Экономическое мировоззрение бюрократической элиты Российской империи Николаевской эпохи: На примере Е.Ф. Канкрина тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 08.00.01, кандидат экономических наук Мондэй Кристофер Дэниел

• Мондэй Кристофер Дэниел
• кандидат экономических наук
• 2004

Оглавление диссертации кандидат экономических наук Мондэй Кристофер Дэниел

Введение С. 4 -

Глава I: Камерализм и формирование взглядов

Е.Ф.Канкрина 36

§1.1 Метаэкономические предпосылки камерализма 37

§1.1.1. Социальная роль камералистов-бюрократов 37

§ 1.1.2. Объяснение посредством формального 41 - 48 доказательства: Формизм

§1.1.3 .Объяснение посредством идеологического 48- 49 подтекста: Бюрократическая идеология

§ 1.1.4. Объяснение через построение сюжета: Сатира 50

§1.1.5. Камерализм как нормативная наука 54

§1.2 Внутреннее развитие камерализма 55

§ 1.2.1. Историография камерализма 55

§1.2.2. Понятие «искусства» у камералистов 61

§ 1.2.3. Развитие методологии камерализма 63 - 70 в работах И.Г.Г. Юсти

§ 1.2.4. От камерализма к неокамерализму 70

§1.3 Ранний Е.Ф. Канкрин: Модификация 76-88 камералистской модели

§ 1.3.1 От романтизма к бюрократической идеологии 76

§ 1.3.2 «Война и мир»: преобразование доктрин камерализма 79

Глава II: Развитие Канкриным экономического стиля 89 -158 и главных методов анализа российского камерализма

§2.1. Стиль мышления Канкрина как типичного 92-108 представителя бюрократического направления в российской экономической науке

§2.1.1. Религия и российский государственный аппарат 92 - 102 как институты экономического мышления

§2.1.2. Эпистемологическая основа Неокамерализма 102

§2.1.3 Е.Ф. Канкрин об общественном благосостоянии 107

§ 2.2. Экономическая теория Е.Ф. Канкрина С.108 -141 в контексте российской камералистики

§ 2.2.1 Источники, использованные для реконструкции 108 -113 и анализа научного аппарата Канкрина

§ 2.2.2 Модель человеческого поведения Канкрина 113

§2.2.3 Онтология хозяйства у неокамералистов и у Канкрина 115

§ 2.2.4 Понятие «труд» в работах неокамералистов 122 -132 и « романтиков»

§2.2.5 Понятие административных и информационных 132-135 издержек у Канкрина

§ 2.2.6 Денежная теория Канкрина в контексте камерализма 136

§ 2.2.7. Е.Ф.Канкрин о кризисах 140

2.3. Камералистская программа экономического 141-158 развития Российской империи в работах Е.Ф. Канкрина

2.3.1 Основные факторы, предопределившие официальное 141-146 признание экономической программы Е.Ф. Канкрина

§2.3.2 Основные направления экономических реформ, 146-149 предложенных Е.Ф. Канкриным

§ 2.3.3 Характеристика основного содержания «национального 149-156 пути развития», разработанного Е.Ф. Канкриным

§ 2.3.4 Лесная политика Канкрина: пример 156экономической политики неокамерализма

Глава 3: Судьбы научного наследия Е.Ф.Канкрина: 159-186 экономическая теория Канкрина в российском культурном пространстве

§ 3.1. Официальное толкование традиции Канкрина 161

§ 3.2. Либеральная ревизия 164

§ 3.3 Изменение образа: Канкрин как «пророк железа» 169

§ 3.4 Образ Канкрина у социалистов 177-185 и в советской историографии: «идеолог крепостного права»

§ 3.5. Канкрин и «русская школа» 185

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Экономическое мировоззрение бюрократической элиты Российской империи Николаевской эпохи: На примере Е.Ф. Канкрина»

В данной работе используется нетрадиционный подход к изучению истории экономической мысли и к анализу вопроса о структуре некоторых главных институтов экономической науки в Российской империи Николаевской эпохи.

Мы исходили из того, что экономическая наука сама является, наряду с другими экономическими учреждениями - банковской системой, правосудием, системой денежного обращения - своеобразным «институтом». Ведь производство и воспроизводство экономического знания, как и все хозяйственные процессы, осуществляются в определенных институциональных рамках и подчиняются общим социально-экономическим законам. Более того, процессы организованного экономического обучения являются важным механизмом формирования и поддержания других, достаточно подробно изученных экономических институтов. Поэтому, на наш взгляд, институты экономической науки следует рассматривать как составную часть общих хозяйственных механизмов.

Все «институты экономического образования»1 (в широком смысле) передают своим «выпускникам» определенные способы мышления, а также конкретные методы анализа "экономических"2 феноменов. Получив образование, эти «выпускники» становятся управляющими или советниками, с одной стороны, или лицами, принимающими решения — с другой, и во многом определяют ход социально-экономического развитая. Из этого следует, что форма и динамика экономической трансформации во многом зависит от научно-исследовательских и образовательных институтов.

В качестве конкретного примера можно указать на роль доктрины «Supply-side economics» (экономика, ориентированная на предложение) в развитии экономических отношений США в последние десятилетия двадцатого столетия. Инкубатором этой концепции стали несколько консервативно-направленных университетов и «мозговых центров», в частности, Университет Южной Калифорнии(и8С). Данные «институты экономического мышления» и вооружили своих выпускников методиками и философскими знаниями, соответствующими доктрине "Supply-side". Хотя данная теория была весьма упрощена в ходе ее практического применения, она оказала значительное

1 В данной работе используется термин «Институты экономического мышления» с целью связать экономическое понятие «институт» с его социологическом значением. Выражение "Intitutes of Economics" впервые встречается в работе Эндрюса. (Andrews Е.В. Institutes of Economics. Boston, 1889.)

2 Более того, данные институт нередко и определяют то, какие феномены считать экономическими. воздействие на американское общество. Поэтому, прежде всего нужно обратить внимание на структуру институтов, в рамках которых была сформулирована доктрина "Supply-side".

В данной работе мы рассматриваем возникновение ключевых институтов экономической науки Российской империи, их влияние на хозяйство Российской империи Николаевской эпохи. К началу XIX века по всей Европе различные институты экономического образования начали принимать современный облик. Люди, получившие экономическое образование, стали выделяться как особый общественный слой. Это было связано с трудностями контроля над хозяйственными национальными системами, ставшими настолько сложными, что узкий круг представителей двора уже не мог управлять ими. В этот период, достаточно подробно освещенный в работах Макса Вебера, власть имущие в Европе все более остро осознавали необходимость в специалистах с определенным уровнем экономических знаний. Спрос на людей, разбирающихся в хозяйстве, заметно вырос, и Российская Империя не представляла собой исключения.

В работе рассматривается вопрос о влиянии институтов экономической науки на хозяйство Российской империи Николаевской эпохи. Под институтами экономического образования здесь понимаются те организации, которые уменьшают расхождения между моделями экономического мышления разных индивидов или иным способом воздействуют на индивидуальные и групповые представления об экономике и механизме ее функционирования. Институты экономической науки не только в определенной степени предопределяют характер анализа хозяйственных процессов, но и, в конечном счете, производят определенный набор программ для экономических трансформаций. Государство (в данном случае оно рассматривается как совокупность влиятельных структур) выбирает для реализации наиболее удобную для себя программу из ряда предложенных указанными институтами экономики. Итак, можно сказать, что институты экономического мышления находятся у истоков общественных трансформационных процессов.

В первой половине XIX в. заметную роль играли три института экономической науки: бюрократия, масонская ложа и аристократический салон, каждый из которых разрабатывал свою трансформационную модель, основанную на собственном видении экономики. Расхождения между указанными институтами привели к созданию экономических моделей, в корне отличавшихся друг от друга.

В диссертации анализируется возникновение и развитие бюрократического направления? в российской экономической науке. Вслед за социологом Карлом Манхеймом мы полагаем, что присущий ему способ мышления сыграл важную роль, наряду с либеральным и консервативным направлениями в экономической науке. При этом предполагается, что это направление развивалось как в университетских аудиториях, так и в кабинетах чиновников.

Данная тема представляется особенно важной при изучении прошлого и настоящего экономики России, а также прогнозов ее будущего развития. Начиная с царствования Николая I, российская государственная бюрократия большинством историков и экономистов рассматривается как коррумпированная, неэффективная и тираническая4. М. Вебер утверждал, что к началу двадцатого столетия реальной движущей силой Российской истории была не монархия и не большевистская идеология, а растущая государственная бюрократия5. Она же, по мнению аналитиков (и правых, и левых), стала главной проблемой Советского общества. Для многих троцкистов, например, сталинизм был, прежде всего, "бюрократической революцией"6. Согласно Миловану Джил асу (Djilas), тоталитарная власть и монополистические привилегии собственности, символизировавшие коммунизм, крепко держали в руках управляющую бюрократию7.

Для западных теоретиков, изучавших проблему тоталитаризма, государственная бюрократия представлялась одним из главных орудий экономического, политического, о военного и идеологического контроля в советский период . В настоящее время значение бюрократии, ее политической и экономической идеологии активно обсуждается в литературе о Российской Федерации. Все сказанное обуславливает актуальность темы исследования.

В диссертации мы не рассматриваем бюрократическое направление в экономической науке как неизбежное проявление монархического режима, о чем нередко писали многие советские ученые. На наш взгляд, не следует также трактовать бюрократию как неизбежный атрибут модернизации (как это вслед за М. Вебером и Дуглас Нортом делают многие современные социологи и экономисты). Вместо этого, в данной работе анализируется структура мышления бюрократической элиты с целью

3 Не следует смешивать социально-экономический термин «бюрократия» с бытовым представлением о чиновничестве.

4 Orlovsky, Daniel Т. Recent Studies on die Russian Bureaucracy // Russian Review. Nom. 35.1975. p.453.

5 Mommsen, Wolfgang J. Max Weber and the Regeneration of Russia H Journal of Modem History. Nom. 69.1997. pp. 1-17.

Shachtman, Max. The Bureaucratic Revolution: The Rise of the Stalinist State. New York, 1962.

7 Djilas, Milovan. The New Class: An Analysis of the Communist System. New York, 1957.

8 Friedrich, Carl J. and Zbigniew K. Brzezinski. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. Cambridge, Mass., 1956. выявления особых аспектов ее собственного взгляда на мир в целом и на экономику - в частности. Мы постараемся показать, каким образом теоретические построения этой группы воплощались на практике и как они в дальнейшем воздействовали на формирование самостоятельного и полноценного направления в экономической науке.

В данном исследовании анализируется не просто политическая экономия в определенный период ее развития и в определенной стране, но и тот общекультурный контекст, в рамках которого происходило это развитие. В результате представляется возможным выделить главные различия между институтами экономического мышления и другими экономическими институтами. Одной из центральных методологических предпосылок, используемых при изучении, например, такого института, как финансовый рынок, является допущение о «случайном блуждании» (random walk). Согласно этому принципу, можно пренебречь историей предыдущих «ходов». Совершенно иначе обстоит дело с вопросом об изучении структур институтов экономического мышления, поскольку понятие культуры заключает в себе некую непрерывную традицию. По словам Ю.М. Лотмана: «(.) культура всегда подразумевает сохранение предшествующего опыта. Более того, одно из важнейших определений культуры характеризуется как "негенетическая" память коллектива. Культура есть память. Поэтому она всегда связана с историей, всегда подразумевает непрерывность нравственной, интеллектуальной, духовной жизни человека, общества и человечества. И потому, когда мы говорим о культуре нашей, современной, мы, может быть сами того не подозревая, говорим и об огромном пути, который эта культура прошла»9.

Вот почему такие кажущиеся на первый взгляд неактуальные темы, как, например, влияние первой Отечественной войны 1812 года на экономическую науку, должны занять подобающее место и облегчить понимание того, почему так важно выделить в качестве самостоятельного объекта исследования структуру институтов экономической науки. Мы далее покажем, что «наполеоновские войны» оказали существенное воздействие на структуру бюрократического направления в российской экономической науке (при этом мы рассматриваем «наполеоновские войны» как систему общественных знаков в понимании философа Роланда Барта). После наполеоновских войн понятие «мировых» и «национальных» систем приобрело совершенно иной смысл. Новая трактовка неопределенности, предложенная российскими экономистами, в дальнейшем оказала огромное влияние на формирование многих экономических моделей, разработанных российскими академическими и придворными экономистами Николаевской эпохи. Это, в

9 Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства. ( XVIII-начало XIX века). СПб., 1994. С.8-9. свою очередь, существенно повлияло и на характер предлагавшихся ими политических программ. Так в структуру мышления бюрократического направления вошло специфическое для российской науки понятие.

Точно также может показаться на первый взгляд случайным (и малоактуальным) тот факт, что многие российские экономисты первой половины XIX века (в том числе и министр финансов £.Ф.Канкрин) учились экономической науке в рамках парадигмы камерализма. Однако данная система знания, предлагавшая свои собственные методы анализа и свое миропонимание, прочно вошла в структуру российских институтов экономического мышления, что, в конце концов, оказало немалое воздействие на разработку стратегии экономического развития.

Из вышесказанного можно предположить, что понятие неопределенности, которое возникло вследствие наполеоновских войн, как и другие экономические концепции, сложившиеся в науке Николаевской эпохи, до сих пор оказывают существенное влияние на современные институты экономического мышления и, тем самым, на экономическую политику, проводимую руководством Российской Федераций.

Разработанность темы исследования

К сожалению, нам не представляется возможным воспользоваться теоретическими построениями экономистов «Русской школы». С нашей точки зрения, экономическая мысль не должна определяться особенностями так называемого «национального духа», которые якобы объединяют различные течения экономической мысли в рамках определенной страны. Наоборот, «институты экономического мышления» Российской империи были весьма раздробленными и крайне разнородными в методологическом отношении. Поэтому в данной работе анализ структуры экономического мышления базируется на конкретных институтах экономического мышления. В данном случае структура бюрократического направления в экономической науке изучается на примере Е.Ф. Канкрина, который одновременно являлся одним из главных представителей данного способа мышления и одновременно «типичным» (в Веберовском понимании) представителем российской государственной бюрократии Николаевской эпохи.

Исследование, тем самым, охватывает два довольно хорошо изученных явления — (А)российскую бюрократию и (В) экономическое мировоззрение Е.Ф. Канкрина, имеющее свою историографию.

А. Степень изученности вопроса об идеологии бюрократической элиты Николаевской эпохи

Российскую бюрократию начала XIX века рассматривали, как правило, в контексте противоречий между монархом и дворянами. Советские исследователи в большинстве своем изображали бюрократию как надстроечный элемент крепостнического строя, который к началу XIX века превратился в негативный фактор, препятствовавший росту национальных производительных сил. Согласно Веберу, развитие и воплощение нового типа мышления с неизбежностью предполагает усиление бюрократизации10. Для Вебера бюрократизация тесно связана с процессом развития нового «целерационального» (ZweckrationalitSt11) вида мышления, который должен стать господствующим в ходе экономический модернизации12.

Лишь немногие рассматривали российскую бюрократию с точки зрения различий между либеральной и консервативной идеологиями13. Обычно исследователи уделяли

10 Многие исследователи российской бюрократии ссылаются на работу знаменитого историка П.А Зайончковского, который указал на рост государственного аппарата в первой половине XIX в. Примечательно, что выдержки из точно такого же отрывка книги Зайончковского получают негативную окраску практически во всех русскоязычных трудах (например, у Н.А.Троицкого) и в то же время воспринимаются как положительные оценки в работах иностранных ученых (например, у БЛинкольна). См.: Зайончковский ПЛ. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М., 1978. С.220-223. Анализ данных Зайончковского приводит Н.А. Троицкого к выводу о безпрецедентном росте «чиновничьего бюрократизма». Между тем, как Брюс Линкольн и Б.Н. Миронов видят в нем признак «становления правового государства». Lincoln, William Bruce. In the Vanguard of Reform: Russia's Enlightened-Bureaucrats. 1825-1861. Dekalb, 1982. pp. 15-16; Миронов Б.Н. Социальная история России. Изд. 2-ое. Т.2. СПб., 2000. С.199-201.

Оценивают рост бюрократии как отрицательное явление следующие авторы: Троицкий И.М. Третье отделение при Николае I. М., 1930; Оржеховский И.В. Третье отделение // Вопросы истории. 1972. № 2. С. 109-120; Ерошкин Н.П. Крепостническое самодержавие и его политические институты (первая половина XIX века). М., 1981; Пресняков А.Е. Российские самодержцы. М., 1990. С. 296-297.

Наоборот, большинство западных исследователей рассматривают рост бюрократии как знак прогресса. См.: Вернадский Г.В. Очерк истории права Русского государства XVIII-XIX вв. Прага, 1924; Amberger Е. Geschichte der BehOrdenorginisation Russlands von Peter dem Grossen bis 1917. Leiden, 1966; Torke, Hans. Das russische Beamtentum in der ersten HSlfe des 19 Jahrhunderts // Forschungen zur osteuropSischen Geshichte. vol 13, Berlin, 1967; Raeff, Mark. The Bureaucratic Phenomena of Imperial Russia: 1700-1905 // American Historical Review. Vol. 84, No. 2. 1979; Yaney, George. The Systematization of the Russian Government, 1711-1905. UAana, 1973.

11 Также переводится как «цель-средство-рациональность».

12 В данном случае, довод Фердинанда Тенниса об обязательном переходе человеческого сознания от способов мышления, основанных на сущностях (Wesenwille), к мышлению, позволяющему сделать рациональный выбор (KOrwille), аналогичен теории модернизации, предложенной Максом Вебером.

Например, самый компетентный исследователь истории философии Российской империи А.Валицкий использует все идеологические категории Карла Манхейма, за исключением его концепции о мировоззрении «бюрократии». Таким образом, «официальная народность», «славянофильство» и другие идеи правящей элиты трактуются Анджеем Валицким исключительно в рамках «консерватизма». См.: Walicki, Andrej. A History of Russian Thought. From The Enlightenment to Marxism. Trans, by Hilda Andrews. Stanford, 1979. (Rosyjska filozofia i mySl spoieczna od OSwiecenia do maricsizmu. Warszaw, 1973.); Walicki, Andrzej. Filozofia a mesjanizm. Studia z dziejdwfilozofij i my£li spoleczno-religijnej romantyzmu polskiego. Warszawa, 1970.

Понятно, что работы по истории философии «в России», выполненные иммигрантами и советскими исследователями, не касались бюрократии как особой идеологии. См. N.O. Lossky, N.O. History of Russian больше внимания тому, насколько свободны были "реакционеры" или либералы в рамках бюрократического аппарата существующей монархии, сохраняя при этом соответственно консервативную или либеральную идеологию. Но на наш взгляд, необходимо рассмотреть и третью силу, т.е. бюрократию. Вслед за Марком Рэффом, известным исследователем российского государства, можно сказать, что "типичный российский бюрократ", не будучи заинтересованным в "хорошо управляемом полицейском государстве" (Well-ordered Police State)14, искал способы руководства в "плохо управляемом rocyflapcTBe"(Mis-ordered State). Российские чиновники, подобно Е.Ф. Канкрину, хорошо понимали неизбежность столкновения новых идей с той действительностью, которая ожидала их за стенами университета.

Нами переосмыслен подход Карла Манхейма (1893-1947) к идеологии и, главным образом, предложенный им «консервативно-бюрократический» взгляд на мир15. Слабость этого подхода состоит в том, что для Российской империи начала XIX века понятие "консервативная бюрократия" стало оксюмороном. Российский бюрократ, устремленный в будущее, пытался установить новый порядок, не оглядываясь на институты, существовавшие в прошлом или сохраняющиеся в настоящем. Соответственно, мы переосмыслили концепцию «либерального бюрократа», делая упор на прогрессивную, по сути, природу его идеологии16.

В. Проблемы интерпретации экономических идей Канкрина: структура историографии

Граф Егор Францевич Канкрин часто повторял, что в течение всей его службы на посту министра финансов (1823-1845) он оставался приверженцем одной и той же экономической системы17. Рассмотрение этой системы имеет большое значение для

Philosophy. London, 1952; Zenkovsky V.V. A History of Russian Philosophy. (Trans, by G.L. Kline). 2 vols. London, 1953. Jakovenko B. Dfijiny rusk£ filosofie. Prague, 1939.

14 RaefT, Marc. The Well-Ordered Police State. Social and Institutional Change through Law in the Germanies and Russia, 1600-1800. Yale, 1983.

15 Следует напомнить, что Манхейм продолжил традицию изучения «идеальных типов» Макса Вебера, т.е. смешение типичных взглядов на мир, которые хотя, возможно, и описывают какую-либо частную идею мыслителя, но являются символическими в идеологическом смысле. Анализ, основанный на использовании схемы Манхейма, обычно сосредотачивается на его описании «консервативного сознания», включая в это понятие и «бюрократическо-консервативную идеологию». Mannheim, Karl. Ideology and Utopia. An Introduction to the Sociology of Knowledge. New York, 1954.

16 Здесь мы описываем "типичные" взгляды небольшого числа гражданских служащих высших эшелонов власти, но никак не массы мелких (и малооплачиваемых) бюрократов.

17 Канкрин писал об этом фактически в каждом из своих ежегодных отчетов императору. См.:, например, РГИА (СПб.). ф.560, д.22, ед. 98, л.7; РГИА ф.560, оп. 22, ед. 105, л.86 об.

Примечание. В зависимости от того, писал ли он по-французски, по-немецки или по-русски, Канкрин подписывался как «Kankrin», «Сапспп» (иногда «Сапсгше»), или «Канкрин». К концу своей жизни, он, по видимому, предпочитал «Сапспп». изучения российской истории в период правления Николая I, поскольку ее принципы часто определяли имперскую политику первой половины XIX века в таких сферах, как торговля, налоги, образование и национальный вопрос.

Несмотря на то, что о министре финансов написано много, и не только советскими экономистами, единого мнения относительно сущности его экономических взглядов не существует. Чаще всего исследователи приходят к выводу, что экономические взгляды Канкрина не отличались строгой последовательностью и что поэтому его система представляла собой некий набор малосодержательных принципов. Так, в первых по-настоящему научных работах о Канкрине, написанных, в основном, в Дерптском университете, Канкрин рассматривался как выдающийся практический деятель, который, тем не менее, обходился без теории. Мэкил Нолькин, будучи аспирантом у профессора У. Штейде, пишет: «Хотя Канкрин имел многостороннее образование, он был не столько глубоким или оригинальным теоретиком, сколько практическим деятелем. Его теория, опираясь на собственный практический опыт, верна лишь касательно его»18. Можно сказать, что и в большинстве исследований, выполненных в духе «исторической школы», подчеркивается, что Канкрин, хотя он и проявил себя мудрым практиком, развивая «национальное хозяйство» путем государственного вмешательства, сам не сумел разработать сколь-нибудь полноценной теории. Экономисты либерального направления, в частности В.П. Безобразов и И.В. Вернадский, будучи противниками экономической политики, проводимой Канкриным, в еще более резкой форме указывали на отсутствие у него теоретической подготовки. «Трудно представить себе —, пишет Безобразов, — воззрения на финансовые вопросы более враждебные науке, чем учения г. Канкрина. Судьбе угодно было, чтобы эти своеобразные и причудливые воззрения на экономический мир сделались руководящими началами в государственном хозяйстве России (. .)»19.

Исходя из данной историографической традиции, современные исследователи основывают свой взгляд на теорию Канкрина не столько на анализе его трудов, сколько на интерпретации его политической программы. При этом само рассмотрение этой программы сильно идеологизировано. В этой связи интересно отметить, что в 2002 г. были опубликованы две работы с абсолютно противоположными точками зрения на его взгляды. С одной стороны, в работе Л.Е. Шепелева утверждается, что экономическая

Его отец предпочитал называть себя "von Kankrin " или латинизированным вариантом "Cancrinus". И хотя Георг Канкрин свободно читал на латинском языке, он никогда не называл себя "Cancrinus". Говорили, что первоначальная фамилия писалась «Krebs» (т.е. Краб).

18 Nolcken. Der russische Finanzminister Graf Georg Kankrin und seine Handelspolitik. Riga, 1909. S. 277. В своей магистерской диссертации А. Шмидт проводит похожее мнение по поводу Канкрина. См. Schmidt А. Das russische Geld wahrend der Finanzverwaltung des Grafen Cancrin, von 1823-1844. St Petersburg, 1875. S.iv.

19 Безобразов В.П. О влиянии экономической науки на государственную жизнь в современной Европе. СПб., 1867. С.27. политика Канкрииа делала упор на модернизацию и индустриализацию. С другой стороны, Иоахим Цвайнерт (Zweynert) считает министра финансов приверженцем романтического экономического учения Адама Мюллера (Adam Miillers romantische Wirtchafstlehre), выступавшего за возврат к средневековому хозяйству20. При рассмотрении исторической роли Канкрина речь идет также о общекультурных представлениях, характерных для того времени, когда он жил, и носителем которых он являлся о модернизации и о роли России в современном мире. Не удивительно, что в современной историографии так велико различие между современной русской и иностранной интерпретациями идей Канкрина. Это легко можно обнаружить при помощи количественных методов. Так, начиная с 1978 года и по настоящее время во всех главных русскоязычных источниках (удалось найти 14), упоминающих Канкрина, он представлен как «прагматичный реформатор», «русский Лист» или «сторонник промышленного j I развития». В то же время с 1968 по 2002 г. 7 из 9 иностранных источников описывают Канкрина как «романтика», «реакционера» или «архиконсерватора». Можно, видимо, говорить о закономерности. Что касается степени изученности, нельзя сказать, что общий уровень знакомства зарубежных исследователей со своим предметом превосходит соответствующий уровень российских ученых. К примеру, один из самых авторитетных

20 Шепелёв JI.E. Е.Ф. Канкрин и торгово-промышленная политика финансового ведомства (1823-1844) // Английская набережная, 4. Ежегодник. СПб, 2001. С. 145-226.; Zweynert, Joachim. Eine Geschichte des Okonomischen Denkens in Russland. 1805-1905. Marburg, 2002. S. 186-192.

21 См.: Федорченко В.И. Императорский дом. Выдающиеся сановники. Энциклопедия биографий. В 2 т. Красноярск, 2003.Т. 1. С.518-520; Шепелев JI.E. Е.Ф. Канкрин и торгово-промышленная политика финансового ведомства (1823-1844) // Английская набережная, 4. Ежегодник. СПб., 2001. С. 145-226.; Юровский В.Е. Министр финансов Е.Ф. Канкрин // Вопросы истории. 2000. №1. С.140-145; Синин А. Егор Канкрин. "Я учил Россию не жить в долг" // Российская федерация сегодня. 1999. № 2. С.60-61; Дубянский А.Н. Е.Ф. Канкрин — реформатор российской финансовой системы. // Гуманитарные науки. 1990.

1 .С. 106-112; Бобров И. А., Боброва О.С. К вопросу о русских предшественниках экономических теорий С.Ю. Витте: "придворная политэкономия" первой половины XIX в. // С.Ю. Витте. Выдающийся государственный деятель России: Тезисы докладов и сообщений научной конференции, посвященной 150-летию со дня рождения С.Ю. Витте. СПб., 1999. С.136-144; Семенкова Т.Г., Карамова О.В. История русской экономической мысли. М., 1999. С. 40-48; Дема Е. "Забытый министр" // Армейский сборник. 1997. № 10.С.76-78; Ружицкая И.В. Граф Е.Ф. Канкрин II Преподавание истории в школе. 1996. № 3. С.2-6; Татар И. На "огненном стуле" // Санкт-Петербургские ведомости. №103.20 июня 1995. С.4; Катыхова Л.А. Е.Ф. Канкрин и проблема протекционизма // Экономическая и общественная жизнь России нового времени. Первые дружининские чтения. Сборник докладов и сообщений. М., 1992. С.59-66; Семенкова Т.Г., Семенков А.В. Денежные реформы России в XIX веке. СПб., 1992. С.7-66; Петишкин С.Н. Министры финансов России ХГХ в. М., 1995. С. 10; Зайончковский П.А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М., 1978.С.116.

22 См.: Cummins, Philip. Russia, 1800-1914. Problems, Issues, Sources, Skills. 2 ed. Cambridge, 2001. p.58; Kingston-Mann, Esther. In Search of the True West. Culture, Economics, and Problems of Russian Development Princeton, 1999. p.73; Dixon, Simon. Tbe Modernisation of Russia, 1676-1825. Cambridge, 1999. p.227; Pintner, Walter McKenzie. Russian Economic Policy under Nicolas I. New York, 1967; Blume, Jerome. Lord and Peasant in Russia from the Ninth to the Nineteenth Century. Princeton, 1961. pp.284-285; Zweynert, Joachim. Eine Geschichte des Okonomischen Denkens in Russland. 1805-1905. Marburg, 2002. S.l86-192; Blackwell W.L. The Beginnings of Russian Industrialization, 1800-1860. Princeton, 1968. p.141.

Только явное меньшинство исследователей придерживается мнения о Канкрине, подобное тому, которое встречается в русскоязычной литературе. (См.: Lincoln, Bruce W. Nicholas I. Emperor and Autocrat. Bloomington, 1978. p. 183-184; Raeff, Marc. Michael Speransky, Statesman of Imperial Russia, 1772-1839. The Hague, 1957. pp.58). специалистов по истории экономической мысли в России Кингстон-Манн разделяет господствующее в зарубежной «русистике» представление о Канкрине: "После 1825 года, правительственная экономическая политика была сформирована, прежде всего, немецким уроженцем N. Канкриным — реакционером, который расширил репрессивные полномочия правительства»23. Из приведенной цитаты читатель может получить довольно яркое представление об общем уровне знакомства американской русистики со своим предметом. Ведь «Е.Ф.».(или «G24.») Канкрин., ставший министром финансов уже в 1824 г., родился в Гессенском курфюршестве. Большое число зарубежных исследований о Канкрине ограничивается лишь указанием на его «реакционную» политику, проводимую при строительстве железных дорогах. Историк экономического развития России Джером Блюм пишет: "Канкрин выступал против строительства железных дорог, считая, что они только способствуют бродяжничеству. Данное мнение привело к тому, что в уме царя Николая I создавалась путаница поистине имперских размеров(.)"25. В то же время историк и ярый противник исторических и политических выводов Ричарда Пайпса, Марк Рэфф выражает мнение меньшинства «зарубежных» исследователей о Канкрине (хотя и в

23 ("After 1825, government economic policy was shaped above all by the German-born N. Kankrin," a reactionary who expanded the "repressive powers" of the government.) Kingston-Mann, Esther. In Search of the True West. Culture Economics, and Problems of Russian Development Princeton, 1999. p.73.(Выделенный мной жирном шрифтом).

Английский историк экономического развития Саймон Диксон утверждает: "Экономический либерализм не произвел никакого впечатления на (.) Канкрина (.), который был носителем классического меркантилистского представления, будто богатство мира сохранялось в неизменном, установленном количестве, принципа, который управлял всем его подходом к экономике (Dixon, Simon. The Modernisation of Russia, 1676-1825. Cambridge, 1999. p. 227).

В монографии Уальтера Пинтнера, являющейся наиболее часто цитируемым источником по вопросам, касающимся Канкрина, при выделении некоторых положительных аспектов практических мер Канкрина, главным образом, подчеркивалась реакционная сторона его экономической теории, которую он будто бы заимствовал у Адама Мюллера. Пинтнер приходит к выводу, что Канкрин "вообще не имел никакой полноценной теории " (Pintner, Walter McKenzie. Russian Economic Policy under Nicolas I. New York, 1967. p. 25).

Эссе, помещенное в Интернете и предлагающее английским студентам образец для написания курсовой работы, дает нам пенную информацию о том, как обычно трактуется российская экономическая политика эпохи Канкрина в курсах по русской истории в центральных зарубежных ВУЗах. "Канкрин придерживался подозрительного отношения к экономической науке, включая поддержку протекционизма (.)" ("Advances under Alexander I and Nicholas I."www.essaybank.co.uk/freecoursework/170.html.)

Учебник Филиппа Кумминса также является важным источником по вопросу о том, как иностранные ученые рассматривают русскую экономическую мысль этого периода: "Николай I всячески препятствовал экономическому росту и развитию из-за своей боязни, что быстрая индустриализация породит неустойчивость и желание реформ, которая подвергли бы опасности его власть (.) Политика Канкрина (.) и была разработана так, чтобы вызвать экономический застой. Каждая отрасль экономики должна быть под опекой государственной монополии, исключая участие купцов» Cummins, Philip. Russia: 1800-1914. Problems, Issues, Sources, Skills. Cambridge. 1996. p.58.

24 Georg

Blume, Jerome. Lord and Peasant in Russia from the Ninth to the Nineteenth Century. Princeton, 1961. p.285. При этом характерно, что зарубежные историки консервативного направления привлекали советские источники. По поводу идей Канкрина Блюм, например, ссылается исключительно на В.С.Виргинского. См. Виргинский B.C. История техники железнодорожного транспорта. Выпуск I. М., 1938. СЛ03-105; Виргинский В.С Возникновение русских железных дорог и железнодорожный вопрос в России до начало 40-х годов XIX в. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук. М., 1949. С.8) беглых замечаниях): "Иностранные государственные деятели подобно фом Штейну и Канкрину помогли представить правительству и двору принципы новой науки об экономике»26. Коротко говоря, мы здесь имеем дело с различными подходами к изучению процессов бюрократизации, индустриализации и модернизации, а не с обоснованным анализом научного аппарата Канкрина.

Помимо этого, значительно усложняет изучение концепции российского министра финансов частое сравнение Канкрина с Адамом Мюллером и Фридрихом Листом, двумя наиболее противоречивыми и наименее исследованными экономистами27. По мнению многих исследователей, обращенный к мистическим средневековым ценностям Мюллер внес значительный вклад в "немецкий национальный стиль" — то направление в науке, которое считало необходимым подчинение человека власти государства. Это означало, что такие экономисты, как Канкрин и Лист, делая ставку на государство и "духовные блага", продолжали "немецкую" экономическую традицию. В итоге этот "отказ от либеральных ценностей" логически перерос в фашизм28. Другие исследователи, напротив, отрицают всякое влияние Мюллера на Листа. Более того, они рассматривают экономические идеи Листа (и, по сути, Канкрина) как своевременную и плодотворную попытку комбинирования национальной политики и индустриализации29.

26 Raeff, Marc. Michael Speransky. Statesman of Imperial Russia, 1772-1839. The Hague, 1957. p.58. Возможно, что в данном случае Рэфф опирался на авторитет своего научного руководителя Г. Вернадского, благосклонно смотревшего на деятельность Канкрина. По мнению Вернадского, Канкрин был «способным финансистом, кто верил прежде всего в экономию». См. Vernadsky, George. Political and Diplomatic History of Russia. Boston, 1936. p. 308.

27 учитывая их несомненно важное место в истории экономической мысли.

28 Историография по экономическим идеям Мюллера и Листа сложна и до сих пор сильно идеологизирована.

Бруно Гильдебранд первый обратил внимание на «забытые заслуги» Мюллера и Листа, создавая, тем самым, концепцию о немецкой школе, которая противопоставлялась им «английской» традиции в экономической науке. (См. Hildebrand В. Die NationalOkonomie der Gegenwart und Zukunft. Frankfurt, 1848.) В военной обстановке данная трактовка, в свою очередь, охотно воспринималось английскими учеными в полемической литературе, направленной против «немецкого духа». Например, в некогда популярной работе по истории экономической мысли Александр Грей утверждал, что Лист, много заимствовавший у Мюллера, способствовал созданию антикапиталистического, националистического немецкого образа мысли, резко отличающегося от английских экономических традиций. См. Gray, Alexander. The Development of Economic Doctrine. An Introductory Survey. London, 1933. p. 228; См. еще: Viereck P. Metapolitics — From the Romantics to Hitler. New York, 1941; Hock, Wolfgang. Deutscher Antikapitalismus: Der ideologische Kampf gegen die freie Wirtschaft im Zeichen der grofien Krise. Frankfurt, 1960; Winkel. H. Die deutsche NationalOkonomie im 19. Jahrhundert Darmstadt, 1977; Snyder, Louise. Economic Nationalism: Friedrich List, Germany's Handicapped Colbert // Roots of German Nationalism. Bloomington, IN, 1978; Perlman, Mark and McCann, Charles R. The Pillars of Economic Understanding. VoLl. Ideas and Traditions. Michigan, 2001. pp. 411416; Розенберг Д.И. История политической экономии. М., 1940. С.246-262.

29 После скандальной работы Бруно Гильдебранда (Hildebrand В. Die NationalBkonomie der Gegenwart und Zukunft. Frankfurt, 1848.) сторонники теории Листа пытались отойти от "романтического» учения Мюллера, подчеркивая современность и практичность концепции "производительных сил". Например, Карл Эрберг в своем введении х переизданию работы «Национальная система» отстаивал оригинальность и актуальность теории Листа, не упоминая имени Мюллера. В глазах Эрберга Лист был не простым кабинетным ученым (kein Mann der LehrbOcher und Paragraphen), а великим мыслителем (Mann der Ideen). (См. Ehrberg. K. Th. Das nationale System der politischen Oekonomie von Friedrich List. Stuttgart, 1883.). Новая идея профессора Эрбергера нашла восторженный отклик на страницах авторитетного экономического журнала Шмоишера,

Основной причиной данного разногласия является, на наш взгляд, непонимание необходимости четкого разделения, прежде всего в методологическом плане изучения экономической истории и истории экономической мысли. Во избежание подобных затруднений, мы будем рассматривать доктрины Канкрина в контексте "экономических институтов". Метод экономических институтов впервые позволяет рассмотреть экономические идеи Канкрина как особую экономическую теорию, в корне отличающуюся от теорий Листа и Мюллера. где Листа рассматривали как пророка «национальной» политики Бисмарка. «Ег (List — К.М.) war ein groBer Schriftheller, ein groBer Denker und ein groBer politischer Kampfer.» (Schmoller, Gustav. Ehebergs «List». Jahrbuch ffir Gesetzgebung, Verwaltung und Volkswirtschaft im Deutschen Reich. Bd. 1, Heft. 1, 1884. S. 283). С того времени теорию Листа стали связывать с немецкой политикой «модернизации». В новом толковании, оказывалось, что Лист первый обратил внимание на огромное значение железных дорог для хозяйства и ведения войны. См. Molke, Seigfreid. Die deutsche Eisenbahn im Kriege. Ihr Prophet Friedrich List und ihr Verdienst im Kampfe um Deutschlands GrOBe. Leipzig. 1916.

Мориц Мейер также заострял внимание на исключительно прагматических аспектах теории Листа. "(.) более всего, — отметил он, — терпеть от английской спекуляции приходилось Германии. Не стесненные никакими (.) пошлинами, британские товары наводняли все ее рынки. Промышленность Германии (.) не была достаточно развитой, чтобы выдержать подобную конкуренцию (.)". Мориц Мейер. Главные течения в современной политической экономии. СПб., 1891. С.292. (нем. ориг. Moritz Meyer. Die Neure NationaWkonomie in ihren Hauptrichtingen.)

По мнению Вильгельма Штейда, Лист - «настоящий немецкий муж, сумевший объединить теорию с практикой.» (Steida, Wilhelm. Friedrich List Berichte Uber die Verhandlungen der SSchsischen Akademie der Wissenschaften zu Leipzig. Bd. 80. Heft 1, 1928. S.41). См. еще: KOhler, Kurt. Problematisches zur Friedrich List, 1908; Hirst M. The Life of Friedrich List. London, 1909: Hoeltzel, Max. Friedrich List. Teil 1. 1919; Molke, Siegfried. Was Friedrich List dem deutschen Volke war und heute noch ist. Im Auftrage des Arbeitsausschusses fflr die Errichtung eines Friedrich ListDenkmals im Leipzig. Leipzig. 1913.

Данное представление об экономической теории Листа как современной и реалистичной науке, в отличие от доктринерства или "романтизма" Мюллера, было весьма распространено и в русскоязычной дореволюционной экономической литературе. Например, авторитетный московский профессор того времени А.И. Чупров писал: "Проповедь Листа ясно убеждала, что одна и та же система экономической политики в области промышленности и торговли не может быть пригодна для наций, стоящих на разных ступенях развития. Это был как бы пример для иллюстрации (вышеизложенных) учений Конта, хотя нет сомнений, что Лист даже и не знал произведений французского философа". Чупров. А.И. История политической экономии. 1915. С.210. См также Лященко П.И. История экономических учений. Изд. 3. Л., 1926. С. 127-129; Миклашевский А.Н. История политической экономии. Философские, исторические и теоретические начала экономии XIX в. Юрьев, 1909. С.412-429.

В наши дни историк Роман Спорлух разделяет подобные взгляды, считая Листа противником романтического направления в экономике. Согласно Спорлуку, Лист выступал за промышленное развитие и либеральное общество, между тем как концепция Мюллера привела только к росту вредного вида немецкого национализма. (Szporluk, Roman. Communism and Nationalism. Karl Marx versus Friedrich List. New York, 1988.) См. еще Gide, Charles and Charles Rist. A History of Economic Doctrines. 7 th ed. Boston, 1947. pp. 286-287; Kahan, Arcadius. Nineteenth-Century European Experience with Policies of Economic Nationalism в сб. Economic Nationalism in Old and New States. Edited by Налу G. Johnson. Chicago, 1967; Finkelstein, Joseph and Alfred L. Thimm. Economics and Society: The Development of Economic Thought from Aquinas to Keynes. 2nd. ed. Schenectady, NY, 1981. pp. 118-119; Wendler. E. Die List-Rezeption in Russland. Die Vereinigung des europaischen Kontinents: Friedrich List — gesamteuropaische Wirkungsgeschichte seines Okonomischen Denkens, Stuttgart 1996. S. 474-490; Brandt. K. Geschichte der deutschen Volkswirtschaftslehre. 2 Bd. Freiberg, 1992; Hauser, K. Friedrich List. Starbatty, J. (Hersg.): Klassiker des Okonomischen Denkens, 2 Bd., MOnchen, 1989. Bd. 1, S. 22S-244. Henderson, William Otto. Friedrich List: Economist and Visionary 1789-1846. London, 1983.

Наконец, некоторые современные экономисты считают Адама Мюллера незаслуженно забытым экономистом, не имеющим никакого отношения к фашизму. Более того, по их мнению, Лист не только не развивал верный замысел Мюллера, но и исказил его. См. еще Riha, Th. German Political Economy: The History of an Alternative Economics. International Journal of Social Economics, vol. 12, Nom. 3, 4, 5. 1985; Harada, Tetsushi. Politische Okonomie des Idealismus und der Romantik. Korparatismus von Fichte, MtUler und Hegel. Berlin, 1989.

Цель и задачи диссертационной работы

В данной работе мы стремимся показать, как система российского образования, а также институциональные особенности российского общества и государства в начале XIX века, привели к формированию уникальной социальной группы - образованной элиты, члены которой были одновременно и свободными учеными, и государственными служащими. Целью исследования является выявление зависимости «привычек ума» (по выражению Фрица Рингерсt*°), общих умонастроений российской интеллигенции от положения этой группы в обществе, особенности формирования этой социальной группы. Речь идет не об описании случайной биографической аберрации, а о реконструкции и анализе главных аспектов структуры мышления социальной группы, оказывавшей огромное влияние на определение путей развития российской экономики.

При выборе методологии научного исследования важно четко представлять все ее возможности и недостатки. В рамках использованных в данной работе методов не являются и не могут считаться целями диссертационной работы: 1.Описание биографии Е.Ф. Канкрина. 2. Оценка вклада Канкрина в экономическую науку.

В центре нашего внимания будут коллективные представления, схемы организации знания и способы аргументации, характерные для российской науки того времени. В связи с этим хотелось бы подчеркнуть, что в данной работе исследуется прежде всего логика аргументов (часто неточных) с целью воссоздания картины мышления Канкрина в качестве определенного культурного явления.

В данной работе рассматриваются методы экономического анализа Е.Ф. Канкрина, неявно изложенные в его работах. Будет дан "герменевтический" анализ его экономической теории на основе анализа контекста его высказываний с целью выявления их подлинного смысла. Способы мышления ученого будут рассмотрены в значительно более широком контексте, чем это можно было бы сделать, используя только научный аппарат самого Канкрина. Там, где ученый был непоследователен, мы постараемся привести его мысли в должный порядок, поскольку сам ученый никогда не доводил свою экономическую доктрину до необходимой степени строгости. Его методы экономического анализа будут представлены в наиболее убедительной форме, так, чтобы идеи министра финансов стали понятны современному читателю.

В результате выбранная нами методология дает возможность выявить стереотипы

30 Ringer, Fritz К. The Decline of the German Mandarins. The German Academic Community. 1890-1933. Cambridge, Mass., 1969. мышления, характеризующие менталитет главных институтов, в рамках которых Канкрин получил образование. Таким образом, целью исследования является реконструкция и анализ возникновения, развития и процесса интерпретации бюрократического направления в экономической науке. Мировоззрение Канкрина рассматривается как система взглядов типичного представителя бюрократического сословия с целью выявления его главных черт и характеристик.

Данная работа не претендует на полный и исчерпывающий ответ на трудный вопрос о том, насколько Канкрин представляет идеальный тип (по М.Веберу) с характерным для Николаевской эпохи бюрократическом менталитетом. В нашем исследовании предлагается лишь гипотеза о типичности мышления Канкрина. Таким образом, иелъю исследования является выявление проиесса формирования мировоззрения Канкрина как «типичного» представителя николаевской бюрократии. Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

1 .Обзор и анализ теоретических взглядов камералистов

2. Рассмотрение дальнейшего развития камералистики в русскоязычной литературе

3. Изучение влияния Наполеоновских войн на систему мышления Канкрина

4. Выявление основных черт экономической модели Канкрина и сравнение ее с моделями других экономистов

5. Рассмотрение научного наследия Канкрина

Предметом исследования является университетско-бюрократическая среда как один из главных институтов формирования экономического мышления Николаевской эпохи. Большая часть российской науки была укоренена в государственно-бюрократических отношениях, а ученые считались хранителями культуры. Оставаясь консерваторами, они, одновременно, верили в прогресс, боролись за институциональную власть и статус и на их потерю отвечали не только интригами, но и теориями, которые, будучи высказаны авторитетными голосами, становились социальной силой в жизни своего времени.

Вслед за Ф. Рингером типы мышления, представленные в университетской системе, связываются в данной работе с бюрократической идеологией. Классическая монография американского социолога Рингера «Закат немецких мандаринов» выдвигает идею о немецких профессорах как особой социальной группе - классе мандаринов. Рингер подробно пишет об академическом мире немецких ученых и о столкновении этого мира с быстрой модернизацией Германии, начавшейся в конце XIX века. Данная концепция, позволившая Рингеру четко проанализировать структуры мышления нескольких известных немецких экономистов в культурном и социальном контекстах, в дальнейшем распространилась на область интеллектуальной истории31. Она, тем не менее, до сих пор не получила должного освещения в работах историков экономической мысли.

Выбор в качестве предмета исследования бюрократии как института экономического мышления важен по нескольким причинам. Ведь в конце 1940-х - начале 1950-х гг. главным объектом исследований в советских общественных науках (хотя это не всегда признавалось) стал «национальный» менталитет. Трактовка нации и национального вопроса, предложенная И.В.Сталиным , послужила своеобразной директивой для изучения в том числе и истории экономической мысли. В частности, создавались большие научные коллективы для изучения не только истории русской экономической мысли, но и истории мысли других народов. До сих пор это «национальный подход» (особенно в украинской экономической литературе ) часто диктует выбор предмета исследования. При этом нередко допускается ряд довольно спорных положений, таких как: 1. При изучении истории экономической мысли можно опровергнуть некоторые гипотезы «буржуазного» или «западного» Экономикса; 2.Метаэкономикс (т.е. базисные философские предпосылки) оказывают сильное влияние на научный аппарат; 3. «Народная» экономическая мысль коренным образом отличается (и должна отличаться) от «западной» мысли. Утверждается, более того, что «народная» экономическая мысль характеризуется холизмом, антропоцентризмом и предпочтением государственного вмешательства; 4. «Дух» западного экономического мышления не подходит или сильно противоречит российскому строю. К сожалению, экономическая мысль различных народов СССР (или СНГ) редко сравниваются между собой. Например, нигде не выясняется, в чем именно состоит разница между «украинским», «русским» и «грузинским» направлениями экономической науки34.

31 См. реценцию на работу Рингера: Habermas J. The Intellectual and Social Background of the University Crisis Minerva. 1972. Vol. 9. No. 3. pp. 422-428.

См. работы, выполненные по методологии, подобной методологии Рингера: Gay, Peter. Weimar Culture: The Outsider as Insider. N.Y.: Harper and Row. 1968. Bourdieu P. Passeron J.-C. La reproduction. Elements pour une thtorie du syst&ne d'enseignement Paris Les Editions de Minuit 1970. Ringer. F Education and Society in Modem Europe. Bloomington: University of Indiana Press, 1970. McCleland, Charles. State, Society and University in Germany, 1700-1914. N.Y. Cambridge University Press, 1980. Harrington A. Reenchanted Science: Holism in German Culture from Wilhelm П to Hitler. Princeton: Princeton University Press. 1996.

Э20 месте сталинской концепции национализма в марксистской литературе см. Van Ree, Erik. The Political Thought of Joseph Stalin: A Study in Twentieth-Century Revolutionary Patriotism. New York: Routledge, 2002. ix 366 C.

33 См. Например: Л.П. Горкша. Нариси з icropii шштичноТ экономии в Крашь Остання третина XIX - перша тоетина XX ст. КиТв. КиТв Наукова думка 1994.243 С. См. «Очерки по истории философской и общественно-политической мысли народов СССР». M.19SS

Здесь необходимо отметить, что в последние годы ряд ведущих ученых пришел к выводу, что понятие «нация» само по себе является предметом анализа и поэтому оно не должно быть критерием для выбора предмета исследования. К сожалению, в русскоязычной историографии упорно игнорируются тенденции современной мировой науки ставить под сомнение "естественность" понятия нации. Только немногие российские ученые считают, что нация не только не предшествует созданию империи, но и, что символично, и материально «нация» не имеет никакого первоначального момента вне контекста различных форм дискурса. В 1983 г. такие крупные мыслители, как Эрнст Геллер, Эрик Хобсбаум и Бенидикт Андерсен опубликовали (почти независимо друг от друга) исследования, где утверждалось, что «нация» является продуктом культуры35. Нация и национализм в этой трактовке не являлись неизбежным последствием перехода к капитализму. Наоборот, нация есть культурный феномен, имеющий скорее религиозную, чем политическую природу. Более того, многие современные ученые активно обсуждают вопрос о том, как понятие нации использовалось в академическом мире для достижения определенных политических целей36. Во всяком случае, не подлежит сомнению, что подход к экономической мысли, основанный на понятии нации и часто определяющий «предмет исследования» (т.е., кто является «русским», «польским» или «украинским» экономистом), сильно идеологизирован.37

В данном исследовании мы стремимся объективно анализировать «нацию» как культурное понятие, не допуская, чтобы оно определяло сам предмет исследования. В первой главе указывается на значение дихотомии «мировой / национальной систем» для немецких и русскоязычных ученых. При этом подробно анализируется процесс модификации данной методологической концепции в ходе анализа военного хозяйства и разбора уроков наполеоновских войн. Во второй главе рассматривается дальнейшее

35 Geller, Ernest. Nations and Nationalism; Anderson, Benedict Imagined Communities, (рус. Перевод: Андерсон, Бенедикт. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма, (перевод с ант. В.Г. Николаева). М. 2001.) См. еще: Wehler, Hans-Ulrich. Nationalisms: Gescbichte, Form en, Folgen. Munich: Beck, 2001 122 p.

34 Appleby, Joyce. The Power of History" The American Historical Review. 103( Feb. 1998). pp. 1-14. Antoinette Burton. Who needs the Nation? Interrogating "British*' History Journal of Historical Sociology. Vol.10 No.3 Dept. 1997. pp.227-218. Said, Eduard. Culture and Imperialism. New York: Vintage Books, 1993.

37 Необходимо отметить, что данная проблема (использование понятие нации для определения предмета исследования) существует в работах не только по истории экономической мысли, но и по истории экономики. Например, работа Б.Н. Миронова «Социальная история России»(1999) не только (почти) не касается истории финнов, евреев, украинцев и молдован, но и даже исключает из анализа историю народов Урала и Сибири. Миронов, например, пишет: «(.) большинство мифов о России, как это ни парадоксально, не поднимает, а несправедливо унижает наше национальное достоинство(.)». Его цель «понять логику русской культуры, мысли и истории. Россия — не ехидна в ряду европейских народов, а нормальная страна, (.) » (Б.Н. Миронов. Социальная история России, т.1.1999. С.15).

Таким образом, становится непонятно идет ли речь о русском народе или о российском государстве. Это недоразумение очень важно, поскольку оно влияет на достоверность его основной гипотезы о переходе «русского народа» от «общины» к обществу. развитие понятия «нация» в работах Б.Ф. Канкрина и других камералистов; концепция «национального хозяйства», разработанная Канкриным, сравнивается с аналогичной идеей Ф.Листа. В третьей главе анализируются изменения, которые внесли в данную концепцию разные российские экономисты, изучавшие традиции Канкрина. Вслед за Вернером Зомбартом и М. Вебером выдающиеся российские и советские ученые стали объединять понятия нации, модернизации и истории в новую экономическую теорию, в соответствии с которой государственное вмешательство стало рассматриваться как признак прогрессивности и патриотизма. Необходимо отметить, что данный «национальный» подход к политической экономии до сих пор оказывает сильное влияние на русскоязычное научное сообщество.

Вот почему предметом исследования должна стать не «русская» экономическая мысль, а институт экономического мышления.

Выбор в качестве предмета исследования бюрократии, как института экономического мышления, позволяет также уйти от «класса» как объекта исследования. Предметом нашего анализа является не бюрократия как класс, а имманентный ей способ мышления, обусловливающий особый, присущей только этой социальной группе взгляд на мир. Вслед за Юргеном Хабермасом многие современные экономисты и историки указывают на необходимость сделать предметом исследования не развитие классовых отношений, а эволюцию различных общественных групп, и показать сдвиги политического дискурса (de-centering and re-centering political discourse) .

Хабермас, в частности, утверждает, что теория модернизации не должна быть привязана лишь к одной версии развития современного общества. Дифференциация в общественном и культурном пространстве сама по себе не может объяснить, она представляет собой описательную категорию, которая свидетельствует о существовании возрастающего количества областей социального конфликта. Поэтому дифференциация должна рассматриваться как побочный продукт борьбы коллективных сил. Более того, теория модернизации не должна быть привязана к идее о самопродвижении, например, к силе «разума», который, якобы, обеспечивает социальное развитие. Напротив, модернизация — это побочный культурный продукт коллективных социальных структур, которые строят культурный порядок через борьбу взглядов; это процесс, обеспечивающий законную власть и производство общественных символов. Эти

38 Habermas, JOrgen. Stmkturwandel der Offentlichkeit. Frankfurt am Main, 1990.

См. Еще: Giesen, Bernard. The Tem penalization of Social Order. Some Theoretical Remarks on the Change in "Change" // Social Change and Moderity. ed. Hans Haferkamp and Neil J. Smelser. Berkeley: University of California Press. 1992. pp. 294-319. символы, в свою очередь, должны быть воспроизведены разнородными социальными институтами, чтобы узаконить культурный порядок.

Вслед за Ю. Хабермасом, в данной работе отвергается два эволюционных предположения: 1. о самопродвижении модернизации; 2. о том, что существует единственный путь развития. Напротив, допускается существование противоречий, известных отклонений и даже несовместимых путей развития. Словом, нет никакого предначертанного пути экономического развития. Теория модернизации, следовательно, не может быть построена лишь через осмысление ее результатов, а только на основе анализа того метода, который был использован для установления современного порядка. Исходя из этих соображений, неправомерно рассматривать (как это делают К. Маркс и М. Вебер) появление и укрепление бюрократии как очевидный признак социально-экономического прогресса на какой-нибудь «стадии» развития. Вместе этого, бюрократию следует рассматривать как один из институтов знания, имеющий свои собственные способы мышления и предлагающий свою модель развития и путь к современности неряду с другими институтами экономического мышления.

При таком подходе задача состоит в том, чтобы осмыслить и объяснить процесс возникновения современного общества. Для этого нужно, прежде всего исследовать образовательные процессы, способствующие выработке коллективного сознания. Эти процессы вносят существенные изменения в социальные и культурные структуры общества и занимают особое место в «просвещенных обществах» (Aufklaerungsgesellschaften). Возникают самостоятельные "институты", противопоставляющие себя гильдиям, "корпорациям" и т.п. Возникает и новая дискурсивная практика, основанная на свободном и равном обмене аргументами.

Ключ к объяснению пути развития, ведущего в современность, находится в познавательных процессах и символических методах в сфере культуры. Эти процессы и методы определяют не только тип модернизации, но и степень рациональности. К примеру, исходя из данных соображений, Петер Томпсон в своей работе указал на формирование особого политического и экономического дискурса в рамках общества американских пивных клубов. Этот вид дискурса, в свою очередь, оказал большое влияние на «американский» путь к современности39.

Хотя существование «публики», как таковой (по Хабермасу), или «общества», давно было признано исследователями Российской империи, они неправомерно утверждали, что российское общество оставалось пленником всесильного царского

39 Thompson, Peter. Rum, Punch and Revolution: Tavern going and Public Life in Eighteenth Century. Philidelphea. 1999. правительства. В этой трактовке российское общество становится простой тенью того «общества», которое существует в более "продвинутых" западноевропейских странах, таких как Великобритания и Франции40. Однако новейшие исследования все более указывают на развитие понятия «общество» в Российской империи. Действительно, в течение восемнадцатого и девятнадцатого столетий в России формировалось все более и более развитые общество и общественное мнение, место и роль которых в истории страны изучается только теперь41.

Общество» появилось в результате совокупного действия сложных взаимосвязанных процессов, наиболее интенсивными при этом были процессы «Вестернизации» (Westernization), развитие государственных структур, развитие экономики и торговли. Эти процессы начались в конце семнадцатого столетия и продолжались на протяжении всего восемнадцатого века. При этом современные понятия «общество» и «общественное мнение» возникли в разных частях Европы примерно в одно и тоже самое время. Опираясь в основном на работы Ю. Хабермаса, ученые-обществоведы исследуют «общественную сферу» и ее значение для формирования нового понимания «Старого режима». Исследование таких темах, как появления сети общественных ассоциаций (салон, масонская ложа, ученые общества, бюрократия) и выделения новых форм общности в их пределах, обеспечивает мощный набор эвристических инструментов для изучения общественной сферы Российской империи и ее гражданского общества.

Не подлежит сомнению, что бюрократия как общественный институт внесла (и вносит) важный вклад в процесс производства и воспроизводства знаний, связанный с легитимизацией определенного пути экономического, и в целом общественного, развития.

Что касается изучения экономического развития Российской империи, переход от анализа классов к анализу институтов, предлагаемый в данном исследовании, в методологическом плане представляется весьма плодотворным. Мы предлагаем перейти к изучению влияния на экономику различных общественных институтов. В данной работе в центре внимания находится институт бюрократии, причем бюрократия рассматривается

40 Pipes, Richard. Russia under the Old Regime. New York: Scribner, 1974; Eley, Geoff. Nations, Publics, and Political Cultures: Placing Habermas in the Nineteenth Century// Habermas and die Public Sphere, ed. Craig Calhoun. Cambridge, Mass., 1992.

41 Malcolm Burgess, "Russian Public Theater Audiences of the Eighteenth and Early Nineteenth Centuries," Savonic and East European Review 37, no. 88( Dec. 1958): 160-83; Gary Marker, Publishing, Printing, and the Origins of Intellectual Life in Russia, 1700-1800(Princeton, 198S) Marc Raeff, 'Transfiguration and Modernization: The Paradoxes of Social Disciplining, Pedagogical Leadership, and the Enlightenment in Eighteenth-Century Russia," in Alteuropa-Ancian Regime -Frtthe Neuzeit: Probleme und Methoden der Forchung, ed. Hans Erich BOdeker and Ernst Hinrichs (Stuttgard, 1991). pp.99-11; Nicholas V. Riasanovsky, A Parting of Ways: Government and the Educated Public in Russia, 1801-1855 (Oxford, 1976). William Milk Todd Ш, Fiction and Society in the Age of Pushkin: Ideology, Intitutions, and Narrative. Cambridge, Mass., 1986). как категория культуры, а не как «класс» в марксистском понимании. Ведь серьезные ученые Российской империи всегда признавали, что понятие «класс» является скорее социальным, нежели экономическим явлением.

Например, самая первая систематическая попытка объяснить понятие "класса" в контексте российского общества была сделана В.О. Ключевским, который рассматривал его как правовой термин, определяющий ряд политических институтов (учреждений), независимых от экономических, интеллектуальных, моральных или физических обстоятельств. Г. JI. Фриз в своем исследовании, посвященном "сословной парадигме", четко отделяет понятие "сословие" (статусную группу) от понятия "состояние" (социальная категория). По его мнению, только в первые десятилетия XIX в. понятие "сословие" действительно соотносится с неким "установленным составом", имеющим определяемое культурное и правовое положение, и, соответственно, социальную идентичность. Фриз обозначил подвижность, разнообразие и сложность сословных определений, приспособляемость сословной структуры к экономическому и социальному развитию. Кроме того, он напоминает, что необходимо различать правовые представления и социальную действительность. Леопольд Хаймсон указывает на растущее несоответствие между юридическими определениями и социально-экономическими реалиями. Это расхождение вызывало поиски социальной идентификации43. Элиз Виртшафтер делает вывод об отсутствии в русском обществе структуры, порождающей в нем произвольные самоопределения, правительственный произвол, а также делавший возможным воссоздание социальных категорий как политико-культурных концептов и трансформировавшее социокультурные конструкции в социологические факты44.

В русской литературе по истории экономической мысли «бюрократическое направление» часто получает сугубо негативную оценку. Например, экономист-историк В.В. Светлове кий писал: «История ее (русской науки) — история произвола и стеснений, которых не знала ни одна страна Запада. Помимо общих преград, у нас влияли еще свои, своеобразные, чтобы не сказать более, "трении". Вместо тупых представителей филистерской академии, душивших все новое, вместо жестокого кардинальского синклита или оппортунистического иезуитизма двора, у нас на науке и ученых остановилось

42 Ключевский В.О. История сословий в России. Собр. Соч. В 9 т. М., 1989. т.б.

43 Gregory L. Freeze. The Soslovie (Estate) Paradigm in Russian History // American Histororical Review. 1986.91 p. 11 -36. Leopold H. Haimsen Civil War and the Poblem of Social Identities in Early Twentieth-Century Russia // Party, State, and Society in the Russian Civil War. Explorations in Social History. Diana P Kronker, William G. Rosenberg, and Ronald Grigor Sunny, eds. Bloomington, Ind. 1989. p.24-47. Between Tsar and the People, 1991.

44 Cm. Wirtschafter, Elise Kimerling. Structures of Society. Imperial Russia's "People of Various Ranks". DeKalb: Northern Illinois University Press, 1994. леденящее и неморгающее око административного произвола; и оно, в атмосфере равнодушия и добровольного сыска, было всесильно это "око"! (.)

Оглядываясь назад, — продолжает Святловский, — мы видим, что в начале наши люди науки шли "по рангу", в ногу с придворной челядью и держались для декоративного блеска. Ученые приравнивались, и даже официально, к "цирюльникам и музыкантам". Позднее рассортированные по "классам и шитью", они, наравне с низшей бюрократической братиею, должны были служить целям общего и повального лицемерия, исполняя функции фальсификаторов науки. И вот, едва терпимые, они превратились в холопов власти, делая из науки вид хлебной чиновничьей профессии. Не даром проницательный и развязнооткровенный Катков, оглядываясь на прошлое русской науки, воскликнул: "Наука?!" — науки не было в России: была бюрократия!"».45

В диссертационной работе мы стремится к более объективному подходу к этому вопросу. Также как и К. Манхейм в «Идеологии и утопии», мы рассматриваем бюрократию как носителя самостоятельной идеологической позиции, которую нельзя растворять или смешивать с консервативной или либеральной идеологиями. Более того, предполагается, что нет убедительных априорных причин отдавать предпочтение какой-либо одной из указанных позиций. Очевидно, что каждая их них имеет свои слабые и сильные стороны.

В каждом историко-экономическом описании реальности действительно присутствует неразложимый идеологический компонент, который можно было бы рассматривать как «ненаучный» элемент политической экономии. Идеологическое измерение экономического описания отражает этический элемент в занятой экономистом позиции по поводу природы экономического знания. Под термином "идеология" мы подразумеваем набор предписаний, выражающих определенную социальную позицию ученого в современном мире и социальную направленность его теоретических выводов (либо на изменение, либо на консервацию существующего положения). Такие предписания, однако, сопровождаются аргументами, претендующими на научность и объективность.

Термины «Бюрократ», «Консерватор» и «Либерал» являются скорее показателями общих идеологических предпочтений, чем обозначениями принадлежности к конкретным политическим течениям. В рамках данной работы важна разница в их взглядах на науку и ее возможности. Каждая экономическая идея имеет определенное идеологическое содержание. Как указывает Манхейм, с точки зрения Бюрократа социальные изменения

45 В.В. Святловский К истории политической экономии и статистики в России. Сборник статей. СПб: Начало. 1906. С.1-2. являются наиболее эффективными только тогда, когда объектом этих изменений являются скорее отдельные части целого, чем структурные соотношения этих частей.

Отказываясь от классового и «национального» подходов к изучению истории экономической мысли, мы должны переосмыслить и по-новому классифицировать основные направления в экономической науке Российской империи начала XIX в. С этой целью вводится понятие «институт экономических знаний». При этом предполагается наличие трех центральных институтов мышления в контексте традиций политической экономии Российской империи начала XIX в. Вслед за Ю. Хабермасом выдвигается гипотеза, что именно такие институты экономического мышления, как масонские ложи, аристократический салон и государственной аппарат, привели к возникновению разнородных экономических «стилей» в политической экономии, в частности либерального, консервативного и бюрократического направлений.

В целом любая институционализированная форма видения и анализа хозяйственных процессов представляет собой эпистемологическую систему, претендующую на единственно возможное "научное", "действительное" и "разумное" объяснение экономики. Более того, это утверждение (неявно или явно) предполагает включение институтов в некий форум, призванный обеспечить общественное обсуждение соответствующих вопросов с представителями различных культурных систем. Но в результате такого рода объяснения становятся все более сомнительными. В частности, институты экономической мысли неизбежно должны столкнуться с необходимостью осмысления и анализа "фактов", представленных другими институтами, имеющими особые критерии для измерения степени "научности" и "актуальности". В рамках таких институтов, как масонская ложа, аристократический салон и государственный аппарат, представители либерального, консервативного и бюрократического направлений вырабатывали разнородные (и часто взаимоисключаемые) способы видения мира.

В данной работе изучаются типичные стереотипы мышления (patterns of thought), характерные для бюрократического направления, которое в российском контексте включало в себя главных представителей столичной науки, а также высших сановников государственного аппарата. Сюда могли бы входить такие экономисты, политические мыслители и деятели, как И.Е. Неман, X. Шлёцер, Г.Шторх46, К.И. Арсеньев, JI. Цветаев, ЛЛкоб, Ф.Л.Канкрин, Е.Ф. Канкрин, М.М. Сперанский (после ссылки), П.Д.Киселев, С.С. Уваров (зрелого периода). Всех их объединяло не только материальное (классовое) положение, а еще и мировоззрение, присущее тем институтам, в которых они учились и

46 Андрей (Генрих) Карлович Шторх (1766-1835) работали. Характерным для этой группы ученых является то, что они получили образование в духе камерализма, а затем поступили на государственную службу. Поскольку они прошли через одну и ту же образовательную систему, они говорили на одном и том же научном языке и жили в одной «семиосфере» (по выражению Ю.М.Лотмана), предопределявшей как общий взгляд на мир, так и научный аппарат этих ученых. Речь не идет о том, что вышеназванные лица пришли к иным выводам по ряду конкретных экономических вопросов, чем представители либерального (Н.С.Мордвинов, К.Х.Друцкий-Любецкий, JI.B. Тенгоборский, А.П. Куницын, Н.И.Тургенев, М.Ф.Орлов) или консервативного (Н.М.Карамзин, Ф.В. Растопчин, Ж. де Майстре, А.де Кюстин, А. Гакстгаузен, Ф. JIe-Плэ) направлений. Внутри бюрократического направления, как внутри других направлений, не было единства по многим вопросам, таким как торговая или кредитная политика. Все же представителей бюрократического направления объединяли некие общие подходы к постановки и решению экономических вопросов. Их рассмотрение и является целью данной диссертации.

Специфика цели и предмета исследования требуют особого внимания при выборе его объекта. Нас не интересуют политические платформы различных представителей бюрократического направления. Не ставится вопрос о том, были ли Е.Ф.Канкрин и Г.Шторх фритрейдерами или протекционистами. Вместо этого исследуется вопрос о том, как российские камералисты были склонны рассматривать общий феномен «торговли», какой научный инструментарий они использовали. Таким образом, в данной работе представляется целесообразным рассматривать не свод «взглядов» всех экономистов бюрократического направления, а выявление стандартные ходы мышления одного конкретного представителя, как «типичного».

Объектом исследования является круг знаний, в пределах которого Е.Ф. Канкрин разработал свой подход к экономическим вопросам. Таким образом, объектом исследования является не биография Канкрина и не его мировоззрение или взгляды, а социальные и культурные условия формирования этих взглядов47.

Выбор данного объекта анализа отнюдь не случаен. Во-первых, предполагается, что Канкрин имел типичные для российской бюрократии формы мышления, иначе он не мог бы так быстро продвинуться по служебной лестнице и удерживаться на должности министра финансов в течение двадцати лет. Во-вторых, жизненный путь Канкрина во многом является типичным для представителей бюрократического направления

47 Или, как говорят некоторые современные немецкие теоретики, «nicht die Perspektiv des Autors aber die Perspektivisierung».

Николаевской эпохи: образование в традициях камералисткой науки, прикладная деятельность в области металлургии, опыт Отечественной войны 1812 года, государственная служба, требующая почти круглосуточного внимания. При этом Канкрин не принимал участия ни в тайных революционных обществах, ни в аристократических салонах. Поэтому, его взгляды можно рассматривать если и не как типичные, то, во всяком случае, характерные для той среды, которая обусловила их формирование. Кроме того, в диссертации рассматриваются и анализируются также труды других видных представителей этого направления: Г.Шторха, Ф. Канкрина, И.Б Неймана, С.С. Уварова. При этом надо признать, что выдающимся теоретиком Канкрин не был (как, например Г.Шторх).

В работе высказывается предположение о том, что через изучение институтов экономического мышления, в рамках которых Канкрин работал и мыслил, можно понять идейно-социальную динамику академического сообщества во всей ее сложности. Таким образом, описывается не «экономическая теория Канкрина», а тип экономического мышления и характерные черты мировоззрения, соответствующие социальному положению Канкрина. Ведь бюрократическую элиту Николаевской эпохи объединял определенный комплекс идей и чувств, которые оказали влияние даже на стиль и способы аргументации. При этом условия формирования этой элиты, в частности, Отечественная война 1812 года придали ей особую, «российскую» специфику по сравнению с бюрократической элитой западноевропейского образца. В ученых трудах и полемических статьях, написанных членами данной группы, отражалось ощущение исключительности и особого призвания.

При всем том было бы неправомерно утверждать, что академическая и бюрократическая элита Николаевской России была совершенно однородной. Поэтому предположение о «типичности» Канкрина не следует абсолютизировать.

Наш анализ сосредоточивается на коллективных представлениях, общих структурах мышления данной социальной группы. В результате получается определенная эвристическая модель - идеальный тип интеллектуала. В ней описываются исторические корни, характер полученного Канкриным образования и его место в обществе, доказывается, что определенные взгляды были свойственны ему в силу его воспитания и образования, что вполне объясняет его способ решения экономических и политических проблем. Мы предполагаем, что бюрократическая элита достаточно близко соответствовала этому идеальному типу и что ее взгляды действительно очень напоминали те установки, которые мы определили как естественные для нашей модели.

Типичный представитель» русской бюрократии не случайно оказался иностранцем. Надо обратить внимание на то, что уже к началу XIX в. «реформы» как «знак» в общественном пространстве стали вступать во взаимодействие с другими символами, в частности, с понятием «иностранный». Вообще говоря, понятие «иностранец» подразумевает наличие иного склада ума и манеры поведения, что само по себе дает целый ряд преимуществ, поскольку обеспечивают некоторый отрыв от «рутины». Далеко не случайно, например, что во французской финансовой истории периода так называемого «старого режима» (ancien regime) преобладают «иностранцы» или представители внутренних замкнутых групп. Ведь такие деятели как Исаак Панчо (Panchaud), Жак Неккер (Necker), Джон Jloy (Law) и Ричард Кантильон (Cantillon) сумели внедрить в неустойчивом мире финансов новые способы мышления и образы действия i| (new patterns of thought and ways of doing).

Что касается культурного процесса "Othering" в российской дискурсивной структуре, то понятие «чужой» играло центральную роль в общественном дискурсе48. Это особенно верно, как отмечают Уортман и Ю.Лотман в центральных «Сценариях власти» империи. «Представляя себя чужестранцами или подобными чужестранцам, - пишет Ю.М. Лотман, — русские монархи и их приближенные утверждали неизменность и неизбежность своего дистанцирования от населения, которым они правили. Приемы отождествления с иноземными источниками власти варьировались — это могли быть рассказы об иностранном родоначалии, аналогии с чужеземными правителями или подражание им. Церемонии по случаю побед в XVIII и в начале XIX в. заново утверждали и укрепляли водораздел между мирами правителя и подданных. В любом случае источник сакральности находился вдали от России — либо он был за морем, откуда явились первые Ф князья-викинги, либо воплощен в образ Византии, Франции или Германии. Конечно, русскую политическую символику и мифологию пронизывал и национальный подтекст, но до конца XIX века он оставался лишь антитезой, постоянно подавляемой господствующим мотивом чужеземности. В изображении политического и культурного

44 В Николаевскую эпоху определенные изменения в области господствующей культуры означали формирование новых установок, подразумевавших смену образа мысли и характера практической деятельности. В частности, появление образа «России» как отсталой означало, что «Царь» должен обращаться за советами к «иностранцам». Не Мордвинову или Сперанскому суждено было осуществлять реформаторские проекты, а «иностранцам», особенно немцам. В этой связи, В.П. Безобразов жаловался на то, что все сколько-нибудь значительные экономические исследования о России написаны не на русском, а на иностранных языках. И действительно, многие видные исследователи России, такие как Г.Шторх, А.Гакстгаузен, JI.B. Тенгоборский и ФЛе-Плэ, вообще ничего по-русски не писали. превосходства правителя чужеземные черты вели к положительной оценке, отечественные — к нейтральной или отрицательной»49.

В данной работе важным является не вопрос о том, когда «немец» Канкрин стал «русским», а вопрос о том, почему Канкрин был воспринят как «немец» или «русский».50

В данном диссертационном исследовании мы исходим из следующих предпосылок:

1.Историю экономической мысли следует изучать в ее культурном контексте, т.е. в рамках «институтов экономического мышления»;

2. Одним из главных институтов экономического мышления в Николаевской России была бюрократия;

3.Е.Ф. Канкрин был типичным (в веберовском понимании) представителем бюрократического направления.

Теоретическая и методологическая основа

В диссертационном исследовании были задействованы подходы, выработанные современной зарубежной и отечественной экономической наукой и социологией. В основном применяется системный метод: логико-исторический и структурно-фунциональной анализ. Также используется сравнительный метод.

В частности, среди работ, послуживших базой исследования, следует отметить труды таких ученых, как М. Фуко, К. Прибрам, Т. Кун, Ю. Хабермас.

Научная новизна диссертации

Академическая и бюрократическая традиция в российской экономической науке до сих пор не стала предметом специальных исследований, в которых были бы в равной степени приняты во внимание идеологический и институциональный аспекты ее существования. Среди работ по российской и советской интеллектуальной истории и истории науки долгое время появлялось больше историй героев и злодеев, чем анализа академической системы в целом. В данном исследовании автор стремится выявить важнейшие характеристики бюрократического направления в экономической науке как самостоятельного и полноценного мировоззрения.

49 Уортман, Ричард. С. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии от Петра Великого до смерти Николя I. Авторизованный перевод С.В. Житомирской. М., 2002; Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры (до конца XVIII века) // Успенский Б.А. Избранные труды. М., 1996. Т.1. С. 338-380.

В этой связи необходимо отметить что, к сожалению, большинство исследований по теме «Немцы в Россию) страдает именно нечеткостью в определении предмета.

В свою очередь данный подход позволяет сделать ряд новых важных выводов в области истории экономической мысли. В частности, впервые: указывается на то, что корни современного институционализма следует искать в камерализме; анализируется влияние камерализма на российскую науку; отслеживается влияние Отечественной войны 1812 г. на трактовку случайности в российской экономической мысли; представлен сравнительный анализ основных экономических методологических характеристик экономических концепций, предложенных Канкриным, Ф. Листом и А. Мюллером; предложен новый взгляд на предпосылки, лежащие в основе экономической программы Е.Ф .Канкрина; подробно анализируются основные элементы научного аппарата Канкрина в контексте камерализма; рассмотрен вопрос об эволюции интерпретаций и оценок научного наследия Канкрина в российском общественном сознании.

Благодаря разработке нового подхода к исследованию истории экономической мысли удалось выявить общую структуру и схемы мышления Канкрина как типичного представителя бюрократической элиты Николаевской России. Основные положения и выводы диссертации, тем самым, могут быть использованы для дальнейшего изучения экономической мысли в Российской империи Николаевской эпохи, также как и для изучения общего вопроса о характерных чертах и особенностях бюрократического способа мышления в России. Материалы диссертационного исследования могут быть также использованы при чтении учебных курсов и спецкурсов по истории русской экономической мысли и истории экономики России.

Структура диссертации подчинена цели и задачам исследования и включает в себе введение, три главы и заключение. Принцип разграничения глав взят из гегелевской «феноменологии духа»: "вещь в себе» (глава первая), вещь для себя (глава вторая), вещь для других (глава третья).

Заключение диссертации по теме «Экономическая теория», Мондэй Кристофер Дэниел

Заключение

Итак, в данной работе были раскрыты типичные способы мышления Е.Ф. Канкрина как «идеального» (в Веберском понимании) представителя Николаевской бюрократии. Подводя итоги исследования, мы представляем на рассмотрение общую идеологическую карту Российской империи, которая формировалась в результате взаимовлияния и взаимодействия главных институтов экономического мышления. Тем самым определяется место экономических взглядов Канкрина в системе аналогичных идеологий. Мировоззренческая позиция никогда не появляется сама по себе, лишь в связи с тем, что "институты экономической мысли" соперничают между собой и потому возникает необходимость в формировании коллективного взгляда на мир. Иными словами, дискурсивная практика каждого института формируется лишь вследствие необходимости отмежеваться от других институтов. Следовательно, институты экономической науки нужно изучать не отдельно друг от друга, а в сопоставлении их между собой1.

В целом любая институционализированная форма видения и анализа хозяйственных процессов представляет собой эпистемологическую систему, претендующую на единственно возможное "научное", "действительное" и "разумное" объяснение экономики. Более того, это утверждение (явно или неявно) включает институты в некий структурированный форум, предназначенный обеспечить общественное обсуждение определенных проблем с авторитетами, представляющими иные культурные системы. Но в результате эти объяснения становятся все более уязвимыми. В частности, институты экономической мысли неизбежно должны столкнуться с необходимостью осмысления и анализа "фактов", представленных другими институтами, имеющими особые критерии для измерения степени "научности" и "актуальности".

Различные институты экономического мышления заключают в себе альтернативные и взаимоисключающие представления об одних и тех же экономических процессах. Тексты и документы, производимые этими институтами, рассмотренные как чисто вербальные структуры, имеют в корне особые формальные

1 Weber, Alfred. Prinzipielles zur Kultursoziologie // Archiv ftlr Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. Bd. 47. 1920. S.l-49. свойства и в них фундаментально различным образом использован концептуальный аппарат для объяснения одних и тех же совокупностей сведений. Там, где один экономист может считать своей задачей обращение к "духу" нации, другой может усматривать свой метод в раскрытии "экономические законов".

Поэтому, чтобы определить родственные характеристики различных типов экономического мышления, существовавших в начале XIX века, прежде всего, следует выяснить, из чего может состоять идеально-типическая структура "экономического сочинения". Прослеживаются трансформации способов, используемых экономическими мыслителями для характеристики структурных элементов, применяемых в специфическом тексте для получения "эффекта объяснения".

Для этого в работе был использован метод анализа дискурса, целью которого является приведение рассеянного множества высказываний к позиционному единству. В рамках данного метода основным является не формальный критерий, в частности типологического порядка, а отношение к тексту акта высказывания, позволяющее выявить то, что вслед за М. Фуко получило название "дискурсной формации". Использование данного метода создает возможность для анализа целой совокупности текстов, которые свидетельствуют об историческом процессе образования коллективной перспективы. Таким образом, дискурсная формация не должна ограничиваться рассмотрением одного жанра, а объединять несколько. Исходя из этого положения, при исследовании научного наследия Канкрина были рассмотрены не отдельные его произведения, а целый круг разнородных текстов, которые стали частью его мировоззрения. Исследуются не его экономические взгляды, а образование культурной перспективы. Иными словами, высказывания перегруппировываются так, чтобы выяснить не субъективную форму, а целую позицию, в рамках которой субъекты высказывания могут быть взаимозаменяемы. Мишель Фуко объясняет данное положение следующим образом: "Описывать высказывание не значит анализировать отношения между автором высказывания и тем, что он сказал (или хотел сказать или сказал, сам того не желая); это означает необходимость определить, какова позиция, которую может и должен занять любой индивид, чтобы быть субъектом данного высказывания2".

Отсюда следует, что для того чтобы выяснить, как экономист не только придает экономическим событиям статус факта, но и наделяет их смыслом, следует рассматривать дискуссионное построение сюжета. При этом учитывается, что дискурсивные связи между событиями и процессами в текстах могут и не быть логическими связями или дедуктивными соединениями одного с другим.

Утверждать, что высказыватель дискурсной формации не говорит "от имени автора", значит предполагать, что речь идет не о субъективности, а о "дискурсной формации", т.е., в данном случае, об институте экономического мышления. Принимается во внимание, что возникновение разнообразных жанров вокруг одного автора отнюдь не является случайным, а способствует определению главной характеристики института.

Итак, указанные положения предполагают наличие специфических институтов производства и перепроизводства дискурсов. Под "институтами" надо понимать не только такие наиболее типичные структуры, каковыми являются бюрократия или семья, но и любую социальную организацию, которая способна накладывать ограничения на действие высказывательной функции.

В данной работе были рассмотрены два ключевых института экономического мышления Российской Империи (университет и государственный аппарат). Как было уже отмечено во введении, способы мышления опирались на институциональное экономическое образование. В начале XIX века в Российской Империи наряду с университетом и государственной бюрократией центральными институтами были масонские ложи и аристократический салон, которые привели к возникновению таких направлений в политической экономии, как либерализм и романтический консерватизм.

Как известно, Юрген Хабермас выдвинул предположение о том, что к концу XVIII - началу XIX века идеологическую структуру европейского общества изменили две социальные тенденции: бюрократизация государства и появление негосударственных организаций, в частности, масонских3. Прежний институт повлиял на все аспекты "прогрессивной" российской мысли, включая восприятие западноевропейской и американской экономической литературы. Мировоззрение масонского либерализма оказало влияние на основные проекты реформ "русского золотого века". Такие экономические мыслители, как М.М. Сперанский, Н.С.

2 Foucault, М. L'Archtologie du savoir Paris: Gallimard, 1969. p.126.

3 Юрген Габермас особенно подчеркивает роль масонства в истории общественных процессов и появление понятия "публичности". Habennas, JQrgen. Strukturwandel der Offentlichkeit Frankfurt am Main: Subikamp 1990. S.14.

Мордвинов и П.И. Пестель были склонны смотреть на мир в рамках космического механизма, поэтому весь "вторичный феномен" мог быть сведен к основным законам. Воодушевленные оптимизмом масонов, российские либералы также предполагали, что общественные законы не только полностью находятся в пределах досягаемости человеческого сознания, но их относительно легко изменить. Естественно, что с большим воодушевлением они восприняли также философию утилитаризма И. Бентама. По их мнению, возможность количественно определить полезность дает интеллектуалам право создавать социальные законы для общего блага. Вслед за Н. Фрэем можно сказать, что российские либералы были склонны смотреть на "жизненную драму" как на героическую и даже (после декабристского восстания) трагическую борьбу.

В романе "Война и мир" JI.H. Толстой, представляя своеобразное "Geistgeschichte", описывает типичный "духовный" путь исканий российского интеллектуала. В частности, это показано на примере изменения взглядов Пьера Безухова. Как и сам Толстой, Безухов в молодости был горячим сторонником масонских гуманистических идей. Позднее он приходит к выводу о безрассудстве избранного им пути и понимает, что истинным центром общества является семья — микрокосм всех социальных процессов. Так и российские консерваторы стали воспринимать "Мир" как органическое целое, постижимое человеческим разумом лишь частично.

Итак, третьей основной системой экономических взглядов господствующих классов империи был консерватизм, опиравшийся на некоторые социальные организации аристократии4. Здесь следует подчеркнуть, что консерваторы Российской Империи значительно отличались от своих европейских единомышленников. Для

4 Изучение консервативной мысли в императорской России характеризуется множеством недостатков. Наиболее серьезным из них был отказ определить область исследования. Например, целая серия только что опубликованных авторских исследований консервативной мысли в России представляет весьма запутанную смесь религиозных, бюрократических, патриотических, мистических, националистических и монархических идей (Русский консерватизм ХГХ столетия. Идеология и практика. Под ред. Гросула В .Я.: Прогресс-Традиция.2000).

Другая проблема состоит в том, что подобные исследования не отказываются от принятого в советской историографии марксистского критерия разграничения либеральной и консервативной мысли, хотя формально отвергают марксистский метод, на котором по существу и основывается этот критерий.

Наиболее авторитетный на Западе специалист по истории консервативной мысли в России Р.Пайпс подвергал критике советскую идеологию, противопоставляя ее более разумному, с его точки зрения, консервативному курсу, тем самым оспаривая ее якобы реакционный характер. Тем не менее Р.Пайпс и вслед за ним большинство зарубежных историков никогда не сомневались в правомерности советской историографии. основной части Европы такие романтики, как Бональд, де Местр, Гентз и Мюллер были реакционерами в том смысле, что они пытались возродить экономические институты прошлого. Однако, в тогдашних культурных условиях империи, когда большинство интеллектуалов с недоверием смотрело на свои "национальные" традиции, российские романтики отказывались слепо заимствовать у своих европейских собратьев. Например, что значило бы возрождение русского средневекового духа периода монголо-татарского ига? Дело в том, что в 20-е и 30-е годы XIX века лишь немногие из среды еврейских, украинских и польских интеллектуалов серьезно задумывались над вопросом о восстановлении "национальных" институтов прошлого5. Лишь к середине XIX века русским романтикам действительно удалось сформулировать последовательную идеологию, основанную на идее прекрасного прошлого. Но и славянофильство, выступавшее за самоуправление и свободу, создало систему экономических взглядов, частично аналогичную теориям Адама Мюллера, но с совершенно иной направленностью6.

Тем не менее, российский консерватизм действительно демонстрировал некоторые фундаментальные характеристики своих европейских собратьев, поскольку первые, так же как и последние, были склонны рассматривать мир как органическое целое, способное только на медленные, естественные изменения. т

5 Поэтому утверждение Ричарда Пайпса о том, что русские консерваторы заимствовали свою идеологию у австрийского романтизма, сильно преувеличено.

6 Только в 20 веке обращаясь к евразийскому движению, можно вести речь о русскоязычном варианте европейского романтического Экономикса.

Идеологическая структура экономических наук Российской империи первой половины XIX в.

Узловой институт мышления Масонская ложа// Периферийные университеты Российской империи Центральные университеты// Высшее чиновничество государственного аппарата Аристократический салон

Центр власти7 Государственный совет Министерства Сенат

Идеологический подтекст8 (по К.Манхейму) Либеральное Бюрократическое Консервативное

Выдающиеся Представители Гуго Коллонтай. Иероким Стройновский Валериан Стройновский Ранний М.М. Сперанский Н.С.Мордвинов К.Х.Друцкий-Любецкий Л.В.Тенгоборский А.П. Куницын Ранний Н.И.Тургенев М.Ф.Орлов и др. И.Е. Неман X. Шлецер Г. Шторх Е.Ф.Канкрин А.К. Мейендорф А.А.Кейзерлинг П.И.Кеппин Поздний Сперанский П.Д.Киселев Поздний С.С. Уваров И др. Н.М.Карамзин Ф.В. Растопчин Ж. де Майстре Ранний С.С.Уваров Поздний Н.И.Тургенев А^е Кюстин А. Гакстгаузен Ф. Ле-Плэ и др.

Философская основа (по СПеллеру9) Механицизм Формизм (Реализм) Органицизм

Эпистемология 10 Эмпиризм и индукция. При этом человеческий мозг является "tabula rasa". Кантианство: знание возможно только благодаря теоретической обработке эмпирических данных с помощью категорий чистого разума Интуитивные осмысления абсолютных законов и «энтелехии».

Стиль объяснения (поН.Фраю)11 Трагический Иронический Комический

Хотя отношение между "метаэкономнксом" и экономической наукой является на сегодняшний день предметом острой дискуссии, не подлежит сомнению, что сама логика вышеуказанных способов мышления должна непосредственно влиять на

7 См. §2.1.2 в данной диссертации

8 См. §1.2.3 «Объяснение посредством идеологического подтекста» 9См. §1.2.2. «Объяснение посредством формального доказательства» ,0См. §2.1.3.

11 См. §1.2.4 «Объяснение посредством построения сюжета» понимание ключевых экономических категорий. . В рамках каждого института, такие понятия как "время", "труд", "производительность" и "ценность" имели совершенно различное содержание. Иногда они и назывались по-разному.

При сравнительном анализе основных экономических понятий (Begriffsforschung), возникающих в ходе реконструкции вышеназванных институтов коллективного мышления, получается примерно следующая картина:

Основные экономические понятия при трактовке институтов мышления

Российской империи

Категория Либеральная Бюрократическая Консервативная

Стоимость // Достоинство // ценность13 "Стоимость" создается только производительным трудом. В идеале обмен должен иметь место лишь при условии одинаковой стоимости. Достоинство" является результатом интеллектуальных усилий и естественных процессов. Каждая отрасль производит продукт, имеющий уникальную форму "достоинства", которая несоизмерима с другими его формами. Торговля также способна производить достоинство. "Ценность" является отражением как материальной, так и духовной пользы блага, созданного культурой. Мерило ценности находится исключительно в общественных представлениях.

Труд// Искуство14 "Труд" является универсальной категорией. Труд одного рабочего соизмерим с трудом другого. Более того, в принципе, существует полная симметрия между капиталом и трудом, так что они являются полностью заменяемыми. "Искусство" включает различные виды человеческой деятельности. При этом учитываются степень трудовых навыков, административные издержки, способность к обучению. "Работа" рассматривается не в рамках "экономического человека", а в рамках семьи и семейной организации. Первостепенное внимание уделяется роли традиций, религии и нравов.

Производительность15 Только отрасли, производящие "материальные" блага, могут быть признаны продуктивными. Каждая отрасль способна производить своеобразный чистый продукт. Естественные Производительны только те процессы, которые увеличивают общий уровень духовного и

12 См.: James Bonnar. Philosophy and Political Economy. Karl Pribram. Conflicting Patterns of Thought. Washington, D.C.: Public Affairs Press. 1949.176 S. Pribram. Patterns of Economic Reasoning // American Economic Review. 43.1953. pp. 243-258.)

13 См. § 1.3.2 и § 2.2.4.

14 Си. §1.3.1. процессы, как и человеческие, могут быть продуктивны материального благосостояния.

Время16 Стационарное представление. "Реформе? начинается лишь тогда, когда удается преодолеть предрассудки и незнание для того, чтобы привести общество в соответствие с естественным законом. Линейное представление. Прогресс заключается в прохождении различных "этапов", (как, например, патриархат, варварство, номадизм, торговля и бюрократия) Циклическое представление. Все общества подчинены неизбежному циклическому развитию, включая рождение, подъем, стагнацию и упадок. При этом каждая стадия цикла предполагают свои особые законы.

Вероятность17 реально не существует неопределенности. Есть только "риск", возникающий вследствие несовершенства просвещения. Неопределенность существует на онтологическом уровне. При этом она играет существенную роль в организации человеческой деятельности. Развитие подчиняется необходимым законам, но их нельзя постичь разумом.

Кредит18 Удобный механизм превращать "непродуктивный" основной капитал в "продуктивный" оборотный капитал Кредит — "Вера в будущее", которое зависит от многих факторов, находящихся вне контроля человека. Зависит от духовного состояния нации.

Государство19 основано на добровольном контракте между равноправными гражданами ради достижения общей выгоды. существует, чтобы способствовать развитию путем создания разнородных учреждений. "Нация" (государство) является чем-то вроде живого организма.

Законодательная основа20 Утилитарная Позитивное право с учетом традиции ( в частности, Римское право) Обычное право // Историческая школа права

15 См. § 2.2.4.

16 См. § 1.3.2.

17 См. § 2.2.4.

18 См. § 2.2.6.

19 См .§1.3.2.

20 См. §2.1.4.

Исходя из вышеуказанных расхождений в понимании основных категорий, представители каждого института вырабатывали свой особый подход к методологии экономической науки, который казался им "естественным" или "логичным". Например, представители аристократического салонного общества были склонны изучать хозяйственные вопросы двумя способами: описание "духовной " истории нации и семейные бюджетные исследования. Последние должны были проводить благородные дворяне вне рамках университета или бюрократии. Предполагалось, что нужно было собрать "факты" о народной жизни и состоянии семьи самостоятельно, не опираясь на "умозрение" или "теорию". Тем самым, специальная образовательная подготовка казалась излишней, также не нужны были и организованные научные кадры.

Либералы предпочитали другие методы, а именно дедуктивные рассуждения в сочетании с обобщающей эмпирической обработкой данных. Так как универсальный механизм экономики был уже известен, нужно было лишь уточнить данные о конкретных "переменных", таких как население, национальный доход, валовое количество экспорта и т.д. для того, чтобы формировать национальную политику.

Наконец, бюрократы, не признававшие существования универсальных законов, в основном опирались на икамералистскую" описательную статистику. Причем, данные должны были собирать многочисленные чиновники, исходя из конкретных условий. Результаты при этом анализу не подвергались.

Вышеизложенная схема также дает возможность скрыть основную структуру интерпретации научного наследия Е.Ф. Канкрина. Ведь при изучении все разнообразные мнения о Канкрине важно учитывать раздробленность российских институтов экономической науки, приводившую к крайним разногласиям в оценках ученого. В последней главе диссертации указывается на то, что при своем анализе взглядов Канкрина российские либералы и консерваторы склоны были принимать свойственные им метаэкономические предпосылки к чужой системе камерализма. Надо сказать, что в практике преподавания политэкономии и других теоритико-экономических наук в российских университетах, в отличие от немецких, традиционно редко придавалось значение изучению работ российских предшественников. Поэтому к 1860 году российские "либералы" если писали о камерализме, то рассматривали его в качестве полного анахронизма и поэтому оказались не в состоянии «расшифровывать» тексты Канкрина. Напротив, географы, биологи и металлурги Российской империи получили образование, опиравшееся на национальный вариант камералистских традиций, что дало им несколько «искаженный» код к толкованию камералистики. Вот почему они обнаружили в его текстах новое значение. К концу XIX в. национальный камерализм как академическая дисциплина начал развиваться в таком неожиданном направлении, что первоначальные теоретические предположения Канкрина стали совершено непонятны новой аудитории.

Список литературы диссертационного исследования кандидат экономических наук Мондэй Кристофер Дэниел, 2004 год

1. Неопубликованные источники

2. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ) ф.727. (Барон М.А.Корф)/ оп.1, д.1817 ед.246.

3. Институт российской литературы и искусства. (ИРЛИ). Пушкинский дом, СПБ. ф. 605. (Канкрин Е.Ф.)

4. Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ) Ф. 286. Жуковский В .А. оп.2 ед. 387.

5. Ф. 539. Одоевский В.Ф. ед. 562.1. Ф.380 Корфа М.А. ед. 358.

6. Ф. 325. Казадаев А.В. ед.42

7. Ф. 29 Аракчеев А. А. ед.6-33.

8. Ф.542. арх. Олениных. Ед. 433- 508.

9. Ф. 731. Сперанский. М.М. ед. 317ф.1000. собр. Отдельных Поступлений, оп.1. оп.З ед.132

10. Российский государственный исторический архив (РГИА)ф.560. (Министерство финансов) on. 1 ед.1 ед. 32; ед 60- ед. 109; ф.560. оп. 2. ед.1 - ед.6.1. П. Первоисточники1..1 Сочинения ФЛ. Канкрина1. {Cancrinus} (Kankrin, Franz Ludwig von. 1738-1812)

11. Пробирное искусство, 1786. 282 С.

12. Описание поверхности земли, 1786.64 С.

13. Подземельное описание, 1786. 65. С.

14. По хронологическому порядку.

15. Горное строение, 1788.220 С.

16. Маркшейдерское искусство,1789. отд.1. 723 С.; отд.2.282 С. Ч. 7. Механика, 1789. отд.1.248 С; отд.2.213 С.; отд.3.28 С.

17. Отделение и приготовление минералов, 1790. 139 С.

18. Отд.1. Сплавка и отделение металлов, 1790.381С. Отд.2. Выплавку и отделение полуметаллов, 1790.141С.

19. Отд.3 Приготовление серы и солей из их ископаемых, заложение заводов и горное фабричное искусство. (Переведено А. Васильевым), 1790.185 С.

20. Отд. 1. Пробирная наука солей, описание соляных гор и искусство строения колодцев, 1791. 337 С.

21. Отд. 2. Градирное искусство, 1791.236 С.

22. Канкрина, Франц Иванович. Полное наставление на гидростатических правилах. Основное, строение мельниц каждого рода водных. (Переведено В. Левшиным). 4.1-6.М., 1810-1811.4.1.1810.341 С.;4.2 1810.210С.; 4.3.1811.244С.;Ч.4. 1811.244 С; 4.5 1811.243 С.

23. Praktische Abhandlung von der Zubereitung und Zugutmachung der Kupfererze nach ihrem ganzen Umfang von Franz Ludwig von Cancrinus, Secret, bei der Rentcammer zu Hanau. Frankfurt am Main: in der Andrea Buchhandlung, 1766. 158 C.

24. Beschreibung der vorzttglichsten Bergwerke in Hessen, in dem Waldekischen, an dem Haarz, in dem Mansfeldischen, in Chursachsen und in dem Saalfeldschen. Frankfurth an dem Main: Andreae, 1767.429 C.

25. Erste Grtlnde der Berg- und Salzwerkskunde. Teil: 1-12. Frankfurt am Main: Andreae, 1773-1791.

26. Stoische Sentenzen, Moralin und politische EinfMlle. Ein Vermachtnisse an seinengutherzigen Sohn. Frankfurt am Main, 1785. 235 S.

27. Abhandlung von dem Rechte des Eich- oder Sicherpfahles: ein Beitrag zu dem Mtlhlenrecht. Giessen: Krieger, 1788. 80 C.

28. Von dem Rechte des Eich- oder Sicherpfahls. Ein Beytrag zum Mtthlenrechte. Geisen: Krieger, 1788.154 C.

29. Abhandlung von der Natur, Untersuchung, Lagerstadt, Grabung und vorteilhaften Brennung, auch dem bestmdglichsten Gebrauch des Gyps- und Lederkalkes bei den Bauarbeiten. Giessen: Krieger, 1790. 32 C.

30. Abhandlung von einer zu Tor£ Steinkohlen und Holz wohl eingerichteten an diesem Brande sparenden Obstdarre. Giessen: Krieger, 1790. 56 C.

31. Einrichtung und Gebrauch des von ihm beschriebenen Cupolofens zum Frischen, Seigern und Darren, jedes mit Torf, Steinkohlen, Wellen und Scheitholz. Giessen: Krieger,1790. 560 C.

32. Erste GrQnde der Bergkameral und Bergpolizeiwissenschaft: zum Gebrauch d. Vorlesungen entworfen. Frankfurt am Main: Andrea, 1791. 276 C.

33. Praktische Abhandlung von dem Bau der Oelmtihlen, sowohl der bekannten, als verschiedener ganz neuen. Frankfurt und Leipzig: in der Kriegerschen Buchhandlung, 1798.192 C.

34. Abbildung und Beschreibung eines neuen, Holz, Zeit und Arbeitslohn sparenden Spleifs- und Treib- Ofens. Halle: Gebauer, 1800. 20 C.

35. Н.2.Сочинения Е.Ф. Канкрина2

36. Dagobert; eine Geschichte aus dem jetzigen Freiheitskriege: Als Gegenstdck zum Graf Donomar, eine Geschichte aus dem siebenjSrhrigen Kriege. 2 Bd. Altona: Verlags-Gesellschaft. 1797-1798. Bd.l. 159 C. Bd. 2. 138 C.

37. Fragmente fiber die Kriegskunst, nach Gesichtspunkten der militarischen Philosophie. St. Petersburg: J. Lesznowski, 1809.(2 Auflage, Braunschweig, 1815.) 135 C.

38. Geographie von Bessarabien, der Moldau, Walachen, Bulgaren, Serben, Bosnien, dem Ф Berg Athos und Montenegro ; aus dem Serbien. Archiv fiir Geografie, Historie, Staatsund Kriegskunst. 3 Mai 1811. Bd. 52-53. S. 228-232.

39. Ober die MilitairOkonomie im Frieden und Krieg und ihr Wechselverhaltniss zu den Operationen. 3 Bd. St. Petersburg: InKommissionbei Graff. 1820-1823. Bd.l. 1820.346 C.; Bd. 2. 228 C. Bd. 3,1823.241 S.

40. Weltreichtum, Nationalreichtum, und Staatswirthschaft, oder Versuch neurer

41. Ansichten der politischen Oekonomie. Mtlnchin: Karl Thienemann, 1821. 247 C.

42. Монограммы или ряд гербовых знаков на стенах замка Изборского // Отечественные записки, 1827. т. 87. С. 57-67.

43. Russian Finances // The Times. Wed, Aug.l828. nom. 13,682. p.2.

44. По хронологическому порядку.финансов": Библиотеке для чтения, перевод Сенковского, О. И. 1846 Т. С.75-79; (2). Граф Канкрин и его очерки политической экономии и финансы. В трех частях. СПб.: ИАН, 1894.299 С.

45. Общая государственная роспись доходов и расходов на 1866 г. // Сборник сведений и материалов по ведомству министерства финансов. (Под ред. А.Корсака). т.1. кн.2. февраль. 1866. С.40-60.

46. Im Ural und Altai: Briefwechsel zwischen Alexander von Humboldt und Graf Georg von Kankrin aus den Jahren 1827-1832. Leipzig, 1869. 120 C.