Этнокультурная характеристика локального сообщества: На материале эвенков Суринды. Проблемы коммуникативной культуры тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.07, кандидат исторических наук Алехин, Константин Анатольевич

• Алехин, Константин Анатольевич
• кандидат исторических наук
• 2001

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Алехин, Константин Анатольевич

Введение

Глава I

Общая этнокультурная характеристика и структура информационных связей эвенков Суринды

Исследуемая локальная группа

Эвенки в бассейне Подкаменной Тунгуски 29 Традиционная хозяйственная организация и каналы информационного обмена у подкаменнотунгусских эвенков

Современная хозяйственная структура Суринды

Демографические показатели локальной группы

Языковая ситуация

Уровни самоидентификации

Глава II

Поведенческие нормы повседневной жизни у эвенков Суринды

Устойчивые формы повседневного общения и проблема эвенкийского этикета

Приметы и система запретов

Формы личного обращения

Инвективы 88 Половозрастные аспекты традиционных этических норм

Периодизация человеческой жизни

Детство в эвенкийской этике

Дети в семье. Родильная обрядность

Социализация и формы традиционной педагогики 99 Детский коллектив и его место в трансформациях традиционной культуры

Старики в традиционной системе поведенческих норм 111 Роль стариков в хозяйственной и общественной жизни коллектива

Отношение к возрасту в эвенкийской культуре

Семейная этика

Характер семейного союза, выбор партнера

Свадебная обрядность 119 Взаимоотношения в семье (главенство, обязанности, развод)

Этическая регулировка традиционной деятельности

Промысловая этика

Формы гостеприимства

Этические нормы и разрешение конфликтов

Глава III

Ключевые параметры поведенческого регулирования среди эвенков Суринды

Система традиционной взаимопомощи

Система запретов и концепция греха-воздаяния

Сверхъестественные участники коммуникативного процесса 168 Оппозиция «лес-поселок» и ее воздействие на поведенческую практику

Проблема алкогольной зависимости и ее влияние на поведенческие установки

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Этнокультурная характеристика локального сообщества: На материале эвенков Суринды. Проблемы коммуникативной культуры»

Актуальность темы. Современное положение коренных сибирских культур может быть охарактеризовано как кризисное. Система этнокультурных признаков, определявшаяся прежде как традиционная культура претерпела за последние десятилетия радикальную трансформацию. Общий экономический кризис, необычайно сильно затронувший Север Сибири, стимулировал мощную энтропию сохранившихся еще этнических традиций. Задача фиксации современного состояния небольших локальных сообществ является в этой связи как никогда актуальной.

Коммуникативная культура, нормы повседневного общения активно реагируют на изменение этнокультурного контекста. В силу этого они были избраны в качестве частного индикатора общего состояния культурной традиции.

Постановка проблемы. Цель и задачи исследования. Объектом нашего исследования является локальное сообщество эвенков поселка Суринда (Байкитский район Эвенкийского автономного округа).

Предмет исследования - современные этнокультурные процессы и явления в локальной группе и, в частности, формы повседневного общения, трансформация этих форм, их сегодняшнее состояние и место этнокультурном контексте.

Цель исследования - очертить современное состояние этнокультурных традиций в сообществе суриндинских эвенков. Данная цель предполагает решение следующих исследовательских задач:

- охарактеризовать современное социально-экономическое положение поселка Суринда, состояние традиционных отраслей хозяйства и перспективы их развития;

- охарактеризовать присущие членам группы уровни самоидентификации; рассмотреть структуру информационных связей в таежном сообществе;

- рассмотреть репертуар поведенческих стратегий, характерных в данной локальной группе для различных коммуникативных ситуаций, а также этнокультурные нормы, связанные с различными уровнями деления общества;

- выявить ключевые структурообразующие категории, которые определяют специфику реальной коммуникативной практики современных эвенков Суринды.

Изученность темы. Тунгусоведческие исследования имеют чрезвычайно богатую традицию. Нас интересуют два аспекта этой традиции: направленное изучение локальных групп эвенков и внимание, уделявшееся особенностям и нормам повседневного общения в эвенкийском коллективе.

До первой половины XVIII века коренные обитатели Сибири характеризуются в литературе лишь весьма беглыми замечаниями. Сведения о тунгусах, к тому же, кочуют из одной работы в другую (сочинения Вильяма Персглоу, Исаака Массы, Джона Мильтона и др.). Сообщения о нравах тунгусов нередко содержат упоминания об их "кротости" в сравнении с другими народами Сибири, в частности с самоедами. [Алексеев М.П. 1941]. Подобные известия приоткрывали для читателей XVII века быт неведомых им доселе народов и именно в этом их историческое значение.

Несколько интересных сообщений содержится в работе Адама Бранда, путешествовавшего вместе со знаменитым посольством Исбрандта Идеса в Китай в конце XYII века. Бранд имел возможность наблюдать жизнь ангарских тунгусов, он весьма эмоционально сообщает об их брачных обычаях, воспитании детей, а также о религиозных верованиях и бытовых условиях жизни. Автор находит нравы и обычаи тунгусов людей поразительными и ужасными [Алексеев М.П. 1941, С. 540]. При этом позитивная информация, содержащаяся в работе Бранда, по-прежнему может представлять определенный интерес для исследователя.

Более систематическое накопление материала о тунгусах начинается в первой половине XVIII века, когда научное изучение Сибири стало государственной задачей. В 1720-х годах в бассейне Енисея пролегают маршруты путешествий Д.Г. Мессершмидта. Путь его проходит через районы обитания тунгусов, Мессершмидт проводит среди них несколько месяцев и оставляет в своем дневнике немало ценной информации [Mess-erschmidt D.G., 1962, 1964; Василевич Г. М., 1969]. В поле его внимания не только хозяйственный уклад и характеристика быта тунгусов в бассейне Енисея, но также описание их семейных обрядов, норм природопользования, организации властных отношений.

Множество интереснейших сведений о быте и обычаях сибирских народов, в том числе тунгусов, представила Вторая Камчатская экспедиция 1733-1743 годов. Многие из этих сведений были впоследствии опубликованы как в трудах участников экспедиции, так и в более поздних обобщающих работах (сочинения Г.Ф. Миллера, Сраленберга, Я. Линде-нау и др.). Один из самых ярких исследователей своего времени -И.Г. Гмелин, оставил интересные наблюдения не только о материальной культуре, но также и о брачных обычаях, системе воспитания, родовой организации тунгусов сразу нескольких локальных групп. Его материалы касаются тунгусов, проживавших в бассейне р. Нижняя Тунгуска, а также аргунских, нерчинских и илимских тунгусов [Титова Д.З. 1978]. Интересны материалы и другого участника экспедиции, Якова Линденау, оставившего описание охотских и удских тунгусов [Линденау Я.И. 1983].

Весьма обстоятельное описание тунгусского быта принадлежит И.Г. Георги, опиравшегося на материалы, собранные участниками Второй Камчатской экспедиции. Георги впервые проводит разделение тунгусов на несколько хозяйственных типов по основному роду занятий: оленеводство, звероловство (охота), коневодство, скотоводство. Описывая хозяйственные навыки и быт тунгусов, он немало места уделяет и обычаям взаимного общения, отношениям в семье, между друзьями и соседями, способам улаживания конфликтов, нормам обычного права и т.д. Георги неоднократно указывает на определенную бедность этикетных проявлений у тунгусов, которым "нежности всякие незнакомы", а свойственна лишь "холодная, но дельная дружба" [Георги И.Г. 1799]. Замечания Георги, фиксирующие различные стороны тунгусской культуры по состоянию на конец XVIII века, оказываются весьма ценны при сопоставлении их с картиной сегодняшнего дня.

Исследователи XVIII века неоднократно обращали внимание на специфику межличностного общения у аборигенов Сибири. Этот интерес выражается, как правило, в многочисленных беглых характеристиках, своего рода этнопсихологических зарисовках, где авторы стремились уловить и описать общие закономерности коммуникации у "сибирских инородцев". Подобные характеристики неизбежно носили субъективный характер и отражали видение исследователем иной культуры с позиций своей собственной на основании, скорей всего, своего единоличного опыта общения с ее представителями.

В XIX веке объем этнографической литературы существенно возрастает прежде всего за счет краеведческих сочинений. Немало работ посвящено Восточной Сибири в целом и бассейну Енисея в особенности. Стремясь дать целостную характеристику всей территории, ее природных и экономических особенностей, авторы-краеведы отдельное внимание уделяли описанию ее населения, в том числе коренного. Среди "инородцев" восточной Сибири видное место занимали тунгусы.

Целый ряд работ краеведческого характера посвящается Енисейской губернии, Туруханскому краю: сочинения И. Пестова [1833], А.П. Степанова [1835], К.Н. Кострова [1853], П.И. Третьякова [1871]. Характеризуя нравственные установки местных жителей, в том числе тунгусов, авторы следуют традиции, установившейся еще в предыдущем веке. Вместе с тем, их работы содержат немало конкретного материала по разным сторонам быта и повседневной коммуникации тунгусов, описываются религиозные верования, разнообразные обряды, связанные с жизненным циклом, формы досуга и нормы общения разных половых и возрастных групп, семейные и педагогические традиции.

Помимо краеведческих изысканий, в XIX веке продолжались интенсивные экспедиционные исследования, в результате которых в научный оборот вводились данные о новых локальных группах эвенков. Интенсивная экспедиционная деятельность А.Ф. Миддендорфа в середине XIX века включила в свою орбиту группы тунгусов, проживавших на Таймыре, в Илимпии, по Алдану, и также по Зее, Бурее и Амгуну, экспедиция Л. Шренка дала сведения о нескольких группах тунгусов Приамурья, Вилюйская экспедиция Р. Маака - о тунгусах, проживавших в бассейне Вилюя и переселившихся сюда из бассейна Ангары. Позже тот же Р. Маак со своим помощником Герстфельдом в ходе Амурской экспедиции представили данные по тунгусам, селившимся в верхнем и среднем течении Амура. Из других значительных исследований того времени стоит упомянуть поездки Г. Радде по Прибайкалью и П. Кларка к тунгусам верховьев Лены. Активная экспедиционная деятельность продолжалась всю вторую половину XIX века и первые десятилетия XX.

В бассейне Енисея, помимо упомянутых работ И. Пестова, А.П. Степанова, К.Н. Кострова, П.И. Третьякова, проводились исследования А. Мордвинова [1860] и М. Кривошапкина [1865], давшие дополнительные данные по хозяйству и обычаям тунгусов Туруханского края. При всем при этом, бассейн Енисея к концу XIX века был исследован этнографами достаточно неравномерно. По крайней мере, население в бассейне Подкаменной Тунгуски оставалось практически неизученным вплоть до первых десятилетий XX века.

Этнопсихологические характеристики тунгусов, дававшиеся им в работах XVIII-XIX вв. зачастую отчетливо выделялись своей явной благожелательностью. Наиболее емкую характеристику такого рода можно обнаружить у Кастрена, называвшего тунгусов "дворянами среди инородцев Сибири" [Эвенки. 1992, С. 102]. Здесь можно вспомнить и высказывание Харитона Лаптева о том, что ".мужеством и человечеством и смыслом тунгусы всех кочующих и в юртах живущих превосходят" [Туголуков В.А., 1980, С. 9]. За несколько столетий контакта российского общества с тунгусами в научной литературе, а затем и в сознании широкой общественности сформировался своеобразный романтизированный стереотип сибирского "благородного дикаря", хоть небогатого, но зато великодушного, открытого и искренне щедрого. Причем на определенном уровне рефлексии читающей публики данный несколько романтический стереотип выступал как противовес меркантильным стимулам "цивилизованного" бытия.

В начале XX века интенсивную исследовательскую работу в различных локальных группировках енисейских эвенков (тунгусов) проводил К.М. Рычков. Его работы содержат немало ценных наблюдений над бытом, обычаями, религиозными представлениями, хозяйственной организацией эвенков. К.М. Рычков несколько отходит от сформировавшейся уже традиции умиленного восхваления тунгусского характера. Тунгусы, по Рычкову, жестоки и крайне себялюбивы, умственное равновесие их нарушается по любому поводу, они не проявляют сострадания, бросают больных и престарелых и т.д. В своей основной работе "Енисейские тунгусы" К.М. Рычков последовательно проводит мысль о самобытности тунгусского характера и о том, насколько пагубно влияет на него соседство с русскими промышленниками и с русскими поселениями вообще. Рычков пишет о резком ухудшении экономического положения тунгусов и даже о возможности их вымирания. Так же, по мнению автора, именно контактами с русскими вызваны многие неблаговидные изменения в этике тунгусов: они становятся склонными к обману, лживыми и вороватыми [Рынков К.М. 1917, 1922].

В работах К.М. Рычкова, как и в работах его предшественников, ярко выступает общее свойство обобщенных этнопсихологических характеристик: каждый автор выдает их с позиций своей собственной культуры, без попыток понять чужую логику и мотивацию поступков в рамках чужой культуры. Все упомянутые авторы, рассуждая о характере тунгусов руководствовались собственным представлением о нравственном и достойном поведении, любые отклонения от этого нравственного идеала, допускаемые чужой культурой, истолковывались как ее явные недостатки, приближение к идеалу - как безусловное достоинство. Это было время становления и господства этнической психологии как науки, исследующей "дух народа", поэтому обобщенные и неизбежно субъективные характеристики, дававшиеся поведенческой культуре "инородцев" были совершенно закономерны и современны.

Забегая вперед, стоит сказать, что подобный оценочный взгляд на коммуникативный опыт коренных сибирских народов сохранился до сих пор. В одном из сравнительно недавних научных исследований говорится: "Нельзя не отметить поистине бесценных качеств традиционного характера эвенков: терпеливости, доброжелательности, бескорыстия, душевной простоты" [Эвенки. 1992, С. 114]. Определенная эмоциональность этнопсихологических оценок эвенков может быть, безусловно, понята. Тем не менее, на наш взгляд, подобные выражения больше подходят для характеристики индивидуального поведения, и вряд ли могут относиться к целому этносу. В нашем случае стоит говорить лишь о стереотипных реакциях и об установках на определенные поведенческие модели.

Общественно-политические катаклизмы XX века резко ускорили радикальные изменения в традиционном образе жизни народов Сибири. С установлением советской власти сибирские аборигены в полной мере испытали стремление государства организованно перестроить традиционный уклад их жизни, что затронуло и пласт поведенческих стереотипов.

С конца 20-х годов регулярно появляются многочисленные публикации, сообщающие о достижениях нового быта. Поведенческие особенности аборигенов Сибири и эвенков в том числе осознаются теперь как один из факторов экономического развития [Доброва-Ядринцева JI.H., Шнейдер А.Р., 1928, С. 51]. Пафос активного преобразования мира, определявший политику и идеологию советского государства определил и угол зрения, под которым стали рассматриваться традиционные культуры Севера и, в частности, их коммуникативный компонент. В то время как советская политика вела к необратимым трансформациям в хозяйстве и быту коренных народов Сибири, советские авторы с большим удовлетворением констатировали разложение и распад "феодально-родовых пережитков" [Лаппо Д.Е. 1927; Кытманов Д.А. 1927; Расцветаев М.К. 1933; Курилович А.П., Наумов Н.П. 1934; Никулыпин Н.П. 1939].

Наряду с этим, в в конце 1920-х и 1930-х годах выходит ряд весьма содержательных работ, где были зафиксированы многие черты традиционной культуры эвенков различных районов. В их числе - весьма информативная работа Б. Э. Петри об охоте и оленеводстве тугурских тунгусов [1930], Н.П. Никулышгаа о структуре и функциях кочевой общины у эвенков [1939], работы А.Ф. Анисимова о религиозных представлениях и родовой структуре подкаменнотунгусских эвенков [1936]. Отдельные статьи посвящаются семейным обычаям и обрядам эвенков различных локальных групп, традиционным формам досуга и т.д. [Афанасьева А. 1928; Мелетин К. 1930; Василевич Г.М. 1927].

В 1920-30-е годы в научный оборот вводятся данные о новых, более мелких локальных группах тунгусов - комовские [Ковязин Н.М. 1931], принарымские [Шатилов М.Б. 1927], тугурские [Петри Б.Э. 1930], токминские [Василевич Г.М., 1930а].

Ценность этих работ для сегодняшнего исследователя тем больше, что многие из описанных в них культурных феноменов практически полностью исчезли в несколько последовавших десятилетий. Это были, по сути, последние работы, чьи авторы могли еще наблюдать традиционные культуры Севера до начала мощнейших социально-экономических преобразований.

О работах А.Ф. Анисимова стоит сказать подробнее. Полевой материал для своих трудов он собирал, еще будучи аспирантом, среди эвенков Подкаменной Тунгуски, в Байкитском районе. В этом же районе, но уже не в 30-х, а в 90-х годах собирался материал и для настоящей диссертации. Это обстоятельство обуславливает наше особое внимание к работам Анисимова: у нас в руках своего рода временной срез, позволяющий делать некоторые заключения о трансформации традиционной культуры в пределах одной локальной группы. А.Ф. Анисимов провел среди байкит-ских эвенков безвыездно около трех лет и собранные им фактические материалы трудно переоценить. При этом для концептуальных положений его работ свойственны резко выраженный классовый подход, изначальная заданность основных социально-экономических параметров, восприятие религиозных представлений как "народного опиума", что во многом определяет содержание выводов в данных работах. Тем не менее, как уже сказано, наблюдения А.Ф. Анисимова и собранный им фактологический материал представляют огромную ценность.

Особое место в истории тунгусоведения занимают исследования Г.М. Василевич. За несколько десятилетий плодотворной научной деятельности ею были опубликованы многочисленные работы по самым различным сторонам эвенкийской культуры. Именно Г.М. Василевич была сформулирована концепция единой целостной эвенкийской культуры, сочетающей в себе большой набор локальных вариантов. Г.М. Василевич в своих работах много внимания уделила выявлению, обоснованию и классификации этих локальных вариантов на основании специально разработанных критериев [Василевич Г.М. 1926, 1930, 1930а, 1931, 1931а, 1951, 1962, 1969]. Очень много сделала эта исследовательница и для выяснения этногенеза эвенков, изучения межэтнических связей эвенкийской культуры [Василевич Г.М. 1949, 1951, 1969, 1971]. В обобщающих работах автора представлен и в значительной мере систематизирован материал по обычаям эвенков различных регионов, речевым коммуникативным стандартам, ритуализированным правилам поведения в различных ситуациях (свадьба, раздел добычи и т.п.), своеобразии половозрастных установок поведения. Кроме того, в работах Г.М. Василевич содержится разнообразная информация о приметах, загадках, обрядах, значащих элементах культуры невербального характера (детали одежды и т.п.), традиционных табу эвенков разных групп [Василевич Г.М. 1949а, 1951а, 1957, 1958, 1958а]. Другим направлением деятельности Г.М. Василевич было изучение и публикация материалов по фольклору эвенков, что также представляет немалый интерес для настоящего исследования [Василевич Г.М. 1971а, 19726; Материалы. 1936; Исторический. 1966].

С конца 1950-х годов интенсивные и плодотворные исследования эвенкийской культуры проводит В.А. Туголуков. Он охватил своими обзорными исследованиями многие локальные группы эвенков [Туголуков В.А. 1958, 1959, 1960, 1962а, 1963, 1963а, 1966, 1974]. В центре внимания В.А. Туголукова находились вопросы этногенеза, происхождения данных локальных групп. Кроме того, в работах автора содержится обширные эмпирический материал, характеризующий локальные особенности эвенкийских групп в контексте общеэвенкийской культуры. В.А. Туголукову принадлежат также несколько обобщающих работ, где он свел воедино и проанализировал данные по родовой структуре и социальной организации эвенков ленско-енисейского междуречья [1970, 1985], по отдельным сторонам соционормативной культуры эвенков, в частности, по семейной обрядности [1980а, 19806], трансформационным процессам, происходящим в годы советской власти [1971] и т.д. Кроме того, В.А. Туголуков является автором ряда научно-популярных брошюр об эвенках и их культуре [1969, 1980]. Несмотря на популярную направленность и стиль изложения, эти работы содержат целый набор интересных полевых наблюдений и предположений, которые по различным причинам не вошли в более академические публикации этого автора.

В работах В.В. Карлова, построенных, главным образом, на архивных материалах с привлечением ряда полевых наблюдений рассматриваются общие принципы социальной и хозяйственной организации эвенков вплоть до начала XX века, а также кочевой общины как структурной единицы эвенкийского общества [1982]. В более поздних своих работах автор касается и некоторых вопросов коммуникативной культуры современных эвенков [1991], связывая ряд экономических стереотипов, бытующих среди эвенков с реалиями поселковой жизни, ставя вопрос о трансформациях поведенческой культуры аборигенов Сибири в новейшее время под влиянием модернизирующих факторов.

С конца 1980-х годов в отечественной литературе значительное внимание начинают привлекать проблемы экологии и экологических характеристик традиционных культур. Экологические аспекты традиционного природопользования становятся объектом специальных исследований на материале многих культур [Крупник И.И. 1989 и др.]. Эвенкийская система природопользования обстоятельно исследовалась М.Г. Туровым [1990, 1997]. В работах М.Г. Турова, построенных в основном на полевых материалах, собранных среди эвенков Иркутской области, особенно интересен предпринятый автором анализ "экологического сознания" и связанных с ним норм поведения [1997]. Автор предлагает не увлекаться расхожими представлениями об исконной "экологичности" аборигенных культур, а вместо этого проследить фактические механизмы, регулирующие взаимоотношения человека и природной среды. М.Г. Туров отделяет "экологическое сознание" от более широкого понятия "экологической культуры" в виду того, что природосберегающее поведение не всегда бывает осознанно. Затрагивая эту важную грань поведенческой практики, автор прослеживает ее функциональную ценность в рамках целостной культуры. Совокупность природосберегающих табу, запретов и предписаний, по М.Г. Турову, выступает как одно из условий стабилизации сложившейся экосистемы [1997, С. 130].

В 1990-е годы появляется рад интересных работ, посвященных этнокультурным параметрам отдельных, достаточно узких групп эвенков. Прежде всего, это работы И.Е. Максимовой, построенные на материале сымско-кетских эвенков [1992а, 1994 и др.] и А.А. Сириной, посвященные характеристике эвенков Катанге кого района [1995].

И.Е. Максимова использует собранные ей материалы по сымским и кетским эвенкам для реконструкции т.н. «Тунгусского Ойкоса» - традиционной мировоззренческой системы, трактующей о природе мира как «дома» и месте в нем человека.

А.А. Сирина, давая общую характеристику современной социокультурной ситуации у Катангских эвенков, также фокусирует свое внимание на более частном аспекте культурной традиции, а именно - структуре расселения и природопользования исследуемой локальной группы.

Другим интересным примером изучения локального сообщества является недавняя работа канадского исследователя Д.Дж. Андерсона, посвященная проблемам экологического сознания и самоидентификации эвенков из небольшого таймырского поселка Хантайское озеро [Андерсон Д.Дж. 1998].

Интересующее нас локальное сообщество относится к группе эвенков Подкаменной Тунгуски, среднего ее течения. Население этой конкретной области уже неоднократно становилось объектом внимания этнографов. Как уже было сказано, здесь собирал материал для своих работ А.Ф. Анисимов [1936, 1949, 1958 и др.]. Материалы по Байкитским эвенкам активно использовал в своей работе Н.П. Никулыпин [1939]. Многие характерные черты культуры эвенков в среднем течении Подкаменной Тунгуски были зафиксированы Г.М. Василевич [1969 и др.]. Некоторое время здесь работал и В. А. Ту голу ков, оставивший характерные зарисовки современной ему картины быта суриндинских оленеводов [1962]. Ряд архивных данных по данному району был использован в работах В.Н. Увачана [1971]. Тем не менее специализированных исследований по эвенкам Байкитского района не предпринималось.

Вопросы коммуникативной культуры сибирских народов, ставшие специальным объектом нашего исследования, в последние годы вопросы все чаще становятся предметом этнографического изучения. Значительный интерес представляют коллективные исследования по традиционному воспитанию детей у народов Сибири [Традиционное воспитание детей. 1988], семейной обрядности [Семейная обрядность. 1980] и т.д. Кроме того, постепенно растет корпус работ, непосредственно посвященных тем или иным аспектам поведенческой культуры [Кулемзин В.М. 1996; Головнев А.В. 1991; Егорова А.И. 1996; ПереваловаЕ.В. 1992 и др.]. Первая попытка комплексного анализа поведенческой культуры как самостоятельного объекта исследования на сибирском материале была предпринята М.А. Лапиной [1998]. Будучи сама носителем хантыйского языка и культуры, исследовательница строит свою работу на большом объеме фактического материала. Можно отметить, что, ведя речь о традиционной этике, автор склонен смешивать моменты психологические и социокультурные, что производит впечатление некоторой методологической неясности и не позволяет делать выводов о природе описываемых поведенческих стереотипов. Вместе с тем, работа М.А. Лапиной представляет несомненный интерес как первый в сибиреведении опыт комплексного исследования данной проблемы. В целом же в отечественной этнографической традиции можно наблюдать любопытную картину: по-веденческиме нормы, традиционные формы межличностных контактов, конечно, привлекали внимание исследователей, но фактически не фигурировали в академических изданиях, оказываясь вытесненными на страницы научно-популярной литературы и публицистических очерков, зачастую в виде "занимательных рассказов" [Дичаров 3. 1962; Туголуков В.А. 1969 и др.]. Можно предположить, что исследователи просто не усматривали в данном материале существенной исследовательской проблемы. Между тем коммуникативная культура играет важную роль в жизни этноса и заслуживает пристального исследования. Накопленный к настоящему времени материал, рассеянный по отдельным частным и смежным работам, в обобщенном и систематизированном виде будет представлять огромную ценность для такого рода исследования.

Источниковая база исследования основана на полевых, опубликованных и неопубликованных материалах.

Конкретный фактический материал для данной работы собирался в ходе стационарных полевых исследований в 1998-1999 годах среди эвенков на среднем течении Подкаменной Тунгуски (поселок Суринда Бай-китского района и его таежная периферия).

В работе активно используются материалы предшествующих тун-гусоведческих исследований. По различным локальным группировкам эвенков собран многочисленный и весьма информативный материал. Особый интерес для нашей темы представляют материалы, относящиеся к эвенкам в бассейне Подкаменной Тунгуски и шире - к эвенкам Енисейского бассейна (материалы, опубликованные в работах П.И. Третьякова, К.Н. Кострова, К.М. Рычкова, А.Ф. Анисимова, частично в работах Г.М. Василевич, В.А. Туголукова и др.)

Помимо этого, к исследованию привлекаются материалы местных архивов, в частности материалы архива Красноярского Краеведческого музея и Байкитского районнного архива.

Весьма своеобразным и ценным источником информации о трансформации культурных традиций являются фольклорные тексты. В работе используются как опубликованные фольклорные материалы, так и фольклорные тексты, собранные непосредственно в ходе полевой работы.

Методика сбора материала. В ходе полевой работы, длившейся 11 месяцев, активно применялся метод включенного наблюдения, предусматривающий длительное проживание исследователя в пределах изучаемой им группы, овладение языком, бытовыми и хозяйственными навыками исследуемой общности, участие в традиционной производственной деятельности. Полевая работа проводилась не только в пределах поселка, но и включала интенсинвый контакт с эвенками в оленеводческой бригаде и временных охотничьих объединениях.

Другим, также достаточно результативным методом сбора информации явились выборочные тематические интервью, проводившиеся с информаторами различных возрастных и социальных групп. Можно утверждать, что применение подобной методики «глубокого погружения» значительно способствует преодолению неизбежного отчуждения между приезжим исследователем и местным информатором, что повышает эффективность полевой работы в целом. Кроме того, этнографический стационар позволяет вести наблюдение на фоне сезонных изменений в быту и в хозяйстве, непосредственно наблюдать годовой хозяйственный цикл, что имеет очевидную ценность для исследования любой стороны традиционной культуры.

Длительное стационарное исследование было предпочтительно в данном случае еще и потому, что коммуникативная культура, ставшая объектом специального изучения, зачастую остается не отрефлексирова-ной и параметры ее не сформулированы самими носителями культуры. В связи с этим необходимым условием для раскрытия нашей темы явилось продолжительное включенное наблюдение за коммуникативной повседневностью.

Применение массовых анкет или тестов в ходе сбора материала не предполагалось изначально и поэтому не проводилось. Хотя разнообразные методики анкетирования и тестирования широко применяются в социологических и социально-психологических исследованиях, в данном случае, по нашему убеждению, применение их было бы неуместным. Метод анкетирования вступал в известный конфликт с изначальной идеей включенного наблюдения. Вся организация полевой работы была направлена на создание максимально доверительной атмосферы между исследователем и информатором. Предполагалось, и фактическая работа это предположение подтвердила, что такая атмосфера будет совершенно необходима для сбора информации о многих сторонах традиционной культуры, об уже исчезнувших реалиях и об интерпретации носителями культуры реалий прошлой и сегодняшней жизни. Предъявление же информатору анкет либо тестов, организация массового опроса с неизбежностью формализует взаимные отношения и отнюдь не способствует возникновению особого доверия. К тому же, в силу уже отмечавшейся неосознанности многих поведенческих установок, прямые опросы по данной конкретной теме вряд ли оказались бы результативными. В действительности, значительную часть полевого материала удалось собрать в конечном счете именно благодаря установлению неформальных доверительных отношений автора с широким кругом местных информаторов. Разумеется, вышесказанное вовсе не исключает определенного применения массовых методов работы при дальнейшей разработке отдельных аспектов нашей темы.

Непосредственная полевая работа, кроме того, потребовала применения определенных специфических приемов и методов. Население поселка, хоть и невелико, но неоднородно. В нем существует несколько различных неформальных «группировок», связанных родственными или же материальными интересами. Подобные группировки включают иногда две-три семьи, иногда - просто трех-четырех человек. Их нельзя считать каким-то подобием «кланов», каждая из них - это скорее просто круг наиболее близкого общения, тем не менее отношения между ними не всегда складываются одинаково ровно. Автор стремился в той или иной степени поддерживать конструктивные отношения со всеми группами су-риндинского населения, однако интересы работы потребовали образования более близких неформальных связей выборочно с тремя-четырьмя группировками, из них происходит большее число наших информаторов.

Автору доводилось применять метод провокации - т.е. самому намеренно совершать те или иные спорные действия, отслеживая реакцию окружающих и выясняя причины такой реакции. Подобная методика зачастую применялась и для выяснения нюансов эвенкийского словоупотребления: эвенкийский язык, как будет показано ниже, крайне редко используется в повседневном общении. Поэтому автору порой приходилось просто провоцировать обмен репликами на эвенкийском языке.

Продолжительная работа автора в суриндинской школе-интернате также позволила близко общаться с весьма информативной группой населения - детьми в возрасте от 11 до 16 лет. Хорошие отношения, сложившиеся со многими учениками 5-9 классов, дали автору возможность собрать специфический материал о детском фольклоре и мифологии, о формах воспитания, о многих приметах или запретах, а также о деталях повседневных отношений в поселке, о которых взрослые члены коллектива по той или иной причине рассказывать не спешили.

Методологические основания работы. В данной работе мы следуем целостному пониманию культуры как способа (средства) человеческой деятельности. Исходя из этого, мы включаем в характеристику культуры локального сообщества широкий набор параметров, касающихся социальной и хозяйственной жизни, структуры информационных связей и повседневного взаимодействия жителей поселка. Подавляющее большинство населения Суринды позиционирует себя эвенками. Значительная часть традиций, приемов практической деятельности, мировоззренческих стереотипов осознается местными жителями именно как эвенкийские. Даже пришлое население, доля которого незначительна, считает весь поселок эвенкийским. Все это позволяет нам ассоциировать характерные для Суринды культурные явления и традиции с общим многогранным пластом эвенкийской культуры.

В данной работе мы фиксируем свое внимание прежде всего на сегодняшних процессах, сегодняшнем состоянии культурной традиции. В этой связи наиболее плодотворным будет освещение функциональности исследуемых культурных форм в современной жизни. Сущность многих реально бытующих феноменов культуры может быть понята лишь в результате анализа той роли, которую они играют в социуме. Вскрыть эту роль, показать функциональное значение тех или иных традиционных установок - это представляет собой крайне важную задачу.

В то же время нельзя забывать о том, что современные традиции, бытующие в Суринде, являются результатом непростого и долгого исторического развития. Поэтому не менее важен для нас принцип историзма- исследование явлений культуры с учетом их изменчивости и подверженности трансформациям под влиянием исторических условий.

Понятие коммуникативной культуры как специальный вопрос нашего исследования охватывает этнические стереотипы и социально обусловленные нормы поведения, систему значащих форм вербальной и невербальной коммуникации, а также мировоззренческий субстрат, делающий возможным адекватную интерпретацию коммуникативных знаков. Методологические основания исследований этнической коммуникативной культуры были выведены и рассмотрены в работах Б.Х. Бгажнокова [1978, 1981, 1983, 1983а, 1985 и др.], А.К. Байбурина [1985, 1988, 1990], а также ряда других исследователей (Мыльников А.С. [1989], Чеснов В.Я. [1991] и др.).

Ключевым методом в складывающейся школе этнокоммуникатив-ных исследований является трактовка коммуникативной культуры как иерархической знаковой системы. С этим связано и то обстоятельство, что в подобных исследованиях, в отличие от психологии, категории поведения и коммуникации практически сливаются. Любой поведенческий акт имеет для данной субдисциплины ценность лишь постольку, поскольку он несет определенную знаковую нагрузку, воспринимаемую и интерпретируемую окружающими. Иными словами, любой поведенческий акт, будучи преломлен через призму этнической культуры, непременно становится актом коммуникативным. Даже в условиях относительной изоляции поведение индивидуума, так или иначе соотнесенное с нормативными представлениями его социальной среды, так или иначе рассчитанное на интерпретацию, является коммуникацией между индивидуумом и социумом. В силу этого мы воспринимаем как идентичные понятия коммуникативной культуры и поведенческой культуры.

Понятия общения и коммуникации в рамках настоящей работы также будут использоваться на общих основаниях как синонимы. На уровне философского анализа предпринимались попытки разделить данные термины и установить их иерархическую зависимость [Каракеев Т. 1974, С. 29]. Однако для нашего исследования подобная детализация вряд ли имеет познавательную ценность. Общение (коммуникацию) мы понимаем как сознательный процесс воздействия на оппонента путем передачи ему некоей информации. В силу этого равно синонимичными для данной постановки вопроса будут являться такие понятия как коммуникативная этнография и этнография общения.

Понятия этика и этикет также будут затрагиваться в данной работе. За этикой в литературе закрепилось двойственное значение. С одной стороны, это наука, занимающаяся систематизацией и анализом нравственных принципов общества. С другой стороны, этика - это наука, изучающая саму природу нравственных норм в обществе и сущность нашего знания об этих нормах [Мур Дж.Э. 1984; Максимов JI.B. 1998] . В настоящей работе мы будем вести речь о промысловой, семейной, конфликтной и т.п. этике суриндинских эвенков, понимая в данном случае под этикой эмпирическую систему поведенческих установок и принципов.

Понятие этикет также неоднократно обсуждалось в литературе. Обычно под этикетом понимается некий формализованный свод правил поведения, применяемый в конкретных ситуациях общения. Этикет непременно предполагает существование арсенала специальных приемов и значащих действий [ЦивьянТ.В. 1965, С. 144]. Этническая специфика этикета (этноэтикет) была охарактеризована Б.Х. Бгажноковым как «система характерных для данного этноса предписаний ритуализованного общения в типичных, изо дня в день повторяющихся ситуациях взаимодействия» [Бгажноков Б.Х. 1978, С. 8]. А.К. Байбурин и A.J1. Топорков предлагают несколько иную трактовку, больше ориентированную на функциональную роль этикета в обществе: «Под этикетом. мы будем понимать совокупность специальных приемов и черт поведения, с помощью которых происходит выявление, поддержание и обыгрывание коммуникативных статусов партнеров по общению» [Байбурин А.К., Топорков A.JI. 1990, С, 5] Данные исследователи избегают говорить о ритуализации этикетных норм, оставляя ритуалу несколько иные социальные функции. Исходя из данных формулировок, в дальнейшей работе под этикетом мы будем иметь в виду совокупность специфических поведенческих приемов, используемых в повседневном общении.

Коммуникативная культура предстает перед нами как неоднородный объект исследования. С одной стороны, нуждается в подробном изучении этническая специфика, присущая конкретным коммуникативным формулам, структурным элементам общения. С другой стороны, свою этническую специфику имеет идеологический аппарат, получивший обозначение морального языка (структура, терминология и базовые суждения морального сознания).

Элементы коммуникации образуют иерархическую систему знаков, апеллирующих к категориям этического сознания, и оформляющих конкретные суждения и оценки. Структура элементов коммуникации в общем виде была сформулирована Б.Х. Бгажноковым [Бгажноков Б.Х. 1983, 1991], выделившим в качестве базовых ее единиц стандарты и атрибуты общения, соответствующие минимальному вербальному или невербальному высказыванию. Коммуникативный акт, состоящий из одного или нескольких базовых элементов, вызывает ответную коммуникативную реакцию. Обмен подобными репликами представляет собой следующую ступень в системе общения, получившую обозначение диалогема. Осмысленная последовательность вербальных и невербальных диалогем образует диалог. И наконец, высшей структурной единицей коммуникации является поведенческий текст, синтезируемый из всех перечисленных элементов, занимающий определенную позицию в пространстве и времени, включенный в социальный контекст.

В свою очередь, система понятий, называемая моральным языком, также неоднородна. Ее основные элементы - так называемые моральные суждения и термины, которые могут образовывать достаточно сложные идеологические конструкции с развитой внутренней связью.

При обращении к этнографическим реалиям в ходе полевой работы мы обнаружим, что эта схема носит весьма умозрительный характер. Моральные суждения и дефиниции моральных терминов зачастую не присутствуют в этнической культуре на отрефлексированном уровне. Более того, в контексте живой культуры попытка сформулировать наиболее общие моральные установки может оказаться искусственной и ненатуральной. В силу этого, весьма эффективным исследовательским методом может оказаться замена искусственных, привнесенных формулировок системой категориальных оппозиций, которые открываются исследователю при анализе большого объема коммуникативных ситуаций. Оппозиция противопоставляет (и одновременно объединяет в себе) некие устойчивые идеологемы, которые, в свою очередь, воздействуют на важнейшие этнокультурные установки. Зачастую именно к базовым оппозициям восходят функционирующие в обществе поведенческие стандарты, диапазон оценок и суждений.

Основными каналами передачи информации в повседневном общении являются вербальные акты, но, помимо этого, невербальные акты также имеют существенную информационную ценность. Жестикуляция и движение (кинесика), мимика, взаимное расположение партнеров (про-ксемика), значащие детали одежды - все это, как известно, является носителем информации, все это может определенным образом прочитываться и интерпретироваться в ходе общения и в силу этого - представлять интерес для этнографа.

В качестве поведенческого текста в данном случае выступает поступок, интерпретируемый окружающими. Собственно, в момент интерпретации поведенческий текст и становится текстом. Анализ данной интерпретации позволяет выявить основные элементы, образующие структуру поведенческого регулирования в обществе.

Мы исходим их представления о коммуникативной культуре как об одном из механизмов адаптации личности к условиям среды. Здесь опять-таки мы обращаемся к исследованию функциональности тех явлений, которые попадают в наше поле зрения. Экзотические нормы и обычаи, само существование которых может показаться странным стороннему наблюдателю, в рамках своей собственной культуры оказываются очевидны и просто необходимы для комфортного существования членов данного общества. Мы отнюдь не стремимся свести явления поведенческой культуры к прямолинейному функционализму и истолковывать их исключительно прагматически. Однако отрицать известный прагматизм этического сознания было бы, на наш взгляд, необоснованно. Вопросов функциональности поведенческих установок нам придется коснуться в разговоре о системе материальной взаимопомощи, промысловой этике, конфликтной политике и т.д. (гл. II-III настоящей работы).

Существует ряд методологических моментов, которые нужно оговорить особо. В традиционной коммуникативной культуре одни и те же реалии могут толковаться в довольно широком диапазоне, не вступая при этом в противоречие. Перед нами явление омонимии коммуникативной культуры. Известным примером здесь может являться эвенкийское поверье о хинкэрэн - огне, подающем знак (подробней - в гл. III).

Другой нюанс, который следует учитывать, говоря о нормах повседневного общения, получил в литературе обозначение «эффект культурной дифракции» [Мыльников С.А. 1989, С. 31]: реально бытующая практика может существенно отличаться от сформулированных идеалов, опять-таки не вызывая при этом ощущения противоречия у носителей культуры. Ярким примером данного эффекта на эвенкийском материале может послужить обычай гостеприимства, его идеальная формулировка и конкретное приложение к жизненным ситуациям, которые будут детально рассмотрены во II гл. настоящей работы.

Хронологические и территориальные рамки исследования.

Территория, оказавшаяся в поле нашего внимания - это, прежде всего, сам поселок, прилегающая к нему «любительская зона» охотничьих угодий (в радиусе 15 км.), а также охотничьи участки и обширные территории оленеводческих бригад по рекам - притокам Чуни и Подкаменной Тунгуски.

Поскольку основное внимание в работе уделяется сегодняшней этнокультурной характеристике локальной группы суриндинских эвенков, отслеживаемые в ходе исследования этнокультурные явления и зависимости характеризуют прежде всего современное положение вещей. В ходе работы, однако, приходится обращать пристальное внимание на процессы и явления предшествовавших десятилетий, которые привели к формированию сегодняшней ситуации. В качестве первичной точки отсчета берется состояние социальной и хозяйственной жизни эвенков, кочевавших в первые десятилетия XX века по притокам в среднем течении Подкаменной Тунгуски. Далее в работе рассматривается формирование сообщества суриндинских эвенков и его история с 1920-х годов, выявляются фазы внешнего воздействия на локальную группу, прослеживается влияние трансформационных процессов на нынешнюю картину.

Научная новизна и практическая значимость. В работе дается характеристика сегодняшнего состояния этнической традиции в отдельно взятой локальной группе таежных эвенков, выявляются факторы, оказывающие ключевое воздействие на современное положение дел, характеризуются процессы, происходящие в современном эвенкийском обществе.

Помимо этого, в работе впервые на конкретном этнографическом материале прослеживается традиционный репертуар поведенческих стра

Заключение диссертации по теме «Этнография, этнология и антропология», Алехин, Константин Анатольевич

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В работе рассмотрены современные этнокультурные параметры, присущие локальному сообществу эвенков поселка Суринда в Байкит-ском районе Эвенкийского автономного округа.

В бассейне Подкаменной Тунгуски Суринда является одним из крупнейших поселков, при этом доля эвенкийского населения здесь максимально высока. В силу географического положения поселка и исторических условий его развития, в нем сильнее, чем где-либо в данном районе, сохранились традиционные для эвенков черты хозяйственного уклада.

Экономическое положение поселка в настоящее время является весьма тяжелым. Это связано, прежде всего, с катастрофическим упадком оленеводства, которое некогда являлось профильной отраслью местного хозяйства. Упадок был вызван непродуманной хозяйственной политикой, которую проводила как местная, так и окружная администрация. Эта политика привела к резкому росту нагрузки на промысловые угодья и их истощению, дисбалансу в структуре оленьего стада, нарушению инфраструктуры традиционных отраслей хозяйства.

С началом общего экономического кризиса в стране и радикальным сокращением государственных субсидий хозяйственная ситуация в Су-ринде резко обострилась. Наметилась и укрепилась тенденция сокращения квалифицированных кадров в традиционных отраслях, оленье поголовье необратимо сократилось, экономический баланс местного хозяйства - постоянно отрицательный. В настоящее время прогнозы на возрождение оленеводства, развитие инфраструктуры поселка и рост жизненного уровня населения могут быть весьма пессимистичными.

Современная языковая ситуация формально может быть охарактеризована как двуязычие, однако де-факто положение эвенкийского языка далеко не соответствует статусу языка родного. Практически базовым средством общения в настоящее время является русский язык, эвенкийский же постепенно сдает свои позиции. Однако до сих пор у большинства населения сохраняется известная потребность в его использовании в качестве хотя бы вспомогательного средства для решения специфических коммуникативных задач.

В диссертации рассмотрен вопрос о структуре и трансформации информационных связей в локальном сообществе суриндинских эвенков. В целом у эвенков Подкаменой Тунгуски традиционно существовали специфические культурные механизмы для поддержания горизонтальных и вертикальных информационных связей в обществе. При этом система горизонтальных (синхронных) инфосвязей отличалась определенной слабостью, поскольку отсутствовала выраженная потребность в централизации хозяйственной и общественной жизни. Связи же диахронные, обеспечивавшие межпоколенную трансляцию этнической традиции были достаточно прочны и разнообразны. Система традиционной педагогики в эвенкийском обществе была действенным инструментом социализации и опиралась на разнообразный арсенал приемов и методов. Важным аспектом этики межпоколенных отношений, сохраняющимся во многом до сих пор, являлась ярко выраженная система подчеркнуто уважительного отношения к старикам. При этом почитался не столько календарный возраст сам по себе, сколько социальный и хозяйственный опыт, заключенный в возрасте.

Преобразования, произошедшие в советский период, вызвали значительную структурную перестройку в системе информационных связей подкаменнотунгусских эвенков. Вертикальные информационные связи были заметно ослаблены, главным образом благодаря внедрению централизованной системы народного образования и школ-интернатов. В то же время потенциал синхронных информационных механизмов резко возрос в результате административных преобразований советской власти, техни-ческонй модернизации и, опять же, педагогических реформ.

В настоящее время в сообществе суриндинских эвенков сосуществуют различные уровни самоидентификации, представления о тех социальных группах, к которым причисляет себя индивид. Различные жизненные ситуации инициируют проявление тех или иных граней оппозиции «я (мы) - они», что в свою очередь определяет дальнейшую линию поведения. Для жителей Суринды свойственно осознание себя не просто как эвенков, а как эвенков именно данного района (Байкитского) и данного поселка. Каждый из этих уровней самоидентификации предполагает наличие специфических поведенческих реакций и стереотипов самосознания. Кроме того, различные варианты оппозиции «мы-они», реализуемые суриндинским населением включают в себя самоидентификацию по старой родовой принадлежности, по родственной (фамильной) общности, по общей принадлежности к «таежному» населению, по тем или иным профессиональным критериям. Многосторонний комплекс самоидентификаций

В работе рассмотрен комплекс конкретных поведенческих установок, бытующих среди эвенков Суринды. В связи с различными уровнями деления общества, в исследуемой локальной группе существует несколько различных поведенческих схем. Осознанная неоднородность эвенкийского общества зафиксирована существованием различных поведенческих стереотипов, связанных с половозрастной стратификацией. Специфические стереотипы мужского и женского поведения, возрастная градация прав и обязанностей индивида являлись закономерным выражением половозрастной регламентации хозяйственной деятельности. Многие формы подобной регламентации, сохраняющиеся до сих пор, были рассмотрены в представленной работе. Соблюдение данных норм в целом является одним из факторов внутриэтнической стабильности.

Проведенный в работе анализ реальной коммуникативной практики современных эвенков Суринды позволяет нам выявить ряд ее ключевых структурообразующих категорий. Мы имеем основания заключить, что эвенкийская этика не является детально разработанной системой поведенческих предписаний. Она довольно либеральна и допускает широкий разброс поведенческих стратегий в схожих ситуациях; для многих традиционных реакций сосуществуют различные, порой мало между собой перекликающиеся, интерпретации, толкования. В то же коммуникативной практике суриндинских эвенков присуща широко разработанная система запретов и табу. Подробно рассмотренная нами категория нголомо (грех), представления о воздаянии за неподобающее поведение, о возможных сверхъестественных санкциях за антисоциальное поведение - таковы, на наш взгляд, ведущие рычаги поведенческого регулирования. Следует отметить, что конкретика системы запретов опирается в значительной мере на противопоставление жизни и преждевременной смерти.

Вариативность, нечеткость проскриптивных норм вместе с разработанностью и большим авторитетом системы рестриктивной, позволяют нам говорить об этике суриндинских эвенков как о системе нормативных диапазонов. Запреты и табу очерчивают пределы, рамки допустимого поведения, внутри же этих границ допустима практически любая поведенческая стратегия. Именно в этом обстоятельстве видится нам объяснение бросающейся в глаза бедности этикетных норм, бытующих у суриндинских эвенков.

В диссертации рассмотрены также формы традиционной взаимопомощи, распространенные в исследуемой локальной группе. На наш взгляд, традиционная взаимопомощь, принимая форму социального альтруизма, является достаточно прагматическим инструментом, поведенческой стратегией, направленной на укрепление статуса индивида в коллективе.

Важным аспектом, воздействующим на поведенческую практику, являются традиционные представления о сверхъестественных участниках коммуникативного процесса. Индивидуальные духи-хранители бугадыл, души умерших ранее людей (молкош и пр.), души убитых зверей (в частности, медведя), обощенные представления о персонифицированной высшей силе (имеющей разнообразные частные интерпертации - маин, сэвэки, экшэри), дух огня, способный общаться с человеком и реагировать на его действия - все они так или иначе воздействуют на человеческое поведение в тех или иных конкретных ситуациях. Трансформация традиционных представлений о сверхъестественном, происходящая в современном эвенкийском обществе, ведет к определенной трансформации и соответствующих поведенческих представлений. Достаточно интересный материал в этом плане дает нам изучение детской субкультуры и бытующих в ней мифологических представлений.

Одним из самых существенных последствий государственной политики седентаризации и интеграции традиционного хозяйства в общегосударственную экономику явилось формирование специфического «двойного стандарта» в поведении суриндинских эвенков. Нормы поведения, принятые и допустимые в поселке, заметно отличаются от аналогичных в лесу. Противопоставление леса и поселка в том числе в поведенческом аспекте четко осознается самими суриндинцами. Определенное влияние на данную оппозицию оказывает и затронутый в работе фактор алкогольной зависимости, которая в различной степени распространена среди значительной части суриндинского населения.

Таким образом, рассмотренная в работе специфика повседневной коммуникации современных суриндинских эвенков основывается на ряде структурообразующих факторов, к которым мы можем отнести следующие:

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Алехин, Константин Анатольевич, 2001 год

1. Алексеев М.П. Сибирь в известиях западноевропейских путешественников и писателей. М., 1941

2. Аблажей A.M. Современная экономическая и этносоциальная ситуация в Эвенкийском автономном округе. // Этносоциальные процессы в Сибири вып. 1, Новосибирск, 1997

3. Алексеенко Е.А. Начальный этап советского строительства на Туруханском Севере. Осуществление ленинской национальной политики у народов Крайнего Севера. М., 1971

4. Амосов А.Е. Эвенки. Очерк о государственном регулировании занятости малочисленных народов Севера в ЭАО // Эвенкийская жизнь, 1998, № 27-29

5. Амыльский Н. Когда зацветают жаркие цветы (о работе съездов туземных советов и судов в Туруханском крае) // СА № 3 1928

6. Андерсон Д.Дж. Тундровики. Экология и самосознание таймырских эвенков и долган. Новосибирск, 1998

7. Андреев А.И. Описание о жизни и упражнениях обитающих в Туруханском и Березовском округах разного рода инородцах // СЭ, 1947 № 1

8. Анисимов А.Ф. Родовое общество эвенков. JL, 1936

9. Анисимов А.Ф. Представления эвенков о шингкэн'ах и проблема происхождения первобытной религии. // СМАЭ вып. 12, 1949

10. Анисимов А.Ф. Семейные охранители у эвенков и проблема генезиса культа предков //СЭ, 1950, №3

11. Анисимов А.Ф. Шаманские духи по воззрениям эвенков и тотемические истоки идеологии шаманства //СМАЭ, 1951, вып. 13

12. Анисимов А.Ф. Религия эвенков в историко-генетическом изучении и проблемы происхождения первобытных верований. M.-JL, 1958

13. Арутюнов С.А. Принципы и закономерности вхождения инноваций в культуру этноса. // СЭ, 1982, № 1

14. Арутюнов С.А., Чебоксаров Н.Н. Передача информации как механизм существования этносоциальных и биологических групп человечества. // Расы и народы: современные этнические и расовые проблемы. М., 197215