение универсума на два мира - «свой» и «чужой», - утверждает А.Б. Пеньковский и предполагает далее, что категория «чуждости» должна сопрягаться с категорией отрицательной оценки [Пеньковский 1989: 54]. Большую роль противопоставлению «своё-чужое» в ценностной картине мира русского фольклора отводит С.Е. Никитина, которая также утверждает, что своё в фольклорных текстах оценивается как положительное, а чужое - как плохое [Никитина 1992: 92].

Данная семантическая категория актуальна для рассмотрения картины мира того или иного этноса. В процессе вербального кодирования мира языковая личность не только отражает культуру своего коллектива в виде факультативных и потенциальных сем значений слов, но широко использует образы культуры для кодирования реалем. В генетической типологической палитре языковой образности культурологическая образность объёмна, асимметрична по осям своё / чужое (!), нынешнее / прошлое, литература / музыка, живопись / архитектура и пр. [Шестаков 1996: 116].

По мнению Н.Г. Комлева, в каждой национальной группе функционируют стереотипы оценок, относящиеся к собственному народу (аутосте-реотипы). Эти стереотипы являются элементом обязательной системы ценностей и фактором национальной идентификации [Комлев 1996: 85].

А.Б. Пеньковский в статье «О семантической категории «чуждости» в русском языке» говорит о специфике структуры образов «своего» и «чужого» мира, в которых эти два мира представляются мифологическому и мифологизирующему сознанию от древности до наших дней. «Свой» мир, по мысли исследователя, - это мир уникальных, индивидуальных, определённых в своей конкретности и известных в своей определённости для субъекта сознания и речи дискретных объектов, называемых собственными именами. «Свой» мир - это мир собственных имён. В нём и нарицательные имена ведут себя как собственные. «Свой» мир - это мир форм единственного числа со значением единичности. Формы множественного числа - там, где они необходимы, - используются в значении неоднородного множества.

Чужой» мир (в противопоставлении «своему») - это мир этнически и/или хтонически (субстанционально), социально или культурно (и прежде всего религиозно и идеологически) чуждый и враждебный.

Чужой» мир - мир неподвижный, статичный и плоский. Это мир, в котором нет дискретных объектов, и потому он воспринимается нерасчленённо - как речь на чужом языке. Ср.: А приехали мурзы-улановья, Телячьим языком рассказывают. (Древн. рос. стих. собр. Киршею Даниловым.- М., 1938. -С. 99) [Пеньковский 1989].

Абстрагирующая сила этого типа сознания настолько велика, что оно в своём восприятии и оценке элементов «чужого» мира свободно снимает их различительные признаки и, преодолевая время и пространство, не останавливается и перед такими фундаментальными различиями, как национально-языковые и территориально-этнические (ср., например, в русских былинах отождествления типа «тёмна орда - проклята литва») и другие подобные» [Пеньковский 1989: 63].

Рассуждая об этнических стереотипах, В.П. Трусов и А.С. Филиппов в своей статье по данному вопросу приводят цитату из книги американского автора Г. Мерфи Experimental social psychology: «Стереотипы наиболее единообразны по отношению к группам, с которыми наша собственная группа находится или недавно находилась в конфликте; наименее единообразна по отношению к определённым или малоизвестным народам; имеется среднее единообразие по отношению к своей или близким группам» [Трусов, Филиппов 1984: 11].

Н. Шонфилд первым обнаружил «тенденцию взаимосвязи большей информированности с положительной направленностью и меньшей информированностью с отрицательной направленностью».

Э. Рейгротски и Н. Андерсон показали, что увеличению положительной направленности способствует личный контакт с культурой - посещение страны, наличие друзей, владение языком» [Трусов, Филиппов 1984:11-12].

Так как наша работа предполагает попытку рассмотрения отношения русского народного поэтического сознания к своему и чужому, мы постарались осветить проблемы и возможные пути исследования в этой области. Будет интересно сопоставить полученные нами результаты с мнениями авторов, приведёнными в данном параграфе.

Итак, обозначенные выше проблемы антропологической лингвистики, лингвофольклористики и культурологии обусловливают актуальность данного исследования

Объектом нашего исследования стал язык фольклора.

Предметом исследования является фрагмент фольклорной лексики -тематическая группа этнонимов и образования от них, которые в целом мы называем этнонимической лексикой.

Базой эмпирического материала послужили: сборники былин (Онежские былины, записанные А.Ф. Гильфердингом летом 1871 г.; Беломорские былины, записанные А. Марковым; Печорские былины, записанные Н. Ончуковым; былины из книги Древние Российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым; былины из сборника Песенный фольклор Мезени; Русская эпическая поэзия Сибири и Дальнего Востока); сборники лирических песен (Песни, собранные П.В. Киреевским / Вып. I. - Ч. I. Песни необрядовые; Песни, собранные П.В. Киреевским / Новая серия. Вып. II. - Ч. 1 (Песни необрядовые); Великорусские народные песни / Изд. проф. А.И. Соболевским; Халанский М.Г. Народные говоры Курской губернии; Великорусе в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т.п. / Под ред. П.В. Шейна. - Т. 1. -Вып. 1); тексты исторических песен (Исторические песни XVII века; Исторические песни XVIII века; Исторические песни XIX века).

Былина и лирическая песня выбраны нами для анализа по той причине, что это два основных жанра русского фольклора: былина - как представитель эпоса и лирическая песня - как представитель лирики. Историческая песня взята нами как переходный жанр между былиной и лирической песней, сочетающий в себе черты двух названных жанров.

Научная новизна заключается в том, что это первое комплексное исследование этнонимической лексики в фольклорных текстах и попытка отображения восприятия русским народным поэтическим сознанием категорий «своё» и «чужое».

Теоретическая значимость и практическая ценность работы. Исследование способствует решению теоретических проблем лингвофольклори-стики, теории языка, культурологии. Материалы могут быть использованы в лексикографии, курсах современного русского языка, фольклористики и культурологии.

Основные метольт исследования. Предлагаемое исследование носит комплексный характер, а потому потребовало привлечения системы исследовательских методов, методик и приемов, среди которых особенно активно использовались методы описательный и сопоставительный, методика компонентного анализа, метод тотальной выборки. Количественные данные использовались также в качестве показателя какой-либо тенденции -это так называемый симптоматический анализ. Проводилась регулярная проверка по словарям. При исследовании лингвистической стороны текстов устного народного поэтического творчества учитывался фольклористический аспект.

В работе активно использовался предложенный курскими лингво-фольклористами прием аппликации лексикографических «портретов» слова (См.: [Хроленко, Климас, Моргунова 1994: 7 - 11]).

Лексикографический портрет» слова в нашем понимании состоит из шести структурных частей: (1) идентифицирующей; (2) парадигматической; (3) синтагматической; (4) парадигматико-синтагматической; (6) функциональной; (7) дополнительно-информационной.

Идентифицирующая часть состоит из следующих элементов: а) база статьи; б) заглавное слово; в) количество словоупотреблений; г) толкование; д) иллюстрация. Парадигматическая часть включает в себя варианты слова. Синтагматическая часть фиксирует все текстовые связи слова в пределах стихотворной строки или смежных строк. Парадигматико-синтагматическая часть передает ту специфическую связь слова с другими словами в фольклорном тексте, которую исследователи называют «вертикальными связями», ассоциативным рядом, ассоциативным комплексом, дискретно-ритмической конструкцией. Функциональная часть отмечает участие слова в устойчивых поэтических приемах (символ, метафора, сравнение, метаморфоза, параллелизм и т. п.). Подается в форме иллюстрации. Функциональной характеристикой является способность слова входить в состав фразеологизмов (используется принятый в лексикографии знак фразеологизма о). Дополнительно-информационная часть носит факультативный характер. В ней могут быть сообщения: а) о месте бытования лексемы (если это яркая региональная черта); б) об идиолектности (принадлежности к речи одного исполнителя); в) об окказиональности слова или словоформы; г) другая информация. Авторство словарной статьи фиксируется знаком ©.

При составлении словарных статей использовались следующие условные обозначения, предложенные А.Т. Хроленко и М.А. Бобуновой: #: база статьи (корпус лексикографически представленных текстов); заглавное слово (количество словоупотреблений); лтолкование' (где это требуется); иллюстрация; =: варианты акцентные, морфемные и иные, включая диминутивы; в: связи с существительными; А: связи с прилагательными; V: связи с глаголами; № связи с числительными; А(1у: связи с наречиями; /./: ассоциативные ряды; +: дополнительная информация, комментарии.

Отметим, что при реальном лексикографическом описании той или иной лексемы отдельные блоки структуры статьи окажутся пустыми. Это зависит от (1) количества словоупотреблений лексемы; (2) от частеречной принадлежности ее; (3) от ее функции в поэтическом тексте и др. ||| Если лексема представлена всего одним словоупотреблением (или двумя в случае повтора), мы ограничиваемся текстовой иллюстрацией и связи лексемы не описываем, поскольку они очевидны [Бобунова, Хролен-ко 1999: 5-7].

Апробация. Основные идеи и результаты диссертационного исследования обсуждались на заседаниях кафедры русского языка Курского гос-педуниверситета, излагались на аспирантско-докторантских семинарах лаборатории фольклорной лексикографии КГПУ (1998 - 2001 гг.), представлены в материалах научных конференций «Типология фольклорной традиции (актуальные проблемы полевой фольклористики)» (Москва), «Россия и Индия» (Липецк), «Менталитет славян и интеграционные процессы: история, современность, перспективы» (Гомель), «В.И. Даль и парадигма идей современной науки: Язык - Словесность - Самопознание - Культура» (Иваново), «В.И. Даль и восточнославянская наука» (Елец), а также в 4 публикациях [ 1998 - 2001 ].

Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, трёх глав, заключения, приложения, включающего список сокращений, библиографический список, списки этнонимической лексики по жанрам и сборникам, словарные статьи для выбранных нами лексем каждого сборника. Текст изложен на 189 страницах рукописи. Положения, выносимые на защиту

Похожие диссертационные работы по специальности «Русский язык», 10.02.01 шифр ВАК

Заключение диссертации по теме «Русский язык», Березкина, Елена Сергеевна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Описав и проанализировав этнонимы и образования от них в текстах фольклора, мы можем попытаться воссоздать фрагмент языковой картины мира русского этноса, какой она предстает в народном поэтическом сознании, через призму оппозиции «свое - чужое». Этнонимическая лексика в максимальной степени проявляет своеобразие национального менталитета.

В фольклорных текстах трёх жанров нами выявлено порядка пятидесяти пяти этносов, обозначенных либо непосредственно (через этноним), либо с помощью отэтнонимического прилагательного, наречия, названия предмета, образованного от этнонима (черкеска, кабардинка). Выделенная нами этнонимическая лексика указывает на то, что Русь не стояла особняком в межэтнических отношениях средневековья и последующих эпох, а активно в них участвовала. Этому на первых этапах способствовало географическое положение Руси (на пути «из варяг в греки»), благодаря которому русичи были искушенными в дипломатических и торговых делах; принятие Русью христианства, следствием которого стало включение страны в систему государственных, экономических и культурных отношений европейского христианского мира; огромные территориальные владения, соприкасающиеся как с европейским, так и с азиатским миром. По всем этим причинам Русь взаимодействовала со многими этносами. Одни были знакомы по торговым и административным делам {немцы, голландцы, индийцы, азербайджанцы (в фольклорных текстах этот этнос представлен косвенно - через прилагательное шемахинский и его фонетические варианты)), другие были близки территориально {литовцы, поляки, крым-цы), третьи - вследствие принятого христианства {греки) и совершаемых русскими поломничеств {аравийцы, арабы), с четвертыми велась долгая борьба {татары, французы - XIX в., кавказцы.).

Некоторые названия этносов, точнее групп этносов, выступают как обозначение народов не по этническим признакам, а по отношению к христианству. В данном случае оппозиция «свои - чужие» приобретает этно-конфессиональное содержание: бусурмане (нехристиане, мусульмане), ла-тынене (католики).

Зафиксировано также несколько лексем с обобщающим значением «чужое»: иностранный, заморский, нерусский, которые могут обозначать реалии как Запада, так и Востока.

Исследователями отмечается, что идеологически и исторически Русь тяготела прежде всего к Востоку, путешествия совершались русскими обычно именно туда. В сборниках былин, лирических и исторических песен представлено около сорока восточных этносов. Фольклорные тексты создают фантастический образ Востока, в частности Индии. Индийский, шемаханский становятся синонимами необыкновенного, роскошного, одним словом, небывалого. В то же время именно Восток представлял собой угрозу постоянного разорительного нападения на русские земли. Так, в эпической картине мира с ее главной оппозицией «свое - чужое» основным врагом выступают татары (монголо-татары), реже крымские татары и другие этносы. В историко-песенном жанре в оппозиции «свое - чужое» представлены, главным образом, этносы Средней Азии - разные степные народы, часто нападавшие на русские границы (монголы, башкиры, калмыки), а также турки, горцы Кавказа.

Западный мир представлен в фольклорных текстах примерно пятнадцатью этносами, многие из которых также показаны в ситуации противостояния (шведы, французы, литва). Германский мир представлен названиями одиннадцати этносов. Отметим, что этноним немец и образования от него входят в ядро фольклорной лексики. Романский мир репрезентируется семью лексемами. Западнославянский мир представляют различные именования поляков.

Негативное отношение к тому или иному этносу, выраженное в текстах, зачастую легко объясняется с помощью исторических фактов (борьба с татарами, войны с Францией, Турцией, Персией.). Наиболее последовательно неприятие выражено по отношению к татарам, отэтнонимическое прилагательное татарский приобретает расширительное значение «вражеский, несущий зло». Однако исторические параллели можно искать не всегда. Причиной тому специфика фольклорного текста и система его художественно-изобразительных средств. Так, парадигматизм фольклорного слова приводит к подвижности его семантики, и сочетание «леховиньский король ты шведский» будет обозначать не этническую принадлежность персонажа, а его иноземное происхождение (со стороны Западной Европы).

Особенность фольклорной картины мира и в том, каким здесь выступает пространство. Географическая отнесенность стран и этносов может легко нарушаться, она вовсе не равна реальному положению государств, городов, морей и гор. Король ляховинъский может быть тут же назван татарином. Слово - в данном случае этноним татарин - в подобном контексте приобретает расширительное значение.

Этноним в фольклоре не всегда имеет коррелириющее отэтнонимическое прилагательное, и наоборот, отэтнонимическое прилагательное не всегда имеет в текстах фольклора соответственный этноним. Так, фиксируется широкий ряд слов с доминантами бурзомецкий, мурзомецкий, этнонима же с такими корнями в фольклоре нет. То же можно сказать о прилагательных с доминантой шемахинский. То есть на существование некоторых этносов в фольклоре указывает лишь такой косвенный факт, как отэтнонимическое прилагательное.

Многие из зафиксированных этнонимов и образований от них входят в ядро фольклорной лексики, являются ключевыми словами, что свидетельствует о первостепенном их значении в фольклорной картине мира, выявляет точки средоточия внимания народно-поэтического сознания. Так, наиболее частотны этнонимы и образования от них татарин, француз, казак, отэтнонимическое прилагательное шемаханский, бурзамецкий, индей-скии, сорочинскии, черкаскии (в вариантах).

Отмечается большое количество образований от самых частотных в фольклоре этнонимов: немец, русский, татарин, турок, - наиболее знакомых русскому человеку.

В употреблении определенных этнонимов и отэтнонимических прилагательных отмечается их жанровая закрепленность. Так, лексема русский более характерна для былины, российский - для исторической песни, прилагательные ряда бурзомецкий / мурзомецкий (в вариантах) характерны для былины, в исторической песне употребление данных лексем минимально, в текстах лирических песен они не встречаются вовсе. Номинанты некоторых западных этносов фиксируются во всех трёх жанрах {немцы), другие встречаются только в исторической песне {англичане), третьи (персонаж баба Латынгорка) - лишь в былине, этникон чудь не отмечен в жанре лирической песни. Лексема греческий является частотной в былине. Отэтнонимическое прилагательное итальянский не зафиксировано в исторической песне, французов и французского нет в былине, образования от ла-тынский - в лирической песне. Этноним поляки и образования от него присутствует только в текстах исторических песен (в былине для обозначения этого же народа применяется другое именование -ляхи).

Важность отэтнонимической лексики для выявления фольклорной картины мира подтверждается, помимо высокой частотности употребления, участием ее в поэтических приемах. Отэтнонимические прилагательные часто являются постоянными эпитетами и точно отражают, какая страна или город славились в старину тем или иным товаром: шелк шемаханский, седло черкасское, красно золото аравийское, телеги ордынские, железа немецкие. Подобные эпитеты называют идеализирующими, они также характеризуют торговые связи Древней Руси. Этого, однако, нельзя сказать о важной реалии предметного мира фольклора - сарачинской шляпе земли греческой, которая является символом, до сих пор точно не расшифрованным.

Каждое ключевое слово фольклора в поэтическом контексте представляет не только конкретное мыслительное содержание, но и ряд тематически связанных понятий. Так, в фольклоре частотен ассоциативный ряд шведский . турецкий . немецкий, в котором семантика вполне конкретных прилагательных в совокупности расширяется до значения «чужое», «не наше».

Собранный богатый материал по этнонимической лексике позволяет, учитывая огромную фонетическую вариативность эпитета, толковать «тёмные» слова в контексте слов с ясной семантикой.

Так, существует множество вариантов прилагательных, образованных от топонима Шемаха. Порой встречаются вовсе искаженные в сравнении с изначальным вариантом образования: шохматинский, шакахайский, шолпанский, шахтанский, муханский, которые, учитывая «фонетический веер» данного отэтнонимического прилагательного и сочетание перечисленных лексем с существительным шелк, позволяет толковать эти «темные

V У > > Л слова» как восточный , определение шелка .

Специфика фольклорного слова обусловила яркое проявление в от-этнонимических прилагательных и наречиях, помимо основного значения, «относящийся к определенному этносу», оценочного компонента. Таким образом, можно говорить о том, что этнонимическая лексика имеет тенденцию к расширению своего значения от денотативного к оценочному. Данные лексемы зачастую включают в свою семантическую структуру сему положительной оценки. Кроме прямого значения лексемы приобретают значение «красивый», «добротный», «качественный», «модный». Названное явление закономерно для фольклорного текста настолько, что о сочетании типа «отэтиоиимическое прилагательное (кроме татарский) + существительное (неодушевленное)» = можно говорить как о формуле (фразеологизм) со значением высокой оценки. ^ Отметим, что в большинстве подобных формул эпитет - отэтнонимическое прилагательное выражает отношение к Востоку, восточным этносам: отсюда приходят на Русь черкасское седло, шемахинский шелк, ордынские телеги, казанская и казарская медь. Заимствования элементов материальной культуры с Запада немногочисленны: частотны немецкие железа и талъянский платок.

Интересно, что если «чужими» обычно являются предметы материального мира, то как принадлежность собственной культуры и менталитета обозначаются либо духовные ценности (Бог, земля, язык), либо обозначаются существительные со значением лица (богатырь, красавица, девица, молодец, люди).

Всё русское в фольклоре имеет превосходную степень оценки, вселя-^ ет гордость своей принадлежностью Руси. Показательно в данном случае частотное прилагательное святорусский, более значимое в моральном, духовном отношении, чем русский.

Таким образом, проанализировав этнонимическую лексику в текстах устного народного поэтического творчества, мы установили, что многие её элементы входят в ядро фольклорного словаря, представляют собой определённые константы фольклорного мира, выяснили, что большую роль в нем играют предметы по своему происхождению иностранные, чужеземные, этносы, так или иначе повлиявшие на культурную и историческую жизнь Руси (России). Среди последних выделяются нации, более других оставившие след в языковом сознании русских. Всё это, бесспорно, обога-ф щает этническую и предметную картины мира фольклора, наполняет её межэтническими связями и отношениями, предполагает реальность культурного обмена между этносами и демонстрирует открытость русской культуры.

Таким образом, в исследованных нами текстах фольклора очевидно ^ различие в сознании русского человека «своего» и «чужого». «Своё» воспринимается однозначно положительно и вселяет гордость своею принадлежностью Руси. «Чужое» может восприниматься двояко: в одних случаях это нечто качественное, добротное либо удивительное (см. предложенную нами формулу высокой оценки), в другом - злое, приносящее вред.

Наряду с отражением реальных исторических фактов в текстах народного поэтического творчества много явлений, объясняемых только спецификой фольклорного текста, слова. Этническая картина мира, представленная в фольклоре - плод народного творчества, переплетённого с достоверностью.

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.