Дефицит продовольственного бюджета крестьянского хозяйства Русского Севера и источники его компенсации в конце XVIII - первой половине XIX века тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.00, кандидат исторических наук Гудков, Александр Георгиевич

• Гудков, Александр Георгиевич
• кандидат исторических наук
• 2006

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Гудков, Александр Георгиевич

Предисловие

Введение

Историография

Характеристика источников

Гл. 1. Географическая характеристика Вологодской губернии и влияние природно-климатических факторов на формирование хозяйственно-культурных типов

§ 1. Климат

§2. Почвы

§ 3. Торговые пути

Гл. 2. Экономическая характеристика Вологодской губернии и выявление хозяйственной специализации отдельных районов

§1. Пашня

§ 2. Луга

§ 3. Скот

§ 4. Охота и рыболовство

§ 5. Экономическое районирование Вологодской губернии 142 Гл. 3. Тенденции аграрного развития или о чем говорит динамика основных экономических показателей 156 Гл. 4. Выявление факторов сокращения запашки на основе анализа материалов Генерального межевания

§ 1. Юго-западный земледельческий район. Никольский уезд

§ 2. Центральный торгово-промысловый район. Тотемский уезд

§ 3. Северо-восточный охотничье-промысловый регион.

Гл. 5. Альтернативное земледелие

§1. Трехполье

§ 2. Перелог

§ 3. Подсека 204 Гл. 6. Природный пищевой резерв как источник компенсации дефицита продовольственного бюджета

§ 1. Рыболовство

§ 2. Охота

§ 3. Собирательство

§ 4. Роль болот в экономике региона

§ 5. Этнический фактор

§ 6. Рацион крестьян

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Дефицит продовольственного бюджета крестьянского хозяйства Русского Севера и источники его компенсации в конце XVIII - первой половине XIX века»

Вот уже почти полтора века Север Европейской России или Русский Север находится под пристальным вниманием историков, этнографов, филологов и других исследователей, однако эта суровая земля до сих пор во многом остается «terra incognita» и не спешит раскрывать свои секреты. Многие маститые ученые, моделируя исторические процессы, пытались применить свои теории к Северу, но каждый раз вынуждены были относить его к исключениям из тех правил, по которым развивалась остальная Россия.

История Русского Севера - это череда «открытий». Одними из первых «открыли» его для себя скандинавские мореплаватели, достигшие устья Северной Двины еще в IX веке. Норвежские источники свидетельствуют об активной торговле с «Биармией» («Биармаланд», «медвежий угол» - так норвежцы называли этот район). Затем Север «открыли» для себя бояре Великого Новгорода. С XI века эта богатейшая территория, изобилующая пушным зверем, рыбой, солью, железом и другими природными ресурсами, являлась яблоком раздора. В XIII - XIV веке соперничество между Владимиро-Суздальским княжеством и Великим Новгородом в промысловой колонизации

1 РГВИА, ВУА, ед. хр. №18652. Военно-статистическое описание Вологодской губернии. 1850 г. С. 260. региона не раз приводило к вооруженным столкновениям отрядов детей боярских, «бравших на щит» и столбивших там вотчины. В этот период Новгород торгует с Ганзой северным дегтем, поташом, воском. В конце XV века Русский Север присоединяется к Москве, а при Иване Грозном Вологда едва не становится столицей Российского государства. В XVI веке путь к устью Двины «открывают» английские купцы, а в XVII веке Север испытывает самый мощный и последний за свою историю экономический подъем. Архангельский порт приобретает значение крупнейшего и единственного центра внешней торговли, а регион, кроме традиционных товаров, экспортирует еще и серебро, жемчуг, слюду, медь, железо и точильный камень. В XVIII веке «Окно в Европу», прорубленное Петром I, свело на нет роль давно существовавшей на Севере «двери». Более того, чтобы стимулировать торговлю через менее удобный для купцов Петербург, Петр в 1713 году запретил торговать через Архангельск пенькой, юфтью и казенными товарами (икрой, клеем, поташом, смолой, щетиной), а чуть позже ввел и ограничения (квоты) на торговлю через Архангельск хлебом. В результате годовой оборот Архангельска упал с 3 миллионов до 300 тысяч рублей. Кроме того, с наведением порядка в стране после Смуты, торговые пути в Сибирь, проходившие прежде через Вологду, стали безопасны и через более удобную Казань. С разведкой месторождений полезных ископаемых на Урале, пришла в упадок и железоделательная промышленность региона. В итоге к XIX веку Русский Север полностью утратил свое значение и, по словам А.А. Кизеветтера, превратился в «мертвый капитал» Империи. Можно сказать, что история сыграла с Русским Севером злую шутку: в прошлом богатейший и цветущий край, находящийся на пересечении торговых путей и едва не ставший столицей, к XIX веку остается в стороне от активной политической и экономической жизни.

Следующее «открытие» Русского Севера состоялось в середине XIX века, когда на Север хлынул поток историков, этнографов и филологов. Экономический и политический упадок, а также обширность и малонаселенность региона способствовали складыванию своеобразного культурного заповедника, где все напоминает о былом величии этой суровой земли. В своем наиболее известном труде «Апология истории» Марк Блок писал о роли катастрофы для истории и историков: катастрофа сохранила для истории Помпеи, менее трагические события сохранили для нас Русский Север. Не обязательно быть историком, чтобы, проезжая по этим северным землям, испытывать чувство ностальгии, глядя на руины огромных каменных храмов, вмещавших когда-то сотни прихожан, окруженные ныне, как Гулливер лилипутами, десятком полуразвалившихся крестьянских лачуг - всё, что осталось от больших процветающих торговых сел.

Открытие» Русского Севера в середине XIX века дало толчок огромному количеству исследований. В конце XIX - начале XX века в Вологде даже было создано Вологодское общество по изучению северного края России, которое продолжало свою работу и после революции. В XX веке для изучения архаики Русского Севера ученые применили новейшие технологии, чтобы использовать полученные результаты для ретроспекции. Однако каждое поколение историков по-прежнему открывает для себя Русский Север заново, и до сих пор Север несет на себе печать некоторой таинственности, неразгаданности. Это ощущение столкновения с чем-то неизведанным органически присуще исследователям Севера, - будь то рассказ Нестора о Югорской земле, где в грозу с неба падают новорожденные оленята и веверицы, или специальная правительственная комиссия середины XIX века, посланная в Вологодскую губернию, чтобы проверить слухи о якобы находящихся там корабельных лесах с мачтовыми соснами в два обхвата.

Возможно, таинственность Севера, подогреваемая всевозможными слухами, объясняется как раз большой устойчивостью среди местного населения всевозможных былин, сказов, легенд и, конечно, слухов. Недаром, почти все наши с детства любимые сказки были записаны именно на Русском Севере (в 80-е гг XIX века), - в других местах они были уже основательно забыты. В XXI веке забавно слышать, как в одной из деревень Вологодской губернии старушка до сих пор упорно называет участкового милиционера урядником». В другой деревне соседский дед на вопрос, что это за сарайчик на отшибе вдали, отвечает: «сарайка-то помещичий, дак» и рассказывает историю о том, что выпорол помещик на конюшне одного крестьянина за потраву барского хлеба, а крестьянин тот осерчал, да с братом и поджег барскую усадьбу. Братьев-то посадили, а помещик заново строиться не стал, да и уехал в Петербург. Ну а после революции усадьбу всю разграбили, один вот сарайка и остался, сделали его сначала складом, а потом забросили.1

1 Рассказ деда Ивана, старожила деревни Малино в окрестностях Ферапонтова.

ВВЕДЕНИЕ

Географические границы исследования

Не пытаясь раскрыть сразу все тайны Русского Севера, в своем исследовании мы остановимся на самой таинственной его части - центральной. Понятие Русский или Европейский Север России используется для обозначения территории, в XIX веке включавшей в себя Вологодскую, Олонецкую, Архангельскую и отчасти Новгородскую губернии. Сегодня к Русскому Северу относится также Республика Коми, территория которой раньше находилась в границах Вологодского наместничества.

Несмотря на то, что по классификации Н.Л. Рубинштейна Русский Север в целом относится к Северному промысловому району, его хозяйственная, экономическая структура неоднородна1. Север региона, - побережье Белого моря, Поморье, - характеризуется морским промыслом, охотой на морского зверя и рыболовством. Значительную роль в экономике играла также внешняя торговля через Архангельск. Юг региона, напротив, своим хозяйственным укладом во многом напоминает земледельческие губернии Центральной России, - это территория, лежащая южнее Вологодского уезда Вологодской губернии, где климатические условия позволяют помещичьему зерновому хозяйству сохранять свою рентабельность. Центральный район Русского Севера представляет наибольший интерес для нашего исследования. Помещичьего землевладения там практически не было, так как сельскохозяйственная обработка земли была не рентабельна, - вложенный в землю труд не всегда обеспечивал пропитание даже работникам, не говоря уж о прибавочном продукте для помещика. Район населяли в основном

1 Ряд исследователей, например, Ю.А. Тихонов (Торговля крестьян Ветлужских станов Галицкого уезда на Устюжском рынке в XVII веке // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1960 год. Киев. 1962), или Колесников П.А. (Северная деревня в XV -первой половине XIX века. Вологда, 1976) используют условное деление региона на Северное, Центральное и Южное Поморье. Однако обозначение внутренних губерний России термином «Поморье» кажется нам не совсем корректным. черносошные, то есть государственные крестьяне, которые деньгами платили подушную подать и не знали, что такое барщина. Более того, многие крестьяне вообще не занимались хлебопашеством.

Постановка проблемы

Мизерность крестьянской запашки является одной из главных загадок аграрной истории Русского Севера. Среди вековых северных лесов, где земля находится под снегом более 8 месяцев в году, где вегетационный период растений короче, а период стойлового содержания скота на месяц длиннее, чем в губерниях Центральной России, северный крестьянин обходился не только без промысла морского зверя, но и практически без земледелия.

На протяжении веков северный крестьянин имел подчас в 4-5 раз меньше пашни, чем нужно для простого выживания крестьянину в центральных земледельческих губерниях России. Этот факт отмечали многие исследователи. Офицер Генерального штаба, автор Военно-статистического описания Вологодской губернии еще в 1848 году с удивлением писал: «допустив справедливость цифр, показывающих общий урожай по губернии, мы найдем, что в лето 48 года вся Вологодская губерния произвела ржи 575357 четвертей. В 48 г. считалось крестьян удельного ведомства 31 422 муж. и 35 730 жен., государственных 203 715 муж. и 227 340 жен., ведомства МВД 101 131 муж. и 104 819 жен., всего 336 268 муж. и 367 889 жен. Полагая для мужчины 2,5 четверти, а для женщины 2 четверти в год, выходит, что для прокормления всего этого народонаселения потребно 1 576 448 четвертей, откуда видно, что губерния не произвела хлеба достаточно для прокормления своего сельского народонаселения»1.

Многие исследователи обращали внимание на эту загадку и в XX веке. Например, Н. Л. Рубинштейн2 обнаружил, что в XVIII веке даже при наличии у

1 РГВИА ВУА ед. хр. № 18652. Военно-статистическое описание Вологодской губернии. С. 303.

2 Рубинштейн H.J1. Сельское хозяйство России во второй половине XVIII века. М., 1957. северных крестьян в среднем 2,4 десятины пашни на душу населения, они использовали под посев лишь 0,8 десятины, то есть не более 33%.

И.Д. Ковальченко зафиксировал на Севере в 1802-1860 годах не только минимальные показатели по пашне, но самые низкие чистые сборы зерна на душу населения, - на уровне 1,5 четвертей1.

В.К. Яцунский более детально подошел к проблеме и исследовал положение дел с обеспеченностью зерном в каждой из северных губерний. По его данным, в середине XIX века валовой сбор зерна в Архангельской губернии составлял 1 четверть на человека, (в Вологодской и Олонецкой - около 2-х четвертей). Для сравнения, в Ярославской, Владимирской губернии - 3,6 четверти, в Курской - 4,6 четверти, в среднем по России - 4,4 четверти.

Еще более подробно исследует эту проблему В.В. Шаньгина3, по данным которой, в северо-восточных уездах Вологодской губернии на ревизскую душу приходилось от 0,4 до 0,8 десятины пашни. При норме обеспечения продовольствием на уровне 18 пудов хлеба на человека в год, со своей регулярной пашни северные жители едва могли получить 6 пудов на человека, да и то только в урожайные годы, а неурожаи на Севере случались практически через год. Подчеркнув, что «от обработки надельной пашни крестьяне получали лишь от 13 до 30% годовой нормы продовольственного хлеба», автор делает вывод о том, что «находившиеся в общинном пользовании угодья не обеспечивали даже минимальных жизненных потребностей крестьянского населения. О производстве на них товарных излишков не могло быть и речи».

1 Ковальченко И.Д. Русский крепостной крестьянин в первой половине XIX века. М., 1967. С. 83.

2 Яцунский В.К. Изменения в размещении земледелия в Европейской России с конца XVIII века до 1-й мировой войны // Вопросы истории сельского хозяйства, крестьянства и революционного движения в России. М., 1961. С. 126-127.

3 Шаньгина В.В. Общинное землепользование в бывшей государственной деревне Коми -края в конце XVIII - начале XIX века // Хозяйство северного крестьянина в XVII - начале XX веков. Сыктывкар, 1987. С. 31-32.

Однако в этих условиях северный крестьянин не только выживает, но и прекрасно себя чувствует. Если в самых плодородных черноземных губерниях России случался неурожай два года подряд, то начинался голодомор. На Севере же, по свидетельству офицера Генерального штаба, автора топографического описания Вологодского наместничества, продолжавшийся семь лет подряд неурожай не только не привел к голодным смертям, но даже не снизил показателей прироста населения.1

Более того, не имея с регулярных пашен достаточного количества зерна даже для собственного прокормления, северные крестьяне еще и направляли на л продажу в Архангельск крупные партии товарного хлеба. С.М. Троицкий , анализируя таможенные книги Архангельска, обнаружил, что в 1714 году из Архангельска ушло за границу 300 тысяч четвертей зерна, а в 1725 году только из нескольких уездов Вологодской губернии (Вологодского, Тотемского, Устюгского, Сольвычегодского, Важского уездов и Устьянских волостей) к Архангельску было доставлено 9343 четвертей муки и зерна (75 тысяч пудов).

И.Д. Ковальченко3, отмечая скудость источников по транспортировке товарного хлеба, отмечает, что с 1814 до 1862 год по Северной Двине ежегодно отправлялось к Архангельску от 300 до 500 тысяч четвертей зерна.

Как же существовало многочисленное крестьянское население Центрального Поморья почти без пашни? Актуальность исследования

Изучение влияния особых природно-климатических и географических условий на формирование особенностей политической и экономической истории особенно актуально для России. Избыток свободной земли и

1 Архив ФИРИ РАН (СПб). Ф.36. On. 1, № 497. Л. 146-147. Указ. по: Милое Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 1998. С. 359.

2 Троицкий С.М. Архангельский хлебный рынок в первой четверти XVIII века // Труды Московского историко-архивного института. Т.9. 1957. С. 177-194.

3 Ковальченко И.Д. О товарности земледелия в России в первой половине XIX века // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1963 год. Вильнюс, 1964. С. 469-487. возможность ведения экстенсивных форм хозяйствования, а также потрясающая способность населения адаптироваться к чрезвычайным и неблагоприятным условиям жизни, не раз позволяли населению выжить, а правящему классу сохранить власть и избежать политических потрясений в условиях кризиса. Когда политические и экономические катаклизмы разрушали экономическую инфраструктуру страны настолько, что в любом западноевропейском государстве начался бы голод и мятеж, население России выходило из положения за счет стихийных огородов и «даров природы». Так было и при Борисе Годунове, так было и в XX веке, - в Гражданскую и Отечественную войну. Последний пример - экономический кризис 1990-х годов, когда оказавшимся не у дел жителям многочисленных российских «наукоградов» вместо зарплаты выделили участки земли, что и позволило им худо-бедно пережить кризис.

Переосмысление особенностей исторического процесса с позиций «исторической экологии» или «географического детерминизма» сегодня особенно актуально, так как в XXI веке человечество вновь встало перед угрозой «экологического кризиса», - нехватки природных ресурсов для собственного жизнеобеспечения. Человечество уже не раз сталкивалось с подобной проблемой: в неолите, когда охота и собирательство перестали обеспечивать размножившуюся популяцию человека пищей, орудиями и одеждой, выходом стало появление сельского хозяйства. Подобный способ искусственной интенсификации производительности природы получил название «неолитическая революция».

Теперь человечеству стало не хватать природных ресурсов и для максимально интенсифицированного способа ведения хозяйства, возможности которого скоро будут исчерпаны даже с учетом создания совсем не безвредных, но более продуктивных генетически модифицированных продуктов. Уже сегодня основополагающим принципом западных экономических школ является тезис, что экономика - это наука о распределении ресурсов, которых всегда не хватает на всех.1

В условиях постоянного роста населения планеты решением проблемы жесткого дефицита природных ресурсов может стать другой путь, - не выжимания из природы максимума возможного, а максимальной адаптации человека к природным условиям, создание такой системы взаимодействия человека и природы, при которой сохранение природного биоразнообразия стало бы залогом существования человека.

Огромная площадь и низкая плотность населения России не только делает природно-климатический фактор решающим при формировании социальных и экономических институтов, но в будущем, в условиях постоянного роста населения планеты, позволит, при необходимости, ввести в хозяйственный оборот как старые пашенные земли, так и другие резервы дикой природы. Научная новизна исследования

Несмотря на то, что Русский Север был серьезно проработан историками, проблема дефицита продовольственного бюджета хозяйства черносошных крестьян оказалась в стороне от большинства исследований. Ученые изучали колонизацию Севера (С.Ф. Платонов ), его политическую историю4 (А.А. Кизеветгер), проблемы землевладения, земское самоуправление (М.М. Богословский4). , в советское время историки натягивали имеющийся в их распоряжении материал на «пяльцы» формационного подхода, споря о том,

1 Фишер С., Дорпбуш Р., Шмалензи Р. в своем популярном учебнике «Экономикс» (М. 2001) дают такое определение: «Экономика - это дисциплина, изучающая, каким образом общество с ограниченными, дефицитными ресурсами решает, что, как и для кого производить». СЛ.

2 Платонов С.Ф. Прошлое Русского Севера. Очерки по истории колонизации Поморья. Пб., 1923. 80 с.

3 Кизеветтер А.А. Русский Север. Роль северного края Европейской России в истории Русского государства. Вологда, 1919. 66 с.

4 Богословский М.М. Земское самоуправление на Русском Севере в XVII веке: в 2х т. М., 1909-1912. 322,394 с. являются ли «половники», арендующие землю «исполу» феодально-зависимым населением1 и так далее. Если крестьянское хозяйство и попадало в поле зрения исследователей, то речь шла в основном о владельческих крестьянах, принадлежащих помещику или монастырю. Подобных примеров множество: например, выполненная на материалах вотчинного архива Воронцовых работа о

Е.И. Индовой «Крепостное хозяйство в начале XIX века» или исследование JI.C. Прокофьевой «Хлебный бюджет крестьянского хозяйства в вотчине Кирилло-Белозерского монастыря в 30-е гг. XVIII века».3 Т.И. Осьминский4 сравнивает дефицитные бюджеты оброчных крестьян с не менее дефицитными бюджетами барщинных крестьян, а Е.Н. Бакланова5 сравнивает монастырских крестьян с помещичьими. Черносошное же крестьянство, самое многочисленное на Русском Севере, долгое время оставалось как бы «за скобками».

Такая избирательность исследователей во многом объясняется тем, что по владельческим крестьянам сохранилось гораздо больше материалов, - они платили феодалу фиксированную часть урожая, и их земли, работы и урожай учитывались приказчиками. Деятельность же черносошных крестьян администрацию не интересовала, - они платили лишь фиксированную подушную подать и земельные налоги, и государство предоставляло им право самим решать, как заработать эти деньги. Однако, как мы уже упоминали,

1 Огризко З.А. Из истории крестьянства на севере Европейской России XVII века. М., 1968. 164 с.

2 Индоеа ЕИ. Крепостное хозяйство в начале XIX века. По материалам вотчинного архива Воронцовых. М., 1955. 200 с.

Прокофьева JI.C. Хлебный бюджет крестьянского хозяйства в вотчине Кирилло-Белозерского монастыря в 30-е гг. XVIII века. // Вопросы аграрной истории. Вып. 1. Вологда, 1968. С. 345-355.

4 Осьминский Т.И. Бюджет крестьян Пошехонской вотчины П.М.Бестужева-Рюмина. (1731) // Вопросы аграрной истории. Вып. 1. Вологда, 1968. С.355-374.

5 Бакланова ЕН. Крестьянский двор и община на Русском Севере: конец XVII - начало XVIII века. М„ 1976. 221 с. владельческие крестьяне представляют собой наименее интересный объект для нашего исследования, так как встречаются только в тех климатических зонах, где они могут прокормить с земли не только себя, но и помещика. В результате исследователи оставили без должного внимания самый интересный, самый многочисленный, но и самый незаметный в источниках слой населения Русского Севера - черносошных крестьян1.

Как мы уже отметили выше, сама проблема северного малоземелья уже не раз ставилась в исторической литературе. Объяснялись и её причины. л

Например, Н.А. Горская и JI.B. Милов на основе материалов вотчин Кирилло-Белозерского монастыря приходят к выводу, что увеличение массива пахотных земель на Севере было делом бессмысленным из-за нехватки лугов, скота и, соответственно, органических удобрений. Однако, объяснение причин северного малоземелья нехваткой органических удобрений не отвечает на вопрос о том, как удавалось крестьянину отправлять на рынок товарный хлеб, не имея необходимого минимума даже на собственное пропитание.

Серьезное внимание к проблеме дефицита продовольственного бюджета черносошных крестьян Поморья и вопросу об источниках его компенсации было привлечено лишь в начале 70-х годов творческой лабораторией A.JI. Шапиро. Однако ученый скорее поставил вопрос, нежели дал на него исчерпывающий ответ.

В 1971 году A.JI. Шапиро опубликовал работу, в которой на основе материалов XVI века по трем Новгородским пятинам зафиксировал дефицит

1 Разумеется, речь не идет о каком-то «заговоре молчания». Частично проблема поднималась в фундаментальном труде H.JI. Рубинштейна «Сельское хозяйство России во второй половине XV11I века» (М. 1957). Примером более специального исследования может служить работа А.В. Журавлевой «Хозяйство черносошных крестьян Поюжских волостей Устюжского уезда в XVII веке», опубликованная в том же 1957 году в Трудах Московского Государственного историко-архивного института. (№10, М. 1957).

2 Горская Н.А., Милов JI.B. Опыт сопоставления некоторых сторон агротехнического уровня земледелия центральной России начала XVII - второй половины XVIII века // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1964 год. Кишинев, 1966. С. 173-193. хлеба в 445100 пудов на сумму 2680 рублей при весьма неплохом урожае в сам-4. Пытаясь найти источник компенсации этого дефицита, Шапиро приходит к выводу, что недостающий хлеб крестьяне получали не с регулярной пашни, а с подсек. Обнаруживая дефицит хлеба и в других районах Севера, он делает вывод: «В сочетании с паровой зерновой системой, подсечное земледелие было необходимо в лесной полосе. Оно, конечно, носило хищнический характер и требовало больших затрат труда. Но при недостатке навоза без «леших» полян во многих районах просто невозможно было обойтись. К тому же «лешая» пашня не входила в обежный счет».1

В другой статье «Расчет доходов и потребления крестьянского хозяйства»2 A.JI. Шапиро, имея по определенной территории данные о размерах пашни, урожае и населении, уже целенаправленно сравнивает обеспеченность крестьянского хозяйства зерном с нормами потребления. В результате исследователь делает вывод о том, что в XVI веке собственного зерна северному крестьянину не должно было хватать даже для собственного обихода, однако реальная продуктивность хозяйства превышала потребности и позволяла крестьянину продавать излишки зерна. Выразив это несоответствие в виде диаграммы, ученый пытался заполнить образовавшийся разрыв между теоретическим и реальным уровнем пищевого обеспечения северных крестьян, перечисляя такие «загадочные» виды производственной деятельности как подсека, охота, рыболовство и собирательство, упоминание о которых практически отсутствует в исторических источниках. Правда, подобные выводы исследователя относились к периоду до XV века. Автор признает, что «как и охота, рыболовство отошло на второстепенное место в хозяйственной жизни русской деревни задолго до XV века, но оно, несомненно, давало

1 Шапиро А.Л. Размер земельных наделов // Аграрная история северо-запада России конца XV - начала XVI века. Под ред. A.JI. Шапиро. М., 1971. С. 348

2 Шапиро АЛ. Расчет доходов и потребления крестьянского хозяйства. Метод моделирования // Аграрная история северо-запада России конца XV - начала XVI века. Под ред. А.Л. Шапиро. М., 1971.С.46-56. крестьянину средства пропитания, а кое-где рыба шла на продажу». В заключение ученому приходится сделать вывод, что «обсчитать все эти статьи дохода, как и доходы от ткачества и другой промышленной деятельности, извоза, работы на переволоках и др. не представляется возможным»1.

Собственно, именно эту задачу мы и ставим перед собой в своем исследовании. Просчитать доходы крестьянского хозяйства от промысловой деятельности, о которой в источниках не сохранилось ни одной цифры, действительно, невозможно, но можно сделать вывод о том, насколько были доступны крестьянскому населению Европейского Севера природные пищевые резервы, особенно в тех районах, где заниматься подсекой было невозможно.

Разработка этой проблемы в исторической науке более подробно освещена в главе «Историография», а неземледельческим занятиям крестьян, видам промыслов и их роли в продовольственном бюджете семьи посвящена основная часть работы.

Теоретическая значимость исследования

Сегодня на основе имеющегося знания историческая наука не может дать исчерпывающий ответ на вопрос о том, чем компенсировали черносошные крестьяне Севера нехватку продовольственного зерна, получаемого со своей регулярной пашни.

У северных крестьян не было никаких других ресурсов, кроме встречающихся в дикой природе, поэтому для поиска природных пищевых резервов, компенсирующих нехватку продовольственного зерна, необходимо углубиться в недостаточно изученную пока проблему взаимоотношения северного крестьянина с природой, которую можно обозначить модным ныне термином «историческая экология». Термин «экология» мы используем не в широком общепринятом смысле науки об окружающей среде, а в более узком, научном смысле, обозначающем в биологии науку о среде обитания вида и о его взаимоотношениях с данной средой. В данном случае, речь пойдет о степени и формах взаимодействия северного земледельца с окружающей

1 Указ. соч. С. 47. природой ради своего жизнеобеспечения. Забегая вперед, отметим, что детальное исследование этой проблемы показало зависимость многих социальных и экономических особенностей региона от сугубо климатических и географических факторов. Не говоря уж о максимально оптимизированных способах ведения хозяйства, природно-климатический фактор обусловил появление на Севере особых форм сельской общины, а также консервацию особого земельного права, которое позволяло крестьянам покупать и продавать участки казенной земли, споря о правах собственности с представителями власти. Вывод о том, что регулярное земледелие было далеко не единственным источником продовольствия, позволяет пересмотреть и традиционные взгляды на природу широко распространенных на Севере арендаторов-«половников».

Объект и предмет исследования

Объектом нашего исследования являются формы хозяйственной адаптации к окружающей среде жителей Русского Севера в период конца XVIII - первой половины XIX века на примере населения Вологодской губернии. Ограничение исследуемой территории административными границами Вологодской губернии обусловлено тем, что большинство источников так или иначе привязаны к административно-территориальным единицам. Кроме того, обширная территория Вологодской губернии наиболее точно отвечает нашей задаче исследования черносошного крестьянства центральной части Русского Севера. Как писал Н.Я. Данилевский, «Вологодская губерния по площади своей занимает второе место в Европейской России и больше всех государств в Европе, за исключением Швеции с Норвегией, Австрийской империи, Франции, Европейской Турции и Испании. Ежели из числа их исключить еще Пруссию и Великобританию, то всех остальных превзойдет пространством Устьсысольский уезд её»1.

1 Данилевский Н.Я. Описание Вологодской губернии // Вологодские губернские ведомости, 1851, № 1,2. (Указ. по Силин В.И. Вологодский этап в деятельности Н.Я. Данилевского // Известия РГО. Т. 132, Вып. 4. М., 2000. С. 80-84.

Однако, для того, чтобы увязать различные способы хозяйственной деятельности жителей Севера с особенностями природных условий, нам придется в комплексе проанализировать как природно-климатические характеристики региона, так и все аспекты человеческой деятельности.

Источники

Для решения поставленных задач в исследовании использован широкий круг исторических источников. Основное внимание в работе уделено различным экономико-географическим и статистическим описаниям. Анализируются материалы Экономических примечаний к Генеральному межеванию, топографические и военно-статистические описания сначала Вологодского наместничества, а позже - Вологодской губернии. В работе также использованы материалы по Русскому Северу, которые содержатся в различных хозяйственных описаниях Российской империи.

Особое место в работе занимают локальные описания Вологодской губернии и Русского Севера в целом. Ценнейший материал содержится в Опыте описания Вологодской губернии Н.ГТ. Фортунатова (Брусилова) (1833), Хозяйственном обозрении Северного края России Б. Нигеля (1841), Хозяйственном обозрении Вологодской губернии Э. Лодэ (1843), Статистическом очерке Вологодской губернии Дубравина (1855). Описанию Русского Севера посвящены отдельные тома Сборника статистических сведений о России, издаваемого статистическим отделением Императорского географического общества (1851-58).

Отдельного упоминания среди экономико-географических описаний заслуживают «путешественные записки» различных ученых, проезжавших по Русскому Северу и оставивших ценнейшие свидетельства. В работе использованы путевые записки академика Ивана Лепехина, а также дневники Петра Челищева.

Статистические материалы содержатся также в приложениях к губернаторским отчетам, но этот вид источника следует отнести уже к делопроизводственной документации, среди которой в работе также использованы таможенные книги, служебные записки и отчеты писцов.

В работе также использованы материалы периодической печати. Применительно к XVIII веку речь, разумеется, может идти лишь о «Трудах Вольного экономического общества», однако к середине XIX века ценнейший материал по сельскому хозяйству и образу жизни российских земледельцев предлагают официально-ведомственные журналы, - прежде всего журналы Министерства государственных имуществ, и Министерства внутренних дел.

Однако, как мы уже упоминали, интересующая нас информация по хозяйственной деятельности черносошных крестьян, особенно неземледельческой, в источниках встречается крайне редко. Комплекса массовых источников, способного дать исчерпывающую информацию о методах ведения полуземледельческого хозяйства северным черносошным крестьянином, не существует в природе. Крупицы информации по этой теме появляются в источниках скорее случайно, нежели целенаправленно. В дневники и путевые заметки интересующие нас упоминания о своеобразных формах хозяйствования попадают лишь в том случае, если кажутся автору курьезными. Определенную информацию удается извлечь из статистических источников, но она показывает скорее результат искомого разнообразия хозяйственной деятельности, ничего не говоря о его формах и причинах возникновения. Чтобы хоть как-то восполнить этот пробел, нам приходится расширить круг источников за счет материалов этнографических экспедиций конца XIX - начла XX века. Такую возможность нам предоставляет фонд Вологодского областного архива, в котором собраны материалы Вологодского общества изучения северного края России.

Методы исследования

Методы исследования во многом обусловлены особенностями имеющихся источников, точнее, - скудость искомой информации в источниках заставляет подчас изобретать новые подходы и нетрадиционные методы.

Первый использованный нами метод лежит на поверхности, - речь идет о сопоставлении природно-климатической и географической (в узком смысле) характеристики региона с зафиксированной в источниках хозяйственной специализацией. Этот метод уже на первом этапе позволяет проследить причинно-следственные связи между природными условиями и вариантами хозяйственной деятельности. Переходя от общего к частному, мы на основании обработки статистических источников можем дать точную характеристику выделенным хозяйственным районам. Отметим, что обозначенная нами проблема северного малоземелья встречается отнюдь не везде: в одних районах размерам пашни могут позавидовать и в средней полосе, а в других местах неразвитость земледелия при обилии лугов легко объясняется креном в сторону выгодного товарного животноводства.

Выявив количественными методами интересующую нас форму хозяйствования на уровне уезда и волости, мы можем перейти к поиску компенсатора недостаточного количества регулярной пашни в полуземледельческом хозяйстве черносошного крестьянина.

Для поиска «следов» искомого компенсатора в имеющихся статистических источниках пришлось использовать метод сопоставления количественных показателей Экономических примечаний с текстовым содержанием непосредственно графы «Экономические примечания», используемой для собственных комментариев писцов и содержащей дополнительные сведения о хозяйстве, которые нельзя выразить в цифрах. Частота упоминаний там особенностей хозяйства или промыслов дают нам статистический материал второго порядка, который можно наложить на количественные показатели и проследить корреляцию между размерами сельхозугодий и частотой упоминания промысловой деятельности. Таким путем можно выявить факторы сокращения запашки на душу населения, анализируя промыслы в самых малоземельных дачах.

Что касается своеобразных систем земледелия и особенностей хозяйства, не говоря уж о неземледельческих занятиях, то скудную информацию об этом могут дать лишь такие источники как путевые записки, дневники, этнографические и публицистические очерки заезжих путешественников и другие материалы подобного рода. Однако, сопоставление этой информации с уже известными нам количественными показателями позволяют сделать выводы о возможных компенсаторах, получаемых в результате активной и заметной хозяйственной деятельности. Что же касается выявленных нами фактов использования в качестве пищи природного пищевого резерва, то информацию об этом удается получить лишь самым опосредованным образом.

Для решения этой проблемы приходится применять ретроспективный метод, используя для реконструкции хозяйственного уклада крестьянина XVIII века этнографические материалы XIX - XX веков.

Еще одним методом нашего исследования можно назвать привлечение смежных, в том числе естественных наук. Сопоставление данных исторических источников с данными этнографических, филологических и биологических исследований дает неожиданный эффект. В памяти коренного населения Севера до сих пор сохранились знания о пищевых, лекарственных, технических свойствах многих дикорастущих растений. Сбор такого «этно-ботанического» материала представляет большой интерес. Часто ботаники фиксировали такие особенности местного быта, которые ускользали даже от профессиональных этнографов. Сопоставление разрозненной информации об употреблении в пищу на Севере дикорастущих растений позволило придти к выводу, что при низкой плотности населения северные крестьяне всегда имели за своей спиной значительный запас природного пищевого резерва, который мог использовать в любой момент в случае неурожая.

Прикладная ценность исследования

Прикладная ценность работы по истории России периода феодализма во многом условна, однако, как ни странно, именно в ракурсе исторической экологии работа достаточно актуальна, и позволяет использовать некоторые заявленные в работе подходы для пересмотра причинно-следственных связей исторического процесса.

Например, выявленные нами закономерности позволяют сделать вывод о том, что роль природно-климатических факторов при формировании особых форм сельского хозяйства и соответствующей трансформации социальных институтов была гораздо более значительной, чем принято считать до сих пор.

Более того, именно в обширной, но малонаселенной России, находящейся в зоне рискованного земледелия, исследование экстенсивного, но максимально адаптированного к природе способа ведения хозяйства, может иметь такую прикладную ценность, которой не смогут похвастаться многие другие работы по истории. Например, исторический опыт экстенсивного «рассеянного» земледелия сегодня может быть востребован точно так же, как он был востребован при возвращении в хозяйственный оборот пашенных земель, заброшенных после Смуты в начале XVII века.

Положения, которые выносятся на защиту

1. Северное малоземелье было вызвано не нехваткой удобных земель и не аграрным перенаселением, а дефицитом органических удобрений, без которых дальнейшее увеличение пашни было бессмысленным.

2. Источником компенсации дефицита продовольственного бюджета на Севере был природный пищевой резерв, - рыба, грибы, ягоды, дичь и дикорастущие хлебные заменители. Мощный тыл пищевого резерва в дикой природе, потребление которого не было связано с большими трудозатратами, позволял крестьянам вообще отказываться от трудоемкого и рискованного земледелия в тех районах, где земледелие не имело товарного значения. Кроме объективных природно-климатических условий, уровень потребления природного пищевого резерва в отдельных районах определялся этнографическим фактором. В отличие от русских переселенцев, потребление природного пищевого резерва для коренного угро-финского населения было естественным образом жизни.

3. На территории большей части Вологодской губернии, за исключением группы юго-западных земледельческих уездов, основным источником товарного хлеба были экстенсивные системы земледелия, - прежде всего, подсека, а также различные её формы. Рост населения и дефицит удобных для подсеки участков заставлял крестьян интенсифицировать эту систему земледелия, вводя на подсеке севооборот и закладывая её в залежь на срок от 60 до 20 лет.

В юго-западных уездах (Вологодский, Грязовецкий, Никольский и Кадниковский) источником товарного зерна были помещичьи хозяйства, сохранявшие свою рентабельность, благодаря плодородным почвам и более теплому климату.

4. Формирование социально-экономических особенностей региона было обусловлено в первую очередь природно-климатическими факторами. Особенности климата и микроклимата, различающиеся своей плодородностью почвы, торговые пути и особенности расселения славянского и угро-финского населения привели к возникновению на Севере особого типа полуземледельческого крестьянского хозяйства. Особые формы хозяйствования обусловили, в свою очередь, появление особой социальной инфраструктуры. Наибольшие изменения претерпела община, которая на Севере включала в себя несколько десятков селений, отстоящих друг от друга на сотни верст. В условиях присваивающего хозяйства и экстенсивного земледелия такая община была необходима потому, что ей приходилось регулировать использование охотничьих угодий и лесных расчисток на огромной территории. Подобные функции северная община сохранила и после Генерального Межевания, когда окрестные леса стали «казенными», перешли в ведение Министерства государственного имущества и контролировались «лесной стражей».

ИСТОРИОГРАФИЯ

Объект исследования

Историография проблемы как раздел диссертационной работы призвана показать, что уже сделано в данной области исторической науки. Стоящие перед нами задачи требуют провести исследование историографии как минимум по двум направлениям:

1) Особенности социально-экономического развития Русского Севера: феномен северного малоземелья и история его изучения, а также возникновение особых форм крестьянского хозяйства под влиянием природно-климатических факторов.

2) Способы и источники компенсации дефицита зерна, получаемого с регулярной пашни: использование в хозяйстве ресурсов дикой природы, употребление природных пищевых резервов.

Обзор литературы, сделанный по этим направлениям, даст возможность судить о степени изученности поставленной в работе проблемы, однако он окажется недостаточным для обоснования результатов нашего исследования. Изучение причин, обусловивших возникновение на Севере особого типа полуземледельческого крестьянского хозяйства, позволяет сделать вывод о влиянии географических факторов на трансформацию социальных институтов, прежде всего сельской общины, и объяснить механизм её превращения на Севере в институт публичного права для закрепления угодий, частная собственность на которые не очевидна. Чтобы эти выводы не были голословными, при анализе литературы необходимо обратить внимание на еще один аспект, - степень изученности особых форм северной общины и причин их возникновения.

Таким образом, рассматривая каждую работу, мы будем обращать внимание на три аспекта: особенности Русского Севера, источники компенсации северного малоземелья и своеобразие крестьянской общины. При этом необходимо подчеркнуть, что изучение северной общины как таковой и связанного с ней необъятного круга проблем никоим образом не является целью нашей работы.

Прежде чем приступить к непосредственному рассмотрению литературы необходимо сделать еще одну оговорку. Дело в том, что ряд научных исследований конца XVIII - начала XIX века, которые можно отнести к историографии, в нашей работе рассматриваются как исторические источники. То есть, провести четкую грань между источниками и историографией подчас бывает довольно трудно, поэтому некоторые работы, представляющие, на наш взгляд, больший интерес в качестве свидетельства современника, нежели этапа развития научной мысли, будут охарактеризованы в главе «Характеристика источников». Историография

Не считая записок скандинавских и английских путешественников XI

XVII веков, научное изучение Русского Севера началось еще в середине

XVIII века с Трудов Вольного Экономического Общества и «Путешествия академика Ивана Лепехина».1 Однако проблема социально-экономических особенностей Русского Севера и возникновения под влиянием природно-климатических факторов особых форм хозяйствования, была сформулирована учеными лишь к середине XIX века.

И.Д. Беляев в работе «Несколько слов о земледелии в Древней л

России» (1855) четко формулирует научную проблему, стоящую и перед нами. Пытаясь с X века проследить упоминания о земледелии в Замосковном крае, автор обнаруживает, что наиболее древние свидетельства относятся к лесной зоне России, которая, казалось бы, менее всего для этого предназначена. «Замечательно, что древнейшие указания о земледелии на

1 Путешествие академика Ивана Лепехина в 1772 году. Дневные записки // Полное собрание ученых путешествий по России. Академия Наук. 1818. Т. 5.С.100-241.

2 Беляев И.Д. Несколько слов о земледелии в Древней России // Временник московского общества истории и древностей российских. М., 1855 Кн. 22. С.5-10.

Руси относятся именно к тем краям нашего отечества, в которых всего менее можно было предполагать столь древнее существование земледельческой промышленности; - по летописям Древлянская земля, а особенно московская сторона, у нас обыкновенно считалась лесной глушью, в которой изредка могли попадаться звероловы, почти столь же дикие, как и самые звери, за которыми они гонялись. Московский край в X или XI столетии и земледелие доселе считались понятиями несовместимыми даже для тех, которым бы хотелось совместить их; но теперь, благодаря свидетельству Бронницких курганов, скромные земледельцы Московской стороны смело могут вести начало своей промышленности в здешнем краю еще от времен отдаленного язычества, может быть, скоро наступит или уже наступило тысячелетие тому, как здешняя земля познакомилась с сохою или плугом».1 Не пытаясь объяснить факт наличия земледелия в дремучем лесу, автор заявляет, что преследовал цель «впервые поставить важный вопрос, а не ответить на него».

Говоря об особых формах северного земледелия, И.Д. Беляев фиксирует наличие перелога и подсеки. О перелоге, по его мнению, свидетельствуют нормы обычного права, в соответствии с которыми общине принадлежало всё, «куда топор, соха и коса ходили», а пашня считалась таковой даже после зарастания лесом. О подсеке говорит упоминание в источниках о «черчении» лесных участков под пашню. Примечательно, что подобную северную земледельческую практику, обусловленную бедностью почв и широко распространенную до начала XX века, И.Д. Беляев считает архаикой уже в XV веке: «Даже в XV и XVI столетиях мы еще застаем обычай пахать землю наездом, т.е. вдали от жилищ углубляться в леса и

1 Беляев И.Д. Несколько слов о земледелии в Древней России // Временник московского общества истории и древностей российских. М., 1855. Кн. 22. С. 5 заводить там пашни или сенокосы, приезжая туда только на лето в рабочую пору, а по окончании работ опять уезжая в свои селения»1.

Анализируя источники компенсации неразвитости зернового земледелия, И.Д. Беляев отмечает, что уже к XIII веку крестьяне употребляли в пищу не только рожь, в которой считался продуктовый минимум. «Далее употребительнейшим хлебным растением на Руси в XI столетии является конопля, из которой приготовлялось в пищу сочиво и масло. Сочиво было в то время употребительнейшею приправою, которое и теперь во многих деревнях имеет то же назначение»2. В другом месте автор пишет, что сочиво - лакомая приправа к кушанию, употребляемая по праздникам. Также в числе «нивяных» растений автор упоминает мак и лен. (Мак использовался как приправа с медом к пшеничному хлебу, из льна делали масло и ткань. В монастырском хозяйстве лен имел особое значение как источник лампадного масла). Автор отмечает, что в летописях также упоминается просо и пшено, а Нестор еще под 997 г. отмечает овес, горох, полбу и ячмень. Таким образом, расчет продуктового бюджета крестьянского хозяйства на Севере лишь по количеству ржи на душу населения, по мнению автора, как минимум не корректен.

В своей работе Беляев исследует и древнее право землевладения. Автор приводит свидетельства того, что в лесной зоне села и деревни в XIV веке продавались «с путиками и другими угодьями».3 Эти свидетельствует, во-первых, о том, что охотничьи угодья («путики») являлись неотъемлемой частью земледельческого хозяйства; а во-вторых, о том, что община на Севере являлась тем институтом, который закреплял право крестьян на владение подобными угодьями.

1 Указ. соч. С. 10

2 Указ. соч. С.4

3 Указ. соч. С.9

Говоря о незначительной роли земледелия на Севере, а также об источниках компенсации продовольственного дефицита крестьянского хозяйства, будет уместно вспомнить еще об одной работе, посвященной совсем не истории Севера, а истории Древней Руси. Н.Я. Аристов в книге «Промышленность Древней Руси»1 (1866) вообще отказывал земледелию в основной роли в продовольственном обеспечении. В первом же разделе книги, озаглавленном «Промышленность, касающаяся пищи и питья», автор на первое место ставит ловлю птиц и зверей, затем рыболовство, бортничество, скотоводство и лишь на пятое место ставит земледелие, признавая, правда, его давнее существование на Руси. Сходной точки зрения придерживались и такие авторы как С.В. Бахрушин и М.В. Довнарл

Запольский В работе «История русского народного хозяйства» авторы пишут, что основой хозяйства в Древней Руси были промыслы, а не земледелие.

Возвращаясь к более профильным работам, отметим, что фундаментальный труд В.И. Семевского «Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II»3 носит в основном описательно-справочный характер и изобилует систематикой, однако, автор, к сожалению, не уделяет должного внимания Северу.

Работа М.А. Островской под обнадеживающим названием «Земельный быт сельского населения Русского Севера в XVI - XVIII веке»4, также не проливает свет на поставленные нами вопросы. Автор рассматривает

1 Аристов Н.Я. Промышленность древней Руси. СПб., 1866. 321 с.

2 Бахрушин С.В., Довнар-Запольский М.В. История русского народного хозяйства. Т.1. Киев, 1911. С. 225, 239-240.

3 Семевский В.И. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины П., Т. 1-2. Спб., 1903. 643 с.

4 Островская М.А. Земельный быт сельского населения Русского Севера в XVI - XVIII веке. СПб., 1913. 370с. правовые основы и традиции землевладения, различные типы феодально-зависимого населения. К сожалению, даже в главе «Крестьянское хозяйство» автор не пишет ни о хозяйстве, ни о земельном быте, а рассматривает распад складнических союзов под влиянием малоземелья.

Первым фундаментальным исследованием непосредственно Русского Севера стал двухтомный труд М.М. Богословского «Земское самоуправление на Русском Севере в XVII веке»1. Однако, изучая особые формы земского самоуправления и общины, которые сложились на Севере под влиянием географических факторов, автор не ставит перед собой задачу изучить особенности крестьянского хозяйства.

Анализируя лишь XVII век, автор формулирует многие ключевые моменты, в которых Русский Север предстает как исключение из общероссийских правил. Например, Богословский отмечает, что запреты на покупку-продажу тяглых и оброчных земель на Севере часто игнорировали, подменяя государственные законы собственным публичным правом. В результате чего, по его мнению, «по данной теме изучены более законодательные акты, нежели реальная практика».

Объяснить социально-экономические особенности Европейского Севера географическими и этнографическими факторами попытался и А.А. Кизеветтер в работе «Русский Север. Роль северного края Европейской России в истории Русского государства» (1919).

Отмечая неразвитость земледелия на Севере, автор обращается к проблемам колонизации региона в X - XI веке. Он фиксирует, что до начала XI века бассейны Онеги, Северной Двины, Мезени, Печоры, и побережья Северного Ледовитого океана были населены исключительно финскими

1 Богословский М.М. Земское самоуправление на Русском Севере в XVII веке. Т. 1-2. М., 1909-1912.

2 Кизеветтер А.А. Русский Север. Роль северного края Европейской России в истории Русского государства. Вологда, 1919. племенами, такими как емь, заволоцкая чудь, Пермь, печора, югра, весь, меря. Эти племена охотников и рыболовов практически не занимались земледелием.

С IX века с Биармией торговали норвежские мореходы. (Биармаланд -скандинавское название района устья Северной Двины). В Х1П - XIV веках Север «воевали», «брали на щит» новгородские дети боярские. Как норвежцев, так и новгородцев, в Биармии интересовало, естественно, не зерно. В многочисленных боярских вотчинах, растянутых на многие версты вдоль побережья, сосредотачивается пушная, рыбная, соляная промышленность. «Земледелие играло самую второстепенную роль в хозяйстве этих вотчин. И не мудрено: «страдомая или орамая земля» была здесь редкостью по свойству почвы. Сеять можно было только ячмень, но и эта культура немного севернее реки Кеми становилась невозможной, а еще севернее не родился никакой хлеб. Основной нерв хозяйственной деятельности состоял здесь в иных промыслах. Русского поселенца приманивали сюда рыбные богатства озер и морских рек, обильная добыча соли и охота на прибыльное морское зверье»1. В боярских вотчинах автор обнаруживает рыбные ловища, тони, соляные варницы, лесные рубки и «сала морские» (китовое и тюленье сало, моржовые кожи и зуб). В других областях автор находит также добычу пушного зверя, а по Двине обнаруживает развитое коневодство. Встречалась также и поимка ловчих гггиц - кречетов и соколов. Печорских соколов татарские ордынские купцы охотно покупали целыми партиями за серебро и азиатские товары. Новгород выменивал у Югры и серебро, торговал с Ганзой северным дегтем, поташом, л воском . После присоединения к Москве в конце XV века Север испытывает экономический подъем. В дополнение к традиционным товарам на экспорт

1 Указ. соч. С. 19-20.

2 Указ. соч. С. 21. начинает поставляться жемчуг, слюда, серебро, медь, железо, точильный камень. Однако, с ХУШ века Архангельск перестает быть единственным «окном в Европу». Одновременно со строительством Петербурга Петр запрещает торговать через Архангельск казенными товарами и вводит ограничения на торговлю хлебом. По словам А.А. Кизеветтера, край начинает «хиреть». Неудачей обернулась даже попытка Петра I направить в государственную казну доходы от доселе прибыльного китобойного промысла. На казенные деньги была создана государственная китобойная компания, которая за три года своего существования потратила 80 тысяч рублей денег, утопила один корабль из трех имеющихся и добыла всего трех китов, один из которых сам выбросился на берег.

Однако, пытаясь объяснить особенности Севера, в основном, этнографическими и экономическими факторами, автор упускает из виду, что земледелие, тем не менее, на Севере существовало, и не только обеспечивало собственные потребности региона, но и поставляло товарное зерно на экспорт.

Вслед за А.А. Кизеветгером объяснить особые формы земледельческого хозяйства и систем земледелия на Севере промысловым характером колонизации региона пытался и С.Ф. Платонов. В работе «Прошлое Русского Севера. Очерки по истории колонизации Поморья»1 (1923) на вопрос «был ли первоначально Русский Север крестьянским?» Платонов однозначно отвечает: «нет». Автор отмечает боярскую, промысловую колонизацию региона Новгородом. Даже под властью Москвы, Север, по его мнению, также сохранял ориентация прежде всего на промыслы. По мнению Платонова, иноки и пахари, давшие старт развитию земледельческого хозяйства, начали заселять регион лишь в XIV веке.

1 Платонов С.Ф. Прошлое Русского Севера. Очерки по истории колонизации Поморья. Пб., 1923.

Продолжая придерживаться хронологического принципа обзора литературы, отметим, что одним из первых исследователей, попытавшихся объяснить особенности полуземледельческого крестьянского хозяйства Севера, стал П.Н. Третьяков, показавший также огромную роль подсеки как компенсатора мизерности регулярной запашки. В работе «Подсечное земледелие в Восточной Европе»1 автор, правда, анализирует в основном саму подсеку, но признает, что «подсечное земледелие, как правило, связано с особым видом хозяйствования, где большое значение имеют охота, рыбная ловля и лесные промыслы».2

В работе автор приводит чрезвычайно интересные сведения по технике подсечного земледелия, изученные на основе «лядинного» земледелия Русского Севера.3 Лядина - использовавшийся для подсеки участок широколиственного или мелколиственного леса, лежащий на возвышенности. Говоря о технике земледелия, автор отмечает практику огневой обработки безлесных участков, лугов и даже болот. Большое значение для нашего исследования имеет описанная автором норма общинного права, в соответствии с которой найденная лядина отмечалась зарубками и с этого момента считалась собственностью семьи, даже если лежала в казенных государственных лесах.

Изучение подсечного земледелия на протяжении XVIII - XIX века подвело автора к интереснейшим выводам о происхождении перелога. Отмечая снижение роли подсеки с начала XIX века, Третьяков объясняет его

1 Третьяков П.Н. Подсечное земледелие в Восточной Европе. //Известия ГАИМК. Т. 14. Вып. 1. М., 1932.

2 Указ. соч. С.4.

3 В работе П.Н. Третьяков ссылается на работу В.И. Гомилевского «О лядинном земледелию). Однако в указанном номере Журнала Министерства Государственных Имутцеств за 1854 год такой статьи нет. Автор, очевидно, имел в виду работу Г. Глинского «О лядном полеводстве» // ЖМГИ, 1854 г. №1-3. С.36-58. исчерпанием фонда удобных для подсеки земель. После снятия нескольких урожаев участок обычно закладывался на период от 18 до 60 лет. При подобной системе, пишет автор, семье нужно в 5 - 15 раз больше земли, чем при регулярной пашне, - не 10 десятин в 3-х полях, а минимум 45 десятин.

Вывод об исчерпании фонда удобных для подсеки земель позволил автору объяснить и таинственную «расхожесть» и «неусидчивость» сельского населения России, замеченную еще С.М. Соловьевым. Сокращение удобных земель заставляло крестьян отходить на 15 - 25 километров от селений, где строилось временное жилище - полуземлянка. «Думается, что таким «кочевым» образом жизни в условиях подсечного земледелия следует объяснить наличие многочисленных следов древних поселков на северо-востоке, известных под именем «чудских ям»».1

Говоря о компенсации зернового дефицита крестьянского хозяйства, автор напоминает о возделывании на подсеках такой культуры как репа. О её широком распространении именно на подсеках говорит тот факт, что при небольшой доле среди посевов огородных культур в XVIII веке, по данным членов Вольного экономического общества, репа была самым дешевым овощем на всех базарах.2

Возвращаясь к теме природных пищевых резервов, отметим, что П.Н. Третьяков в своей работе перечисляет лишь суррогаты: «при недостатках или отсутствии посторонних заработков, в условиях натурального хозяйства, малейшее отрицательное колебание урожая тотчас же заставляло примешивать к хлебу кору, мох, траву. Есть указания, что коми примешивали в хлеб сушеные и молотые ягоды черемухи».3

1 Указ. соч. С.19

2 Примечания о земледелии в Ингерманландии // Труды ВЭО 1767 год, часть VI. С.38-56.

3 Добротский Н. Пермяки//Вестник Европы. 1883. Т.2

Говоря о большом значении подсеки, П.Н. Третьяков, подчеркивает, что считает её «архаикой времен первобытно-общинного строя или его пережитком на Севере - большой семьи», однако отмечает её живучесть: «В северных районах СССР почти до сих пор сохранилась кое-где одна архаичная по своей технике и организации форма хозяйства - подсечное земледелие, т.е. приготовление участка под посев в лесу путем рубки и сожжения деревьев. Дожившая до времени социалистической реконструкции сельского хозяйства, эта система земледелия в недавнем прошлом имела на Севере большое экономическое значение, обнимая собой до половины засеваемой площади. Например, в бывшей Олонецкой губернии, по материалам Олонецкого земства, датированным 1908 годом, в Вытегорском уезде подсечная система охватывала 1/7 площади всей пашни, а в других уездах лесные участки составляли до 2/3 площади посевов. Цифры эти смело могут быть распространены на часть бывшей Архангельской и Вологодской губернии» \

В своих выводах П.Н. Третьяков пытается воспользоваться марксистской теорией, что на наш взгляд уводит его от сути проблемы. По мнению автора, с огромными трудозатратами при подсеке справиться могла только большая семья, - «Подсечное земледелие является земледелием «большой семьи» - общественной организации, корни которой sy непосредственно уходят в доклассовое общество». Однако на Русском Севере эта проблема с успехом решалась кооперацией нескольких домохозяев, поэтому доказывать свой небесспорный тезис автору пришлось на примере большой семьи удмуртов.

1 Кокшайский. Огневое хозяйство в Олонецкой губ // Вестник Олонецкой губернии земства. 1908. №-3-4. Указ. по: Третьяков П.Н. Подсечное земледелие в Восточной Европе//Известия ГАИМК. Т.14. Вып 1. М., 1932. С.2.

2 Указ. соч. С.4.

Подводя итоги, автор отмечает общинность и первобытно-коммунистический характер подсечного земледелия, - «один в лесу не земледелец». Вывод, однако, делает весьма спорный, - «При том же выходе урожая, легче обработать 2 десятины перелога, чем 1 десятину подсеки»1, -пишет автор, не объясняя, зачем в таком случае крестьяне делали лишнюю работу.

Следующим после работы М.М. Богословского крупным исследованием по Северу следует признать работу H.JI. Рубинштейна «Сельское хозяйство России во второй половине XVIII века». Несмотря на то, что автор исследует сельское хозяйство на территории всей России, проблематика Европейского Севера представлена в работе с достаточной полнотой. Автор приводит огромный массив статистических источников, на основании которых фиксирует все узкие места и малоизученные явления экономики крестьянского хозяйства Русского Севера. Переходя от анализа сельского хозяйства центральной России к изучению северного промыслового района, H.JI. Рубинштейн исходит из того, что «с потребительскими функциями непосредственно связано распространение крестьянского хлебопашества на все районы России вплоть до самых северных, несмотря на явно неблагоприятные природные условия - климатические и почвенные, приводящие к систематическим неурожаям. Пашня и посев - обязательная составная часть крестьянского хозяйства даже в Архангельской губернии (кроме одного Кольского уезда)».3 (Примечательно, что даже в такой почти универсальной формуле H.JI. Рубинштейну все же пришлось сделать исключение для одного северного уезда. На самом деле земледелие отсутствовало и в некоторых других районах Русского Севера, - А.Г.).

Сравнивая показатели северных уездов по обеспеченности крестьянских хозяйств пашней и реальному посеву на основе губернаторских отчетов,

1 Указ. соч. С. 19.

2 Рубинштейн H.JI. Сельское хозяйство России во второй половине XVIII века. М., 57.

3 Указ. соч. С. 204 автор делает сразу два чрезвычайно существенных для того времени вывода: во-первых, урожай с имеющейся пашни сильно не дотягивал до нормы потребления, то есть своего хлеба крестьянину не должно было хватить до следующего урожая; а во-вторых, вызвано это было отнюдь не малоземельем, так как крестьяне использовали под посев лишь около 30% имеющейся у них пашни. «Данные о посеве и урожае по губернии за 1790-е гг. показывают, что потребительские запасы по отдельным уездам, не исключая более хлебородной юго-западной группы уездов, не достигали даже 1,5 четверти на едока», - пишет автор.1

Анализируя особые формы хозяйства на Севере, Н.Л. Рубинштейн делает вывод о том, что они способствовали переходу от феодальной системы отношений к капиталистической. «Первым действительным проявлением новой формы купеческой земельной собственности является прежде всего институт «деревенских владельцев», получивших широкое распространение на Русском Севере в середине XVIII века и ставший предметом широкого обсуждения в екатерининской Уложенной комиссии 1767 года».2

Однако, на основе изучения огромного массива статистических источников, автор делает вывод, который не может не вызывать вопросы уже потому, что противоречит другим положениям самого автора. «Таким образом, практически сложившиеся различия обеспеченности землей различных категорий крестьянства, крестьянских наделов, являются системой экономических различий, определяющихся в целом как процесс расслоения крестьянства на основе развития товарного производства в сельском хозяйстве и начала складывания капиталистических отношений. Районные экономические особенности представляют проявление конкретных экономических особенностей этого общего, единого процесса».

1 Указ. соч. С. 245.

2 Указ. соч. С. 30.

3 Указ. соч. С. 241.

Автор не поясняет, о каком «расслоении на основе развития товарного производства» может идти речь, если, по его же собственному утверждению, крестьянская пашня обеспечивала собственные потребности земледельцев только в самых земледельческих районах Русского Севера. Остается неясным также, в чем заключались и чем были обусловлены «экономические различия», а также «процесс расслоения крестьянства», если крестьяне, по данным автора, использовали под севооборот не более 30% имеющейся у них земли? На наш взгляд, подобные околомарксистские взгляды на причины формирования социально-экономических особенностей Севера являются ошибочными. В работе мы постараемся выявить зависимость особенностей социально-экономического развития Севера от географических факторов, которые, ограничивая земледелие, предлагали взамен возможность заниматься неземледельческими промыслами, в том числе направленными на непосредственное потребление пищевых ресурсов дикой природы.

Рассматривая фундаментальные труды по социально-экономической истории России XVIII - XIX веков, приходится признать, что многие известные работы не затрагивают интересующие нас вопросы. С.Б. Веселовский в труде «Село и деревня в северо-восточной Руси XIV - XVI вв.»1, а также в работе «Феодальное землевладение в Северо-восточной Руси

-л

XIV - XVI вв» , рассматривая проблемы землевладения и тягла, практически не упоминает Севера.

Из специальных работ этого периода, посвященных экономической проблематике, вызывает интерес работа П.А. Хромова «Очерки экономики феодализма в России». Автор - экономист, и в своей работе ставит цель с марксистских позиций рассмотреть основные стороны экономики

1 Веселовский С.Б. Село и деревня в северо-восточной Руси XIV - XVI вв. Историко-социологическое исследование о типах внегородских поселений. M.-JL, 1936.

2 Веселовский С.Б. Феодальное землевладение в Северо-восточной Руси XIV - XVI вв. АН СССР М.-Л., 1947.

3 Хромов П.А. Очерки экономики феодализма в России. М., 1957. феодального способа производства. В центре внимания автора - изучение феодальных производственных отношений. Автор анализирует земельную собственность, феодальную ренту, докапиталистические формы промышленности, товарное производство, ростовщичество и др.

Видя своей задачей рассмотрение проблем, прежде всего, в области финансов, П.А. Хромов отмечает массу интересных особенностей процесса первоначального накопления. Однако, не выходя за рамки заявленного жанра «очерков» в конце своих исторических экскурсов автор, к сожалению, не делает никаких выводов ни как экономист, ни как историк.

Переходя к более специальным исследованиям, необходимо отметить работу С.М. Троицкого «Архангельский хлебный рынок в первой четверти XVIII века»,1 в которой автор обнаруживает ту проблему, решить которую мы пытаемся в нашем исследовании. С.М. Троицкий отмечает, что в окрестностях Архангельска земледелия почти нет, однако ветряные мельницы встречаются почти в каждом дворе. Автор констатирует, что Архангельск являлся крупным хлебным рынком, снабжавшим хлебом все Поморье, не считая экспорта, (в 1714 году за границу ушло 250 - 290 тысяч четвертей зерна). Таким образом, главной целью исследователя стал ответ на вопрос, откуда хлеб шел в Архангельск? Автор отвечает на него, анализируя таможенные книги по Архангельску за 1725 г. (РГАДА. Фонд Камер-Коллегии, д. №5,6,7,51-52). На основании изучения таможенных книг, автор обнаруживает, что источником товарного хлеба был ряд уездов Вологодской губернии: Вологодский, Тотемский, Устюжский, Сольвычегодский, Яренский уезд и Устьямская волость. Более того, из этих же уездов крупные партии товарного хлеба шли на Холмогорский хлебный рынок. (Наибольшие показатели по товарному хлебу демонстрировал Устюжский уезд, однако, автор объяснял это его аккумулирующей ролью как перевалочного пункта,

1 Троицкий С.М. Архангельский хлебный рынок в первой четверти XVIII века // Труды Московского государственного Историко-Архивного института. Т. 9. М., 1957. С. 177-194.

РОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ БИБЛИОТЕКА где зерно скупалось посредниками). Ответив на поставленный вопрос об источниках хлеба в неземледельческом Архангельске, автор не дает ответа на наиболее интересный для нас вопрос о том, откуда товарный хлеб брался в тех уездах Вологодской губернии, в которых урожай с регулярных пашен не покрывал даже собственных потребностей населения?

В русле интересующей нас проблематики обращает на себя внимание работа А.В. Журавлевой «Хозяйство черносошных крестьян поюжских волостей Устюжского уезда в XVII веке».1 Автор отмечает, что на Севере хозяйственное районирование, ориентированная на рынок земледельческая или животноводческая специализация может существовать даже в рамках одного уезда. Анализируя торговлю по Северной Двине, автор также фиксирует наличие таких промыслов как охота, рыболовство и обслуживание проходящих судов. Однако, видя своей задачей прежде всего этнографическое описание крестьянского быта, автор, к сожалению, не делает почти никаких выводов о причинах зафиксированных особенностей хозяйства.

Огромный интерес для нашего исследования представляет многотомник «Очерки истории Карелии» под редакцией В.Н. Вернадского и И.И. Смирнова. Авторы не только фиксируют северное малоземелье и прослеживают динамику обеспеченности землей в XVII - XVTII веке, но и пытаются объяснить причины подобного явления и способы компенсации как недостатка регулярной пашни, так и дефицита продовольственного бюджета.

Рассматривая особенности северного хозяйства, авторы отмечают, что в начале XVII века, после смуты и интервенции, на Севере, как и везде, происходит резкое уменьшение посевных площадей. Осталось 30%, а кое

1 Журавлева А.В. Хозяйство черносошных крестьян поюжских волостей Успожского уезда в XVII веке // Труды Московского Государственного Историко-Архивного института. Т. 10. М., 1957. С. 346-420.

2 Очерки истории Карелии. Ред. Вернадский В.Н., Смирнов И.И. Петрозаводск, 1957. Т.1. где и 7% от довоенного уровня. В 1620-х годах в Олонецком погосте на двор приходилось 3-6 четвертей земли в 3-х полях (четь - 0,5 га), а в новых деревнях и по 2 чети на двор. К 1630-м годам пашенные площади восстанавливаются благодаря налоговым льготам. Авторы отмечают, что «плохо обрабатываемые и мало унавоженные почвы быстро истощались, урожаи не превышали сам-3. Своего хлеба крестьянам не хватало даже в лучшие урожайные годы. Хлеб покупали или занимали на кабальных условиях, даже в урожайные годы хлеб выпекали с примесями (сосновая кора, трава, мелкая рыба)»1.

Выявляя источники компенсации почти исчезнувшего земледелия, авторы рассматривают промыслы северных крестьян. В XVII веке авторы отмечают быстрое восстановление рыболовства (повсеместно), охоту на пушного и морского зверя, изготовление железа, выжиг угля, добычу соли, слюды. Кроме ловли рыбы «артелями и на продажу», авторы упоминают и охоту, - «для своих нужд крестьяне били лесную птицу и зверя, ловили оленей на продажу».2

В XVIII веке авторы также отмечают на Севере повсеместное распространение рыболовства, - часть жителей Олонца даже «ставит рыбу на государя». Лосось, лещ шли на рынок, «сорная» рыба - в пищу. Введение государственной монополии на солеварение в 1725 году наносит сильный удар не только по соляным варницам, но и по товарному рыболовству, -казенная соль стала стоить 5 алтын за пуд, а соленую рыбу крестьян заставляли продавать по 2 алтына за пуд.

К XIX веку товарное значение приобрел лен. Сохраняют свои позиции на рынке рыба и дичь, - отмечается торговля семгой, треской, сельдью. Глухарей и рябчиков доставляли даже в Петербург. Однако отмечают авторы, с 1830-40-х годов старинный охотничий промысел пушного зверя

1 Указ. соч. С. 130.

2 Указ. соч. С. 130. серьезно сокращается на юге региона. Впрочем, на севере охота сохранила свое значение, - в одном Кемском уезде в 1840-х годах ежегодно добывалось до 40 тысяч штук дичи и до 30 тысяч пушных зверей.

Чтобы «нащупать» источники компенсации такого бедственного положения дел с земледелием, авторы также вспоминают о подсеке, доказывая её широкое распространение на Севере с XVI века до советского времени. Авторы полагают, что, начиная с XVI века, «помимо постоянных полей, расположенных вблизи деревень, крестьяне распахивали отдельные пустоши, лесные поляны и заводили подсеки». По их мнению, «подсечная пашня и в XVII веке играла большую роль в жизни карельского земледельца». Лесом крестьяне владели совместно, подсеки заводили по принципу «кто где поспеет», но во второй половине XVII века уже определяются доли в лесу, закрепляются лесные заимки, - «чертежи»1. Часть подсек через 3-4 года забрасывалась, временно («лядины») или навсегда, часть - превращалась затем в постоянные поля. На подсеках сеяли рожь, овес и репу, на постоянных полях господствовал трехпольный севооборот.

В XVIII веке авторы также отмечают широкое распространение подсеки наряду с трехпольем. В начале века фиксируется сокращение запашки. Перепись 1707 года свидетельствует, что в Заонежье было заброшено от 30 до 40% пашенных земель.

В середине XVIII века происходит секуляризация монастырских земель. На юге Карелии было распространено трехполье, на севере «по-прежнему господствовало подсечное хозяйство» . Несмотря на резерв заброшенной пашни, пахотной земли опять «не хватало», - на двор приходилось от 0,8 до 2,5 десятин пашни. В 1780-е годы посевные площади достигли 37 тысяч десятин, но при норме 3 десятины на душу для собственного прокормления было необходимо 120 тысяч. В конце XVIII века правительство запрещает

1 Указ. соч. С. 128.

2 Указ. соч. С.203. росчисти в казенных лесах. Более жесткий контроль за подсеками, по мнению авторов, приводит к дальнейшему упадку сельского хозяйства региона в пореформенный период. Другими словами, без подсеки сельское хозяйство в регионе было нежизнеспособным.

В поиске компенсаторов продовольственного дефицита, авторы также упоминают пищевые суррогаты. Признав, что и в XIX веке трехполье по-прежнему сосуществовало с подсекой, авторы отмечают, что в XIX веке значительно выросло количество неурожаев, - «через два года на третий».1 Авторы рисуют трагическую картину: хлеба крестьянам хватало до января, по нужде в муку мешали кору, мякину и мох. «Нередко съедали и семена», утверждают авторы, фиксируя неравномерность посевов.

Еще одним исследованием, основанным на анализе таможенных книг 1720-х гг., является работа Б.Б. Кафенгауза «Очерки внутреннего рынка Л

России первой половины XVIII века». В главе 6, посвященной экономике Севера, автор анализирует товарооборот Важской и Благовещенской ярмарок. (Расположение Благовещенской ярмарки точно не известно, по источникам - 70 верст от Шенкурска к Вологде). В работе приводятся крайне интересные цифры о товарообороте ярмарки. В частности выясняется, что доля хлеба в общих продажах ярмарки крайне незначительна и составляет лишь около 1%. Наибольшие продажи отмечены по текстилю (на 3850 рублей - 28% товарооборота), затем идет рыба, сало, икра (на 1830 рублей, 13,4%), обувь, кожа (12%), мед (2,2%), пряники, орехи (1,9%). Хлеб же делит одно из последних мест наряду с церковным вином (159 и 136 л рублей соответственно, или по 1,1% от оборота) . Правда, уделяя в работе основное внимание центру России, автор оправдывается тем, что Север «малоизучен».

1 Указ. соч.С.233.

2 Кафенгауз Б.Б. Очерки внутреннего рынка России первой половины XVIII века. М., 1958.

3 Указ. соч. С. 268.

Исследованию оборота регионального рынка посвящена и работа Ю.У. Мерзона и Ю.А. Тихонова «Рынок Устюга Великого в XVII веке»1. Анализируя цифры таможенных и налоговых сборов, авторы уделяют основное внимание торговле продуктами промысловой деятельности. В целом по Устюгу авторы фиксируют торговлю зерном (овес, ячмень, пшеница, мука, крупа, толокно, солод, горох), скотом (быки, коровы, телята, овцы, бараны, продукты животноводства). Отмечается также торговля льном, коноплей, льняным семенем, конопляным маслом, сеном, соломой, репой и брусникой. Охота и рыболовство поставляли на рынок рыбу и пушнину. По свидетельству источников, на рынке продавались белки (чистые, подпали, шевни, вороти, зелень), заячина, горностаи, куницы, лисицы, выдры, норки, росомахи, ласки, кошки, волки, медведи. Что касается развития хлебного рынка, то авторы пишут: «в источниках не сохранилось сведений, которые позволили бы выяснить степень товарности основной массы крестьянских хозяйств, производивших мелкие продажи хлеба» . Некоторые крестьяне продавали необходимое (5 - 20 мер), чтобы уплатить подати, а некоторые черносошные крестьяне выбрасывали на рынок сотни мер . В источниках упоминается крестьянин Иван Карандышев, который в феврале 1634 года продал на посаде 100 мер ржи, в мае на плоту привез еще 500 мер «своих деревень», а в июне следующего года «Ивана Карандышева человек продал 90 мер ржи». Другой крестьянин регулярно поставлял на рынок по 500 мер зерна «своей пашни». Авторы приводят цифры по партиям зерна, отправляемым в Архангельск, - примерно 4-5 тысяч мер.4

Анализируя крестьянское хозяйство, любопытный взгляд на подсеку и охоту предлагает А.Д. Горский в работе «Очерки экономического

1 Мерзон Ю. У., Тихонов Ю.А. Рынок Устюга Великого в XVII веке. М., 1960.

2 Указ. соч. С.165.

3 Указ. соч. С. 165.

4 Указ. соч. С.527. положения крестьян Северо-восточной Руси XIV-XV века»1. Приводя массу источников по регулярному земледелию, автор отмечает и подсеку, а также «пашню наездом». О подсеке, по его мнению, свидетельствует упоминание в источниках о «розсечах», «сечах» и «гарях». Обнаружив в источниках упоминание о том, что принадлежность «гарей» часто оспаривалась крестьянами, автор делает вывод о том, что гари забрасывались не навсегда. Исходя из этого, автор делает небесспорный вывод о том, что подсека была не системой земледелия, а исключительно средством разделывания новых земель под пашню: «кроме того, несомненно, что в XIV-XV веках применялась и подсека, - при разделывании новых земель из-под леса».

Примечательно, что, будучи выдающимся историком, как охотник А.Д. Горский демонстрирует вопиющую безграмотность. Например, автор полагает, что «перевес» - это «сложное сооружение в виде огромной прямоугольной сети, вертикально подвешивавшейся в местах пролета птиц», а «путиками» считает «приспособления для ловли зверей»2. Напомним, что «перевес» - это приспособление для ловли мелких зверей силками, а «путиками» называли охотничьи угодья определенной семьи или рода. Изначально «путик» - это тропинка, по которой охотник обходил расставленные ловушки.

Обеспеченности крестьян землей и хлебом изучает В.К. Яцунский в статье «Изменения в размещении земледелия в Европейской России с конца XVIII века до 1-й мировой войны»3. Проводя сравнительный анализ, автор обнаруживает, что если в черноземных губерниях пашней занято до 74% площади (Курская губерния), то в Архангельской под пашней находится

1 Горский А.Д. Очерки экономического положения крестьян Северо-восточной Руси XIV -XV века. М., 1960.

2 Указ. соч. С.91.

3 Яцуиский В.К Изменения в размещении земледелия в Европейской России с конца XVIII века до 1-й мировой войны // Вопросы истории сельского хозяйства, крестьянства и революционного движения в России. М., 1961. С. 113-148. всего 0,1% площади губернии. В Вологодской губернии этот показатель находится на уровне - 2,2%.1 Разумеется, северные губернии были обширными и малонаселенными, поэтому сравнивать отношение площади пашни к общей площади не совсем корректно. Однако аналогичная картина наблюдается и в сопоставимых цифрах по валовому сбору зерна на душу населения. Если средняя цифра по Европейской России колеблется от 4,1 -4,4 четверти зерна на душу населения (Курская - 4,6 четверти на едока, Ярославская, Владимирская - 3,6 четверти), то в середине XIX века в Архангельской губернии валовой сбор зерна составлял всего 1 четверть на душу населения. В Олонецкой губернии на душу приходилось 1,8 четверти. В Вологодской губернии уровень сборов почти дотягивал до нормы потребления - на душу приходилось - 2,4 четверти (вместе с посевным зерном). К сожалению, автор не пытается объяснить наблюдаемые процессы, по крайней мере, для северного района.

Еще одно исследование торгового оборота Устюжского рынка, правда, в более ранний период, предлагает Ю.А. Тихонов в работе «Торговля крестьян Ветлужских станов Галицкого уезда на Устюжском рынке в XVII веке» . С XVII века на Устюжском рынке автор фиксирует устойчивый рост продаж ржи. Причем, отмечает автор, зерно производилось на месте, - в южном Поморье и северной части Замосковного края. С 1670-х гг. пшеницы привозили 300 - 800 мер в год, ржи - 700 - 1000 мер3. (Устюжская мера XVII века равна половине четверти, что равно 3 пудам ржи, или 1,5 пудам овса). Правда, как и в предыдущей работе, автор не пытается объяснить, как крестьяне могли производить столько товарного хлеба, не имея необходимого минимума на собственное пропитание.

1 Указ. соч. С. 126-127.

Тихонов Ю.А. Торговля крестьян Ветлужских станов Галицкого уезда на Устюжском рынке в XVII веке // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1960 год. Киев, 1962. С. 160-178.

3 Указ. соч. С. 160-178.

Первую попытку дать научное объяснение крестьянского «малоземелья» при наличии огромного фонда заброшенных пашенных земель дал Л.В. Милов. В работе «О роли переложных земель в русском земледелии второй половины XVIII века»1, автор доказывает, что трехполье при недостатке органических удобрений истощало землю и вызывало перелог, «что плохо согласуется с тезисом о малоземелье». В подтверждение этого тезиса автор приводит данные H.JI. Рубинштейна о том, что крестьяне использовали от 30 до 60% пахотных земель. В работе автор доказывает, что «кризис трехполья» заключался в нехватке сенокосов и удобрений. «Если минимальное соотношение лугов и пашни равно 1:1, а идеальное 3:1, то в конце XVIII века на 100 десятин пашни приходилось в Московской губернии 25 десятин сенокосов, в Нижегородской - 15, а в Тульской 10», -пишет Л.В. Милов. На Севере сенокосов было больше. В Архангельской губернии на 100 десятин пашни приходилось 197 десятин сенокоса, в Вологодской - 50,9, в Олонецкой - 30,4. Максимальные цифры зафиксированы в Екатеринославской (325), Саратовской (258), Оренбургской (203) губерниях. В заключение автор делает вывод о том, что под держание трехполья осуществлялось за счет вовлечения в хозяйственный оборот резерва в виде перелогов и залежей. Истоки кризиса трехполья - в исчерпании этих запасов в конце XVIII - начале XIX века. Корни кризиса трехполья, как части общего кризиса феодально-крепостнической системы, носили социальный характер и заключались в расширении помещичьей запашки в середине XVIII века.

Тезис Л.В. Милова о том, что совмещать классическое трехполье с перелогом и подсекой крестьян заставляла нехватка органических удобрений, получил развитие в работах А.Л. Шапиро и его учеников. В

1 Милов JI.B. О роли переложных земель в русском земледелии второй половины XVIII века // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1961 год. Рига, 1963. С. 279288. статье «О подсечном земледелии на Руси XIV - XV века»1 автор анализирует процесс перехода от двуполья к трехполью. Останавливаясь на изучении загадочного «третьего поля», которое не перестает быть «третьим» даже когда забрасывается, автор высказывает версию о более позднем присоединении третьего поля к двум предыдущим. Говоря о роли перелога, A.JL Шапиро цитирует JI.B. Милова: «используя трехполье без удобрений, крестьяне часто оставляли земли в залежь».

Пытаясь выяснить, каким образом крестьяне решали проблему нехватки удобрений и истощения приусадебных земель, A.JI. Шапиро, по крайней мере, в этой работе, не стал «ходить далеко» и принялся искать в источниках свидетельства о нерегулярной пашне. Разумеется, такие свидетельства автор нашел и сделал заключение, что упоминание в источниках о «притеребах» наряду с регулярной пашней, а также описание «пашенного лесу» говорит о распространении перелога и подсеки.2 На наш взгляд это утверждение небесспорно, так как, по крайней мере, в последующие века эти термины употреблялись в совершенно ином контексте. После Смуты «притеребами» называли прирезки приусадебной пашни за счет доли опустевших дворов, а «пашенный лес», как и «пашня лесом поросшая» вовсе не доказывает существование подсеки.

Ценные сведения о товарности сельского хозяйства в начале XIX века приводит И.Д. Ковальченко в своей работе «О товарности земледелия в России в первой половине XIX века».3 Автор отмечает скудость источников по транспортировке товарного хлеба, однако приводит таблицу отправки зерна по рекам. В частности по Северной Двине с 1814 по 1862 гг. ежегодно

1 Шапиро A.JI. О подсечном земледелии на Руси XIV - XV века // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1963. Вильнюс, 1964. С. 121-132.

2 Указ. соч. С. 131.

3 Ковальченко И.Д. О товарности земледелия в России в первой половине XIX века // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1963 год. Вильнюс, 1964. С. 469 -487. отправлялось от 297 до 432 тысяч четвертей зерна. К сожалению, автор не останавливается на интересующей нас проблеме бюджета крестьянского хозяйства и не отвечает на вопрос, откуда бралось товарное зерно в условиях северного малоземелья. Автор преследовал совершенно другую цель, - дать свое объяснение кризису трехполья и тем экономическим процессам, которые происходили в России XIX века. Анализируя в основном помещичьи хозяйства центральной России, автор обнаруживает, что «в начале XIX века 86% товарного хлеба давали крестьянские хозяйства и лишь 14% помещичьи». С развитием в стране капиталистических отношений ситуация коренным образом меняется. «Выход в 20-40-х гг. на зерновой рынок помещичьих хозяйств обрушил цены на хлеб», - пишет автор, делая вывод о «новых причинах» сельскохозяйственного кризиса или «кризиса трехполья» в XIX веке.

Свой взгляд на проблему северного малоземелья предложила З.А. Огризко в статье «К вопросу о размерах крестьянских земельных угодий в XVII веке. (Сольвычегодский уезд)».1 По мнению автора, никакое «малоземелье» вообще не имело место, речь шла лишь об эффективном уходе от налогообложения и искусственном занижении размеров реальной налогооблагаемой пашни. По данным автора, «в 1625-78 гг. крестьяне использовали все возможности для увеличения своей пашни», - распахивали землю «пустых дворов», пахали «примерную» пашню - расчищенную с последней переписи. (Примерная пашня облагалась таким же налогом, что и тяглая земля, но не давала права на угодья: сенокосы, выгоны). Анализируя данные по 2-м волостям, автор фиксирует, что из 129 дворов 61 двор имели тяглой пашни до 6 четвертей на двор в 3-х полях. Зато при учете всей «добавочной» пашни при пересчете обеспеченности землей получалось, что до 6 четвертей пашни в Зх полях вместе с добавочной имели только 3 двора,

1 Огризко З.А. К вопросу о размерах крестьянских земельных угодий в XVII веке. (Сольвычегодский уезд) // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1963 год. Вильнюс, 1964. С. 201- 211. а 73 двора имели от 6 до 12 четвертей реальной пашни.1 Рассматривая подобное перераспределение земли, автор отмечает, что запрет властей на покупку-продажу тяглых и оброчных участков на Севере часто игнорировали. На наш взгляд, подобные факты свидетельствуют о формировании особого публичного права на базе видоизменившейся крестьянской общины.

Поиску причин северного малоземелья, а также распространения перелога и подсеки, посвящена и работа Г.Е. Кочина «Сельское хозяйство на Руси в период образования русского централизованного государства XIII - XVI веков» он спорит с тезисом С.М. Соловьева о «страсти», побуждающей русского земледельца к «брожению». «К брожению древнего русского земледельца побуждала не страсть, а крайняя нужда, которую вызывала выпашка земель не только усадебных, но и ближних», - пишет Г.Е. Кочин3. К самой подсеке и перелогу автор, традиционно для своего времени, относится негативно: «подсека была препятствием для мероприятий по подъему сельского хозяйства. Только при наличии постоянной посевной площади можно было вести планомерную борьбу за повышение урожая, за расширение ассортимента выращиваемой продукции, и только при наличии постоянных полей можно было увидеть результаты улучшения обработки земли, установить эффективность применения удобрений и новых приемов ухода за посевами».4 К сожалению, автор не отвечает на вопрос, почему находящиеся в «крайней нужде» крестьяне не хотели «бороться за урожайность» на регулярной пашне, урожаи на которой были в несколько раз ниже, чем на подсеке. Однако некоторые выводы автора вызывают вопросы, из-за некоторой неточности в терминологии. Так автор, судя по

1 Указ. соч. С. 204.

2 Кочин Г.К Сельское хозяйство на Руси в период образования русского централизованного государства XIII - XVI веков. M.-JI., 1965.

3 Указ. соч. С.25-26.

4 Указ. соч. С. 129. всему, не видит особой разницы между подсекой и росчистью, признавая лишь технологические различия в обработке лесного участка под пашню. «Расчистка без применения огня - непосильный труд. А если лесные участки разрабатываются способом выжигания подсеки, то в чем отличие такой системы «лесного перелога» от подсеки?», - спрашивает автор1.

Отмечая плачевное состояние земледелия, автор задается вопросом об источниках компенсации продовольственного дефицита крестьянского хозяйства. В числе таких «компенсаторов» автор называет охоту, отмечая в отдельных районах и промысловое её значение.

Весь пласт поставленных перед нами проблем вскрывает в своих многочисленных работах такой специалист по истории Русского Севера как П.А. Колесников. В своей работе «Динамика посевов и урожаев на землях Вологодской губернии XVII - XIX веков»2 автор исследует массу статистических источников, на основании которых делает вывод, что Вологодская губерния только в XVII веке жила без зернового дефицита и в урожайные годы имела даже небольшие товарные фонды. Автор показывает, что с 1680 по 1850-е гг. население Вологодской губернии выросло почти втрое - с 310 до 864 тысяч человек, а количество высеваемого хлеба (озими и яри) увеличилось меньше чем в два раза - с 299 до 575 тысяч четвертей. Сбор хлеба в рассматриваемый период уменьшался с 2,4 четверти на душу в 1680 году, до 1,64 четверти в 1790 и до 1,61 четверти на душу населения в 1850 году. Если из валового сбора исключить необходимое количество зерна для собственного пропитания жителей (из расчета 2 четверти на человека в год), то получится что в 1680 году губерния имела солидный резерв товарного хлеба в 66,6 тысяч четвертей. Однако уже в 1790 году губернии стало не хватать 205 тысяч четвертей зерна для собственного пропитания, а

1 Указ. соч. С. 131.

2 Колесников П.А. Динамика посевов и урожаев на землях Вологодской губернии XVII -XIX веков // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1964 год. Кишинев, 1966. С. 240-249. к 1850 году дефицит составлял уже 339 тысяч четвертей зерна. В итоге автор делает вывод, что «после XVII века зерновой баланс был отрицательным, товарного хлеба губерния за свои пределы не могла давать»1. Однако, как мы помним, в это время по Северной Двине к Архангельску плыли тысячи пудов товарного хлеба.

Н.А. Горская и JI.B. Милов а работе «Опыт сопоставления некоторых сторон агротехнического уровня земледелия центральной России начала л

XVII века - второй половины XVIII века» также фиксируют «малоземелье» русского крестьянина и объясняют его причины. Как и в предыдущих работах Л.В. Милова, крестьянское малоземелье объясняется не нехваткой земли, а нехваткой органических удобрений, что делало бессмысленным дальнейшее расширение запашки. Количество удобрений в свою очередь было ограничено количеством скота, которое можно было прокормить с имеющегося ограниченного количества лугов. В результате авторы делают вывод, что в таких условиях единственным способом увеличения продуктивности пашни было увеличение количества вспашек перед посевом до 3-4 (больше крестьянин был не в состоянии сделать физически за короткий период сельхозработ). «Увеличение массива пахотных земель при недостатке удобрений приводит к увеличению кратности обработки земли», - пишут авторы. Несмотря на то, что в работе речь идет, в основном, о Центральной России, в своем исследовании авторы опираются на материалы многочисленных вотчин Кирилло-Белозерского монастыря, расположенного на берегу Сиверского озера в 100 верстах от Вологды, то есть в пределах исследуемой нами территории Русского Севера.

1 Указ. соч. С. 248.

2 Горская Н.А., Милов Л.В. Опыт сопоставления некоторых сторон агротехнического уровня земледелия центральной России начала XVII века - второй половины XVIII века // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1964 год. Кишинев, 1966. С. 173193.

Интересную особенность сельхозпроизводства Русского Севера выявил И.Д. Ковальченко в работе «Русский крепостной крестьянин в первой половине XIX века»1. Проанализировав урожайность различных районов России, автор делает вывод, что в 1802-1860 гг. чистые сборы на душу населения на Севере были самыми низкими в стране - около 1,5 четвертей на душу (при норме потребления в 2 четверти). Для сравнения отметим, что во всех остальных регионах страны, (кроме северо-западного района, где на душу приходилось 1,59 четверти зерна), чистые сборы на душу населения везде превышали необходимые для пропитания 2 четверти. Однако, на фоне такой очевидной картины бедствия северного крестьянина оказалось, что урожайность в Северном районе одна из самых высоких в стране - в период 1802-1860 годов урожайность на Севере не опускалась ниже сам 3,4, а в урожайные годы была сам 3,5. Для сравнения - средняя урожайность по Европейской России в этот период составляла сам 3,1 - 3,2, и даже в самые урожайные годы не поднималась выше северного минимума в сам 3,4. Это явление выглядит тем более странно, что на Севере вегетационный период растений на месяц короче, а период стойлового содержания скота на месяц длиннее, соответственно, для содержания большого количества скота крестьянам не хватало кормов, поэтому с удобрениями на Севере также было достаточно напряженно. К сожалению, делая упор в основном на центральные районы России, И.Д. Ковальченко не объясняет это явление ни искусственным приуменьшением налогооблагаемой запашки, ни подсекой или другими неучтенными угодьями, ни плодородными аллювиальными или карбонатными почвами, которые действительно обеспечивали высокую урожайность в отдельных районах.

Еще одно исследование, вскрывающее проблему зернового дефицита северного крестьянина, представляет собой работа Л.С. Прокофьевой

1 Ковальченко ИД. Русское крепостное крестьянство в первой половине XIX века. М., 1967.

2 Указ. соч. С.83-86.

Хлебный бюджет крестьянского хозяйства в вотчине Кирилло-Белозерского монастыря в 30-е гг. XVIII века».1 Работа строится на анализе чрезвычайно интересного источника - «Книг пятинного збору» 1730 года по нескольким десяткам деревень Кирилло-Белозерского монастыря. Источник интересен тем, что фиксирует сбор каждого пятого снопа со всего высеянного крестьянами хлеба, а не только с арендуемой монастырской земли. В результате автор получает интересные цифры: даже при средней урожайности ржи в сам 6,1, валовой сбор крестьянского хозяйства (вместе с незначительным количеством овса, ячменя, и пшеницы) составляет 115,5 пудов, а потребление превышает 125 пудов. Среднее (минимальное) потребление зерна составляет 2 четверти на человека в год, или 3 четверти, включая зерно на корм скоту. Пытаясь дать этому явлению разумное объяснение, автор ссылается на мнение H.JI. Рубинштейна, который, отмечая потребление на Севере грибов, ягод и рыбы, снижал эту норму до 1,5-2 четвертей на человека в год, включая кормовое зерно для скота. Так как средний крестьянский двор в то время насчитывал 6 человек обоего пола, то, по мнению Л.С. Прокофьевой, на собственное употребление в крестьянском хозяйстве на Севере шло минимум 70 пудов зерна в год. По минимальным нормам потребления в 2 четверти зерна на человека семья должна была бы съедать 96 пудов зерна в год. Однако если из валового урожая вычесть семенной фонд и выплату оброка, то оказывается, что крестьянское хозяйство испытывает зерновой дефицит в 10 - 15 пудов даже при такой заниженной норме собственного потребления. Автор обнаруживает, что товарный хлеб имели лишь 2,6% хозяйств, 30% хозяйств только обеспечивали себя, а все остальные испытывали зерновой дефицит. Пытаясь объяснить это явление, автор высказывает предположение, что на

1 Прокофьева Л.С. Хлебный бюджет крестьянского хозяйства в вотчине Кирилло-Белозерского монастыря в 30-е гг. XVIII века // Вопросы аграрной истории. Вып. 1. Вологда, 1968. (Материалы научной конференции по истории сельского хозяйства и крестьянства Европейского Севера СССР). С. 345-355. выплату государственных повинностей, очевидно, шла рыба (при этом автор приводит упоминание П. Челищева о широко распространенной на Севере торговле рыбой по зимнику). Впрочем, автор не углубляется в исследование промыслов, и не делает вывода об их удельном весе в экономике крестьянского хозяйства, оставляя свою гипотезу и не доказанной, и не опровергнутой.

Непосредственно денежную составляющую экономики крестьянского хозяйства в работе «Бюджет крестьян Пошехонской вотчины П.М. Бестужева-Рюмина» исследует Т.И. Осьминский.1 Анализируя платежи опять же только владельческих, а не черносошных крестьян, автор рассчитывает денежные расходы оброчных и барщинных крестьян. В 1730 году платежи составляли 5,46 рубля для оброчных крестьян и 3,51 рубля для барщинных. Уже тогда, пишет автор, «многие не сводили концы с концами, а через 150 лет количество пашни уменьшилось вдвое, вдвое меньше стало и коров, а платежи возросли».

Примечательно, что исследование промысловых занятий северного крестьянства в исторической литературе подчас осуществляется без всякой привязки к нерешенным проблемам земледельческого хозяйства тех же крестьян. Пока одни исследователи анализируют причины северного малоземелья, другие подсчитывают прибыли крестьян от промыслов, однако, ни те, ни другие не могут исчерпывающе ответить на все стоящие перед ними вопросы, требующие более широкого комплексного подхода.

Примером такого узкого исследования промыслов северо-восточного района Вологодской губернии может служить работа А.И. Комиссаренко «Промысловые занятия и отход вятского крестьянства в первой половине

1 Осьминский Т.И. Бюджет крестьян Пошехонской вотчины П.М. Бестужева-Рюмина. (1731) // Вопросы аграрной истории. Вып. 1. Вологда, 1968. (Материалы научной конференции по истории сельского хозяйства и крестьянства Европейского Севера СССР). С.355-374.

ХУШ века».1 Анализируя найм подвод для вывоза товарного хлеба к Ношульской пристани по 80 таможенным книгам Хлыновской таможни за 1746 - 1751 год, автор отмечает, что с 1746 по 1749 года число транспортов увеличилось с 1295 до 1898 в год, соответственно, число нанятых крестьянских подвод выросло с 7670 до 11269. Заработки крестьян-извозчиков также выросли с 3463,89 рубля в 1746 году до 5076,04 рубля в 1749 году. По данным автора, кроме местных крестьян, - жителей Хлыновского уезда, - извозом подрабатывали и крестьяне из других уездов: Котельнического, Орловского, Слободского, Сольвычегодского, Устюжского. Делая выводы о тенденциях экономического развития региона, автор, к сожалению, не ставит перед собой задачу увязать подобное распространение промыслов в отдельно взятом Хлыновском уезде ни с минимальными показателями по пашне в уезде, ни с наличием значительного объема товарного хлеба.

Чрезвычайно интересные сведения о введении севооборота на подсеках приводит С.К. Жегалова в работе «Материалы по истории земледелия и земледельческой техники Европейского Севера XIX века».2 Ссылаясь на старожилов Устьянского района (юго-восток) Вологодской губернии, автор так описывает технологию: сначала рубили лес, на следующий год жгли и по золе засевали льном. Второй год - пар, третий год - сеяли рожь, 4-й год -овес, 5-й год - пар, 6-й год - опять овес, 7-й - пар, 8-й год - овес. После этого оставляли зарастать еще на 15-20 лет. У одной семьи могло быть несколько наследуемых участков. Для обработки подсеки применялась борона-суковатка, которая использовалась «как расческа, пока все корни как волосы не повылазят наружу». Ссылаясь на губернаторские отчеты, автор

1 Комиссарежо А.И. Промысловые занятия и отход вятского крестьянства в первой половине XVIII века //Вопросы аграрной истории. Вып. 1. Вологда, 1968. С. 388-396.

2 Жегалова С.К. Материалы по истории земледелия и земледельческой техники Европейского севера XIX века // Вопросы аграрной истории Европейского севера СССР. 1970. Вып. 3. С. 475-501. фиксирует на Севере огневую обработку земли для травосеяния. В 1785 году Архангельский губернатор, отвечая на анкетный вопрос о травосеянии, писал: «худую траву выжигаем и сеем сенную труху».1

П.А. Колесников продолжил свои исследования особенностей северного земледелия в работе «Некоторые вопросы аграрных отношений на Европейском Севере в период позднего феодализма». Отталкиваясь от уровня земельной обеспеченности, Колесников пытается дать объяснение зерновому дефициту, углубляясь в детальный анализ хозяйства крестьян Тотемского уезда. На примере Вологодской губернии автор уже фиксировал отрицательную динамику по земельной обеспеченности и по чистому сбору на душу населения. По его данным, в ХУП веке - чистый сбор в губернии составлял 2,5 четверти на душу, в 90-е гг. XVIII века - 1,64 четверти, в 1850 г. - 1,61 четверти на душу. Анализ же показателей земледельческого Тотемского уезда, взятого автором отдельно от губернии, демонстрирует еще более выраженную динамику: 20-е гг. XVII века - 3,5 четверти зерна на душу, 70-е гг. XVII века - 3,0 четверти, 90-е гг XVIII века - 2,1 четверти, 1883 год - 1,34 четверти зерна на душу населения. Отметим, что в Холмогорском уезде Архангельской губернии чистый сбор на душу населения в 1785 году составлял 1 четверть на душу, а в 1887 - 0,5 четверти при необходимом минимуме на собственное пропитание - 2 четверти на человека в год. К сожалению, материалы по Тотемскому уезду автор использует для того, чтобы еще раз подтвердить те выводы, которые он уже сделал в предыдущей работе: с XVII века в Вологодской губернии наблюдается устойчивая тенденция снижения обеспеченности зерном наряду со снижением показателей по пашне на душу населения по всей

1 Указ. соч. С. 475.

2 Колесников П.А. Некоторые вопросы аграрных отношений на Европейском Севере в период позднего феодализма // Аграрная история Европейского Севера СССР. Вологда, 1970. С. 64-100. губернии. Причины и саму возможность существования этого явления автор опять же не объясняет.

Ближе всего к решению стоящих перед нами задач подошел A.JI. Шапиро в работе «Расчет доходов и потребления крестьянского хозяйства. Метод моделирования»1. Признавая, что регулярных сельскохозяйственных угодий северному крестьянину не хватает не только для ведения продуктивного хозяйства, но и просто для выживания, A.JI. Шапиро обратил свой исследовательский взгляд в сторону окружающего земледельцев леса. Автор приводит высказывание Марка Блока об огромной роли леса в жизни средневековой французской деревни, отмечая, что «Лес и в России XV -XVI века давал строительный материал для жилья и хозяйственных построек, топливо, лучину, лапти. Из дерева изготовляли сохи и другие орудия производства. В лесу охотились на пушного зверя. Из леса приносили грибы, ягоды, дикие плоды и мед, а в расставленные силки попадалась дичь. Кроме того, лес давал значительные кормовые ресурсы. Учтенные писцами сенные угодья были невелики. Но крестьяне пользовались «лешими» покосами. Мы уже не говорим о пастбищах». Значительную роль в продовольственном бюджете крестьянского хозяйства А.Л. Шапиро отводил подсеке. В статье «Размер земельных наделов» автор пишет: «Подсечное земледелие прочно держалось в новгородских пятинах в XV-XVI веках, несмотря на утверждение феодальных отношений. В сочетании с паровой зерновой системой, подсечное земледелие было экономически необходимо в лесной полосе. При недостатке навоза без «леших» полян во многих районах просто невозможно было обойтись».3

1 Шапиро А.Л. Расчет доходов и потребления крестьянскою хозяйства. Метод моделирования // Аграрная история северо-запада России конца XV - начала XVI века. М„ 1971. С.46-56.

2 Указ. соч. С. 46-47.

Шапиро А.Л. Размер земельных наделов // Аграрная история северо-запада России конца XV - начала XVI века. Под ред. А.Л.Шапиро. М., 1971. С.348.

Исследуя продовольственный бюджет крестьян трех Новгородских пятин, автор обнаруживает дефицит хлеба в 445100 пудов на сумму 2680 рублей даже при урожае на уровне сам-4. Компенсировался этот дефицит, по его мнению, именно за счет подсеки. На подсеках в Новгородской губернии автор фиксирует залежно-паровую систему земледелия с циклом примерно в 10 лет.

Касаясь природного пищевого резерва, автор пишет, что «рыбы в XV -XVI веке было много, и она отличалась большим разнообразием». Однако автор почему-то отказал охоте и рыболовству в «праве» на значительную роль и широкое распространение на Севере после XV века: «Как и охота, рыболовство отошло на второстепенное место в хозяйственной жизни русской деревни задолго до XV века, но оно, несомненно, давало крестьянину средства пропитания, а кое-где рыба шла на продажу». Сделав такой вывод, автор, однако, отмечает, что «обсчитать все эти статьи дохода, как и доходы от ткачества и другой промышленной деятельности, извоза, работы на переволоках и др. не представляется возможным».1 При этом автор признает, что корректный расчет доходов и потребления крестьянского хозяйства на Севере немыслим без учета потребления пищевых ресурсов из дикой природы.

Интересные проблемы земледелия Русского Севера подняты в работе И.Д. Ковальченко и JI.B. Милова «Всероссийский аграрный рынок XVIII -начала XX века». Работа в целом посвящена выявлению единого процесса складывания Всероссийского рынка на основе анализа количественными методами движения хлебных цен за 1744 - 1855 гг, их нивелировки, снижения вариации и роста корреляции. Однако, говоря об итогах развития

1 Шапиро A.JI. Расчет доходов и потребления крестьянского хозяйства. Метод моделирования // Аграрная история северо-запада России конца XV - начала XVI века. Под ред. А.Л.Шапиро. М., 1971. С. 47.

2 Ковальченко И.Д., Милое JI.B. Всероссийский аграрный рынок XVIII - начала XX века. М„ 1974. аграрно-товарного рынка в XVIII - XIX веках, в шестой главе авторы предлагают интересную интерпретацию хозяйственного районирования Европейского Севера: «Поморье в XVII веке видимо составляло особый регион с опорой на сравнительно хлебородный район Великого Устюга»1. В подтверждение этого тезиса авторы приводят цифры из работы С.М. л

Троицкого «Устюжский хлебный рынок в первой четверти XVIII века» , по данным которого «в 1725 году на архангельском хлебном рынке было 68% устюжского хлеба». Однако сам С.М. Троицкий объясняет это явление тем, что Устюг был крупным оптово-распределительным центром, где зерно скупалось посредниками и шло в Архангельск. Многие посредники были крестьянами, и в Архангельске учитывались как крестьяне, хотя привозили значительные партии зерна.3 Авторы в какой-то степени признают это, так как в отдельные годы значительные партии хлеба шли в Архангельск не из Устюга, а из северо-восточных районов: - в 1719 году была зафиксирована партия зерна из Вятки и Хлынова в 3 тысячи четвертей (37% рынка).

Вывоз зерна из района Вологды был значительно меньше (5,8%), хотя его доставка в Архангельск была значительно дешевле. При этом авторы отмечают «гипертрофию помещичьей запашки в Вологодском уезде, обусловленную плодородием в сочетании с удобством отправки».4 Пытаясь объяснить величину товарных партий зерна, отправляемых из Архангельска за границу, (до 1764 года вывоз составлял 250 - 290 тысяч четвертей в год, затем был ограничен на уровне 200 тысяч четвертей)5, авторы высказывают

1 Указ. соч. С.212.

2 Троицкий СМ. Устюжский хлебный рынок в первой четверти XVIII века // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1966 г. Таллин, 1971. С. 183.

3 Указ. соч. С. 183.

4 Ковалъчепко И.Д., Милое JI.B. Всероссийский аграрный рынок XVIII - начала XX века. М., 1974. С.215.

3 Приводя эти цифры, авторы ссылаются на работу М.Д. Чулкова Историческое описание российской коммерции при всех портах и границах. Т. VI, кн.1. СПб., 1786. предположение, что отправка зерна была нерегулярной, и подобные партии зерна копились несколько лет.

В 1976 году очередное исследование по аграрной истории Русского Севера опубликовал П.А. Колесников. В работе «Северная деревня в XV -первой половине XIX века»1 автор также обнаруживает и пытается объяснить значительные объемы товарного хлеба, отправляемые к Архангельску в 1725 г. из уездов Центрального Поморья. Автор также ссылается на цифры зерновых поставок к Архангельску, приведенные в работе С.М. Троицкого «Архангельский хлебный рынок в первой четверти л

XVIII века». По данным Троицкого, в 1725 году из Вологодского, Тотемского, Устюгского, Сольвчегодского, Важского уездов и Устьянских волостей было доставлено 9343,5 четвертей зерна и муки (75 тыс. пудов).

В подтверждение необъяснимо крупных товарных партий зерна в регионе, Колесников приводит данные таможенных книг на участках Вологда-Сольвычегодск и Вологда-Архангельск. По данным источников, в XVII веке по этим маршрутам ежегодно следовало по 10-15 тысяч подвод с грузом, исключая пассажирские перевозки. В 1720-30 гг. движение работных людей и бурлаков (ярыжных) между Вологдой и Устюгом составляло около 10 тысяч человек3.

Пытаясь объяснить появление на Севере крупных партий товарного зерна, в условиях дефицита пашни даже для собственного прокормления, П.А. Колесников также вспоминает о подсеке, - «Против очевидного факта существования подсеки на Севере до самой коллективизации возражать нельзя, - это так и было».4 П.А. Колесников признает, что «заброшенные

1 Колесников П.А. Северная деревня в XV - первой половине XIX века. Вологда, 1976.

2 Троицкий СМ. Архангельский хлебный рынок в первой четверти XVIII века // Труды МГИАИ. T.IX. М., 1957. С. 177-192

3 Колесников П.А. Северная деревня в XV - первой половине XIX века. Вологда, 1976. С.53.

4 Указ. соч. С. 190. участки иногда вновь вводили в оборот через 20-50 лет», однако, полемизируя с JI.B. Миловым, автор утверждает, что «перелога на Севере не существовало».1 В доказательство автор приводит свидетельства И.П. Щекотова, который утверждал, что «забрасывание под заросли новин, с которых снимают только по одному урожаю, было довольно обычным явлением, когда жители Севера вели полуоседлую жизнь».2

Не желая признавать наличие перелога, П.А. Колесников приводит мнение В.И. Семевского о том, что фактический надел крестьянина был меньше реального, так как крестьянам отмежевывали все неудобные земли.3 Применить это объяснение к Северу, по мнению автора, позволяет тот факт, что в 1628-30 годах черносошного крестьянства в Вологодском уезде не было вовсе (80% помещичьи, 20% монастырские). Правда, чем обусловлено северное малоземелье в сугубо черносошных районах, где вся земля была в распоряжении крестьян, исследователь не объясняет.

Вспомнив также расчеты П.Н. Третьякова о чрезвычайной трудоемкости подсеки (100 - 125 человеко/дней), автор делает вывод о том, что «в Яренском, Усольском, Олонецком и др. уездах в XVII - XIX веке подсека становилась не только важным, но прямо-таки необходимым средством расширения пашни, о чем свидетельствуют и источники XIX века».4

Исследование северного подсечного земледелия, а также лесного перелога, позволило автору объяснить формирование некоторых социальных особенностей Севера, а также иначе взглянуть на историю Древней Руси. По мнению П.А. Колесникова, именно отсутствие удобрений

1 Указ. соч. С. 173.

2 Щекотов И.П. Лесопольная система хозяйства // Сельское хозяйство и лесоводство №11 за 1884 год. С. 184.

3 Семевский В.И. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II. Т.2. СПб., 1901.

4 Колесников П.А. Северная деревня в XV - первой половине XIX века. Вологда, 1976. С. 190. и бедность почв заставляли крестьян придерживаться подобной полукочевой системы земледелия, объясняющей и то пресловутое «бродяжничество» крестьян, о котором писал С.М. Соловьев: «Народонаселение движется. От такой расходчивости, расплывчатости, привычке уходить при первом неудобстве происходила полуоседлость, отсутствие привязанности к одному месту.».1 В доказательство этой мысли П.А. Колесников приводит свидетельства авторов второй половины XIX века, - уже упоминавшегося И.П. Щекотова и П.П. Чубинского: «Некоторые пермяки сменяют места поселения по два и по три раза в продолжении жизни, другие же, из-за страсти к переходам сменяют их до 8 и 10. Поселившись в одном месте и собрав хлеб два-три раза, при первой неудачной жатве пермяк уже приискивает новое место и селится там».2

Примером еще одного исследования, в котором автор обнаруживает, но не объясняет эффект северного малоземелья, может служить работа Е.Н. Баклановой (Швейковской) «Крестьянский двор и община на Русском Севере: конец XVII - начало XVIII века».3 Правда, основной упор автор делает на демографические показатели и рассматривает исключительно хозяйство владельческих крестьян (помещичьих и монастырских), оставляя черносошное крестьянство за рамками исследования. Не слишком углубляется исследователь и в проблему земельной обеспеченности, предлагая довольно широкий разброс далее для средних показателей: «Сопоставление убеждает, что размеры пашни в 2-4-6 десятин в 3-х полях были наиболее типичными для северных районов, находящихся в одних климатических и агрикультурных условиях».4

1 Соловьев СМ. История России с древнейших времен. М., 1960. Кн И. С. 648.

2 Чубинский П.П. О состоянии хлебной торговли в Северном районе. СПб., 1870. С. 55.

3 Бакланова Е.Н. Крестьянский двор и община на Русском Севере: конец XVII - начало XVIII века. М., 1976.

4 Указ соч. С.61

В работе «Государство и крестьяне России. Поморье в XVII веке»1 Е.Н. Швейковская вплотную подходит к увязке особенностей социально-экономического развития Поморья с природно-климатическими условиями региона, однако не делает последнего шага. В главе «Аграрный пейзаж и земледельческое освоение края» автор дает развернутую географическую характеристику региона, описывает климат, почвы, торговые пути и даже перечисляет неурожаи. Однако, поставив перед собой задачу изучения взаимоотношений государственных крестьян и государства, а также земельных отношений между самими крестьянами, автор отводит географическому материалу лишь второстепенную роль одного из элементов характеристики исследуемой территории. Подобная позиция приводит к тому, что автор не замечает даже очевидной взаимосвязи между суровыми природными условиями и наличием на данной территории черносошного крестьянства. Отсутствие крепостного права на Севере автор объясняет не нерентабельностью здесь регулярного земледелия, а отдаленностью от центра закрепощения и соответственно отсталостью региона: «Протекавший в эти столетия процесс поглощения черных земель частиофеодальными владениями (вотчиной, а затем поместьем) постепенно вытеснял черносошное землевладение на периферию от Москвы».

Отмечая существование на Севере подсеки, автор оценивает её значение осторожно: «В XV - XVII веке подсеки, во-первых, сопутствовали становлению деревень, превращаясь в постоянную пашню, во-вторых, их не всегда забрасывали после посева, а либо продолжали чистить для покоса, либо оставляли как «поляны», пригодные и для посева. Существуя как элемент северной агрикультуры на протяжении всего рассматриваемого времени, подсека как система земледелия дополняла парозерновую и совмещалась с ней. Она не имела на Севере самодовлеющего значения, что

1 Швейковская Е.Н. Государство и крестьяне России. Поморье в XVII веке. М., 1997.

2 Указ. соч. С.5. уже видно из документов XV-XVI вв., и служила средством для постепенного расширения и увеличения пахотных угодий».1

Проблему прямой зависимости используемых систем земледелия от географических условий Севера поднял Ю.С. Васильев в статье «Использование природных богатств и их охрана на Севере России в XVI Л

XVII веке» . По мнению автора: «Специфика природно-климатических условий Севера порождала разнообразие систем земледелия. Наряду с трехпольем в Поморье широко бытовали пестрополье, двуполье, перелог, а в ряде уездов - подсека. . Это было возможно при наличии резервных и переложных земель, которые по мере необходимости включались в трехпольную систему, заменяя собой истощенные участки и давая возможность восстановить плодородие последних. В силу слабого плодородия почв и недостатка удобрений перелог на Севере был просто необходим. . Так как плодородные участки земли на Севере, как правило, были невелики, приходилось пользоваться несколькими участками. К тому же наиболее плодородные из них делились между соседями по деревне или даже соседями двух - трех и более деревень».3

Другими словами, автор вскрывает весь комплекс стоящих перед нами проблем: географическая среда вызывает адекватную хозяйственную деятельность - в данном случае - «разнообразие систем земледелия», что в свою очередь вызывает изменения в социальной сфере - видоизменяет общину. (На севере фиксируется наличие «сложной общины», включающей в себя несколько десятков селений, отмечается большое разнообразие правил перераспределения земли и т.п.). К сожалению, автор не вдается в

1 Указ. соч. С. 39.

2 Васильев Ю.С. Использование природных богатств и их охрана на Севере России в XVI

- XVII в. // Общество и природа. М„ 1981. С. 191-196.

3 Васильев Ю.С. Использование природных богатств и их охрана на Севере России в XVI

- XVII в. // Общество и природа. М., 1981. С. 191-192. микроэкономические аспекты крестьянского хозяйства и ограничивается лишь самыми общими выводами.

Еще более широкий взгляд на зависимость исторического процесса от природно-климатических факторов продемонстрировал А.В. Дулов в работе «Географическая среда и история России. Конец XV - середина XIX вв».1 Непосредственно Русского Севера эта работа не касается, однако автор ставит многие вопросы, на которые мы пытаемся ответить в своем исследовании. Анализируя историю России на протяжении длительного периода, автор пытается увязать основные особенности социально-экономического развития с влиянием природно-климатических факторов. Рассматриваются в работе и социальные аспекты природопользования, отмечается даже возможность использования природных условий в военных целях, в том числе как средства нападения. Автор анализирует урожаи зерновых по зонам, отмечая их зависимость от климата. Рассматривая охоту и рыболовство, автор уделяет внимание только промышленным их видам (пушнина и ценная рыба). К сожалению, выводы автора о влияние климата на особенности сельского хозяйства также давно являются общим местом, -автор анализирует воздействие географической среды на распространение барщины и оброка, на величину крестьянских повинностей, на время перехода и барщинных работ, отмечает сезонный характер крестьянских движений. Главный вывод автора заключается в том, что «естественно-географические особенности России оказали влияние на все сферы её экономики - сельское хозяйство, промышленность, торговлю, формы общественного разделения труда, развитие социальных отношений, а также сказались на темпах закрепощения крестьян». Таким образом, признавая влияние географической среды на историческое развитие России, на её материальную и духовную культуру и социальные отношения, автор ставит больше вопросов, чем дает ответов.

1 Дулов А.В. Географическая среда и история России. Конец XV - середина XIX в. М., 1983.

Зависимость социально-экономического развития Русского Севера от географических факторов отметил и А.И. Копанев в труде «Крестьяне Русского Севера в XVII веке».1 Участвуя в полемике о времени зарождения буржуазных отношений, автор делает ставку на изучение экономического и правового положения северного крестьянства, - в первую очередь черносошных крестьян как лично свободных собственников средства производства - земли.

Анализируя крестьянское землевладение, социальное расслоение и правовое положение крестьянства, автор обнаруживает, что в северной деревне уже в XVI веке отмечаются «предбуржуазные» явления. Социально-экономические особенности Севера привели к тому, что «XVII век, век оформления крепостничества, на Севере вылился лишь в ограничение в пользовании землями».

Исследуя социальное расслоение деревни, налоги и повинности, автор фиксирует формирование особых социальных институтов на базе волости. По его мнению, Земская реформа XVI века на полтора столетия определила мирское самоуправление Севера с опорой на волости.

В заключении автор подчеркивает, что северный крестьянин остался незакрепощенным в век становления государственной системы крепостного права. Нормы Уложения 1649 г. не осуществлялись. Мобилизация крестьянских земель в XVII веке на Севере привела лишь к образованию значительного слоя безземельных крестьян, которые трудились по найму или исполу (половники), то есть демонстрировали капиталистические формы эксплуатации в сельском хозяйстве.

Некоторую интересную информацию по теме нашей работы может дать сводное издание «История северного крестьянства». Издание носит справочный характер, информация дается сжато, бегло, и без ссылок на источники. Тем не менее, авторы сборника также столкнулись с эффектом

1 Копанев А.И. Крестьяне Русского Севера в XVII веке. Л., 1984.

2 История северного крестьянства. Архангельск. 1984. Т.1 северного малоземелья и зерновым дефицитом. В первом томе приводятся цифры по обеспеченности хлебом на душу населения. При необходимом минимуме на собственное пропитание в две четверти на человека в год, чистые сборы хлебов на душу населения в 1850 гг. составляли в Архангельской губернии - 0,29-0,9 четвертей, в Вологодской - 0,62-1,89 четвертей, в Олонецкой 1,5-1,9 четвертей. К сожалению, формат сборника не позволил авторам остановиться на объяснении этого явления.

Ближе всех к ответу на поставленные нами вопросы подошел П.П. Котов. В своей работе «Хозяйство удельных крестьян Севера в середине XIX века»1 автор на основании данных по налогообложению делает уже хорошо известный нам вывод о том, что «тяглые земли не обеспечивали прожиточного минимума крестьян северной удельной деревни». Как и A.JI. Шапиро, П.П. Котов ищет источники компенсации зернового дефицита с регулярных пашен в окружающем северного земледельца лесу. «Большую роль играл лес, который был органично втянут в хозяйственный оборот. Лесные пространства издавна эксплуатировались удельными крестьянами севера довольно свободно, хотя лес считался собственностью казны».2 Однако если А.Л. Шапиро основную роль отводил подсеке и собирательству, то автор данной работы видел в лесе источник для расчистки новых постоянных пашен. В подтверждение своего тезиса автор приводит данные по использованию крестьянами так называемых «билетных» земель. «Пытаясь упорядочить систему лесных расчисток, правительство по указам 1820-1821 гг. разрешило населению Севера разработку казенного леса под пашню и сенокос по билетам (в определенных чиновниками местах). Этими билетными землями крестьяне бесплатно пользовались в течение 40 лет. Затем угодья передавались во владение всей волости и включались в передел. К моменту проведения

1 Котов П.П. Хозяйство удельных крестьян Севера в середине XIX века // Хозяйство северного крестьянства в XVII - начале XX веков. Сыктывкар, 1987. С. 21-29.

2 Указ. соч. С.22. реформы в удельной деревне Архангельской губернии было 4802 десятин «билетной» земли». Тем не менее, ответить на все поставленные вопросы автору все же не удается, так как по его собственному признанию, в Вологодской губернии билетных земель не было вовсе.

Та же проблема дефицита продовольственного бюджета северного крестьянина поднимается в исследовании В.В. Шаньгиной «Общинное землепользование в бывшей государственной деревне Коми края в предреформенные годы XIX века».1 По данным автора, в Устьсысольском уезде Вологодской губернии на ревизскую душу приходилось 15,6 десятин земли, однако, пашни на душу было всего 0,6 десятины, а сенокосов - 0,9 десятины. В Яренском уезде пашни на душу было 0,8 десятины, сенокоса 2 десятины. В Печорском уезде пашни было всего 0,4 десятины на душу, сенокосов 2,1 десятины. В итоге, по расчетам автора, при норме в 18 пудов зерна на человека в год, на одного едока приходилось около 6 пудов хлеба. В неурожайные годы еще меньше, а неурожаи, по оптимистическим прикидкам автора, случались раз в 5-6 лет. (Источники при описании урожайности на северо-востоке менее оптимистичны: неурожаи отмечаются в диапазоне от «через год на третий» до «редкий год не померзнет»). Автор отмечает, что чистый сбор зерновых с общинных наделов на наличную душу был самым низким в Печорском уезде. В 1886 году, который отмечен как урожайный, чистый сбор на душу составил всего 3 пуда 20 фунтов. Таким образом, делает вывод автор, «от обработки надельной пашни крестьяне края получали от 13 до 30 % годовой нормы продовольственного хлеба».2 Пытаясь проанализировать это явление, исследователь отмечает, что «нехватка сена приводила к недостатку скота, который не обеспечивал

1 Шаньгипа В.В. Общинное землепользование в бывшей государственной деревне Коми края в предреформенные годы XIX века // Хозяйство северного крестьянства в XVII -начале XX веков. Сыктывкар, 1987. С.29-37.

2 Указ. соч. С.31. удобрения и 50% пашни».1 Однако, автор никак не объясняет, за счет чего в итоге обеспечивались минимальные жизненные потребности крестьянского населения Севера, а также закрывает глаза на тот факт, что товарное производство хлеба в этом районе все же имело место.

А.М. Шабанова в своей работе «Землепользование в Обонежской пятине»2 не только выявила, но и попыталась дать научное объяснение феномену северного малоземелья. Автор приводит свидетельства источников о том, что после Смуты в начале XVII века в Обонежской пятине на двор приходилось по 0,68 - 0,74 четверти земли в одном поле. Сделав уже известный нам и далеко не новый вывод, что прокормиться с такого количества пашни крестьяне не могли, автор приступает к поиску источников компенсации зернового дефицита с регулярной пашни.

Вслед за А.Л. Шапиро автор обращает свой исследовательский взор к окружающему земледельцев лесу, однако, не сомневаясь в том, что в пищу крестьянин может употреблять только хлеб, автор делает вывод, что выживали крестьяне исключительно за счет хлебных подсек, а также пытается выявить удельный вес подсеки в крестьянском хозяйстве и её соотношение с регулярной пашней. «Значительную часть вненадельных земель составляли подсечные пашни на полянах, нивах и росчистях». Бытование подсеки на Севере страны отмечается многими исследователями. Однако, вопрос о величине подсечных участков, соотношении полевой и подсечной земли изучен недостаточно»3.

Объяснить загадку северного малоземелья самым примитивным уходом северных землепашцев от налогообложения попытался А.И. Копанев в

1 Указ. соч. С.32.

2 Шабанова AM. Землепользование в Обонежской пятине // Аграрная история северо-запада России XVII века. Л., 1989. С.130-140.

3 Указ. соч. С. 136. работе «Землепользование крестьян в Поморье».1 Автор исследует Двинский уезд и обнаруживает, что с середины XVI века до начала XVIII обеспеченность крестьян землей падает с 4 до 3 - 3,5 десятин в трех полях на двор (6 человек обоего пола). Для уездов Поморья в 1620 году, пишет автор, разброс обеспеченностью землей составлял от 1,4 до 5,8 десятин в 3-х полях на двор. По мнению автора, это свидетельствует о том что «на Севере просто лучше уходили от налогообложения, записывая в удел ничтожное количество пашни».2

Еще одним фактором, обусловившим феномен северного «малоземелья», по мнению автора, стала широко используемая на Севере практика «присвоения крестьянами оброчных земель, несмотря на л правительственные запреты». По мнению автора, земли эти за крестьянами не числились, налоги с них не платились, однако реально они находились в хозяйственном обороте. Однако подобная наивность правительственных чиновников кажется нам маловероятной.

Пытаясь объяснить феномен северного малоземелья объективными неточностями учета земельных угодий, А.И. Копанев, тем не менее, не подвергает сомнению тот факт, что для компенсации зернового дефицита с регулярных пашен на северо-востоке широко использовалась подсека.

Огромное значение для нашего исследования имеют выводы, сделанные JI.B. Миловым в работе «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса».4 В монографии автор не только вскрывает глобальную зависимость хозяйственного уклада крестьянина от условий географической среды, но и анализирует компенсационные механизмы,

1 Копанев А.И., Кох О.Б. Землепользование крестьян в Поморье // Аграрная история северо-запада России XVII века. JI., 1989. С. 160-170.

2 Указ. соч. С. 162.

3 Указ. соч. С. 162.

4 Милов JI.B. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 1998. которые использовали крестьяне в неблагоприятных для земледелия климатических зонах. В главе «Голодный хлеб» автор впервые поднимает проблему потребления природного пищевого резерва жителями зоны рискованного земледелия. Однако, анализируя в основном центральные земледельческие районы России, автор не отметил того значения, которое приобрела подобная практика в северном промысловом районе.

Наконец, одним из последних исследований по проблематике Русского Севера стал подготовленный этнографами сборник «Русский Север: этническая история и народная культура. XII - XX века».1 Издание содержит развернутую историографию, а также большое количество интересных свидетельств как о земледельческой, так и промысловой деятельности северных крестьян. Однако этнографический аспект исследования заставляет авторов сосредотачиваться скорее на приемах и формах хозяйственной деятельности, нежели на их удельном весе и роли в экономике крестьянского хозяйства в определенный исторический период. Рассматривая различные способы ловли рыбы с X века, авторы придают рыболовству серьезное значение как пищевому ресурсу только в период до ХП1 века. «С XIV века «артели рыболовов, называвшиеся по неводам тагасами, продавали улов скупщикам, а сами редко выходили на рынок».2 Ту же ошибку совершают авторы и при анализе охоты. Авторы рассматривают только промысловую охоту, направленную на добычу пушнины.

Подводя итоги раздела историографии, можно сделать вывод, что проблема северного малоземелья неоднократно ставилась в исторической науке, однако до сих пор не получила исчерпывающего объяснения. Делая вывод о том, что количество зерна с регулярной пашни не обеспечивало даже минимальных потребностей жителей Севера, многие исследователи в поисках источников компенсации продовольственного дефицита обращали свои взоры на обширные леса, окружающие северных земледельцев, видя в

1 Русский Север: этническая история и народная культура. М., 2001. 848 с.

2 Указ. соч. С. 173. них, прежде всего, источник недостающего земледельцам зерна. Однако попытка объяснить мизерность регулярной пашни неучтенной подсекой чаще всего оказывалась несостоятельной по той самой причине, что сведений о подсеке в источниках сохранилось чрезвычайно мало. Проблему употребления в пищу дикорастущих растений и различных хлебных заменителей поднимает лишь JI.B. Милов1, однако подобные факты, по его мнению, служат скорее доказательством низкой продуктивности зернового хозяйства, нежели свидетельством особых полуземледельческих его форм.

Таким образом, на данном этапе развития исторической науки мы не имеем не только глубокого анализа, но даже примерной характеристики особых форм полуземледельческого хозяйства северного черносошного крестьянина на уровне микроистории. Недостаточно изучено и влияние природно-климатических факторов как на формирование особенностей северного крестьянского хозяйства, так и на следующую за ним трансформацию социальных институтов.

1 Милое JI.B. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 1998.

ХАРАКТЕРИСТИКА ИСТОЧНИКОВ

В работе использован широкий круг исторических источников, начиная от различных экономико-географических и статистических описаний и заканчивая путевыми записками и материалами этнографических экспедиций. Такой набор во многом обусловлен композицией основной части работы, которая заключается в поэтапном переходе от анализа общих объектов к частным, от исследования губернии к рассмотрению волости. Расширять круг источников, а также хронологические рамки привлекаемых материалов нас заставляет и скудость исторических источников по данному периоду. Однако, благодаря феноменальной архаике Русского Севера, недостаток источников XVIII века отчасти компенсируется возможностью широкого использования ретроспективного метода с использованием более поздних материалов.

Основная часть работы построена на материалах, которые дают различные экономико-географические и статистические описания. Сразу оговоримся, что подобные описания, являющиеся особым типом исторического источника,1 присутствуют и в делопроизводственной документации, и в периодической печати, что заставляет нас отказаться от классификации этих источников по формальным признакам.

Характеристику экономико-географических описаний, безусловно, следует начать с Экономических примечаний к Генеральному межеванию. К сожалению, даже такой уникальный источник не позволяет ответить на все вопросы, поставленные в работе. Экономические примечания фиксируют в первую очередь сельскохозяйственные угодья и поэтому не дают полной картины состояния экономики в таком промысловом регионе как Русский Север. Крупицы интересующей нас информации по особенностям хозяйства и неземледельческим промыслам из Экономических

1 Источниковедение Истории СССР. Под ред. И.Д. Ковальченко. М., 1981, С. 182. примечаний можно извлечь лишь при помощи количественных методов и других специальных методик. Однако, эта особенность, обусловленная спецификой стоящих перед нами задач, не умаляет ценности данного источника для проведения сравнительного анализа разных районов Вологодской губернии.

На Русском Севере Генеральное межевание проводилось в конце 1790-х годов. По Вологодской губернии сохранились как краткие, так и полные Экономические примечания, они находятся в РГАДА, ф.1355. Наиболее общие сведения по населению и количеству угодий в уездах Вологодской губернии содержится в Краткой табели итогов межевания на 1796 год.1 Однако, более детальную информацию, представляющую для нас наибольший интерес, можно извлечь лишь из полного текста Примечаний. Для выявления скрытой информации необходимо остановиться на анализе графы «Экономические примечания», содержащей не цифры, а словесное описание каждой земельной дачи по определенной схеме, с использованием одних и тех же литературных штампов. Порядок описания угодий в «примечаниях» повторяется: сначала идет описание географического положения угодья, указываются реки и «речки» с перечислением видов рыбы (практически везде используется штамп: «кои ловятся обывателями для домашнего обихода»), при характеристике пашни описывается характер грунта («серопещаной») и что из хлебов родится (рожь, ячмень, овес). При наличии леса перечисляются породы деревьев, звери и птицы. При анализе документа следует иметь в виду, что для авторов «Примечаний» рыбные ловли были частью характеристики угодья и встречаются практически во всех дачах, даже незаселенных: «рыба ловится обывателями близлежащих селений.», а охота относится к разряду промыслов и прописывается только в некоторых заселенных дачах при перечислении промыслов. Промыслом же

1 РГАДА, ф. 1355, оп.1, д.З, лл. 1-2. охота становится лишь в том случае, если охотники получают за добытую дичь деньги, а не употребляют её в пищу в своем хозяйстве: «жители помимо хлебопашества бьют вышеперечисленных зверей и птиц коих продают разного звания людям в разную цену». Или, например, «жители промышляют хлебопашеством, в зимнее и осеннее время ходят за звериною и птичьею охотою, женщины сверх полевых работ прядут лен и шерсть для собственного обихода и на продажу».

При недостатке места на странице писцы сокращали данные штампы. Применительно к рыбным ловлям вместо конкретного указания на рыболовство давалась лишь характеристика: «в реке ловится рыба (перечисление)», применительно к охоте - в характеристике лесных угодий перечислялись звери и птицы без упоминания об охоте как промысле в том случае, если крестьяне не имели возможности продавать добытую дичь и выручать за нее деньги. Эту закономерность доказывает и тот факт, что в подавляющем большинстве упоминаний об охоте в составе литературного штампа присутствует упоминание о месте продажи добытой дичи. В результате такого упрощенного подхода к крестьянским промыслам составители Примечаний нарисовали странную картину, в соответствии с которой охотой занимались лишь крестьяне селений, лежащих в непосредственной близости от торговых центров - уездных городов, а в глухих лесных деревнях при изобилии дичи охоты, как бы, не было вовсе. Особенно важно учитывать эту особенность источника применительно к центральным уездам (в данном случае Никольскому и Тотемскому), потому что в северо-восточных уездах за пушниной специально приезжают купцы, и охота как промысел там фиксируется везде. В центральных же уездах при отсутствии пушнины присутствует огромное количество такой дичи как рябчики, тетерева, утки и т.п., за которой специально никто не приедет, но которою охотник всегда может поставить на собственный стол, если не удалось продать. Группировка этих литературных штампов по тематике (касающейся, прежде всего, особенностей хозяйства) в сочетании с анализом количественных характеристик угодий дает статистический материал второго порядка, необходимый для раскрытия темы данной работы.

Применительно к северным землям особенностью данного источника является то, что в первую дачу каждой волости землемеры включали все черносошные селения волости с проставлением количества душ в каждой, а угодья прописывали внизу для всех селений вместе, что затрудняет группировку угодий по пользователям. В сугубо черносошных волостях в первую дачу могли входить несколько сот деревень, а остальные дачи представляли собой преимущественно казенные оброчные пожни, отхожие сенные покосы и казенный лес. Правда, в графе «Экономические примечания» указывается, как используются эти угодья, - тут писцы также используют определенные штампы: или «лежат впусте», или «обрабатывают такой-то волости крестьяне с платежем ежегодно в казну денег.». Имея всех черносошных крестьян волости в одной даче, для выведения средних показателей по волости необходимо провести определенную работу по выявлению принадлежности и группировке используемых угодий. Однако, несмотря на трудоемкость этого процесса, обработка Экономических примечаний и анализ средних показателей по волости позволяет выявить искомые признаки особых форм «полуземледельческого» крестьянского хозяйства. Кроме того, анализируя земельные угодья и промыслы на уровне волости и конкретной дачи, мы можем отследить специализацию отдельных районов и внести существенные коррективы в средние цифры, как по уездам, так и по губернии в целом.

Следующим крупным блоком источников, относящихся к тому же типу экономико-географических описаний, но носящих более локальных характер, являются Топографические и военно-статистические описания

Вологодской губернии. Эти документы во многом перекликаются с Экономическими примечаниями, подчас содержат прямые цитаты и ссылки на табели итогов межевания, однако, менее формализованы и напоминают подчас записки праздного путешественника. Наиболее ранним из использованных в работе является опубликованное в середине XIX века Топографическое описание Вологодского наместничества, составленное в 1784 году по предписанию Ярославского генерал-губернатора Алексея Петровича Мельгунова.1 Этот документ составлялся до Генерального межевания, и, вероятно, именно по этой причине он содержит чрезвычайно скудную информацию, поданную в виде ответов на некий перечень вопросов.

Топографическое описание Вологодского наместничества 1794 года2 во многом совпадает с «серебряковским», но представляет собой не вопросы и ответы, а сплошное повествование. Кроме того, документ во многом перекликается с Экономическими примечаниями, - в некоторых местах встречаются даже прямые ссылки на статистические материалы Генерального межевания. Однако основное внимание в документе все же уделено словесному описанию наместничества с указанием массы интересных подробностей, касающихся особенностей хозяйства. Начинается описание с определения географического положения: «Вологодское наместничество по обширности своей имеет пределы от 58,5 до 65 градуса северной широты, и от 56 до 76 градуса долготы; граничит к северу с Архангельским, к востоку с Тобольским и Пермским, к полудню с Вятским, Костромским и Ярославским, а к западу с Новгородским и Олонецким наместничествами».3 Порядок описания следующий: административное

1 Топографическое описание Вологодского наместничества, составленное в 1784 году. Доставлено С. Серебряковым // Временник московского общества истории и древностей Российских. 1857. Кн.25. С. 22-50.

2ЦВИА, ВУА, 18638, 18639

3 ЦВИА, ВУА, 18639. деление наместничества (области Вологодская и Великоустюжская), крупнейшие города, затем характеристика «местоположения» наместничества - «по большей части ровное с небольшими изредка холмами» и т.п.1 Также характеризуется лес, «лесные произрастания» и дикие животные, перечисляются «знатнейшие в сей губернии озера», далее идут реки с характеристикой берегов, перечисляются виды рыбы в реках. Далее следует характеристика климата, которая разочаровывает своей лаконичностью: «Климат по обширности сего наместничества различен: и хотя в Вологодской области не весьма тёплой, но, чем далее к северу, тем холоднее».2 Интерес представляют данные по урожайности в разных уездах, к сожалению приблизительные и неполные. В характеристике населения, кроме россиян, отмечены зыряне и самояды. Приводятся данные по количеству земель и леса с ссылкой на Генеральное межевание, перечисляются почтовые дороги. Далее описание идет от центра (Вологды) к окраинам по схеме: уездный город (история, количество домов, в т.ч. каменных, заводов, жителей, торговля), уезд (границы, селения, xapaicrep грунта, урожайность, наличие леса, население, его занятия). Форма не всегда соблюдается, есть пропуски. В качестве статистических приложений присутствуют таблицы населения и земли (по наместничеству в целом, но без восьми не обмежеванных округов). К сожалению, Топографическое описание не даёт никаких других статистических показателей, кроме переписанных из Итоговой табели Генерального межевания. Однако этот недостаток компенсируется массой ценного этнографического материала.

Информативная скудость источников XVIII века дополняется более подробными статистическими и описательными материалами XIX века, что заставляет обратиться к применению ретроспективного метода для

1 ЦВИА, ВУА, 18638, Л. 4.

2 ЦВИА, ВУА, 18638, Л. 11-12. воссоздания общей картины экономического положения губернии в XVIII -начале XIX века. Из источников XIX века нами, прежде всего, использовано Военно-статистическое описание Вологодской губернии 1850 г1. Включая в себя материалы Генерального межевания, губернаторских отчетов и большое количество другой информации, источники которой не указаны, автор описания огромное внимание уделил подробному описанию быта, хозяйства и нравов населения.

Что касается плана Военно-статистического обозрения, то оно делится на две неравные части, меньшая из которых посвящена непосредственно военной проблематике. В работе над этой частью автор не проявил особого энтузиазма. В первых же строках он пишет, что Вологодская губерния лежит вдалеке от границ и ни как поле боя, ни как тыл в военном отношении интереса не представляет. В основной части работы, кроме характеристик городов, уездов, промышленности, рек, озер, торговых путей и т.п. автор углубляется в описание быта и не оставил без характеристики ни провинциальное чиновничество, ни значительную роль духовенства, ни местные способы охоты. Некоторые места описания напоминают путевые заметки, например, автор довольно подробно описывает местные праздники, в том числе свадьбу, приводит текст (перевод) песен и т.п. В конце описания, в виде приложения даны таблицы всевозможных сведений, масса статистического материала разбросана и по всему тексту. Таблицы содержат в себе информацию по количеству земель, населению, ценам на основные продукты питания, речным системам, количеству сплавляемого груза, расстояниям от губернского города до уездных. Правда, значительная часть этого материала напрямую заимствована из более ранней работы, - «Опыта описания Вологодской губернии», выполненной в 1833 году известным статистиком Н.П. Фортунатовым (Брусиловым). К сожалению, досадным

1 ЦВИА, ВУА, 18652 минусом описаний является то, что самые интересные сведения, касающиеся особенностей хозяйства, не входят в стандартную форму и проскакивают изредка, как заинтересовавшие автора особенности быта. Кроме того, автор Военно-статистического описания, подробно анализируя статистические сведения, при описании особенностей хозяйственной деятельности впадает в другую крайность, - он может подробно описывать способы охоты зырян, которые кажутся ему необычными, но не задаться вопросом о роли охотничьих промыслов для всей губернии, которую он описывает, и привести данные только по одному уезду. Работая с данным источником, приходится мириться с тем, что неполнота данных делает одни цифры ценными только в относительном плане, а другие, взятые по отдельным уездам, имеют абсолютный характер.

Завершая обзор статистических описаний, необходимо упомянуть «Сборник статистических сведений о России, издаваемый статистическим отделением Императорского географического общества».1 К сожалению, это издание дает максимально общий справочный материал. Большинство экономических показателей в нем приводятся по России в целом, без разбивки по губерниям, не говоря уж об уездах. К тому же, автора больше интересует заграница и внешняя торговля, нежели экономическое положение внутри страны. По губерниям даны только итоги Генерального межевания, содержащие информацию о количестве душ и земли. Применительно к нашей теме интерес представляет данный в издании полный перечень неурожаев с 1024 до 1854 год. Неурожаи отмечаются почти ежегодно, - часто отмечается «всеобщий» или «за исключением губерний». В лучшем случае перечисляются несколько губерний, пораженных неурожаем. Перечисляются и причины неурожаев, начиная с «ворожбы старух» до града, дождей и пр.

1 Сборник статистических сведений о России, издаваемый статистическим отделением Императорского Географического общества. Кн. 1-3. 1851-1858 гг. 277, 310, 670.

Присутствует целый раздел о следствиях неурожаев, где автор отмечает увеличение смертности от несвойственной пищи. Так в 1673 и 1674 годах жители Валуйского уезда принуждены были есть «съ мякиною мъшаючи пленъ и желуди, пленковые кнюки». В 1748 году «ъли лебеду, траву и толченую древесную кору, от чего разумеется пухли и умирали». В 1833 году «смешивали муки с мякиною, макухою, разваривали щавель, снить и другую зелень».1 Авторы также отмечают тенденцию на увеличение количества неурожаев: в XVII веке зафиксировано 12 крупных неурожаев, в XVIII веке -34, а только в первой половине XIX веке - 39 неурожаев.

Ну и, наконец, совершенно особое место среди источников данной работы занимает изданный в 1846 году труд И.И. Пушкарева «Описание Российской империи в историческом, географическом и статистическом отношениях».2 По формальным признакам эту работу следует рассматривать в разделе историографии, однако нас в ней будут интересовать не столько выводы и умозаключения, сколько личные наблюдения автора и этнографический материал, который он приводит. Следуя за структурой топографических описаний, в своей работе И.И. Пушкарев дает подробную характеристику всем сторонам крестьянского хозяйства, начиная от описания климата и почв и заканчивая отхожими промыслами. Например, об урожайности юго-восточной части Вологодской губернии он пишет: «Сравнительно с помещичьими имениями других губерний, можно сказать, однако ж, что многие из здешних имений отличаются тщательной обработкой полей, местами дающими урожай сам 8 и сам 9 озимого хлеба и сам 6 ярового. Но и почва в некоторых местах необыкновенно плодородна. Избытки хлебного зерна частию отправляются в остальные части губернии,

1 Указ. соч. Кн. 3. 1851-1858 гг. С. 485.

2 Пушкарев И.И. Описание Российской империи в историческом, географическом и статистическом отношениях. Т.4. (т.1, кн.4) СПб. 1846. 127 с. частию же и далее, по удобству водных сообщений. Другим доказательством тому, что в этой части губернии в избытке производится зерновой хлеб, может служить существование здесь 3-х винокуренных заводов, на которых выкуривается из одного местнаго хлеба до 150000 ведр».1

На северо-востоке Вологодской губернии, по данным И.И. Пушкарева, «обработка земли не столь тщательна, как в уездах юго-восточной полосы губернии, но исправные крестьяне все-таки троят под рожь. Вообще поля здесь малы, а потому могут быть удобрены довольно сильно, что необходимо требуется для скорейшего возбуждения питательной силы почвы в краткую эпоху растительности, под влиянием холодной и сырой атмосферы. Если лен занимает лишь небольшое пространство в постоянных полях, находящихся, как и во всей губернии, в трехклинном обороте, то он не менее того, составляет весьма значительную и даже главную отрасль сельской промышленности в этой полосе Вологодской губернии, где он сеется на пальниках или палах, составляющих главное основание льняного промысла в здешнем краю».2

Отметив затруднения, с которыми сталкивается крестьянин при возделывании хлеба на постоянной пашне, автор дает детальную характеристику подсеки. «Обилие лесов, даже стеснявшее население описываемой страны, равно и недостаток рабочих рук, давно уже побудили жителей ея обратиться к этому легкому способу без большого труда и без удобрения добывать хорошие жатвы»3.

Детально характеризует автор и такой промысел, как охота. «При изобилии лесов в северо-восточной части губернии звероловство составляет здесь чрезвычайно выгодный промысел. Преимущественно им занимаются

1 Указ. соч. С.53-54.

2 Указ. соч. С. 62.

3 Указ. соч. С.62-63. зыряне, которые известны по своему искусству в стрельбе. Приучаясь к ней с малолетства, они редко дают промах; хорошим ударом считается у них, когда на расстоянии 80 шагов попадают в нос или в глаз белке, чтоб не испортить её шкуры, поранить же белку иначе считается стыдом»1.

Особое место в работе занимают локальные хозяйственные и статистичееких описания отдельных районов Русского Севера. Как мы уже отмечали выше, большинство этих работ были опубликованы в периодической печати. Первые подобные работы по государствоведению, являющиеся ранним направлением в развитии статистики, содержатся в Трудах Вольного экономического общества. Российское Вольное экономическое общество, одно из старейших в мире, было основано в Петербурге в 1765 году. Среди учредителей было много крупных землевладельцев, которые в условиях просвещенного абсолютизма стремились максимально интенсифицировать сельское хозяйство в своих вотчинах, ориентируясь на растущий аграрный рынок и развитие товарного земледелия. Свою деятельность Общество начало с объявления конкурсных задач. Первый конкурс был объявлен по инициативе Екатерины II, однако наибольшую известность Вольное экономическое общество приобрело благодаря изданию своих «Трудов». С 1766 по 1915 год было издано более 280 томов «Трудов ВЭО» и приложений к ним. В «Трудах» публиковались сведения о наиболее передовом опыте в области сельского хозяйства, печатались работы наиболее прогрессивных аграрников и экономистов, например, А.Т. Болотова, И.М. Комова, В.А. Левшина, А.А. Нартова. В «Трудах» также печатались такие известные политические деятели, как М.И. Голеншцев-Кутузов, поэт Г.Р. Державин. «Труды» с самого начала стали публичной площадкой, где сторонники и противники крепостного права озвучивали свои аргументы. Правда, слишком резкая критика

1 Указ. соч. С.72. крепостничества со стороны таких членов общества, как, например, А.Я. Поленов, вызвала недовольство Екатерины и не была напечатана. Однако нас в этом источнике интересует не столько полемика сторонников и противников крепостничества, сколько свидетельства северных помещиков о необычных способах ведения хозяйства местными крестьянами. К сожалению, авторы «Трудов» были также сосредоточены в основном на собственных крепостных, а не на проблемах хозяйствования черносошных крестьян, - как мы уже упоминали, помещичье землевладение было распространено лишь в южных районах Поморья, где земледельческое хозяйство сохраняло свою рентабельность. «Полуземледельческое» же хозяйство черносошных крестьян более северных районов опять осталось «за скобками». Однако, «Труды ВЭО» все же способны дать чрезвычайно интересную информацию об особенностях хозяйствования на Севере из первых рук. А.В. Олешев в статье «Описание годовой крестьянской работы в Вологодском уезде»1 (1766 г.) дает интересные сведения об урожайности в земледельческом Вологодском уезде. По его словам, в уезде есть унавоженные места, где урожаи ржи сам-8 - 10, (автор сравнивает их с украинскими пашнями), однако отмечает, что обычно урожаи «более сам 5 -6». Примечательно, что автор фиксирует подсеку даже в южных уездах Вологодской губернии, - «Ячмень сеют в полях и на подсеках, урожай обычно сам-7». Интересна и система земледелия, - «на подсеках сеют ячмень весною вместе с рожью, и когда ячмень поспеет, то оной сожнут, а оставшуюся ржаную озимь вытравят. В будущий год тут изрядная рожь родится, и так на одной земле всегда два хлеба снимают».2 (Примечательно, что еще недавно смешанные посевы рассматривались как свидетельство

1 Труды ВЭО. 1766. 4.2. С.107.

2 Указ. соч. С.107. низкой агротехнической культуры, сегодня же подобная практика считается глубоко экологическим подходом и вновь вводится в оборот).

Вызывают интерес и сведения о неурожаях: «Овес по ржи второе жито, которого у нас больше других сеют. Родится сам - четверть, а редко сам -пять. Бесспорно, что может быть получали бы и больший урожай сего жита, да почти каждый год еще на поле великие инеи и стужи застают, от чего он весьма крошится, и так, что боле будто нарочно посеяно оным бывает. О горохе я и не упоминаю, для того, что хотя некоторые и сеют, но редко и семена получают. Лен сеют все крестьяне для одеяния только домашних своих и себя, хотя и у многих помещиков есть такие низкие места, где б оной с большим прибытком сеять можно было и на продажу»1.

Автор также довольно точно и подробно описывает карбонатные почвы ледникового происхождения: «Я говорю здесь о такой земле, где никакого в работе препятствия не бывает. А есть несколько таких мест в Вологодском уезде, что поля наполнены крупным щебнем и великими каменьями, где земледелец каждый час, так сказать, с новым препятствием встречается. Я очевидной тому свидетель, а лучше сказать, имею десять деревень на таких местах поселенных. Работа их трудна и медлительна, но и награждается оная изобильно, для того, что такого качества земля ни великой засухи ни мокроты не боится, а хлебу всегда урожай бывает»2.

Интересные моменты отмечает и А.А. Засецкий в статье «Ответы Алексея Засецкого на экономические вопросы, касающиеся до земледелия в Вологодском уезде»3 (1766 г.). Автор отмечает, что «из хлеба сеется более всего овес, урожаи - сам-3, сам-4. Ржи в 2-3 раза меньше, но родится сам-4, а в иной год сам-7 - 8, а около Вологды и по берегу Кубенского озера

1 Указ. соч. С. 107.

2 Указ. соч. С. 108.

3 Труды ВЭО. 1773 г. ч. XXIII. карбонатные почвы - А.Г1) и сам-10. Цены на хлеб сразу после обмолота: четверть ржи - 1 рубль, овса - 50 копеек, ячменя - от 90 копеек до рубля». Подсеки и перелоги пашут через 3 года, выжигают сенокосные поляны.

А. Фомин в статье «Описание изобретенного поселянами Архангельской губернии унавоживания пашен торфом, называемым тундрою»1 дает не только чрезвычайно интересные сведения об использовании северными крестьянами многочисленных болот, но и описывает подсечную и переложную систему земледелия: «Малолесной части России без сумнения странен сей род хлебопашества, и для сего описать его будет не излишне. Крестьянин, приискав способное место в лесе (Лучшие места почитаются ровные и сухие, где растет ельник и березняк), вырубает оный соразмерно своим силам в летнее время, оставляющее ему досуг между сеянием и жатвою. Сей срубленный лес остается на месте до такового ж времени следующего лета, когда, по просушке его, пришед крестьянин с семейною помощию лес оный зажигает, а потом перегодя несколько, приходит опять семьянистье, сносит головни в кучи, перерубает и дожигает, и сия черная работа называется «прятание новины». Ежели хорошо высохнет лес, и если время сожигания онаго не дождливо и не ветрено, то сие обещает хороший успех».2

В XIX веке чрезвычайно интересную информацию предлагают нам официально-ведомственные журналы, в котором печатались как крупные исследования серьезных ученых, так и небольшие заметки и ответы на вопросы читателей. Например, в 1841 году в «Журнале Министерства государственных имуществ» была опубликована статья «Об употреблении

Фомин А.А. Описание изобретенного поселянами Архангельской губернии унавоживания пашен торфом, называемым тундрою // Продолжение трудов ВЭО, 1790. Ч. X. С. 124.

2 Указ. соч. С. 127. исландского мха в пищу»,1 поводом для которой стал присланный в Ученый комитет Министерства образец древесной коры, употребляемой в пищу крестьянами Архангельской губернии. Бедствие крестьян заставило Министерство немедленно принять меры: Ученый комитет министерства «озабочиваясь указанием жителям сих уездов более пригодных для сего веществ, которые могли бы служить подспорьем хлебу и доставить более здоровую пищу, обратил внимание на растущий в тех странах в большом изобилии исландский мох (lichen islandicum), который, как известно из произведенных опытов, найден годным в пищу».

1ЖМГИ. 1841г. №3-4. С. 258-260.

Примером фундаментального исследования, опубликованного в ЖМГИ, может служить «Хозяйственное обозрение Северного края России» Б. Мигеля.1 Исследование содержит чрезвычайно подробный материал по земледелию, лугам, пищевым заменителям, урожаям, льноводству, подсекам и травосеянию на подсеках, по льняным подсекам, собирательству, охоте и рыболовству. Говоря о пищевых заменителях хлеба, автор отмечает их безвредность, а иногда и полезность. Отметив, что «при всем том нельзя многого ожидать от сбора этих растений, потому что он затруднителен и медлен», автор сетует на то, что крестьяне не используют исландский мох: «Лучшею заменою хлеба может еще служить исландский мох, который гораздо чаще встречается и гораздо легче может быть собираем, жаль только, что приготовление его слишком сложно и потому во время нужды крестьяне прибегают к простейшему средству, именно к употреблению сосновой коры, примешивая её к муке».2

Еще одно, хоть и менее масштабное, исследование «Хозяйственное обозрение Вологодской губернии» опубликовал в ЖМГИ Э. Лодэ,3 дав интересные сведения по охоте и собирательству. Как и многие другие исследователи, автор отмечает, что к середине XIX века количество дичи в лесах резко уменьшилось. Упоминает автор и о природном пищевом резерве: «Хотя ягоды и грибы с первого взгляда и кажутся предметами не столь важными, но для северного края, бедного древесными плодами и даже овощами, обилие в сих произведениях лесов и болот, равнополезно для всех сословий. Крестьяне запасаются грибами, солят их и сушат. Бруснику мочат.

1 Нигель Б. Хозяйственное обозрение Северного края России И ЖМГИ. 1841. ч.2. №3-4. С. 285-369.

2 Указ. соч. С. 329.

3 Лодэ Э. Хозяйственное обозрение Вологодской губернии // ЖМГИ. 1843. ч. VII., № 1-2. С.1-38; 161-211.

Рыжики и вареные всех родов составляют даже предмет выгодной торговли».1

В числе использованных в работе источников заслуживает упоминания «Опыт описания Олонецкой губернии» К. Бергштрессера.2 Олонецкая губерния также относится к Русскому Северу, но находится за пределами географических границ нашего исследования. Тем не менее, работа содержит чрезвычайно интересные для нас сведения о технике подсечного земледелия, земледельческих орудиях, использовавшихся для приготовления подсек, а также о выращивании на палах такого универсального и широко распространенного овоща как репа.

Необходимо упомянуть и такое ежегодное издание 1850-х годов как «Справочная книжка для Вологодской губернии», а также пришедшую ей на смену в 1860-х «Памятную книжку Вологодской губернии» за соответствующий год.

В «Справочной книжке» за 1853 год под сухим названием «Статистический очерк Вологодской губернии»3 асессор Вологодского губернского правления коллежский советник Дубравин опубликовал целое исследование. Наряду со справочной информацией, такой, например, как перечень должностных лиц губернии, в очерке присутствует богатый этнографический материал. (В перечне должностных лиц обращают на себя такие имена как Богдан Андреевич Вальтер - губернский лесничий, или Юлий Федорович Фон-Польде - ученый лесничий). В работе отмечаются интересующие нас особенности полуземледельческого крестьянского хозяйства: «Суровость климата и изобилующие дикими зверями обширные

1 Указ. соч. С.9-10.

2 Бергштрессер К. Опыт описания Олонецкой губернии. СПб. 1838. 135 с.

3 Статистический очерк Вологодской губернии. Составлен асессором Вологодского губернского правления коллежским советником Дубравиным // Справочная книжка для Вологодской губернии на 1853 год. Вологда. 1855. С.78-127. леса Яренского и Устьсысольского уездов развили здесь по преимуществу звериную ловлю, в которой, а также в стрелянии птиц, и в особенности известных в торговле рябчиков, и состоит главная промышленность жителей помянутых уездов, населенных зырянами».1

Любопытные этнографические свидетельства, хоть и подкрепленные непрофессиональными выводами автора, находятся в статье В. Попова «О распределении цен на жизненные припасы по Вологодской губернии»,2 опубликованной в «Памятной книжке Вологодской губернии» за 1862-63 год. Например, автор с большим сочувствием относится к северным крестьянам, вынужденным заниматься неземледельческими промыслами: «поздние весенние утренники и ранние осенние заморозки решительно отбивают у земледельца охоту к борьбе с неблагодарным трудом и потому он берет винтовку и идет в неизмеримые леса промышлять себе на насущный хлеб, подвозимый из более счастливых местностей и покупаемый за хорошие деньги».3

Чрезвычайно интересные сведения содержит и такой не относящийся напрямую к Северу сборник как «Древняя и новая Россия». В 1876 году Г.Н. Потанин опубликовал там целое этнографическое исследование «Никольский уезд и его жители»4. Наибольший интерес в этой работе для нас представляет весьма подробное описание крестьянского стола, которое свидетельствует об огромной роли природного пищевого резерва в каждодневном рационе крестьян. В работе автор проливает свет на употребление в пищу сосновой коры, - обычай, который другими

1 Указ. соч. С.91, 102.

2 Попов В. О распределении цен на жизненные припасы по Вологодской губернии // Памятная книжка Вологодской губернии на 1862-63 гг. Вып.1. С.73-160.

3 Указ. соч. С. 78.

4 Потанин Г.Н. Никольский уезд и его жители // Древняя и новая Россия. СПб. 1876. Т.З. №10. С. 138- 139. исследователями рассматривается исключительно как свидетельство крайней нужды. По свидетельству Г.Н. Потанина, обычай заготавливать молодую сосновую кору (сосновый луб) ранней весной был так же распространен, как и сбор грибов осенью, причем занимались сбором не только беднейшие крестьяне, но и представители зажиточных городских слоев (купчихи, гимназисты).

Интересные сведения можно найти и в периодическом издании «Живая старина». В частности, в номере за 1899 год Г.Н. Потанин опубликовал свои «Этнографические заметки по пути от г. Никольска до Тотьмы»,1 представляющие собой более раннюю редакцию уже опубликованного «Никольского уезда».

Исследования местных краеведов и этнографов публиковались также в «Вологодских губернских ведомостях». Небольшое количество ссылок на это издание в нашей работе обусловлено тем, что исследования вологодских историков цитируются в работе по первоисточникам, - рукописям, находящимся в Государственном Архиве Вологодской области (ГАВО). В качестве примера серьезного исследования, опубликованного в «Ведомостях» можно привести работу П.В. Котляревского «Экономический быт государственных крестьян северо-восточной половины Вологодской губернии».2 В работе автор не только приводит, но и анализирует уникальные данные по приросту населения во всех волостях трех северовосточных уездов Вологодской губернии - Сольвычегодского, Яренского и Устьсысольского. Пытаясь выяснить причины высокого прироста населения в самых неблагоприятных районах, автор делает выводы о зависимости

1 Потанин Г.Н. Этнографические заметки по пути от г.Никольска до Тотьмы // Живая старина. 1899. Вып. 1-2. С.23-60; 167-235.

2 Котляревский П.В. Экономический быт государственных крестьян северо-восточной половины Вологодской губернии. ГАВО. Ф. 652. On. 1. д. 101. (Опубликовано в ВГВ. 1892г. № 31, 33, 35, 36-51). хозяйства крестьян от географического фактора: «Во всех этих волостях или земли плодороднее других, и есть возможность производить льняные подсеки и через это, как увидим ниже, выручать значительный доход от земледелия, или хотя земли не плодороднее других, но много хороших сенокосов и есть возможность производить хлебные подсеки в казенных лесах, что сильно увеличивает тоже средства крестьян. Так, например, волости Афанасьевская и Черевковская имеют лучшие сенокосы; Киберская, Шиловская и Межадорская имеют много земли и при этом плодородной и кроме этого производят много подсек в казенных лесах. Напротив, в большинстве тех волостей, где приращение населения слабое, непременно и сельскохозяйственные условия настолько не благоприятны, что мало обеспечивают жизнь крестьян».1 Автор также приводит массу интереснейших сведений о подсеке и охоте северных крестьян, в частности подтверждает тот факт, что крестьяне уравнивались охотничьими угодьями в казенных лесах («путиками»), так же как пашней, то есть охотничьи угодья находились в общинном переделе.

Следующим блоком источников, также содержащим хозяйственные и статистические описания Вологодской губернии, является делопроизводственная документация. Начинать её анализ следует с всеподданнейших губернаторских отчетов, однако по Вологодской губернии таких документов сохранилось мало. Обычно затерянные и разрозненные в архивах обеих столиц, губернаторские отчеты государю занимают почетное место в региональных архивах. Однако в Вологодском архиве, не считая отдельных документов, которые, очевидно, также использовались для составления губернаторских отчетов, нам удалось обнаружить лишь один л полный губернаторский отчет за 1845 год. К сожалению, документ также

1 Указ. соч.Л.ЗЗ.

2 ГАВО. Ф. 18, Оп.1. 1845 г. ед.хр. № 1423 Отчет вологодского губернатора за 1845 год. содержит чрезвычайно скудные сведения о состоянии хозяйства. «Говоря вообще, у всех крестьян и даже самих помещиков Вологодской губернии, сельское хозяйство находится на той степени младенчества, на которой от предков дошло прадедам, а от них нынешним хозяевам»,1 - пишет губернатор царю. В то же время автор отмечает значительную роль в губернии промыслов, собирательства и охоты. «В северных уездах рыбная и в особенности звериная ловля и стреляние птиц составляют довольно значительную и необходимую промышленность поселян, более потому, что полумертвая природа не допускает посевов никаких хлебов, кроме ржи и ячменя, всякий раз с сомнением на урожай»2.

Настоящей находкой для нашего исследования стал чрезвычайно интересный документ «Землевладение и экономический быт государственных крестьян 3-х северо-восточных уездов Вологодской губернии, - Сольвычегодского, Яренского, Устьсысольского».3 Документ представляет собой тетрадь в 117 листов рукописного текста без указания фамилии автора и без даты составления. На первом листе крупно написан заголовок, последний лист пустой. Характер документа определяется как ответ на запрос какого-либо центрального учреждения, призванного «улучшить экономический быт крестьян». На основании анализа текста можно ориентировочно датировать документ 1887 годом. Можно предположить, что документ имеет отношение к составлению ответов на анкеты Русского Географического Общества (1870-е гг.) или Этнографического бюро В.Н. Тенишева (1890-е гг.), однако, адресат документа не указан. Данный источник никогда не публиковался, однако в работах Вологодских краеведов и материалах Вологодского архива без

1 Указ. соч. Л.26

2 Указ. соч. Л.26.

3 ГИМ, ОПИ, Ф.14, ед.хр. №4417 ссылок используются материалы, дословно совпадающие с текстом ряда документов, представленных в этом источнике.

Документ содержит такие разделы как географическое положение уездов, населенные пункты и пути сообщения, население и землевладение, земледелие, сенокосы, скотоводство, крестьянские промыслы и отход. Примечательно, что земледелие на постоянных пашнях и на подсеках рассматривается отдельно. Подтверждая главные выводы нашей работы, автор документа пишет: «Эта бесплодность почвы, при суровых неблагоприятных условиях климата, ставит здешнего крестьянина в особые условия относительно способа и системы ведения землепашества и служит главною причиною тому, что, несмотря на пустынность края, количество постоянных пахотных земель у здешних крестьян крайне незначительно».1

В документе содержится и чрезвычайно интересное объяснение северного малоземелья, а также раскрываются взаимоотношения с местными властями, которые заставляли крестьян отказываться от перелога и увеличивать плодородность постоянных пашен. «К увеличению площади пахотных земель служило так же немалым препятствием и запрещение со стороны лесного ведомства делать расчистки даже в крестьянских дачах, не говоря уже о казенных. Это запрещение много способствовало медленному ходу расширения площади постоянных трехпольных пашен, так как эти пашни, при необходимости их удобрения, могли увеличиваться исключительно только на счет ближайших к селениям лесных площадей. Таким образом, трудность разработки лесных площадей и запрещение этой разработки со стороны лесного ведомства, побудили крестьян издавна прибегнуть к другой системе полеводства, а именно - подсечной, как более легкой и требующей вообще меньше трудов и издержек».2

1 Указ. соч. JI.47.

2 Указ. соч. JI.50 об.

Автор описывает и различные формы потребления природного пищевого резерва. Например, о рыболовстве он пишет: «Рыболовством повсеместно занимаются крестьяне всех трех уездов, так как все селения расположены по рекам более или менее значительным и изобильным разного рода рыбами. Это занятие больше всего важно для крестьян тем, что непосредственно доставляет им существенный материал для прокормления»1.

В своем исследовании автор использовал самые различные материалы, начиная со слов самих крестьян или местных специалистов, и кончая всеподданнейшим отчетом губернатора и другими доступными ему статистическими и архивными материалами. Источник содержит ценнейшую информацию, позволяющую реконструировать хозяйственную деятельность северного крестьянина. Более подробно этот материал будет рассмотрен в основной части работы.

Следующим блоком источников, также относящимся к экономико-географическим описаниям, являются путешественные записки и дневники ученых путешественников по Русскому Северу. Наиболее подробные, обстоятельные и интересные с научной точки зрения записки после путешествия по Северу в 1772 году оставил академик Иван Лепехин, его «Дневные записки»2 переиздавались несколько раз. Однако в своих записях автор впадает в крайность: из-за излишней обстоятельности в деталях он не доводит до конца ни одного описания. Встреченные автором растения, животные, рыбы подробно описаны, систематизированы, снабжены латинским названием, однако описание обычно ограничивается несколькими самыми распространенными видами. Во многих населенных пунктах И.И.

1 Указ. соч. JI.108.

2 Путешествие академика Ивана Лепехина в 1772 году. Дневные записки. Т.З. СПб. 1805.; Записки академика И.И.Лепехина в 1768, 1772 гг. // Полное собрание ученых путешествий по России. Академия Наук. 1818. тг. 3-5. 540, 436, 492 с.

Лепехин даже не сходит со своего судна на берег, вероятно, опасаясь заразиться чумой, прокатившейся по России как раз в 1772 году. Однако в тексте встречаются чрезвычайно ценные для нашего исследования наблюдения об особенностях быта северных жителей. И.И. Лепехин описывает и заинтересовавшие его системы земледелия и примеры потребления природных пищевых ресурсов. Например, автор приводит местный способ охоты на лося: «В самые жары, когда в лесах несносный овод, лучший промысел сохатых случается, ибо слепни и другая мелочь столь сильно их мучит, что они во все оводное время лежат в воде по рекам и озерам, в которых просто находятся и где они высунув только одно рыло всхрапывают, тут их охотники легко убивают».1 Двигаясь по Сысоле к Сольвычегодску, И.И. Лепехин пишет о подсеке и полеводстве: «Подъезжая к селу Подкиберскому увидели, с каким великим трудом сих бедных жителей соединено было хлебопашество, особливо озимаго хлеба. Озими их стояли среди огромных лесов, в которых они пространные вырубают места, и, сожегши лес, на пепле сеют свой хлеб. Сих мест они не пашут, но выжегши лес прямо сеют и заборонив совершают посев»2. Лепехин также отмечает недостаточное количество скота и недостаток в навозе. Не осталась незамеченной и местная практика отхожих сенокосов, а также склонность северных крестьян к лени и философии. Двигаясь по реке Лепехин пишет: «По отдаленности их сенокоса, часто они живут долгое время на полях, и чтобы сыскать себе пищу большое время утра и вечеров препровождают в ужении рыбы. Где был сенокос, тут приметою был мужик, сидящий на берегу с удочкою, чтобы пожирнее поужинать».3

1 Указ. соч. Т.5, С. 100.

2 Указ. соч. Т.5.С.211

3 Указ. соч. Т.5.С.241.

Любопытные путевые заметки оставил и другой путешественник Петр Челищев, проехавший по Русскому Северу двадцатью годами позже Лепехина, - в 1791 году. Его «Путешествие по Северу России в 1791 году»1 готовилось к публикации самим автором, однако напечатано были лишь в 1886 году в Изданиях Общества Любителей древней письменности. Несмотря на то, что П. Челищев находился в «черном списке» властей за свою близость к Радищеву, его записки не дают повода заподозрить автора в вольнодумстве и либерализме, так как его путешествие представляет из себя паломничество по святым местам. Записки же являются подробным дневником, в который автор с мучительной обстоятельностью записывал абсолютно всё, начиная с того, что ему снилось ночью, и кончая перечнем должностных лиц в присутственных местах. Так как в своем паломничестве Челищев двигался от монастыря к монастырю, то наибольшее внимание он уделил описанию монастырей и монастырского быта.

Недостатком этого источника можно считать некомпетентность автора в некоторых суждениях и склонность к обобщениям при описании замеченных особенностей. Однако, несмотря на то, что записки Челищева не позволяют нам делать выводы о роли и удельном весе отмеченных автором особенностей хозяйства, дневник позволяет нам составить впечатление о том, как эти особенности воспринимались современниками.

Огромный интерес для нашего исследования представляет собой такой комплекс источников, как этнографические материалы, хранящиеся в фондах Государственного архива Вологодской области (ГАВО). Большинство подобных исследований проводилось в рамках научной работы Вологодского общества изучения северного края России, созданного в конце XIX века и продолжавшего свою работу до 1930-х годов. Ценнейшие наблюдения и

1 Челищев П.И. Путешествие по Северу России в 1791 году. Под ред. Майкова // ОЛДП. Т. LXXXV. С-Пб., 1886 г. описания особенностей крестьянского хозяйства, оставленные как профессиональными исследователями, так студентами, имеют огромную ценность для нашей работы.

Например, «Путевые заметки экскурсантов по восточной части Вологодской губернии»,1 написанные в 1910 году сопровождающим студентов преподавателем, своей серьезностью, обстоятельностью и псевдонаучностью напоминают пародию. Однако автор приводит чрезвычайно интересные сведения, например, об отношении к лесу он пишет: «Лесные пожары в зырянском краю очень часты. В Устьсысольском уезде, где лесная площадь равна 12 500 000 десятин, выгорает ежегодно 1/15 часть. Намеренность поджога не раз была установлена. Что-то враждебное замечается у жителей Севера к лесу, с которым он ведет тысячелетнюю борьбу».2

В фондах ГАВО находится и рукописный отчет В.М. Соболевской о её участии в этнографической экспедиции, организованной в начале XX века Вологодским обществом изучения Северного края России. Рукопись, озаглавленная как «Очерки быта кокшаров и присухонских крестьян»,3 выполнена в виде научной статьи, однако документ носит на себе следы довольно резкой правки более профессионального ученого, оставившего на полях свои комментарии.

Заслуживает упоминания данная автором характеристика земледелия: «Население на Сухоне земледельческое, по преимуществу, но продуктов и средств полученных от земледелия, недостаточно для покрытия расходов и удовлетворения потребностей; в силу этого естественно население

1 ГАВО. Ф. 652 On. 1. д. 22. 73 листа.

2 Указ. соч. Л.26 об.

3 ГАВО, ф.4389, оп.1. ед. хр. № 144. 75 листов. обращается и к другим промыслам».1 Значительное внимание уделяется автором рыболовству и охоте: «В Кадниковском уезде рыболовство концентрируется при впадении реки Уфпоги в Кубенское озеро. Причем интересно отметить, что каждая рыболовная деревня занимается ловлей только определенного вида рыб. (Одни ловят сигов, другие мелочь на «сушь», снаряжение и навыки наследуются)».2

Любопытные этнографические записки оставил нам пытливый студент Вологодского педтехникума Ф. Чевский. Название его работы говорит само за себя: «Этнографические материалы по Кадниковскому и Вологодскому л уездам Вологодской губернии, записанные Ф. Чевским в 1924 г.». Очевидно, Ф. Чевский собирался стать филологом, - основное внимание в своем исследовании он уделил устной речи. Среди его записей обращает на себя внимание совершенно языческая, хоть и обращенная к Богородице, молитва северного крестьянина: «Встану благословясь, пойду перекрестясь из дверей в двери, из ворот в ворота, на широкую улицу под красное солнце. Три дороги: не пойду я ни влево, ни вправо, а пойду я прямо. Пойду до золотого престола сидит мать Богородица». Тема пережитков язычества, поднятая Ф. Чевским, раскрывается и в анонимной рукописи «Этнографические материалы по Вологодской губернии»,4 также датированной 1924-м годом.

Подводя итоги обзору исторических источников, можно сделать вывод, что хотя в научном обороте нет документов, позволяющих дать прямой и исчерпывающий ответ на поставленные нами вопросы, круг использованных в работе источников достаточно репрезентативен, и позволяет не только анализировать хозяйственную специализацию Вологодской губернии, но и реконструировать крестьянский быт на уровне отдельного хозяйства.

1 Указ. соч. Л. 15-16.

2 Указ. соч. Л. 29.

3 ГАВО. Ф. 4389. Д.336. 11 листов.

4 ГАВО. Ф. 4389. On. 1. Д. 154.

О всех этих местностях можно сказать, что в них хлебопашество ведется положительно на риск, и если и бывают урожаи, то не более как случайные. Поэтому, собственно, земледелие и не составляет здесь главного занятия жителей.1

Заключение диссертации по теме «Исторические науки», Гудков, Александр Георгиевич

Заключение

Целью нашей работы был поиск ответа на вопрос о том, как существовали северные крестьяне, почти не имея пашни, и в то же время умудряясь отправлять за границу крупные товарные партии зерна через архангельский порт. Напомним, что в середине XIX века Вологодская губерния собирала со своих полей в три раза меньше хлеба, чем нужно на собственное прокормление.1 В северных уездах Вологодской губернии на душу приходилось менее одной десятины пашни, а чистый сбор хлеба едва превышал полторы четверти на душу, при норме потребления в 2 - 2,5 четверти. Однако, в это же время Вологодская губерния ежегодно сплавляла по Северной Двине к Архангельску до 500 тысяч четвертей товарного зерна. Чем же питались жители, и откуда брался товарный хлеб? Ответить на этот вопрос позволяет реконструкция экономики хозяйства северных крестьян.

Земледелие па регулярных землях

Начнем с земледелия на регулярных пашнях. Необъяснимая мизерность северной запашки объясняется вовсе не аграрным перенаселением и нехваткой удобных земель, а дефицитом органических удобрений, делавшим дальнейшее расширение пашни бессмысленным. Бедные почвы, а также холодный северный климат требовали обильного удобрения пашни при каждом посеве. По свидетельству крестьян северо-восточных уездов, на одну десятину трехпольной пашни им было необходимо держать 8 голов крупного рогатого скота, однако, они не могли себе позволить такой животноводческой специализации из-за недостаточной кормовой базы. Ведь период стойлового содержания скота на Севере достигал восьми месяцев. На этот период корове было необходимо 150 пудов сена, не считая соломы, а лошади - 250 пудов. То есть, чтобы унавозить единственную десятину пашни, крестьянину нужно было заготовить 1500 пудов сена. Причем на это у крестьянина было совсем не много

1 РГВИА, ВУА, ед. Хр. №18652. С.ЗОЗ.

Ковальченко И.Д. О товарности земледелия в России в первой половине XIX века // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1963 год. Вильнюс. 1964. времени, - период сельскохозяйственных работ на северо-востоке длился всего 4 месяца, за которые еще надо было успеть четырежды перепахать эту самую единственную десятину пашни, чтобы рассчитывать хоть на какой-то урожай. Ну и последнее, - чтобы обеспечить себе пропитание до следующего урожая, таких десятин у крестьянина должны было быть не одна, а как минимум две. Соответственно, 16 голов скота, 3 тысячи пудов сена и т.д. В большинстве уездов Вологодской губернии у крестьян не было возможности заготовить столько сена и содержать столько скота, чтобы унавозить минимальное количество регулярной пашни. Однако у крестьян не было и такой необходимости.

Источники компенсации дефицита продовольственного бюджета

Редкое население Севера, живущее среди вековых лесов по берегам крупных рек, имело возможность компенсировать дефицит зерна с регулярной пашни за счет природного пищевого резерва, - прежде всего рыбы, грибов и ягод, а также дичи и дикорастущих пищевых растений, служивших заменителями хлеба. Потребление природного пищевого резерва не было связано с большими трудозатратами, в то время как пашенное земледелие в холодном климате было чрезвычайно рискованным и требовало колоссальных усилий. О значительной доле грибов и ягод в крестьянском рационе свидетельствуют многие исторические источники, упоминаются и хлебные заменители, однако, оценить их истинное значение позволяет выявленная нами зависимость между доступностью хлебных заменителей и количеством регулярной пашни на душу населения. Хлебными заменителями в основном были водно-болотные растения, их источником были болота, соответственно, более болотистые северо-восточные уезды, хоть и имели худшие условия для развития земледелия, но были лучше обеспечены природным пищевым резервом, который помогал крестьянам пережить зиму при неурожае. В тех же уездах, в которых болот было мало, показатели по пашне были максимальными.

Источники товарного зерна

Если в юго-западных уездах Вологодской губернии товарное зерно поставляли помещичьи и крестьянские хозяйства, лежащие на плодородных карбонатных почвах, то источником товарных партий зерна на севере были подсеки. Подсечное хозяйство было трудоемким, однако позволяло крестьянам обходиться вовсе без органических удобрений. Кроме того, урожай на подсеке был гарантированным, так как никогда не страдал от морозов и был в несколько раз выше, чем на регулярной пашне. Однако технология подсечного хозяйства требовала тщательного выбора места для выжигаемого участка. С ростом численности населения такие участки становились дефицитом, и крестьяне пытались интенсифицировать подсечную систему земледелия, путем введения севооборота. Постепенно подсека превращается в перелог со сроком закладки в залежь от 60 лет в XVIII веке до 15-20 лет в XIX веке, когда экстенсивные способы ведения хозяйства уже не справлялись с обеспечением разросшегося населения.

Наличие удобных для подсеки земель было не единственным фактором распространения этой системы земледелия. Не меньшую роль играло и наличие рынка сбыта или торговых путей к нему. Как ни странно, подсечное хозяйство получило распространение совсем не в тех районах, где географические условия не позволяли крестьянам кормиться с регулярной пашни, а там, где была возможность продать выращенный урожай. Именно по этой причине экспортером зерна вдруг стал даже самый не подходящий для земледелия северо-восточный Устьсысольский уезд Вологодской губернии, точнее экспортерами стали лишь несколько волостей этого уезда, прилегающие к Ношульской пристани.1

В XVIII веке с подсек на рынок поставляли репу и хлеб, в XIX товарное значение приобрел лен, который также выращивался в основном на подсеках. В тех же уездах, где хлебопашество не носило товарного характера, крестьяне

1 ОПИ. ГИМ. ф. 14. ед. хр. № 4417. стремились максимально сократить долю хлеба в своем рационе, чтобы не заниматься трудоемким земледелием.

Этнический фактор

Особенности ведения хозяйства и уровень производства и потребления хлеба на территории Вологодской губернии был обусловлен и этнографическим фактором. С XIII века, когда началась интенсивная колонизации Русского Севера Великим Новгородом, русские переселенцы жили в тесном контакте с местным населением: чудью, вепсами, зырянами. Эти угро-финские племена были прекрасными охотниками и рыболовами, но, с точки зрения новгородцев, никудышными земледельцами. Однако их способ ведения хозяйства был настолько адаптирован к местным географическим условиям, что русским поселянам, подчас, ничего другого не оставалось, как заимствовать его, ведь механическое перенесение новгородского земледельческого опыта в северные леса быстро продемонстрировало полную несостоятельность. В результате многовекового взаимного проникновения разных культур на Русском Севере сложился особый «полуземледельческий» хозяйственно-культурный тип, совместивший в себе угро-финскую охоту, рыболовство и собирательство с славянским земледелием. Характеристики этого хозяйства были жестко регламентированы географическими факторами, однако, вынужденные вести хозяйство примерно одинаково, русские и зыряне ко многим вещам относились по-разному. Для русских далее ограниченное хлебопашество было естественным образом жизни, лес же олицетворял образ врага: «что-то враждебное замечается у жителей Севера к лесу, с которым он ведет тысячелетнюю борьбу»1. Зыряне, наоборот, считали лес другом, кормильцем, а хлебопашество тялской неизбежностью кратких летних месяцев: «Здешний крестьянин понимает хорошо, что он от леса кормится. Охотясь в лесу, он добывает средства для своей жизни и знает, что пожары разгоняют зверя и

1 Путевые заметки экскурсантов по восточной части Вологодской губернии. 1910 г.// ГАВО. Ф. 652, Оп.1. д. 22. Л.26 об. уничтожают лесных птиц»1. Когда земледелие не оправдывало крестьянских надежд и северным жителям приходилось обращаться к природному пищевому резерву, то русские воспринимали это как свидетельство крайней нужды и тяжкую необходимость, зыряне же считали подобный образ жизни вполне естественным.

Надо сказать, что употребление хлебных заменителей на Севере ни для зырян, ни для русских не было свидетельством наступающего голода. В южных губерниях России, где крестьяне питались в основном хлебом, переход на хлебные заменители быстро приводил к белковому дефициту и дистрофии. На Севере же, источником белка была, прежде всего, рыба и дичь, хлебные заменители же восполняли лишь дефицит клетчатки и углеводов. Впрочем, к концу XIX века экстенсивное земледелие и пищевой резерв в дикой природе перестали обеспечивать пищей разросшееся население и неурожайные годы в северо-восточных уездах губернии тоже стали голодными.

Несмотря на то, что заволоцкая чудь давно «ушла под землю», а русские и угрофинские племена уже к концу XVIII века достаточно перемешались, у северных жителей до сих пор существует четкая национальная самоидентификация. Территория северо-восточных уездов Вологодской губернии находится ныне в границах Республики Коми, где до сих пор существует четкое деление на русских и зырян. Несмотря на взаимные заимствования, сохранился и зырянский язык.

Географический фактор

Разумеется, этнографический фактор был не единственным фактором, обусловившим хозяйственную неоднородность Вологодской губернии. Самое серьезное влияние на социально-экономическое развитие оказал климат. На юго-западе Вологодской губернии климат позволял пашенному земледелию сохранять рентабельность, что обусловило не только развитие земледелия, но и

1 Землевладение и экономический быт государственных крестьян 3-х северо-восточных уездов Вологодской губернии, - Сольвычегодского, Яренского и Устьсысольского // ГИМ, ОПИ, ф. 14, ед. хр. №4417, Л. 82. распространение помещичьего землевладения. Хозяйственную специализацию внутри юго-западного земледельческого района обусловило наличие пятна плодородных карбонатных почв ледникового происхождения.

Ближе к центру Вологодской губернии, климат делал земледелие рискованным, - получить гарантированную прибыль с регулярной пашни становилось почти невозможно. Однако обилие заливных сенокосов способствовало развитию животноводства. Близость такого крупного торгового центра, как Великий Устюг, обусловила товарность мясо-молочного производства.

Северо-восток губернии представлял собой огромную территорию, занятую дремучими лесами, в которых процветала промысловая охота на пушного зверя и ловля ценной рыбы. К середине XIX века большое значение приобрела рубка и сплав леса. Уникальным промыслом северо-востока была выделка точильных брусков из известняка Брусяной Горы, пожалованной местным крестьянам Михаилом Федоровичем Романовым в 1638 году. На протяжении XVII - XVIII веков хозяйственная специализация Вологодской губернии менялась. До XVII века губерния находилась на пересечении торговых путей. В XVII веке местные жители ориентировались на производство товарного зерна, отправляемого за границу через Архангельск. В XVIII веке, с началом функционирования Петербургского порта и введением квот на архангельскую хлебную торговлю, губерния стала поставлять на рынок в основном местные продукты, - пушнину, дичь, ценную рыбу, мед, лен и так далее.

Социальные аспекты полуземледельческого хозяйства

Распространенные на Русском Севере экстенсивные формы земледелия, а также охота, рыболовство и собирательство, говорят о том, что в этом регионе под воздействием географических факторов произошла консервация архаичного способа производства, характерного для родового строя.

Несмотря на то, что регионы с более благоприятным климатом прошли этот этап на пороге неолита - несколько тысячелетий назад, - речь в данном случае идет не об отставании Севера. Переход к земледелию (неолитическая революция) был вызван экологическим кризисом, который был спровоцирован демографическим взрывом и заключался в том, что природный пищевой резерв был исчерпан и не мог обеспечить пропитание разросшегося населения. На Севере же суровый климат делал рассматриваемые нами земли мало привлекательными для активного заселения, и при низкой плотности населения природный пищевой резерв представлял собой надежный тыл вплоть до конца XIX века. В XVIII веке русский Север с умножением населения уже входит в состояние экологического кризиса, но сосуществование различных хозяйственных укладов и гибкость хозяйственной специализации, сглаживали его проявления.

Разумеется, охота и собирательство на Русском Севере не могло сохраниться со времен неолита до XIX века в неизменном виде. За несколько столетий сложившийся на севере полуземледельческий тип крестьянского хозяйства был максимально адаптирован к природным условиям. Трансформации подверглись и социальные институты, в первую очередь -крестьянская община. Если в центре России община чаще всего формировалась вокруг села или деревни и занималась решением местных вопросов, то на Севере община, подчас, включала в себя несколько десятков селений, раскинутых на сотни верст. Если в густонаселенных земледельческих районах страны крестьянская община контролировала использование сельхозугодий на ограниченной территории, то на Севере в ведении общины находилось использование отхожих сенокосных полян и охотничьих угодий на огромной территории. Неплодородные земли и отсутствие удобрений заставляли крестьян использовать подсеку и перелог, - такие тайно расчищенные в казенных лесах участки в некоторых районах также входили в передел и распределялись общиной1. В XVIII веке наступление центральной власти на сложившуюся систему экстенсивного хозяйства привело на Севере к путанице

1 Васильев Ю.С. Использование природных богатств на Севере России в XVI - XVII веке // Общество и природа. М. 1981. С, 191-192. в понимании права собственности и владения. Несмотря на запреты чиновников, крестьяне продолжали покупать, продавать и сдавать в аренду лежащие в казенных лесах отхожие угодья, как свою собственность.

Подводя итог, можно сделать вывод о том, что если у крестьянина в рассматриваемом нами климате не было серьезных причин для занятия земледелием (экономических - возможность устанавливать монопольные цены на свою продукцию, или внеэкономических - крепостное право), то он использовал любые возможности, чтобы свести трудоемкое земледелие к минимуму. Такую возможность ему давало наличие природного пищевого резерва.

Архивные источники

Военно-статистическое описание Вологодской губернии 1850 г. // РГВИА, ВУА, ф.18652.

Землевладение и экономический быт государственных крестьян 3-х северо-восточных уездов Вологодской губернии, - Сольвычегодского, Яренского и Устьсысольского // ГИМ, ОПИ, ф. 14, ед. хр. № 4417.

Отчет вологодского губернатора за 1845 год. ГАВО. Ф. 18, On. 1. ед. хр. № 1423.

Путевые заметки экскурсантов по восточной части Вологодской губернии. 1910 г. // ГАВО, ф. 652. On. 1. д. 22, 73 листа.

Соболевская В.М. Очерки быта кокшаров и присухонских крестьян // ГАВО, ф. 4389, On. 1. д. № 144, 75 листов.

Топографическое описание Вологодского наместничества 1794 года. // РГВИА, ВУА, ф.18638, 18639.

Чевский Ф. Этнографические материалы по Кадниковскому и Вологодскому уездам Вологодской губернии, записанные Ф. Чевским в 1924 году // ГАВО, ф. 4389, д. 336, 11 листов.

Экономические примечания к Генеральному Межеванию по Вологодской губернии // РГАДА, ф. 1355.

Этнографические материалы по Вологодской губернии // ГАВО. Ф. 4389, On. 1. Д. 154, 10 листов.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Гудков, Александр Георгиевич, 2006 год

1. Анненков Н. Ботанический словарь. СПб. 1878.

2. Аристов Н.Я. Промышленность древней Руси. СПб. 1866. 321 с.

3. Афанасьева Н.Б., Березина Н.А., Гудков А.Г. К истории растительного покрова на Русском Севере // Экологические проблемы сохранения исторического и культурного наследия. М. 2001. С. 207-221.

4. Бакланова Е.Н. Крестьянский двор и община на Русском Севере: конец XVII начало XVIII века. М. 1976. 221 с.

5. Бакулин B.C. Торговые обороты и социальный состав торговцев на Белявском рынке в 60 70 гг. XVIII века // Труды московского историко-архивного института. Т. 21. 1965. С.289-312.

6. Беленкина Т.И. Животноводство в крестьянском хозяйстве Коми края в конце XVIII, начале XIX века // Хозяйство северного крестьянства в XVII -начале XX веков. Сыктывкар, 1987.

7. Белявский М.Т. Крестьянский вопрос в России накануне восстания Пугачева. МГУ. 1965. 382 с.

8. Беляев И.Д. Крестьяне на Руси. Исследование о постепенном изменении значения крестьян в русском обществе. М. Изд. Московского Университета, 1860 г. (Переиздана в Москве в 1903 году). 306 с.

9. Беляев И.Д. Несколько слов о земледелии в Древней России // Временник московского общества истории и древностей российских. М., 1855 Кн. 22.

10. Бергштрессер К. Опыт описания Олонецкой губернии. Спб., 1838 г. 136 с.

11. Очерки истории Карелии. Под ред. Бернадского В.Н., Смирновой И.И. Т.1. Петрозаводск, 1957. 430 с.

12. Березина Н.А., Гудков А.Г. Подсечное земледелие и история лесов на Русском Севере // Историческая геоэкология, география и природопользование: новые направления и методы исследования. Материалы II международной научной конференци. С-Пб. 2002. С. 90-91.

13. Богословский М.М. Земское самоуправление на Русском Севере в XVII веке. Т. 1-2. М., 1909-1912. 322, 394 с.

14. Васильев Ю.С. Использование природных богатств на Севере России в XVI XVII веке // Общество и природа. М. 1981. С. 191-196. 344 с.

15. Василъчиков A.M. Землевладение и земледелие в России и других европейских государствах. Спб. 1876. т. 1-2. 564, 440 с.

16. Веселовский С.Б. Село и деревня в северо-восточной Руси XIV XVI вв. Историко-социологическое исследование о типах внегородских поселений. М.-Л., 1936. 166 с.

17. Веселовский С.Б. Феодальное землевладение в Северо-восточной Руси XIV XVI вв. М.-Л., 1947. 496 с.

18. Глинский Г. Лесное хозяйство. О лядом полеводстве // Журнал Министерства Государственного Имущества. 1854 г. №1-3. 4.50. С.36-58.

19. Горская Н.А., Милое JI.B. Опыт сопоставления некоторых сторон агротехнического уровня земледелия центральной России начала XVII века -второй половины XVIII века // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1964 год. Кишинев, 1966. С. 173-193.

20. Горский А.Д. Очерки экономического положения крестьян Северовосточной Руси XIV XV века. М., 1960. 264 с.

21. Горский А.А. Россия в средние века и новое время: Сб. статей. М., 1999. 348 с.

22. Греков Б.Д. Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII века. Т. 1-2. М. 1952. 535,471 с.

23. Громов Г.Г. Подсечно-огневая система земледелия крестьян Новгородской области в XIX XX веке // Вестник МГУ. №4. 1958. Стр. 144-152.

24. Губанов A.M., Крылова М.Л., Тихонова В.Л. Дикорастущие полезные растения СССР. М. 1976.

25. Дилакторский П.А. Опыт указателя литературы по северному краю с 1766 до 1904 года. Изд-во Вологодского общества изучения северного края. Вологда, 1921. 311 с.

26. Добротский Н. Пермяки // Вестник Европы. 1883. Т.2.

27. Довнар-Запольский М.В. История русского народного хозяйства. Т.1. Киев. 1911.

28. Дружинин Н.М. Генезис капитализма в России. М. 55. 79 с.

29. Дулов А. В. Географическая среда и история России. Конец XV середина XIX в. М., Наука. 1983. 255 с.

30. Едина Г.А. Многоликие болота. JI. 1987.

31. Жегалова С.К. Материалы по истории земледелия и земледельческой техники Европейского севера XIX века // Вопросы аграрной истории Европейского севера СССР. Вып 3. 1970. С.475-501.

32. Журавлева А.В. Хозяйство черносошных крестьян поюжских волостей Устюжского уезда в XVII веке // Труды Московского историко-архивного института. Т.10. М., 1957. С.346-420.

33. Засецкий А.А. Исторические и топографические известия и древности о России и частно о г. Вологде и его уезде. М., 1782. 89 с.

34. Засецкий А.А. Ответы господина гвардии капитан-порутчика Алексея Засецкого на экономические вопросы, касающиеся до земледелия в Вологодском уезде // Труды ВЭО. 1773 г. ч. XXIII. С. 222-280.

35. Индова Е.И. Крепостное хозяйство в начале XIX века. По материалам вотчинного архива Воронцовых. М., 1955. 200 с.

36. Индова Е.И. Сельскохозяйственные инструкции. Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства России, (сер XVIII века), ч. 1 2. 1987-90.

37. История северного крестьянства. Архангельск. 1984. (т.1)

38. Кабо В.Р. Первобытное общество и природа // Общество и природа. М., 1981. С. 151-154.

39. Капица JI.JI. Материалы для этнографической характеристики северозападной Карели // Карельский сборник КИПСа АН СССР.

40. Кафенгауз Б.Б. Очерки внутреннего рынка России первой половины XVIII века. М., 1958. 355 с.

41. Кизеветтер А.А. Русский Север. Роль северного края Европейской России в истории Русского государства. Вологда, 1919. 66 с.

42. Ключевский В.О. Боярская Дума древней Руси. М., 1909. 548 с.

43. Ключевский В.О. Курс русской истории. Т.1, ч. 1. М., 1956. 427 с.

44. Ковальченко И.Д., Милое JI.B. Всероссийский аграрный рынок XVIII -начала XX века. М., 1974.413 с.

45. Ковальченко И.Д. О товарности земледелия в России в первой половине XIX века // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1963 год. Вильнюс, 1964. 469 487.

46. Ковальченко И.Д. Русское крепостное крестьянство в первой половине XIX века. М., МГУ. 1967. 400 с.

47. Кокшайский. Огневое хозяйство в Олонецкой губ. // Вестник Олонецкого губ. земства. 1908. №-3-4

48. Колесников П.А. Динамика посевов и урожаев на землях Вологодской губернии XVII XIX веков // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1964 год. Кишинев 1966. С. 240- 249.

49. Колесников П.А. Некоторые вопросы аграрных отношений на Европейском Севере в период позднего феодализма // Аграрная история Европейского Севера СССР. Сборник. Вологда, 1970. С. 64-100.

50. Колесников П.А. Северная деревня в XV первой половине XIX века. Вологда, 1976. 416 с.

51. Колесников П.А. Северная Русь. Вып. 1-2. (Архивные источники по истории крестьянства и сельского хозяйства XVII в). Вологда 1971-73.

52. Комиссаренко А.И. Крестьянская торговля на Вятке в первой половине XVIII века // Труды московского историко-архивного института. Т. 21. 1965. С.271- 289

53. Копан ев А.И. История землевладения Белозерского края XIV XVI века. АН СССР, 1951.255 с.

54. Копанев А.И., Кох О.Б. Землепользование крестьян в Поморье // Аграрная история северо-запада России XVII века. JI. 1989. С.160-170.

55. Копанев А.И. Крестьянское хозяйство // Аграрная история северо-запада России конца XV начала XVI века. М. 1971г. С. 295-298.

56. Копанев А.И. Крестьяне Русского Севера в XVII веке. JI. 1984. 242 с. Котов П.П. Хозяйство удельных крестьян Севера в середине XIX века // Хозяйство северного крестьянства в XVII начале XX веков. Сыктывкар, 1987. С. 21-29.

57. Кочин Г.Е. Сельское хозяйство на Руси в период образования русского централизованного государства XIII XVI веков. M.-JL, 1965. 462 с.

58. Крестипип В.В. Краткое географическое известие о земле самоедской и о состоянии самоедов, обитающих в Архангельском наместничестве // Новые ежемесячные сочинения. Ч. 2. 1786. С. 1-58.

59. Лепехин И.И. Записки академика И.И.Лепехина в 1768, 1772 гг. (Путешествие академика Ивана Лепехина в 1772 году. Дневные записки. Т.З. СПб. 1805.) Полное собрание ученых путешествий по России. Академия Наук. 1818. Т.3-5. 540,436, 492 с.

60. Лодэ Э. Хозяйственное обозрение Вологодской губернии // ЖМГИ. 1843. ч. VII., №1-2. С. 1-38 и 161-211.

61. Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 1998. 573.C.

62. Mwioe JI.B. О роли переложных земель в русском земледелии второй половины XVIII века // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1961 год. Рига, 1963. С.279-288.

63. Милов Л.В. Исследование об экономических примечаниях. М., 1965. 312 с. Муллопеп И.И. Очерки вепсской топонимики. СПб. 1994.

64. Мясников М.Н. Сведения о Ваге, Шенкурском и Вельском округах // Исторический, статистический и географический журнал или современная история света. 1830. Ч. II. № 4.

65. Нигель Б. Хозяйственное обозрение Северного края России // ЖМГИ. 1841. ч.2. №3-4. С. 285-369.

66. Огризко З.А. Из истории крестьянства на Севере Европейской России XVII века. М., 1968. 164 с.

67. Огризко З.А. К вопросу о размерах крестьянских земельных угодий в XVII веке. (Сольвычегодский уезд). Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1963. Вильнюс, 1964. С. 201-211.

68. Олешев А.В. Описание годовой крестьянской работы в Вологодском уезде. Труды ВЭО. 1766. 4.2. С. 102-129.

69. Осъминский Т.Н. Бюджет крестьян Пошехонской вотчины П.М. Бестужева-Рюмина. (1731) // Вопросы аграрной истории. Вып. 1. Вологда, 1968. С. 355-374.

70. Островская М.А. Земельный быт сельского населения Русского Севера в XVI XVIII веке. СПб., 1913. 370 с.

71. Платонов С.Ф. Был ли первоначально Русский Севере крестьянским? // Архив истории труда в России. 1921.

72. Платонов С.Ф. Прошлое Русского Севера. Очерки по истории колонизации Поморья. Пб., 1923. 80 с.

73. Плющевский Б.Г. Социальное и хозяйственное развитие вятской деревни в 40-50-х гг. XIX века // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1961 год. Рига, 1963. Стр. 390-398.

74. Попов В. О распределении цен на жизненные припасы по Вологодской губернии // Памятная книжка Вологодской губернии на 1862-63 гг. Вып.1. С.73-160.

75. Потанин Г.Н. Никольский уезд и его жители // Древняя и новая Россия. СПб., 1876. Т.З. №10. С. 136 156.

76. Потанин Г.Н. Этнографические заметки по пути от г. Никольска до Тотьмы //Живая старина. 1899. Вып. 1-2. С.23-60; 167-235.

77. Примечания о земледелии в Ингерманландии, а особливо в Копорском уезде // Труды ВЭО, Часть VI, 1767 г. С. 38-56.

78. Прокофьева Л.С. Хлебный бюджет крестьянского хозяйства в вотчине Кирилло-Белозерского монастыря в 30-е гг. XVIII века // Вопросы аграрной истории. Вып. 1. Вологда 1968. С. 345-355.

79. Пушкарев И.И. Описание Российской империи в историческом, географическом и статистическом отношениях. Т.4. (т.1. кн 4), СПб. 1846. 127 с.

80. Рубинштейн H.JI. Сельское хозяйство России во второй половине XVIII века. М. 1957.

81. Русский Север: этническая история и народная культура. XII XX века М. 2001. 848с.

82. Сборник статистических сведений о России, издаваемый статистическим отделением императорского географического общества. Кн. 1-3. 1851-1858 гг. 277, 303, 670 с.

83. Семевский В.И. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II., т. 1 -2. Спб., 1903. 643 с.

84. Сербина К.Н. Крестьянские промыслы Северо-западной России в конце XV начале XVI века // Аграрная история северо-запада России конца XV -начала XVI века. М., 1971. С.298-321.

85. Советов А.В. О системах земледелия. СПб., 1867. 286 с.

86. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. II. М., 1960. 782с

87. Статистический очерк Вологодской губернии. Составлен асессором Вологодского губернского правления коллежским советником Дубравиным // Справочная книжка для Вологодской губернии на 1853 год. Вологда, 1855. С. 78-127.

88. Судаков Г.В. Монастырская трапеза в XVI веке // Кириллов. Краеведческий альманах. Вып. 3. Вологда, 1998. С. 88-92.

89. Тихонов Ю.А. Торговля крестьян Ветлужских станов Галицкого уезда на Устюжском рынке в XVII веке // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1960 год. Киев, 1962. С. 160-178.

90. Топографическое описание Вологодского наместничества, составленное в 1784 году. Доставлено С. Серебряковым // Временник московского общества истории и древностей России. 1857. Кн. 25. С.22-50.

91. Третьяков П.Н. Подсечное земледелие в Восточной Европе // Известия ГАИМК. Т.14. Вып 1. М., 1932.

92. Троицкий С.М. Архангельский хлебный рынок в первой четверти XVIII века // Труды московского историко-архивного института. Т. 9. 1957. С. 177194.

93. Троицкий С.М. Россия в XVIIT веке. Сборник статей и публикаций. М. 1982. 255 с.

94. Троицкий С.М. Устюжский хлебный рынок в первой четверти XVIII века // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1966 год. Таллин, 1971. С.234-242.

95. Фомин А. Описание изобретенного поселянами Архангельской губернии унавоживания пашен торфом, называемым тундрою // Продолжение трудов ВЭО. 1790. Ч. 40, № ю. С. 123-139.

96. Хромов П.А. Очерки экономики феодализма в России. М. 1957. 367 с.

97. Чаянов А.В. Организация крестьянского хозяйства М.1925 г. 215 с.

98. Челищев П.И. Путешествие по Северу России в 1791 году. Дневник П.И. Челищева, изданный под наблюдением JI.H. Майкова // ОЛДП. t.LXXXV. Спб., 1886 г.

99. Чубинский П.П. О состоянии хлебной торговли в Северном районе. СПб. 1870. 285 с.

100. Чулков М.Д. Историческое описание российской коммерции при всех портах и границах. Т. VI, кн.1. СПб. 1786.

101. Шабанова A.M. Землепользование в Обонежской пятине // Аграрная история северо-запада России XVII века. J1., 1989. С. 130-140.

102. Шаиъгипа В.В. Общинное землепользование в бывшей государственной деревне Коми края в предреформенные годы XIX века // Хозяйство северного крестьянства в XVII начале XX веков. Сыктывкар, 1987. С.29-37.

103. Шапиро A.JI. О подсечном земледелии на Руси XIV XV века // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1963 год. Вильнюс, 1964. С.121-132.

104. Шапиро АЛ. Проблемы истории феодальной России. JI. 1971. 271 с.

105. Шапиро A.JI. Размер земельных наделов // Аграрная история северо-запада России конца XV начала XVI века. М., 1971г. С. 343-346.

106. Шапиро A.JI. Расчет доходов и потребления крестьянского хозяйства. Метод моделирования // Аграрная история северо-запада России конца XV -начала XVI века. М., 1971г. С.46-56.

107. Щекотов И.П. Лесопольная система хозяйства // Сельское хозяйство и лесоводство. 1884, № 11.

108. Яцупский В.К. Изменения в размещении земледелия в Европейской России с конца XVIII до 1-й мировой войны // Вопросы истории сельского хозяйства, крестьянства и революционного движения в России. М., 1961. с.113-148.