Этнические стереотипы поведения корейцев тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.07, кандидат исторических наук Самсонов, Денис Анатольевич

• Самсонов, Денис Анатольевич
• кандидат исторических наук
• 2007

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Самсонов, Денис Анатольевич

Введение.

Глава I Семейный этикет.

Часть 1 Корейская система родства.

§ 1. Семейно-родовая структура.

§ 2. Терминология родства.

Часть 2 Общение в малой корейской семье.

Глава II Этикет праздников жизненного цикла.

Часть 1. Появление на свет.

§1. Вынашивание ребёнка.

§2. Рождение и первый год жизни.

Часть 2. Взросление.

§1. Совершеннолетие.

§2, Свадьба.

Часть 3 Поклонение старшим и поминовение предков.

§ 1. Шестидесятилетие.

§ 2. Похороны и траур.

§ 3 Поминальные обряды.

Глава III Общественный этикет.

Часть 1. Костюм.

Часть 2. Кинесические аспекты корейского этикета.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Этнические стереотипы поведения корейцев»

В настоящее время, в начале XXI века, в эпоху активных международных контактов, интенсивность общения между народами, входящих в различные культурные ареалы, значительно увеличивается. В связи с этим появляется естественная заинтересованность в познании национальной специфики отдельно взятых стран. Несмотря на известную универсализацию системы международных отношений, внимание к основам национальной культуры того или иного народа жизненно необходимо во избежание возникновения непониманий и конфликтов. Взаимное непонимание этнической специфики различных народов способно порой значительно усложнить процесс установления конструктивного диалога. Именно поэтому этнографическое изучение культуры отдельно взятого народа приобретает особую актуальность.

Понимание этнической специфики предполагает изучение традиции. В данном контексте под термином «традиция» мы понимаем цельное миросозерцание, связанное как с потаенно-глубинным, сакральным течением жизни, так и с внешней, бытовой стороной существования. Так или иначе в традиции обязательно присутствует идея преемственности. Очевидно, что традиция предполагает передачу своего содержания посредством неизбежного комплексного охвата всей личности человека в различных сферах его деятельности — интеллектуальной, духовной, поведенческой [17, с. 54-55].

Разнообразные формы существования и «трансляции» традиции различных народов мира с давних пор являлись объектом изучения этнографии. Одной из таких форм является культура поведения. В последние десятилетия исследование этнических стереотипов поведения рассматривается как особый подход к изучению традиции.

Широко известно, что в традиционном обществе многие стороны повседневной жизни — семейные отношения и трудовая деятельность, религиозно-культовая практика и отношения между различными членами социума — подвергались регламентации, образуя строгую систему поведения.

Стратегия всякого поведения, в особенности традиционного, формировалась в связи с определенной шкалой ценностей, высшим достоянием которой считалось священное, сакральное. Именно наличие элементов сакрального обуславливало правомочность и необходимость того или иного стереотипа поведения.

Механизм обозначения сакрального в данном обществе, равно как и свою собственную передачу, традиция реализовывала посредством высшей стереотипной формы поведения — ритуальным действом. Традиция всегда была ориентирована на ритуал. Ритуал всегда оказывался связан со сферой сакрального. Дело в том, что, будучи символическим поведением, ритуал имел своей целью воспроизвести предустановленный порядок и узаконить его. Следовательно, основная функция ритуала заключалась в соотнесении ритуальной ситуации с сакральным прецедентом для выявления соответствия данной ситуации сакральному образу Одним словом, ритуал — это воспроизведение универсального закона традиции и подтверждение некой нормы отношений в коллективе [49,18].

Проведение ритуала — всегда событие, «момент истины» в жизни коллектива. Очевидно, что далеко не каждая ситуация мота быть соотнесена с сакральным образом: вся повседневная жизнь коллектива не может быть насквозь пронизана ритуалом. Поэтому естественно, что вне ритуального действа происходит определенная схематизация ритуального поведения. Несмотря на это она также играет важную роль в организации порядка в социуме. На бытовом уровне начинает работать иная, упрощенная форма стереотипного поведения — этикет [49,22].

Именно этикет, одна из форм стереотипного поведения, станет объектом исследования в данной работе. На этикете мы и хотим сосредоточить наше внимание в данном исследовании. Под этикетом следует понимать правила общения между различными в половом, возрастном, социальном, конфессиональном и других отношениях группами общества. К сфере этикета можно отнести жесты и позы, сопровождающие приветствия; манеру держать себя во время беседы; правила поведения молодых людей по отношению к старшим по возрасту и положению в обществе; правила хорошего тона в отношениях между юношами и девушками, мужчинами и женщинами; символика частей человеческого тела и установки, предписывающие строго определенное размещение общающихся в пространстве, а также некоторые другие аспекты [50, 5].

Именно взаимодействие различных этикетных приемов создает все многообразие общения и образует его самобытность. Другими словами, основная задача этикета — символизировать некоторые существенные для данного общества социальные, а также биологические принцииы оценки, что должно способствовать систематизации социальных отношений и различий по полу, возрасту и общественному положению.

В своей работе «Техники тела» М. Мосс указывал, что даже самые элементарные физиологические действия человека — то, как люди сидят, спят, едят или ходят, — пусть в очень малой степени, но отличаются от общества к обществу и от культуры к культуре [38].

Необходимо отметить, что термин «этикет» многозначен. Как было сказано выше, этикет генетически связан с ритуалом. Как и ритуал, этикет является важной формой социального существования, но связан с иным уровнем жизни общества.

Ритуал подтверждает некую норму отношений в коллективе, этикет их регламентирует, нормализует. Таким образом, этикет является продолжением ритуала, он как бы поддерживает ту форму отношений, которую легализовал ритуал [49, 19].

Ритуал объясняет правила поведения, дает им «право на жизнь», а этикет их иллюстрирует. Они сосуществуют вместе и представляют один комплекс, основная задача которого заключается в обеспечении гармоничного существования социума. Несмотря на то, что этикет и ритуал занимают различные места в жизни социума, одно и тоже действо может сочетать в себе как признаки ритуала, так и признаки этикета.

Этикетное поведение человека в зависимости от степени ритуализованности можно условно расположить между двумя полюсами. На одном будет ритуальное поведение, т. е. поведение с максимальной знаковостью, преследующее преимущественно символические, а не прагматические цели. На другом — бытовое поведение, т. е. поведение с минимальной знаковостью, преследующее прагматические цели, где символические функции минимальны. Набор поведенческих схем в зависимости от ситуации и других факторов способен перемещаться по шкале ритуализованности и тяготеет то к одному полюсу, то к другому [19, 17].

Из сказанного выше становится очевидным, что сама тема этикета весьма многопланова и может быть сужена или расширена в самых различных пределах. Можно говорить об этикете в широком и узком смысле слова: под первым понимается обозначение всей совокупности этически определенных поведенческих норм в том или ином социуме, а под вторым — тот конкретный, индивидуальный для определённого круга людей набор материально проявляющегося поведения, который включает в себя расположение участников общения в пространстве, их позы, жесты, мимику, словесные формулы и т. п.

Изучение поведенческой схемы, выражающейся в этикете, очень важно. Этикет служит своеобразным материализованным институтом, через который традиция проводит в жизнь свою «политику», свои принципы и идеалы. С одной стороны, причины того или иного поведения коренятся в сфере традиционного сознания, а с другой стороны, проявляют себя в эмпирически наблюдаемом пласте традиционно-бытовой культуры [20,15].

Одним словом мы можем увидеть, что исследование этикета помогает затронуть весьма широкий спектр тем, помогающих в изучении традиционной культуры конкретного народа.

Этикетное поведение является заметным и важным явлением существования традиции. Тем не менее в научном смысле дать чёткое его определение, противопоставить или отождествить с другими сходными формами ритуализованного поведения представляется непростой и едва ли выполнимой задачей.

Нам кажется, что именно в этой невыделенности и таится интерес к изучении этого культурного феномена. Изучение этикета предполагает тесное знакомство с другими смежными понятиями и формами, другими словами, оно требует комплексного познания различных элементов не только духовной, но и материальной культуры. Изучение этикета приводит к осознанию того, что любая традиционная культура является синтетическим образованием, то есть всё в культуре взаимосвязано и сосуществует между собой в неразрывном комплексе.

Кроме того, при изучении особенностей стереотипного поведения отдельно взятого народа, необходимо также учитывать особенности развития этикетно-ритуальной сферы в данном культурном ареале. Очевидно, что в различных странах мира развитие ритуально-этикетной сферы происходило в контексте местных представлений о морально-нравственных нормах.

Данная работа посвящена изучению стереотипов поведения корейцев. Прежде чем приступить к изложению материала, необходимо сказать несколько слов о самих корейцах.

Корейцы — это основное население Корейского полуострова. Они составляют почти 100% населения Республики Корея и Корейской Народной Демократической Республики. По антропологическому типу корейцы принадлежат к восточно-азиатской ветви монголоидной расы. Корейцы говорят на корейском языке, который относят к изолированным языкам.

Многие вопросы этногенеза корейцев до сих пор не решены. Очевидно, в их формировании принимали участие этнические группы различного происхождения, причём ведущая роль принадлежала группам, говорившим на протоалтайских языках.

История развития корейской государственности с давних времен проходила в постоянном контакте с могучим северо-западным соседом — Китаем. Корея входит в культурную область, основной доминантой которой не протяжении столетий являлась китайская культура. Как известно под культурной областью понимается весьма обширный регион, у населения которого под действием ряда факторов, таких как схожесть путей социально-экономического развития, а также длительность прочных и разнообразных связей и взаимовлияний, формируются сходные культурно-бытовые особенности. На протяжении столетий Корея имела постоянные отношения с Китаем. Корейцы заимствовали китайскую иероглифическую письменность, на которой вплоть до начала XX века велось всё делопроизводство. На протяжении многовековой истории именно из Китая на территорию Корейского полуострова проникали различные морально-этические и религиозные учения: буддизм и конфуцианство, которое в чжусианской его форме стало приобрело огромное влияние в корейском обществе в позднем средневековье.

Например, в современном корейском языке понятие «этикет» выражается словом аИ (ШИ) [ей]1. Понятие (ШШ)[еи] означает в первую очередь правила поведения в обществе. Как мы видим термин (ШШ) [ей] пишется с иероглифом Ш [кит. ли, кор. е]. Китайский иероглиф /Щ, означающий

1 В данной работе при необходимости ввести в текст корейское понятие автор руководствовался следующим принципом: написание слова или понятия в корейской графике, далее в круглых скобках приводится, если он возможен, иероглифический эквивалент, а в квадратных — русское чтение слова или понятия в практической транскрипции. Практическая транскрипция оперирует лишь буквами русского алфавита и их узаконенными сочетаниями. В отечественном корееведении до сих пор отсутствуют общепринятые нормы и правила транскрипции корейских слов. Мы руководствовались принципами, изложенными Г. Е. Рачковым на семинаре, проводимом Центром корейского языка и культуры СПбГУ [41]. широкий круг родственных понятий — правила поведения, обряд, обычай, благопристойность и т. п., — обычно переводят как «этика», «ритуал». Это понятие входило в число пяти основных понятий конфуцианства, к которым помимо Ш (^1) относились t (<У) [кит. жэнъ, кор. ин] — «человеколюбие», [кит. чжи, кор. чи] — «мудрость», Ш(Щ) [кит. и, кор. ый] — «справедливость», fs(^) [кит. синь, кор. син] — «доверие». Таким образом мы можем говорить о том, что в корейском языке понятие этикет выражается конфуцианским термином. В связи с этим уместно сказать несколько слов о том, какое место занимал ритуал/этикет в конфуцианстве.

В конфуцианстве к ритуалу сложилось особое отношение. Этимологическое значение термина — «совершение жертвоприношения» — отражено в исходной форме иероглифа, изображающего камень для жертвоприношений и сосуд с подношением [98, с. 273]. Это понятие было заимствовано Конфуцием из предшествующих времен, им же было вознесено почти на недосягаемую высоту, но в результате стало символом не сколько сакральной деятельности, а знаком ритуализированной этики и характеристикой правильного поведения человека или, иными словами, знаком нормативного, регулирующего начала. По Конфуцию именно ритуал является главным условием человечности и эффективным средством её воспитания в людях. В ритуале Конфуций видел и главную опору фундамент всей человеческой деятельности. В рамках конфуцианских представлений ритуал оказывается тождественным мировому порядку, универсальному закону в целом, а также и тому, что мы обычно называем этикой. Ритуал рассматривался как необходимый и достаточный механизм регулирования жизни человека. Это способствовало тому что особое отношение к ритуалу смогло создать своеобразную «моральную метафизику» и придало этико-ритуальным категориям универсальный мироописательный смысл. Наличие мощных социальных и духовных санкций позволило конфуцианским этико-ритуальным нормам стать обязательными для большинства членов общества [48, с.

9J

Как уже говорилось выше, история развития корейской культуры протекала в постоянных контактах с Китаем. Безусловно, особое отношение к ритуалу, сформировавшееся в Китае в рамках учения Конфуция, не могло не оказывать влияния на ритуально-этикетную сферу Кореи.

В самой разнообразной литературе по истории культуры Кореи нередко можно встретить упоминания о том, что конфуцианство стало господствующим учением при династии Ли, которая правила с 1392 по 1910 год. Время правления династии Ли в исторической литературе обычно именуют по названию провозглашенного тогда государства Чосон.2

Надо сказать, что конфуцианство начало распространяться на территории Корейского полуострова с давних времен (ориентировочно с III века н. э.). С тех пор конфуцианство всегда оставалось влиятельным идеологическим учением. На протяжении истории развития корейской государственности конфуцианство сосуществовало вместе с другим крупным религиозным учением — буддизмом, который считался главной идеологической основой предшествующему Чосону государства Корё (918-1392). Следует, тем не менее, отметить, что если между буддизмом и конфуцианством и намечалось противоборство, то оно проходило не на идеологическо-доктринальной, а больше на экономической и политической почве [32, с. 217].

Причины, по которым конфуцианство стало играть особую роль именно в эпоху Чосон, заключаются в том, что в юнце XIV века оно стало «знаменем» новых реформаторских сил, которые и обеспечили приход новой династии.

2 Однако здесь стоит оговориться. Формально государство Чосон прекратило свое существование в 1897 году после провозглашения Империи Тэхан, но у власти все равно остались правители династии Ли, которые и правили страной до японской аннексии 1910 года. В нашей работе мы будем придерживаться несколько упрощенного варианта и под временными рамками государства Чосон будем понимать время правления династии Ли, т. е. 1392-1910.

Конфуцианство они использовали как теоретическую основу для укрепления своей власти. Именно в эту эпоху конфуцианство выдвинулось вперед буддизма в качестве основной идеологической схемы [32, с. 217].

В связи с этим следует специально отметить особую роль конфуцианских церемоний в эту эпоху. Как мы уже говорили, ритуал в конфуцианстве рассматривался как фундамент человеческой деятельности и основной регулятор жизни общества.

Новая династия, при организации государственного аппарата учредила так называемые «Шесть палат», в число которых наряду с Палатой войск, Палатой наказаний и т. д., входила также и Палата этикета. В её функции входил контроль за ритуально-этикетной сферой. Причем не только в целом в рамках государства, но и, в частности, в рамках семьи. В Корее существовал особый термин (if'7a) [ечхи], что значит «правление с помощью ритуала», указывающий на то, что ритуал являлся одним из способов управления обществом. Ритуал регулировал весь жизненный цикл каждого человека. За основу по проведению обрядов жизненного цикла был взят трактат китайского неоконфуцианца династии Сун Чжу Си (t^sJ) (1130-1200) ШШ (7]^]) (кит. [цзяли], кор. [карё\)ъ — «О семейном благочестии» [31, с. 429].

Каре — это ритуально-этикетная система, в которую входит описание четырёх церемоний: совершеннолетие, свадьба, похороны, поклонение духам предков. Данный трактат был известен в Корее ещё в конце периода Корё (9181392), но особое место он занял в период династии Ли, когда конфуцианство заняло ведущие позиции в государстве. В конце периода Корё и в начале периода Чосон предписания, изложенные в трактате, реализовывались главным образом в кругу садэбу (доел, «учёные и большие мужи»), класс мелких и средних землевладельцев. Они стали одной из основных движущих сил в процессе распада династии Корё и формировании основ государства Чосон [85,

3 Далее в работе при упоминании данного труда будет использоваться его корейское чтение [каре] с. 90].

Однако необходимо отметить, что ритуально-этикетная сторона конфуцианства начала эпохи Чосон не мгновенно завладела умами всего населения страны. Смена идеологии — медленный процесс. Поэтому понадобилось не одно столетие, чтобы проведение церемоний по принципам неоконфуцианства, изложенным в Каре, стали практиковаться по всей стране.

Особое значение ритуально-этикетная сфера в Корее обрела в XVII веке. Для Кореи XVII век оказался переломным не только в плане общественной мысли, но и для всех сфер общественного и экономического развития. В XVII веке переосмысление новой роли Кореи в дальневосточном мире, с точки зрения корейцев, происходило на уровне поиска, подтверждения и переподтверждения собственных исторических корней, которые должны быть такими же древними, как и китайские [32, с. 250]. В это время в Корее происходила большая переоценка существующих ценностей и методов управления государством. Появление в средневековой Корее такого понятия как (ШЩ [ехак] - «науки об этикете» в первую очередь было связано с объективным требованием времени упорядочить и регламентировать общественную жизнь. Начало XVII века — особый период в истории Кореи. Победа в Имчжинской войне (1592-1598) хоть и принесла долгожданный мир на территорию Корейского полуострова, но сама по себе не могла разрешить тот клубок проблем и противоречий, который образовался в ходе многолетнего хаоса. Одним из путей выхода из сложившегося хаоса стала реформа ритуально-этикетных отношений. Как известно, в дальневосточной традиции нарушение системы отношений и общения между людьми является знаком того, что в обществе наметилась дестабилизация и неминуемо наступление хаоса. Именно в этот период корейскими учёными-конфуцианцами были сформулированы устойчивые стандарты поведения и речи, четко фиксированные обряды и церемонии. Именно эта ритуально-этикетная норма воспринимается большинством современных носителей культуры как традиционная схема поведения. В этой ритуализованности как раз и лежит одна из этнических универсалий традиционного корейского поведения.

Открытие Кореи иностранцам во второй половине XIX века не могло не отразиться на ритуально-этикетной сфере. В конце 90-х годов XIX века были проведены ряд реформ, вошедших в историю под названиями «Реформы годов кабо и ылъми» (это название соответственно 1894 и 1895 годов согласно традиционной циклической системе летоисчисления). Эти реформы, с одной стороны, были направлены на модернизацию страны, приведение её государственной и экономической системы к мировым стандартам того времени, но, с другой стороны, реформы в социальной сфере кардинально меняли традиционный уклад жизни. Например, решением, вызвавшим шок, стало издание запрета носить традиционные прически. Традиционная прическа на протяжении столетий была важным атрибутом внешнего облика корейца. Указ об обязательной стрижке волос был ударом по традиционной ритуально-этикетной системе. Надо сказать, что реформы проводились под давлением внешних сил, в первую оч;ередь японцев, которые уже тогда всерьёз рассматривали планы овладения Кореей.

Из сказанного выше становится ясно, что корейская ритуально-этикетная сфера имеет весьма динамичную историю развития. Во многом в последние столетия она развивалась в контексте конфуцианских понятий о ритуале и этикете.

Как мы уже не раз говорили, изучение стереотипных форм поведения помогает понять и осознать важные основы традиционного мировосприятия народа. Сформировавшаяся за годы правления династии Ли ритуально-этикетная система и легла в основу культуры общения корейского народа.

В рамках нашей работы в качестве основного предмета исследования мы будем рассматривать как раз ритуально-этикетный базис, который сложился во второй половине эпохи Чосон. Основной упор, тем не менее, мы будем делать на рубеж XIX-XX веков, тот промежуток времени, который характеризуется большей частью нашей источниковой базы (об этом смотри ниже). Кроме того, как мы отмечали выше, для исследования этикета также важно изучение эмпирически наблюдаемого традиционно-бытового среза культуры. В первую очередь это касается изучения кинесических аспектов поведения. В связи с этим в работе использованы данные, относящиеся ко второй половине XX века.

Как уже говорилось выше, изучение этикета предполагает охват различных сфер жизни общества. Этим и объясняется необходимость привлечения весьма широкого спектра материалов, позволяющих рассматривать самые разнообразные стороны исследуемой темы.

В числе важных письменных источников необходимо назвать записки и воспоминания русских и западноевропейских путешественников, миссионеров, посетивших Корею главным образом в конце эпохи Чосон, на рубеже XIX-XX вв. В этих записках имеется много интересных сведений как о традиционном быте корейцев, так и о церемониально-обрядовой практике. Записки представляют собой очень живые и яркие описания жизни различных слоев корейского общества. Несмотря на то, что большинство авторов не были профессиональными востоковедами, уровень их образованности, наблюдательность, владение словом позволяют читателю сформировать достаточно широкое представление по исследуемому вопросу.

Среди них особое место занимает сочинение М. А. Поджио «Очерки Кореи». М. А. Поджио был сотрудником Русской духовной Миссии в Пекине и в течении ряда лет собирал материалы о корейцах во Владивостоке, Китае и Японии. Он широко использовал свои собственные воспоминания о корейцах, русскую и западноевропейскую прессу, выходившую в Восточной Азии. Сочинение было закончено в 1885, но увидело свет только в 1892 г., после смерти автора. Эту работу по праву можно считать первым этнографическим трудом, посвященным Корее и корейцам. М. А. Поджио освещает все аспекты этнокультурного облика корейцев, в том числе и особенности воспитания, поведения при проведении разнообразных обрядов жизненного цикла, а также рассказывает об особенностях общественной жизни. Столь всесторонней характеристики этнографии корейцев до появления сочинения М. А. Поджио в русской науке не было [11].

В начале XX в. были изданы воспоминания известного русского писателя Н. Г. Гарин-Михайловского, который, будучи участником крупной русской экспедиции, в 1898 году побывал в Корее. Свои воспоминания он озаглавил «Из дневников кругосветного путешествия. По Корее, Маньчжурии и Ляодунскому полуострову». Судя по заглавию, у читателя могло сложиться впечатление, что путешествие Н. Н. Гарина-Михайловского по Корее было одним из этапов большого пути, целью которого было обогнуть земной шар. Однако, проведенное нами исследование этого путешествия, говорит о том, что публикация книги под таким название было вынужденной мерой, дабы максимально возможно завуалировать истинные причины путешествия. Целью экспедиции, в которую входил Н. Г. Гарин-Михайловский, было как раз посещение Корейского полусотрова, причем северных его районов. Экспедиция была организована при финансовой помощи Министерства двора и Генерального штаба и приследовала в первую очередь военно-стратегические цели — рекогносцировка местности. Эта экспедиция по сути дела стала одним из первых плодов работы группы лиц, результаты которой вошли в историю России под весьма неблагозвучным названием «безобразовщина». Описание характера их влияния и его оценка являются предметом отдельного исследования, выходящего за рамки темы, определенной в заглавии диссертации [41а].

Начальником экспедиции был поручик кавалергадского полка Александр Иванович Звегинцов. Экспедици находилась в Корее 94 дня и успела проделать колоссальный объем работ. Н. Г. Гарин-Михайловский руководил одной из двух железнодорожных партий, двигавшихся вдоль русла рек Туманган и Амноккан. Вместе с основным своим занятием по сбору информации о возможности проложить железную дорогу вдоль бассейнов крупных рек, Н. Г. Гарин-Михайловский вел дневник, который создавался для того, что бы запечатлеть для себя непосредственные наблюдения, сохранить атмосферу пестрой панорамы из пейзажей, лиц, бытовых эпизодов, которые возникают у путешественника, знакомящегося с жизнью доселе ему неизвестной.

Непринужденность повествования и писательское мастерство автора открывают перед нами живой внешний облик Кореи того времени. Гарин очень тепло отзывается о местном населении. Он не раз повторяет о том, что корейцы — способный и восприимчивый народ. Он тщательно зафиксировал много сказок, преданий и легенд корейского народа, что поправу можно считать одним их первых вкладов в изучение корейского фольклора. В контексте нашего исследования важно то, что в его книге приведены разнообразные данные по традиционной культуре корейского народа, в частности о повседневном быте, о семейной обрядности. Особый интерес представляют сведения о похоронном обряде [1].

Среди воспоминаний следует также выделить отчет крупного отечественного востоковеда Н. И. Конрада, который в 1914-1915 годах посетил Корейский полуостров и объездил почти все провинции Кореи. В отчёте представлено много материла этнографического характера. Для нашего исследования особый интерес представляют данные по родильной и свадебной обрядности [4].

Что касается записок западноевропейских путешественников, то для исследования нашей темы особую важность представляют материалы, изложенные в воспоминаниях Лилиас Хортон Ундервуд (Lilias Horton Underwood) и Констанс Тайлер (Constance Tayler) [13,14,15].

Л. Ундервуд попала в Корею в 1888 году молоденькой медсестрой для работы в госпитале при американской протестанской миссии. В Корее она прожила более 15 лет, в наиболее критический и напряженный период Новой истории. Она находилась в Корее в период с момента открытия страны иностранному влиянию и покинула её незадолго до японской аннексии. Качества её характера посволили возложить на неё особую миссию: она стала медицински советником при королеве Мин, жене последнего корейского короля.

В Корее она вышла замуж за одного из наиболее влиятиельных и харизматичных мессионеров Хораса Ундервуда, основателя университета Ёнсе, одного из крупнейших университетов Республики Корея. Вместе с ним она предприняла, как они назвали, «свадебное путешествие» по всей Корее, посетив множество отдаленных уголков страны.

С одной стороны её воспоминания посвящены описанию и работе американских миссионеров на корейской земле, но с другой, в её воспоминаниях мы встречаем самую разную информацию о характере и обычаях корейского народа.

Констанс Тайлер, миссионер из Англии, бывала в Корее неоднократно в самый тяжелый период её истории, на рубеже XIX и XX веков. Она вела в Корее просветительскую и проповедническую деятельность, общалась с представителями разных социальных слоев, описание особенностей которых нашли отражение в её книге «Корейцы дома» («Koreans at Home»).

Важные свидетельства мы почерпнули из произведений художественной литературы. И, прежде всего, из корейских классических повестей XVII-XIX веков, которые, будучи образцом художественной прозы эпохи Чосон, со скрупулёзной точностью передают этнографические детали того времени. Повесть была одним из самых популярных жанров корейской литературы того времени и выполняла важную воспитательную роль. Их было создано множество. Они были написаны на корейском языке, а не на китайском, как большинство литературных памятников того времени. Именно поэтому они и пользовались большой популярностью. Необходимо отметить, что сам жанр повести обозначался знаком Щ [чои] со значением «биография». Это не случайно. Так же как и в жанре биографии, который был посвящен описанию подвига конкретного исторического лица, герои повестей — образцовые личности, демонстрирующие идеальное поведение. В работе использованы материалы переведенных на русский язык повестей «Верная Чхунхян», «Достойный Хон Кильдон», «История фазана», «Чанхва и её сестра Хоннён» [5].

Помимо произведений художественной литературы в работе использовался фольклорный материал: пословицы и поговорки, которые также подходят для того, чтобы выступать в качестве полезного источника. Большое количество подобного рода изречений сложились в незапамятные времена. Как известно, пословицы и поговорки в живых образах выразительно, своеобразно и проницательно способны передать народную традицию. В работе использовались пословицы и поговорки, на протяжении многих лет собиранием и изучением которых занимался преподаватель Восточного факультета СПбГУ Лим Су [3].

Ценным источником стали корейские коллекции Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН, включающие как предметы материальной культуры, так и иллюстративный материал. Большинство этих предметов относится ко второй половине эпохи Чосон [8].

Кроме этого в данной работе автор использовал собственные полевые материалы. В период с 1998 по 2004 год автор не раз бывал в Республике Корея. Особо плодотворным оказалось пребывание с апреля по декабрь 2004 года. В этот период при поддержке Государственного исследовательского института культурного наследия Республики Корея и Государственного музея этнографии Республики Корея вместе с сотрудниками этих заведений были осуществлены поездки по различным регионам страны.

Помимо указанных выше источников, диссертационное исследование базируется на материалах из научной литературы на корейском, русском и западноевропейских языках. В данной части работы хотелось бы дать краткий обзор использованных в работе материалов исследований и изложенных в них точек зрения различных учёных с целью показать степень разработанности темы, указанной в заглавии диссертации.

Особенно ценным для нашего исследования стало привлечение работ корейских ученых. В данной работе мы опираемся на научные работы только исследователей из Республики Корея.

К изучению своей культуры постоянно обращались и продолжают весьма активно обращаться многие южнокорейские авторы. В их работах содержатся интересные мнения и точки зрения, а также много полезного материала, использование которого позволило нам по-новому взглянуть на исследование темы, указанной в заглавии диссертации.

В работе использованы сведения из исследований, опубликованных южнокорейскими учёными во второй половине XX- начале XXI вв.

В современной Республике Корея большое внимание уделяется выработке основ правильного поведения. С этой целью издается очень много практических руководств с описанием того каким образом должно себя вести как при повседневном общении в семье и обществе, так и при проведении различных обрядов и церемоний жизненного цикла. Названия таких руководств обычно бывают следующие: «Правильный взгляд на семейный этикет нашей страны», «Описание семейных церемонии, которые должен знать каждый» и т. д. и т. п. Такие книги обычно богато иллюстрированы и содержат развёрнутые комментарии различных деталей общения. В них рассказывается о бытовавших некогда формах этикета при проведении обрядов порой с развернутыми комментариями. Отмечается тесная взаимосвязь правильных норм поведения с неоконфуцианскими мировозренческими схемами. Иногда даются выдержки из различных средневековых трактатов о правильном поведении. Практически в каждой южнокорейской семье есть хотя бы одно издание подобного рода.

Однако, необходимо отметить, что такое подробное внимание к описанию поведения нельзя в полной мере связать с научным подходом. Несмотря на то, что в таких изданиях о важности значениях обрядов очень часто рассказывается в исторической перспективе и иногда проводятся сравнительные параллели с другими культурными традициями (как правило с традициями соседних Китая и Япония), эти издания являются практическими руководствами к действию. В первую очередь они носят описательный характер, а аналитическая часть очень незначительна по объему или вовсе отсутствует. Можно сказать, что такие работы призваны играть просветительскую роль.

Несмотря на то, что такую литературу нельзя назвать научной, работы подобного характера помогают нам взглянуть на особенности поведения как бы «изнутри» корейского общества. Дело в том, что подобная литература помогает обратить внимание на некоторые незначительные, казалось бы, моменты, которые порой теряются в процессе визуального общения, но вместе с этим, при их «замедленном» разборе, они не только становятся заметны, но и приобретают особый смысл, способный раскрыть особенности традиционного корейского поведения [70, 73, 80, 82, 89, 90].

Знакомство с этими работами позволило определить круг смежных сфер, изучение которых поможет нам при исследовании такой сложновыделяемой стереотипной формы поведения каким является этикет. Как мы уже говорили на страницах данного раздела нашей работы однозначно очертить «сферу влияния» этикета и отделить его от других ритуализованных стереотипных форм, задача непростая. Именно поэтому, опираясь на материал таких практических руководств появляется возможность определить сферы исследования, которые, наряду с конфуцианством, важны для изучения этикетных норм. К числу таких сфер относятся: общение в семье и обществе, поведение при проведении ритуалов жизненного цикла.

Необходимо отметить, что каждая из этих сфер становилась объектом научного исследования.

Семейные отношения исследовались корейскими авторами весьма многопланово. Важность родственных групп (патронимий) называется рядом корейских учёных основным залогом формирования правильного поведения. Родственные отношения рассматриваются как гарант формирования, функционирования и контроля за правильным поведением. Для нашей работы были особенно ценны работы известного южнокорейского исследователя, профессора Сеульского государственного университета Ли Кван Кю, посвященные особенностям уклада патронимических групп в Корее, а также внутрисемейным отношениям с древности до наших дней [61, 62, 92, 93, 94].

Особая ценность его исследований заключается в том, что работы Ли Кван Гю построены на материалах его собственных полевых исследований. Свою полевую работу он проводил в деревнях различных регионов страны, начиная со 2-ой половины 50-х годов XX века, а затем, более активно и основательно, в начале 70-х. Его первые выступления и публикации на эту тему появились во 2-ой половине 60-х годов. Собранная им информация представляет огромный инетерс, потому что она отражает уклад жизни сельских районов Республики Корея. Здесь необходимо отметить, что время его поездок по регионам Республики Кореи совпало с началом активной модернизации корейской деревни. Фактически сбор материала, который проводил Ли Кван Кю совершался в тот момент, когда деревенский уклад жизни претерпевал существенные иземения. Таким образом, в его работах нашли отражение те особенности семейных форм и отношений, которые были характерны для Республики Корея, когда она ещё оставалась преимущественно аграрным обществом, сохранявшим во многом традиционную систему семейных отношений. В своих поздних работах он подробно рассматривает функционирование традиционных поведенческих семейных схем в современном южнокорейском обществе.

В своих публикациях на английском языке он впервые для западного читателя показал важные особенности корейской семейной структуры.

Его работы до сих пор являются актуальными при изучении важных аспектов традиционной корейской культуры.

Указывая на важную роль заимствованных из Китая неоконфуцианских принципов в выработке системы отношений в традиционной корейской семье, Ли Кван Гю, однако, указывает на ряд важных особенностей, присущих собственно корейской форме семьи и системе родства и заметно сказываются на формировании определенных поведенческих установок внутри семьи. Они относятся к общению внутри малой корейской семьи, а также к системе наследования. В контексте нашей работы именно эти размышления корейского учёного представляют особый интерес.

Как мы ни раз указывали выше, исследование стереотипов поведения и, в частности этикета, не возможно без изучения морально-нравственных аспектов в жизни общества. На протяжении многовековой истории Кореи конфуцианство играло важну роль в формировании морально-нравственных норм корейского общества. Роли и месту конфуцианских принципов в формировании этических норм корейского общества посвящено огромное количество работ корейских исследователей. В данном обзоре мы остановимся только на одной из них, являющейся наиболее представительной. Автор большой монографии по истории развития корейской общественной мысли, преподаватель университета Тхэсон и лектор унивесритета города Андон Чо Хён Гу отмечает, что для поддержания в обществе нравственности и морали очень важно знать историю её развития. Особенное место в его исследовании уделяется как раз середине периода Чосон, когда сложилось особенное отношение к этиктеу как к форме регулирования социальных отношений в обществе. Он отмечает, что в первой половине правления династии Ли идеи конфуцианства сунского образца стали проникать в Коерю, а уже к XVII веку сформировалось собственное самостоятельное представление об этикете [101].

Изучению церемоний праздников жизненного цикла уделяется южнокорейскими исследователями особое внимание. Из всего многообразия исследований, проводимых в этой области, в контексте нашей работы являются те, которые касаются места и роли неоконфуцианских представлений в корейском обществе. Это связано в первую очередь с тем, что, как мы не раз отмечали, церемониальная сфера в старой Корее формировалась под значительным китайским вляинием. В последние десятилетия южнокорейские учёных в своих работах, указывая на значительное китайское влияние, тем не менее, особенно останавливаются на выявлении и рассмотрении корейской самобытности при проведении этих обрядов.

Ким Ки Чжу, исследуя влияние идей китайского неоконфуцианского трактата «О семейном благочестии» на планирование усадеб привилегированного класса и использование внутренних помещений для проведения церемоний, приходит к выводу о том, что, несмотря на формальное следование предписаниям, изложенным в китайском трактате, слепого копирования китайских образцов поведения не было, а происходила их адаптация и переосмысление в рамках местной традиции [72].

Символика и внутренний смысл обрядов жизненного цикла, раскрываемые в монографии Ким Ый Сук, значительно способствовали раскрытию и пониманию некоторых стереотипных поведенческих матриц при проведении обрядов жизненного цикла [76].

При богатом разнообразии тем, разрабатываемых отечественными корееведами и способных рассказать о специфике корейской культуры, к изучению традиционных поведенческих форм обращались нечасто. Насколько нам известно, каких-либо отдельных работ, посвященных именно корейскому этикету, в отечественном корееведении нет.

Различные поведенческие формы некоторых народов Востока не раз становились объектом исследования отечественных востоковедов-этнографов. На протяжении последних нескольких лет в рамках исследовательских программ МАЭ РАН велось изучение разнообразных этикетных форм у народов Передней Азии, Юго-Восточной Азии, Южной Азии [49, 50, 51]. К сожалению, этнические формы поведения народов Восточной Азии в целом и корейцев в частности как отдельный объект исследования не рассматривался ни разу.

Вместе с тем материалов по традиционной культуре корейского народа накоплено достаточно. Необходимо отметить, что корееведению в России насчитывается более 100 лет. В самом первом комплексном труде «Описание Кореи», изданном Министерством Финансов Российской Империи в 1900 г, весьма подробно рассматриваются различные особенности корейской традиционной культуры и в частности обрядовые отношения. Тем не менее представленные там данные, хотя и определяют специфику корейской культуры, являются всё же первичными сведениями о стране и не содержат в полной мере по-настоящему аналитической информации.

Во второй половине XX века в рамках отечественной школы корееведения разрабатывалась самая разнообразная проблематика, связанная с традиционной культурой корейцев.

Особенно хотелось бы отметить работы известных отечественных кореистов-этнографов Р. Ш. Джарылгасиновой и Ю. В. Ионовой [23, 24, 25, 27, 28].

Работы Р. Ш. Джарылгасиновой стали первыми в отечественной кореистике фундаментальными исследованиями, посвященными этногенезу и этнографии корейцев. Без них невозможно понимание частных явлений корейской культуры, к которым относится и поведение. Особенно ценны в контексте нашего исследования работы, посвященные быту корейцев Средней Азии. Этот материал позволяет провести сопоставление некоторых поведенческих форм корейцев Средней Азии, оказавшихся отрезанных от своей исторической родины, с отдельными элементами поведенческих схем жителей Республики Корея.

В монографии Ю. В. Ионовой «Обряды, обычаи и их социальные функции в Корее. Середина XIX — начало XX в.» впервые в отечественном корееведении было комплексно рассмотрено проведение обрядов жизненного цикла. В этой монографии даются развернутые описания обрядов и с особым вниманием рассматривается их социальная значимость. Таким образом, материал этой монографии послужил для нас важным базисом. Подробные описания обрядов, предложенные Ю. В. Ионовой в данной монографии, позволило нам в нашем исследовании избегнуть детльного их описания и сконцентрировать всё внимание собственно на важную для нашего исследования область -— общение людей в процессе проведения обряда, как способ передачи культурной традиции.

Отдельным аспектам семейной обрядности посвящены также работы С. О. Курбанова, Т. М. Симбирцевой, А. Н. Ланькова.

Особое место в исследованиях С. О. Курбанова занимает изучение важности культа предков и категории «сыновней почтительности» в традиционном корейском обществе. Можно даже говорить о том, что в отечественном корееведении именно С. О. Курбанов впервые начал заниматься систематическим изучением этой проблемы. Исследования С. О. Курбанова, базируясь на основательной источниковой базе, рассказывают о важных аспектах культа предков и категории «сыновней почтительности» и их проявлениях как в среденвековье, так и в современной Республике Корея. В своей статье «Типы, порядок совершения, и сущность церемоний жертвоприношений духам предков» он дал детальное описание церемонии кормления духов предков и ввел классификацию таких церемоний. В статьях С. О. Курбанова неоднократно подчеркивается социальная значимость культа предков и её роль в формировании базовых мировоззренческих установок корейцев, которые, безусловно, существенно влияют на поведение [33]. Кроме того, в своих исследованиях он также обосновывает важность изучения данного аспекта корейской обрядности как универсальной категории корейской культуры.

В работах Т. М. Симбирцевой и А. Н. Ланькова также рассматриваются различные важные аспекты проведения обрядов жизненного цикла. Основной материал, изложенный авторами описывает современную Южную Корею. Тем не менее, круг вопросов и способ изложения материала позволяют составить представление об основных элементах традиционного поведения корейцев, пусть даже и в совремнном обществе.

Различные аспекты традиционной корейской культуры рассматривались также в работах М. И. Никитиной, А. Ф. Троцевич, Л. Р. Концевича, В. Д. Аткнина и др. [39, 40,42, 44, 35, 36].

Традиционная культура корейцев всегда привлекала внимание многих западных специалистов. Работы американских и западноевропейских учёных, будучи подкреплены богатым материалом полевых исследований, проведённых в 60-80-х годах XX столетия в корейских деревнях и городах, дают полезный и интересный материал по традиционному поведению корейцев.

В этой связи интересна работа Винсента Бранта, проводившего полевые исследования в рыболовецкой деревушке, расположенной на одном из небольших островков восле западного побережья Корейского полуострова [55]. Впервые автор попал в эту деревню в декабре 1965 года и, по его словам, влюбился в эту местность с первого взгляда. Он прожил в этой деревне на протяжении долго времени и смог запечатлеть в своих записях все важные моменты в жизни деревни. Его труд можно назвать большим статистическим отчётом по данной деревне. Он исследовал самые разные сферы деятельности жителей деревни, в том числе и семейную структуру, семейную обрядность и трудовую деятельность.

Для лучшего понимания особенностей обрядовой практики традиционной Кореи большую ценность представляет работа Роджера Джанелли «Культ предков и корейское общество» [64]. Р. Джанелли, первый и западных исследователей затронул важность комплексного изучения культа предков. В своей работе он дает полное историко-этнографическое освещение церемонии поклонения духам предков, подкрепленное богатыми полевыми материалами.

Полевые работы Р. Джанелли проводил в два этапа. Сначала в сентябре 1973 года на протяжении неполных 10 месяцев он практически все свое время провел в небольшой деревушке Твисондви, собирая материалы по культу предков, которые бытовали в этой местности. Второй этап своих исследований он начал уже в декабре 1977 года, когда вновь приехал в Корею, в деревнию Твисондви, и пробыл в ней около восьми месяцев, наблюдая за проведением поминальных обрядов.

В своей работе он предпринял разноплановый подход к исследованию этого важного феномена корейской традиционной культуры. Основной целью первого этапа полевых исследований он видел в том, чтобы определить, что должен знать и делать отдельно взятый житель деревни для того, чтобы совершать церемонию поклонения предкам. Во второй свой приезд он проводил сравнительный анализ корейских поминальных обрядов с китайскими и японскими вариантами.

Корейской свадебной обрядности посвящено исследование известной американской исследовательницы корейской культуры Лоры Кендал «Женитьба в Корее: пол, мораль и современность» [60]. Основным объектом её исследования является современная свадебная церемония. Несмотря на то, что работа в первую очередь описывает современность, тем не менее автор дает развернутый исторический очерк, посвященный динамике развития корейского свадебного обряда. Анализируя современный свадебный ритуал и сравнивая его со средневековыми образцами, она приходит к выводу, что в современном обществе свадебная церемония представляет собой момент столкновения традиции и современности во всех проявлениях, в отношениях между мужчиной и женщиной, между старостью и молодостью, между богатыми и бедными.

Таким образом, подводя итог краткому обзору литературы по исследуемой теме, мы можем с уверенностью утверждать, что корейский этикет в отечественном кореевееднии в качестве основного объекта научного исследования ни разу не рассматривался. Тем не менее, уровень разработанности смежных тем позволяет говорить о том, какие же проблемы нуждаются в исследовании в контексте данной диссертации. Как мы ни раз отмечали выше, исследование поведения предполагает привлечение различного материала, затрагивающего самые разнообразные аспекты общественной жизни.

Опираясь на материал различных изданий, исследований, точек зрения, встречающихся в корейской, отечественной и западной специальной литературе, мы определили круг актульных тем и вопросов, которые определяют главную цель и задачи работы.

Цель — выявить наиболее типичные формы ритуально-этикетного поведения корейцев и показать его связь с традиционными мировоззренческими установками и религиозными представлениями.

В связи с этим в работе ставятся следующие задачи: проанализировать различные аспекты системы отношений и поведения в традиционной корейской семье и в обществе; проанализировать этикет обрядов жизненного цикла; показать значение и роль неоконфуцианства при формировании поведенческих установок корейцев.

Изучение этнических стереотипов поведения может вестись по-разному. Существует несколько подходов к исследованию данной области функционирования традиционной культуры.

Методологической основой исследования стал комплексный подход к анализу объекта, при котором для достижения разностороннего освещения предмета исследования применялись общенаучные принципы получения нового знания — сравнение, анализ и синтез, историзм. Использование такого комплексного подхода объясняется спецификой объекта и предмета исследования. Использованные в работе методы следуют традициям петербургской востоковедческой школы с ориентацией на источник и исследование традиции.

Кроме того, для формирования теоретической базы диссертации использовались труды отечественных исследователей этикета Б. X. Бгажнокова, А. К. Байбурина, A.JI. Топоркова, М. Ф. Альбедиль и др., а также разработанная ими и неоднократно применяемая на практике схема исследования ритуальноэтикетных сфер в различных культурах.

Б. X. Бтажноков на примере поведения адыгов впервые в отечественной этнографии затронул проблему важности изучения поведения для исследования этнической специфики народа. В своей небольшой монографии «Адыгская этика» [20] он на примере адыгского фольклора (эпоса, сказок, пословиц и поговорок и др.), воспоминаний русских и западных путешественников, а также на собственных полевых исследованиях разбирает особенности традиционного адыгского поведения и указываает на то, что изучение различных поведенческих форм приводит нас к пониманию важных этических и моральных компонентов культуры. Кроме того, поведение рассматривается у Б. X. Бгажнокова как механизм, обеспечивающий передачу социального опыта от одного поколения к другому.

Кроме того, в конце 80-х — начале 90-х годов XX века в рамках исследований Института этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая АН СССР были опубликованы сборники статей, посвященные исследованию этнических стереотипов поведения. Первым в этой серии стал сборник под редакцией А. К. Байбурина «Этнические стереотипы поведения» [53]. Сборник посвящен описанию и анализу стереотипных форм поведения у народов Европы, Азии, Америки, Австралии. В статьях, помещенных в сборнике, рассматриваются не только конкретные проявления стереотипизации поведения (этикет, обряды и т. д.), но и затрагиваются теоретические вопросы изучения поведения и предлагаются различные методы исследования различных поведенческих форм.

Кроме того, в упоминавшимся выше сборнике, посвященном изучению этикета у народов Передней Азии во вступительной статье А. К. Байбурина предлагается программа, цель которой направить изучающих этикет авторов на выявления и рассмотрение национально-культурной специфики. В число основных пунктов программы, на которые рекомендуется обращать внимание, — изучение формирования моральных ценностей, отношения к представителям иного пола, социального положения, ососбенностей общения в зависимости от степени родства, знакомства, принадлежности к одной или разным национальным и/или конфессиональным группам; различий в характере этикетности поведения в зависимости от места (дома, на улице, в гостях) и времени (будни/праздник, время суток). Кроме того, в разработанной программе указывается на важность изучение мимики и жестов, особенностей организации пространства, этикетной атгрибутики (костюм, подарки и т. д.), описание этикетных ситуаций (повседеневный, окказиональный, праздничный). В нашей работе, при анализе этикетных ситуаций, мы часто использовали некоторые пункты этой программы.

Исследователями этикета применяются разные подходы для его изучения: этнопсихологический, этносоциальный, этнолингвистический и историко-этнографический методы.

Так или иначе при исследовании поведения приходится прибегать ко всем упомянутым выше методам. Это связано с тем, что, изучая культуру поведения, мы должны исходить из ряда предпосылок. Во-первых, поведение в целом, а стереотипные его формы в частности, является феноменом социальными. Поведение человека в том или ином социуме обусловлено особенностями общественной организации и теми механизмами, которые существуют в данной культуре. Во-вторых, внешние проявления поведенческих схем связаны с их материализованным воплощением, что подразумевает использование методов, принятых в психологии и лингвистичестике. В-третьих, поведение человека вариативно как в историческом развитии, так и этническом пространстве.

В нашей работе, учитывая важность и многообразие различных подкодов к изучению этикета, мы, тем не менее, главным образом остановились на историко-этнографическом подходе. Историко-этнографический подход к изучению стереотипных форм поведения предполагает исследования исторических форм регуляции поведения. Данный подход подразумевает описание и интерпритацию определенных выше таких форм символического поведения, как ритуал и этикет, чтобы через них и определить специфику общения в корейском обществе.

Специфика историко-этнографического подхода прежде всего определяется тем, что с одной стороны поведение связано со сферой традиционного сознания, а с другой — с эмпирически наблюдаемом пластом традиционно-бытовой культуры. Будучи компонентами бытовой культуры и реализуясь в объективированных формах, они являют собой объект собственно историко-этнографических исследований.

Диссертация структурно состоит из Введения, трех глав, Заключения, шести приложений (таблица и иллюстрации), библиографии и глоссария.

Заключение диссертации по теме «Этнография, этнология и антропология», Самсонов, Денис Анатольевич

Заключение

Основной задачей нашей работы было изучение особенности традиционного корейского мировоззрения посредством рассмотрения некоторых важных элементов ритуально-этикетной сферы. В ходе нашего исследования мы рассматривали этнические стереотипы поведения корейцев.

Как мы говорили во Введении, при изучении традиции очень важно осознавать наличие комплексного сочетания интеллектуальной, духовной, поведенческой сфер деятельности человека, т. е. того, что является основным гарантом цельности мировосприятия. Кроме того, необходимо помнить, что одним из основных признаков традиции является также идея преемственности, при изучении которой как раз и появляется возможность рассмотреть специфику традиционного мировоззрения и мировосприятия.

В ходе исследования мы последовательно обращались к разным областям жизни человека для того, чтобы максимально возможно представить этносоциальную среду, в которой и происходит общение людей в данной культуре.

В Главе I нашей работы мы затрагивали вопросы, связанные с особенностями семейной организации корейцев. Как известно, первый социальный опыт человек получает в семье, поэтому исследование поведенческих схем в рамках семьи ведет к усвоению основных традиционных понятий того или иного народа. Что касается особенностей корейской семейно-родовой системы, то мы должны отметить следующие важные моменты. Корейская система родства патрилинейна и иерархична. Главенство в семье определяется в первую очередь по признаку первородства к главному мужскому члену патронимии. В связи с этим роль мужчины в корейской традиционной семье приобретает особое значение. Сложная иерархичная система отношений в семье с детства приучает корейца ориентироваться в присущих традиционному корейскому обществу отношениях, которые есть не что иное, как максимальное расширение отношений, составляющих основу семьи. Именно поэтому многое из того, что имеет значение для социального и культурного существования, сказывается на выборе схемы общения, подобной той, которая использовалась в семье.

Основной единицей родовой общности является малая семья-двор, объединяющая несколько поколений. Членами такой семьи могли быть родители и семья старшего сына, который всегда оставался жить вместе с родителями. Каждый человек в семье играл определённые социальные роли. Например, взрослый мужчина — это глава семьи, сын своих родителей, муж, отец. Женщина — дочь, жена, хозяйка, невестка, мать. Деятельность мужчины как хозяина дома направлена вовне, тогда как функции женщин более интровертны по сравнению с функциями мужчин, они направлены вовнутрь домашнего хозяйства.

При этом хочется особо отметить, что в корейских малых семьях отношения «родители-дети» развивались в контексте отношений «отец-страший сын». Первородство обусловливало важное социальное положение старшего сына в семье. Именно он наследовал большую часть имущества, но именно на нём лежала моральная ответственность за социальное, экономическое и духовное благополучие членов семьи.

В главе II настоящей работы мы рассказали об основных обрядово-праздничных комплексах, связанных с главными вехами, через которые должен пройти человек на своем жизненном пути. В число таких мероприятий входят действия, связанные с появлением на свет, комплекс церемоний, связанных со взрослением, обряды поклонения старшим и поминовения предков. Человек попадал в сеть ритуальных предписаний задолго до рождения — практически в день свадьбы своих родителей, а покидал её лишь после смерти, и то далеко не сразу. Таким образом, человек передвигался по жизни в контексте церемониальных отношений. Переход на принципиально новый этап осуществлялся путем проведения соответствующей церемонии, которая впитывала в себя все особенности данного коллектива. Поэтому изучение поведения людей при проведении основных церемоний помогает показать различные уровни стереотипного поведения. Анализ обрядов жизненного цикла показал, что в них воспроизводятся многие элементы культурной традиции, впитавшей в себя различные мировоззренческие схемы, реализованные в определенном этническом контексте. Основа обрядов жизненного цикла, практиковавшаяся в Корее в эпоху Чосон, по происхождению своему была неоконфуцианской, заимствованная из соседнего Китая. Однако в Корее церемониально-ритуальная сфера получила самостоятельное развитие. Действующие лица различных церемоний, описанных в работе (толь, квальле, холле, хвегап, саине\, чере), обладают специфическими социоролевыми функциями, которые позволяют им соблюдать основные моральные и этические установки корейского общества. Тем самым демонстрируются самобытные формы жизнедеятельности культуры.

Глава III настоящей работы посвящена общению за пределами малой корейской семьи. Исследование элементов повседневного общения, не скованное, казалось бы, столь строгими рамками предписаний, что характерно для церемониального поведения, обладает заметной долей стереотипности. Основная цель, которую мы преследовали при изучении общения в социуме заключалась в том, чтобы рассмотреть каким образом обозначаются те статусные отличия, которые утверждаются теми или иными церемониями.

Из всего многообразия этикетных приемов, призванных отразить статусные различия, мы рассмотрели комплекс внешних атрибутов (костюм и головной убор), а также такой важный коммуникативный прием как поклон. В связи с тем, что социальная активность мужчин была более высокой, то именно мужской костюм демонстрирует широкое разнообразие различных статусных атрибутов. Это, прежде всего, касается головных уборов. Поклоны также в рамках корейской культуры демонстрируют большое разнообразие. Применение той или иной формы поклона зависит от большого числа нюансов.

Основной вывод, который можно сделать на материале нашей работы, заключается в том, что на базе основных моделей поведения традицией создается механизм постоянного своего поддерживания. Формы поведения, будь это общение в семье, проведение церемонии, общение в повседневной обстановке несут на себе большой информационный груз, который и образует соответствующую этно-социальную среду. Причем очень часто этот груз обладает глубоко символическим смыслом, понятным только с точки зрения архаичных представлений о мироустройстве. Система традиционных мировоззренческих и поведенческих установок корейцев является синкретической. Она состоит из многих элементов: собственно корейские представления о человеке, обществе, вселенной; ценности, характерные для всего дальневосточного культурного ареала; воспринятые корейцами морально-этические догматы социального устройства преимущественно неоконфуцианского толка, которые главенствовали в корейском обществе на протяжении нескольких столетий. Общеизвестно, что Корея, находясь в формальной зависимости от Китая, тем не менее, обладала заметной автономией и во многом сумела сохранить собственные аутентичные формы бытования. Несмотря на существовавшие с древних времен обширные культурные связи между Кореей и Китаем, этнической ассимиляции между ними не произошло. Культура корейцев сохранила свою самобытность, особенно в формах семейных отношений, повседневного быта, и даже некоторых элементов обрядово-церемониальной практики, несмотря на то, что большинство культовых форм было заимствовано из Китая. Это может свидетельствовать о том, что в корейском обществе существует соответствующий механизм, который помогает координировать жизнедеятельность сложных культурных систем. Потому что для согласования внутренних процессов необходимы детально разработанные схемы поведения.

Именно поэтому можно с большой долей уверенности говорить, что, несмотря на заметную модернизацию и вестернизацию общества в Республике Корея, традиционная культура характеризуется относительной стабильностью, ибо многие культурные коды остаются активными и по сей день.

В условиях разнообразных внутренних потрясений бурного XX века, японской оккупации, войн, форсированной модернизации образ жизни людей, населяющих юг Корейского полуострова значительно изменился. И как результат произошла модификация формы семьи, формы семейных отношений, отношений к обычаям и обрядам. Современное южнокорейское общество представляет собой очень мобильный организм, в котором сосуществует старое и новое, традиции и современность. Где-то из него выпадают старые компоненты, включаются новые, а где-то предпочтение отдается традиционному.

Сейчас Республика Корея находится на стадии решения важной проблемы; сосуществования традиции и современности. Таким образом, люди современного общества меняют форму собственной жизни, но с уважением и трепетом относятся к памяти предков.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Самсонов, Денис Анатольевич, 2007 год

1. Источники1. На русском языке:

2. Гарин Н. Г. Из дневников кругосветного путешествия. М., 1952.

3. Гончаров И. А. Собрание сочинений в шести томах. Т. 3: Фрегат «Паллада». М., 1959.

4. Лим Су. Золотые слова корейского народа. СПб., 2003.

5. Конрад Н. И. Неопубликованные работы. Письма. М., 1996.

6. Корейские классические повести XVII-XIX веков.М., 1990.

7. Корейские предания и легенды из средневековых книг. М., 1980.

8. МертвагоД. Ф. Корея и её жители (Запретная страна).СПб., 1904.

9. Памятники корейской культуры из собрания Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера). Течжон, 2004.

10. ПаукерЕ. О. Корея. СПб., 1904.

11. По Корее. Путешествия 1885-1896 гг. М., 1958. 11 .ПоджиоМ. А. Очерки Кореи. СПб., 1892.

12. Серошевский В. В стране утреннего спокойствия. Путешествие по Корее в 1903 г. СПб., Б. г.1. На английском языке:

13. Tayler С. Koreans at Ноше. London, 1904.

14. UnderwoodL. Fifteen years among the top-knots. Seoul, 1987. 15 .Underwood L. Underwood of Korea. Seoul, 1983.1. На корейском языке:1. ЗД (Ш11 (ЭД1). 1994.

15. Внутренние принципы известных фамилий. Жизненный опыт старшейневестки потомка в 13 поколении Ю Сон Нюна.Сеул.1994).1. Литература1. На русском языке:

16. Альбедиль М. Ф. Зеркало традиции. СПб., 2003.17аАткяин В. Д. О корейских терминах родства. // Алгебра родства №4. СПб, 1999. С. 197-212.18 .Арутюнов С. А. Этнографическая наука и изучение культурной динамики//Исследования по общей этнографии. М., 1979.

17. Бгажноков Б. X. Адыгская этика. Нальчик, 1999.21 .Бутинов Н. А. Типология родства//Проблемы типологии в этнографии. М., 1979. С. 66-75.

18. Ванин Ю. В. Экономическое развитие Кореи в XVII-XVIII вв. М., 1968. 22а.ГеннепА. в. Обряды перехода. М., 2002.

19. Джарылгасинова Р. Ш. Этногенез и этническая история корейцев. М., 1979.

20. Зайчиков В. Т. Корея. М., 1953.27 .Ионова Ю. В. Корейцы. // Народы Средней Азии и Казахстана. Том II. М., 1963 С. 564-581.

21. Ионова Ю. В. Обряды, обычаи и их социальные функции в Корее. Середина XIX — начало XX в. М., 1982.29. История Кореи. М., 1974.

22. История корейской философии. М., 1966.31 .КобзевА. И. Философия китайского неоконфуцианства. М., 2002.

23. ЪХъ.Концевич Л. Р. Избранные работы. М., 2003.

24. Курбанов С. О. Курс лекций по истории Кореи. СПб., 2002.

25. Журбанов С. О. Типы, порядок совершения и сущность церемоний жертвоприношений духам предков// Вестник Центра корейского языка и культуры. Вып. 2., 1997. С. 160-173

26. Курбанов С. О. Корейский памятник XV века «Самган Хэнсильдо» и особенности отражения в нем актов служения родителям. // Материалы конференции «Корейский язык, литература, культура. Взгляд из Санкт-Петербурга». СПб., 2003. С. 43-45.

27. Ланъков А. Н. Корея: будни и праздники., М., 2000.

28. Ланьков А. Н. Политическая борьба в Корее XVI-XVII вв. СПб., 1995.

29. Никитина М. И. Древняя корейская поэзия в связи с ритуалом и мифом. М., 1982.

30. Никитина М. И., Троцевич А. Ф. Очерки истории корейской литературы до XIV века. М„ 1969.41 .Рачков Г. Е. Доклад на семинаре Центра корейского языка и культуры СПбГУ, посвященный проблемам русской транскрипции корейского языка //

31. Вестник Центра корейского языка и культуры. Выпуск 8. СПб, 2005. С. 282-287.41а.Самсонов Д. А. Фотографии из зелёного альбома KODAK (история одной экспедиции). // Российское корееведение № 4 (альманах). М., 2004. С. 7090

32. Самсонов Д. А. О статусе старшего сына в Корее: традиция и современность//Корея: новые горизонты. М., 2005. С. 142-148.

33. Симбирцева Т. М. Корея на перекрестке эпох. М., 2000.

34. Синицын А. Ю. Этнические стереотипы поведения бирманцев. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Л., 1989.

35. Троцевич А. Ф. История корейской традиционной литературы (до XX в.). СПб., 2004.

36. Тягай Г. Д. Общественная мысль Кореи в эпоху позднего феодализма. М., 1971.

37. Тягай Г. Д. Очерк истории Кореи во второй половине XIX в. М., 1960.

38. Тян В. Д. Буддийские храмы средневековой Кореи. М., 2001.

39. Этика и ритаул в традиционном Китае. М., 1988.

40. Этикет у народов Передней Азии. М., 1988.

41. Этикет у народов Юго-Восточной Азии. СПб., 1999.

42. Этикет у народов Южной Азии. СПб., 1999.

43. Этнические стереотипы мужского и женского поведения. СПб., 1991. 53.Этнические стереотипы поведения. JI., 1985.1. На английском языке:

44. Bogusz В. The Cultural Transformation of T'aegyo or Prenatal Care: From the Nineteenth Century to Contemporary times // Materials of the AKSE conference. Sheffield, 2005. P. 393-399.

45. Brandt V. A Korean Village between farm and sea. 1971.

46. Confucianism and the Family. Ed. by Slote Walter H. New York, 1998.

47. Crane P. S. Korean Patterns. Seoul, 1999.

48. Dictionary of Korean Art and Archeology /Ed. by Roderick Whitfield. Seoul, 2004.

49. Hamel H. Hamel's Journal and a description of the Kingdom of Korea (16531666). Seoul, 1998.

50. Kendal L. Getting Married in Korea; of gender, morality and modernity. California, 1996.61 .Lee Kwang-kyu. Korean Family and Kinship. Seoul, 1997.

51. Lee Kwang-куи. Comparative Studies on Korean Family, Linage and Culture. Daegu, 2003.6Ъ.М1сЫо Suenai. Age stratified system in Korea. // ^^г^КЛ^-"®}" № 15 (Корейская культурная антропология №15). 1983. № 15. P. 295-304.

52. Janelli Roger L. Ancestor worship and Korean society. Stanford, 1982.

53. Park Sung-sil, Composition and Uniqueness of Hanbokll Materials of the 8th Workshop for Korea-Art Curators. Seoul, 2006

54. Prendergast David. From Elder to Ancestor. Kent, 2005.

55. Yang S. Hanbok. The Art of Korean Clothing. Seoul, 1997.1. На корейском языке:68.7Щ $ • Л1 -§", 1994 (Основы семейной жизни. Сеул, 1994).69.7Щ <*. Щ. л] ■§■, 2002 (Семейный ритуал. Сеул, 2000).

56. Ф-ЭД iC Л1"§г, 2003 Ку Ён Бон. Корейскаятрадиционная культура и этикет. Сеул, 2003).71.^ 45$ 2001 (Толковый словарькорейского языка /Под общей редакцией И Хи Сына). Сеул, 2001).1994 (Ким Ки Чжу.

57. ИЗ. г}) "S}-JiZ. 1982 (Ли Гиль Пхё. Исследование структуры сознания корейцев,отраженном в трактате «О семейном благочестии». Магистерскаядиссертация. Университет Корё. 1982).

58. Janelli Roger. ^ 7}Щ%1т1 (Им Дон Хи,

59. Ш ЙМИ Ш. ^"1^(2003.10.21 — 11.30)3 SL^f-. 2003 (Мир корейского неоконфуцианства. Каталог выставки2110.2003 — 30.11.2003) Центрального государственного музея Республики Корея. Сеул, 2003).100. ^-Ir^H-!-^

60. Щ. 2003 (Жизнь сеульского учёного в эпоху Чосон. Каталог выставки Музея истории Сеула. Сеул, 2003).

61. Ф^^&ЗАИЬ?! Л-.^ 2002 (Чо Хён Гю. Понимание корейских традиционных этических идей. Сеул, 2002).

62. Sl^tt. MQ 1994 (Чо Хын Юн. Шаманизм и национальная культура. Сеул, 1994).

63. Ш&т ШШШШШШ 1989 (Чо Хё Сун. Исследование по истории корейской одежды, украшений, обрядов. Сеул, 1989).

64. Щ^гЩ. 1997 (Чхве Кын Док. Малое учение в рассказах. Сеул, 1997).105. Щ7.±. ЩЪ З^ЗН^З1995 (Чхве Ги Хо. Исследование о воплощении в жизнь традиционного повседневного этикета как средства воспитания личности.

65. Магистерская диссертация. Университет Чосон, 1995.)106. 7ИИ1- Щ-Щ £

66. ЩЖ, 1999. (Чхве Бэ Ёи. Исследование свадебного ритуала в трактате «О семейном благочестии». Магистерская диссертация. Женский университет Сонсин, 1999).107. seH loo^d4(2002.05.29 — 08.26)5. 2002 (Корейские наброски

67. Корея голубыми глазами 100 лет назад.) Каталог выставки (29.05.2002 — 26.08.2002) Государственного музея этнографии). Сеул, 2002)108. 2 44 4^4(1995.10.19 — 12.04)5. # 4"ir, 1995 (Корейская одежда и украшения: история в 2 тысячи лет.

68. Каталог выставки (19.10.1995 — 04.12.1995) Государственного музея этнографии. Сеул, 1995).109. 1998 (Большой словарь корейской этнографии. Сеул, 1998).110. о. л]-§-5 1994 (Понимание корейской этнографии. Сеул, 1994.)

69. ЩЩЩ ШШ. АЪЖ. 4-i", 2001 (Корейский этикет. № 3. Сборник статей. Сеул, 2001).

70. ЩЩЩ ШШ). 4)43. 4-i:, 2002 (Корейский этикет. № 4. Сборник статей. Сеул, 2002).

71. Ai~§r, 1994 (Биографии известных корейцев. Сеул, 1994).114. ^ . Л". 2006 (Обряды жизненного цикла корейцев. Сеул, 2006).115. тМИ ЗДЗ (Хван Сои Мо. Современное значение этикета и обычая) // (4"г). 4"§", 1982 (Духовная культура (Осень). Сеул, 1982).