Тувинский фольклор в контексте центрально-азиатских устно-поэтических традиций тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.09, доктор филологических наук в форме науч. докл. Куулар, Доржу Сенгилович

• Куулар, Доржу Сенгилович
• доктор филологических наук в форме науч. докл.
• 2000

Оглавление диссертации доктор филологических наук в форме науч. докл. Куулар, Доржу Сенгилович

Раздел третий: Устно-поэтическое творчество тувинцев как часть Центрально-Азиатского многонационального фольклора.

ВВЕДЕНИЕ

Тувинский народ создал и пронес через столетия свой национально-самобытный фольклор, разнообразный в жанровом отношении, богатый по историко-философскому, художественно-эстетическому содержанию, имеющий стройную композицию и выразительный язык. Будучи универсальной, синкретической формой проявления творческого гения народа, тувинский фольклор до начала двадцатого столетия оставался почти единственной сокровищницей хранения самых важных сведений истории, творческого и житейского опыта предыдущих поколений, средством передачи этого опыта молодежи.

Устно-поэтическое творчество тувинцев пронизано высокими идеями любви к отчему краю, братства и мирной жизни, выдержано в духе идеалов добра, справедливости, благотворного труда, счастливой жизни. Эти вечные идеи, светлые идеалы воплощены в образах эпических богатырей, чудесных героев волшебно-фантастических, анималистических сказок, выражены в чувствах персонажей лирических, исторических песен, показаны в бытовых, новеллистических сказочных сюжетах, легендах и преданиях. Положительные образы, подвигнутые высокими идеями на благородные дела, определяют роль фольклора как надежного, незаменимого средства борьбы за справедливость и торжество добра на родной земле. Вместе с тем, устно-поэтическое творчество народа обучает молодых опыту давно исчезнувших поколений, воспитывает их в духе лучших традиций, прививает им выдержанные временем морально-этические нормы, эстетические вкусы.

Лучшие произведения тувинской устной поэзии связывают людей нашей развитой эпохи с их предками, помогают им проникнуть в глубинные уголки души своих прародителей. Такая преемственная связь обусловлена тем, что идеалами трудового народа во все времена существования человеческого общества были мечты о справедливости, верности долгу перед своим племенем, народом, родной землей, а лейтмотивом фольклора является воспевание победы добра над злом.

Л.Н.Гумилевраведливо писал: "Каждый народ оригинален и неповторим, значит, издаваемое им искусство несет чертымобытности, "характеризуя" его наклонности, возможности, духовные горизонты и историческуюадию его развития" (Гумилев Л.Н.,5). В этихроках ученогодержится ответ на вопрос о происхождении,щности устной народной поэзии, преодолевающий давление различных теорий о мифологическом, историческом, аристократическом происхождении фольклора, а также теории о заимствованиижетов и мотивов. Фольклористы общими творческими усилиями путемавнительно-исторических исследований общефольклорных и национально-самобытных явлений пришли к выводу о типологической общности устно-поэтического народного творчества.

Молодая тувинская фольклористика, следуя примеру более опытных фольклористов - предшественников, изучающих словесное искусство своих народов, проделала значительную работу по определению общих с мировой устной поэзией черт тувинского фольклора, а ныне изучает национально-самобытные особенности родного устно-поэтического творчества.

По родо-видовым, жанровым признакам тувинский фольклор, по нашему мнению, близок к тюркско-монгольской народной устной поэзии с четко различимыми индо-тибетскими, арабскими элементами. Что касается тематики, языка, художественно-изобразительных средств и специфики отражения морально-этических воззрений, исполнительских и охранно-наследственных традиций, то тувинский фольклор весьма самобытен, самостоятелен. Таким образом, устно-поэтическое творчество тувинского народа, с одной стороны, представляет собой искусство слова общеазиатского типа, с другой -есть творчество этнически обусловленное, запечатлевшее время жизнедеятельности тувинских племен в период тюркско-монгольского, маньчжуро-китайского господства, участия в делах племен, населявших великую степь вдоль Великого шелкового пути.

Тувинский фольклор, можно сказать, в течение многих веков связывал и до сих пор связывает около сорока тувинских родо-племенных групп с многочисленными племенами, народностями и народами великого Азиатского материка. Это не преувеличение, а реалистическое утверждение, основанное на конкретных фольклорных . материалах, о чем неоднократно отмечалось в наших статьях о тувинских легендах и преданиях, о бытовании "Гэсэра" и "Джангара" в Туве.

Общность тувинского фольклора с фольклором других народов Азии опирается на кочевой скотоводческо-охотнический образ жизни, на шаманско-будцийские философские, религиозные взгляды его творцов, а также на общность языков якутских, хакасских, алтайских, казахских, кыргызских племен и народов, взаимодействие тувинского языка с монгольскими языками, из которых он заимствовал около 30% своей общественно-политической лексики.

Роль связующего звена между поколениями носителей и хранителей фольклора выполняли народные сказители - исполнители эпических сказаний, сказочники, певцы, рассказчики легенд, преданий, обрядовой и афористической поэзии. Они были передовыми людьми своего времени, высоко одаренными творцами художественных ценностей, пропагандистами идей, принципов эстетики народного творчества, мудрыми наставниками молодежи. Такими были С.Бюргют, Д.Баазанай, С.Деспен, С.Албанчы, О.Чанчы-Хоо, О.Маннай, С.Бичен, Ч.Быдыргын, Ч.Карый-оол, М.Хургул-оол и другие.

По свидетельству самих сказителей, а также исследователей фольклора, народные мастера художественного слова всегда являлись потомственными. Лучшие творческие манеры наследовались от деда или отца, в некоторых случаях - от близких родственников по отцовской линии. Знатоками и носителями народной мудрости были и женщины - великолепные сказительницы, певицы. Стало быть, в судьбе тувинского фольклора участвовали и мужчины, и женщины. Творческая биография крупнейших сказителей свидетельствует о том, что в начале XX века среди носителей фольклора получило распространение акынство, т.е. специализация по исполнению и пропаганде народного творчества. Такие сказители, как Т.Баазанай и О.Чанчы-Хоо, оставив свои семьи и хозяйство, объезжали аалы, целыми днями и ночами вдохновенно исполняли сказки, богатырские сказания, песни. Тувинский фольклор, воплотивший в себе многие противоречивые мотивы, идеи, мировоззренческие взгляды, отражает миропонимание, настроения, морально-этические представления разных социальных слоев, в том числе высшего дамского духовенства и шаманства. В фольклорном сознании народа закрепились и прочно держатся представления о многослойности мира, о временности, бренности человеческого бытия в "среднем", т.е. земном мире, о "бессмертности" и "отделимости" от тела человеческой души и т.д. Тем не менее следует подчеркнуть, что в традиционном фольклоре тувинцев превалируют бытовые, трудовые, героические мотивы.

Веками живя в братских, добрососедских отношениях с русским, алтайским, хакасским, бурятским, а также с монгольским народами, тувинцы постоянно находились с ними в экономических и культурных контактах. Об этом свидетельствует бытование в Туве таких памятников устной поэзии, как "Гэсэр", "Хан-Харангуй", "Волшебный мертвец", "Джангар", "Алтай-Буучай", "Сартактай" и т.д. Во многих произведениях тувинского фольклора отчетливо проявляются мотивы творчества народов Юго-Восточной Азии, например, тибетцев и индийцев. Среди них особенно популярны рассказы из цикла об Аку-Тембэ и знаменитой "Паичатантры".

Подобные факты свидетельствуют о том, что тувинский фольклор не ограничен национальными и географическими рамками и представляет собой историко-художественное, эстетическое народное достояние, вобравшее в себя много ценного, полезного, прекрасного из фольклора других народов. Например, органично вписались в национальные рамки тувинского фольклора и подчиняются его художественно-эстетическим законам монгольские сатирические сказки о Балан-Сенге, русские народные сказки об Иванушке-Дурачке, тибетские рассказы об Аку-Тембэ, алтайские бытовые песни, а также пословицы и поговорки, известные многим фольклорным традициям. Их широкое распространение у разных народов, живое, активное бытование говорят о высоких поэтических особенностях этих произведений - с одной стороны, типичности условий их возникновения и бытования - с другой. Образы Арзылана (льва), Пара (Тигра), Уран-Дойду (Попугая), Хан-Херети (Гаруди), Хап-Балык (кита) древними носителями фольклора были восприняты как экзотические. А в настоящее время они бытуют как величественные художественно-поэтические образы, вызывающие чувство восхищения.

Дошедшее из глубин веков до нашей эпохи и беспрерывно обновляющееся устно-поэтическое творчество тувинского народа имеет большое познавательное значение и служит источниковедческим материалом для многих отраслей современной науки. Тувинский фольклор как источник для исследования истории тувинцев стал привлекаться уже в XIX веке учеными-ориенталистами В.В.Радловым,

A.М.ГТозднеевым, Г.Н.Потаниным, Е.К.Яковлевым, П.Е.Островских, Ф.Я.Коном, Г.Е.Грумм-Гржимайло. Продолжая эту традицию дореволюционной исторической науки, советские историки

B.И.Дулов, Х.М.Сейфулин, А.П.Окладников, Л.П.Потапов, Н.А.Сердобов, Л.В.Гребнев, С.И.Вайнштейн, Ю.Л.Аранчын, В.Ч.Очур, М.Х.Маннай-оол и другие широко опираются на произведения фольклора при освещении различных сторон жизни и истории тувинского народа. Они находят много фактов и сведений о древнейших историко-культурных, этнических связях тувинцев с алтайцами, хакасами, якутами, киргизами, бурятами, монголами.

Для историков представляют огромный интерес усилившиеся на определенной стадии развития общества социально-классовые мотивы в тувинском фольклоре. Фольклористами зафиксировано немало памятников устного народного творчества, подтверждающих исторические факты о значительном усилении классовых противоречий и вольнодумства аратов в Туве на рубеже 17-18 веков. Подобные мотивы связаны с борьбой монголов и ойратов с маньчжуро-китайским господством.

В исторических преданиях и легендарных сюжетах, созданных в те далекие времена, очевидцы реальных исторических событий запечатлели картины борьбы и поражений борцов за независимость и свободу родной земли. О различных перипетиях этой длительной, непримиримой борьбы народов Центральной Азии, в которой тувинцы приняли активное участие, повествуют предания об Амур-Сане, Шидарбане, Хурулмае, легендарные сюжсты о Кара-Чоде, Борбак-Сате, Чугурук-Сате, исторические песни о бунтарях-одиночках, Сарыг-Самдане, Эрен-Хоо. В народных рассказах повествуется и о мечтах и намерениях предводителей 60 богатырей Самбажыка, Дажыма, Комбулдая, восставших против иноземного господства и феодального ига, целых два года (1883-1885) ведших неравную борьбу с объединенными силами тувинско-монгольских князей.

Совершенно новую страницу пробуждения историко-социального сознания народа открывают народные песни о гражданской войне на территории Тувы, о победе тувинской народной революции под влиянием Великой Октябрьской социалистической революции и об исторических преобразованиях в жизни тувинского народа в условиях народной демократии.

Язык тувинского фольклора был и остается кладезем, из которого обогащается национальный литературный язык тувинцев. "Язык фольклора еще остается одним из богатейших источников, одним из ресурсов обогащения литературного языка" - писал известный тувинский лингвист, профессор Ш.Ч.Сат в 70-х гг. прошлого столетия. Несмотря на огромное влияние монгольского, русского языков как в дореволюционный, так и в послереволюционный периоды, основной словарный фонд литературного тувинского языка состоит из слов и терминов устного поэтического творчества. Наши литературоведческие исследования приводят к выводу, что язык тувинского фольклора стал самым главным источником возникновения и дальнейшего развития литературного языка. Совершенно очевидно, что, за исключением примерно 15% новых заимствований за последнее столетие, весь словарный запас тувинского языка функционировал в рамках фольклора, сохранился благодаря создателям и носителям искусства слова.

Тувинский язык еще до создания письменности был, но характеристике академика И.А.Батманова, в числе нормированных языков. Все эти факты подтверждают мысль о том, что, будучи нормированным устным поэтическим языком народа, язык тувинского фольклора в условиях крупнейших социально-политических и культурно-интеллектуальных перемен перерос в письменный литературный язык тувинцев.

Многогранное влияние фольклора и его языка на художественную литературу проявляется на творчестве основоположников тувинской литературы С.Тока, С.Пюрбю, В.Кок-оол, С.Сарыг-оол, Л.Чадамба, М.Кенин-Лопсан, К-Э.Кудажы, Ю.Кюнзегеш, С.Сюрюн-оол. На всех этапах творческого пути эти авторы остаются верными фольклорным традициям изображения человека, природы, находя в них самые выразительные средства воздействия на разум и чувства своих современников. Фольклорный художественный язык как форма интеллектуального самовыражения народа, допускал в произведениях, изображающих дореволюционную и послереволюционную жизнь, абсолютно свободное введение целых оборотов, слов, терминов, куплетов, метких изречений в речи персонажей и в авторское повествование. Возьмем любое произведение С.Тока. В "Слове арата" писатель для достижения яркости и четкости идей вкладывает в уста героев популярные среди народа изречения, песенные куплеты, использует сказочный сюжет о любви и преданности друг другу Кодур-оола и Биче-кыс. В. Кок-оол в драме "Хайыраан бот" в основу композиции положил народную легенду о непокорившейся домостроевщине девушке; в драме "Самбажык" - народные предания о восстании аратов против феодального строя. Роль фольклора еще сильнее ощущается в творчестве С.Сарыг-оола. Без преувеличения можно сказать, что большинство произведений писателя проникнуто духом народной поэзии. Особая близость творчества С.Сарыг-оола к фольклору объясняется тем, что писатель вырос среди прославленных знатоков народного творчества во главе с Т.Баазанаем, а сам писатель впоследствии записывал, обрабатывал и публиковал сказки, песни, писал статьи о фольклоре и литературе. К использованию фольклорных мотивов С.Сарыг-оол относился творчески. Прекрасно зная емкость и гибкость строя народной поэзии, он всегда находил наилучшую возможность дать поэтической мысли соответствующую выразительную форму. Возьмем любую из новелл, составляющих первую книгу, изданную в двух частях "Повести о светлом мальчике". За счет искусного введения элементов современного рассказа в экспозицию и финал новеллы как бы осовремениваются и звуча!' не сказами, а новыми рассказами о прошлом.

Влияние фольклора на тувинскую литературу проявляется в построении сюжетов, в организации композиции произведения, создании и характеристике образов.

На современном этапе развития общества в период демократических преобразований, культура того или иного этноса стала мерилом уровня его духовного развития, показателем самостоятельности, творческой дееспособности. Вопреки мнению некоторых дореволюционных путешественников, вроде Д.Каррутерса, о тувинском фольклоре как о сочинениях дикарей, тувинская устная поэзия со второй половины 19 века, благодаря подвижнической деятельности русских ориенталистов, вышла за пределы тандысаянской котловины, а с середины 30-х годов XX столетия удивила мир своим феноменальным многостилевым жанром хоомей.

Тувинский фольклор сближал, сближает и равняет своего создателя в творческом отношении с его добрыми соседями.

РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ: ЖАНРОВЫЙ СОСТАВ УСТНОГО

ПОЭТИЧЕСКОГО ТВОРЧЕСТВА ТУВИНСКОГО НАРОДА

В процессе изучения устно-поэтического творчества тувинского народа, опираясь на современную теорию фольклористики, рассматривающую фольклор как целостную систему, мы убедились в том, что тувинский фольклор (тыва аас чогаалы) представляет собой единство, основанное на взаимной связи жанров. Это и является его характерным признаком. В рамках сложившейся системы утвердились специальные термины и понятия, характеризующие жанровые, видовые особенности произведений тувинского фольклора. Вот основные из них: маадырлыг тоол - богатырское сказание, хуулгаазын тоол - волшебная сказка, кара тоол - бытовая сказка, дириг амытан дугайында тоол - сказка о животных, ужуралдарлыг тоол -приключенческая сказка, шоодуглуг тоол - юмористическая сказка, уругларга тоол - сказка для детей, тоолчургу чугаа - легендарный рассказ, тоогу чугаа - исторический рассказ (предание), улегер домак -пословица, чечен сос - поговорка, ыры - песня, кожамык - частушка или припевка, тывызык - загадка, алгыш - заклинание, йорээл -благопожелание, мактаал - славословие, курай - призывание счастья, благополучия, каргыш - заклинание злых сил, дурген чугаа -скороговорка, хоомей - хоомей, каргыраа - каргыраа, сыгыт - сыгыт и т.д. От названий жанров произошли производные понятия: тоолдар -сказывать сказку, ырлаар - петь песню, тывызыктаар - загадывать загадку, тывызык тывар - отгадать загадку, хоомейлээр - исполнять хоомей, сьигыртыр - исполнять сыгыт, каргыраалаар - исполнять каргыраа, солун чугаалажыр - рассказывать интересные истории.

Точность народных терминов в определении специфики жанров тувинского фольклора характеризует творцов и создателей устной поэзии как наблюдательных и мудрых изыскателей, которые сумели обобщить творческий опыт предков и свои достижения. Фольклористы зафиксировали достижения народной мысли и упорядочили их.

Термины и понятия тувинской устной поэзии имеют специфические особенности, подчеркивающие ее самобытность, независимость тувинского фольклора от народного словесного творчества, шаманско-ламской и обрядово-ритуальной поэзии исконных соседей.

Целостность фольклорной системы тувинцев не предполагает сплошное сходство жанров, наоборот, подчеркивает их внутреннюю самостоятельность, относительную замкнутость. Но между ними существует органическая связь.

В настоящее время наряду с собственными терминами и понятиями в тувинской фольклористике используются заимствованные, например, такие понятия, как "героический эпос", "быль", "сказ", "миф", "легенда". Давно вошли в язык молодой тувинской фольклористики и употребляются либо в "чистом" виде, либо в калькированном, описательном переводе термины народного стиха, сюжетно-комнозиционные понятия (присказка, зачин, концовка или финал).

В целом, полнота понятийных категорий тувинского фольклора позволяет считать его одной из развитых форм устной поэзии народов Центральной Азии.

Вышеперечисленные термины имеют конкретное содержание, каждый из них характеризует природу того или иного рода и вида народного творчества. Вместе с тем термины тувинского фольклора носят оценочный характер. Например, термин "маадырлыг тоол" и производный от него тоолдаар означают: сказывать (рассказывать) все о человеке, его жизни, делах, родной земле, мечтах, чувствах, близких и дальних родственниках, друзьях, о рождении, росте, возмужании, становлении и героических путешествиях. Слово тоолдаар может быть переведено как рассказ обо всем, что происходило на земле при жизни того или иного героя-богатыря. Отсюда вытекает оценка жанра как важного, вознышенного по сравнению с другими. В противоположность этому термину звучит "кара-тоол", который переводится как обычный, житейский рассказ.

Итак, в названиях жанров тувинского фольклора выражено отношение его создателей и носителей к жизненно важной роли художественного слова.

Значение фольклора в жизни общества и отдельного человека исследователями устной поэзии определено довольно полно. Тем не менее хочется повторить некоторые из определений по отношению к малоизученному тувинскому фольклору. В исторических условиях Тувы устно-поэтическое творчество было хранилищем жизненного опыта, творческой энергии, устной книгой обучения и воспитания, кладезем мудрости, источником возникновения и развития письменной литературы. Во всем этом проявляется эстетическое отношение фольклора к действительности.

Каждый жанр и жанровые разновидности отражают многообразные картины народной жизни, истории, особенности проявления психологии, мироощущения и миропонимания создателей и носителей фольклора. В идейно-тематическом отношении жанры, как отмечено выше, тесно взаимосвязаны, хотя каждый жанр сохраняет автономность и самостоятельность.

Молодой тувинской фольклористикой принято традиционное деление устно-поэтического творчества на жанры. Согласно этому делению, тувинский фольклор состоит из следующих жанров: богатырских сказаний, сказок всех разновидностей, легенд и преданий, пословиц и поговорок, песен и частушек, славословий и благопожеланий, загадок, детского фольклора, обрядовой поэзии, сопровождающей календарные, трудовые обряды, а также религиозные действия.

Как и в фольклорных традициях других народов, в фольклоре тувинцев можно выделить прозаические и стихотворные жанры.

К прозаическим жанрам относятся некоторые богатырские сказания, сказки, мифы, легенды, предания, юмористические и сатирические рассказы, к стихотворным - все остальные виды, называемые малыми жанрами. Нет в тувинском фольклоре народной драмы, что объясняется историческими условиями кочевой жизни его творцов и носителей.

Все жанры тувинского фольклора на современном этапе продолжают выполнять художественно-эстетические функции. Однако, что касается динамики развития, они расходятся по разным позициям. Богатырские сказания, сказки, легенды и предания как бы приостановились на когда-то достигнутом уровне. Современные певцы строго соблюдают каноны традиционного исполнительского искусства, внося в эпические произведения незначительные, главным образом языковые новации.

Изучение исторической судьбы тувинского эпоса показывает, что богатырские сказания, сказки, возникнув и достигнув своего совершенства много веков назад, судя по записям 19 и 20 столетий, не претерпели существенных изменений. Между тем эпические сказания и сказки остаются любимыми произведениями тувинцев в настоящее время. А в творчестве писателей, выросших в условиях советской действительности и воспитанных в лучших эстетических традициях мировой литературы, эпические произведения традиционного фольклора играют важную роль, способствуя созданию типических образов и более стройных композиционных построений, достижению выразительности языка произведений.

Если традиционные эпические повествования тувинского фольклора не обновляются, то все стихотворные произведения малых жанров, сохраняя свои прежние формы, поэтический строй, обогащаются новыми идеями, темами. Другими словами, малые жанры устного народного творчества тувинцев находятся в развитии, в определенной степени принимают участие в духовной жизни современного общества.

В целом, бытование жанров тувинского фольклора в настоящее время •• явление довольно сложное. Наши полевые исследования и непосредственное изучение репертуара сказителей позволяют говорить об усиливающейся тенденции обновления некоторых образцов устной поэзии и трансформации традиционных жанров. Только богатырский эпос и сказки, мифы и легенды остаются неподвластными веяниям времени, сохраняют единство древнейших форм и содержания. Этот феномен тувинского фольклора еще раз подтверждает правильность вывода о том, что понятность и доступность древнейших мотивов эпического творчества современным поколениям есть победа искусства устной словесности над временем.

Наша многолетняя собирательская, исследовательская и преподавательская работа, размышления над проблемой привязки конкретных памятников к общей теории фольклора привели к новым выводам. Науке известно, что исследователи Л.В.Гребнев, P.C.Липец, С.Я.Серов, С.М.Орус-оол, З.К.Кыргыс, В.Е.Майногашева, опираясь на труды В.М.Жирмунского, Е.М.Мелстинского, И.В.Пухова, С.С.Суразакова, П.А.Троякова, особо подчеркивают сходство тувинских героических сказаний с эпосом хакасов, алтайцев, шорцев в стадиальном, сюжетно-композиционном планах. Например, в сложном по происхождению тувинском эпосе архаичная основа сочетается как подчиненная с понятиями и идеалами феодального общества. Однако при более тщательном анализе природы главного жанра тувинского фольклора выясняется целый ряд деталей, говорящих о специфике богатырского эпоса тувинцев. В тувинских героических сказаниях, прежде всего, эпический фон весьма слабо связан с какой-либо общностью (племенной, кастовой) людей, населяющих эпический мир. Всего три понятия: хаи - владыка, маадыр - богатырь, карачал чон -простолюдины дают смутные (ассоциативные) представления о том общественном строе, в котором совершают свои подвиги богатыри. Отношение хана и богатыря характеризуется только поговоркой: "отрубить руку с рукавом, отсечь голову с шапкой", если герой не выполнит условие, выдвинутое ханом. В остальном местный владыка остается в стороне от житейских и героических деяний богатыря. Герой ничем не обязан своему формальному господину. В тувинских богатырских сказаниях герой и хан не находятся в строгой подчиненности.

По результатам исследований эпических текстов можно сделать вывод о том, что тувинские богатырские сказания повествуют о жизни родового строя. На этом уровне повествования сохранились, как бы законсервировались. Из них не сформировался героический эпос, в котором было бы отражено движение объединения племен за достижение каких-либо значительных общих целей.

В тувинских эпических сказаниях нами не найдены какие-либо топонимические и географические обозначения, говорящие о месте происходящих мифических, сказочных событий, за исключением названий известных в фольклоре народов Центральной Азии тор Алтай и Катай. В эпосе соседних народов присутствуют названия ныне известных озер, рек, гор.

Богатырский эпос тувинце!! не может быть охарактеризован как героический эпос потому, что в нем нет такого понятия, как боевая дружина. Только в двух текстах из 120 сказаний - в "Алдай-Буучу" и "Боралдай-Мерген" - богатыри имеют вооруженных помощников или друзей-побратимов (силачей, метких стрелков и других обладателей волшебных качеств). Они принимают участие в том или ином виде богатырских состязаний-турниров женихов за руку дочери хана. В тувинских богатырских сказаниях нет намеков на межплеменные распри, междоусобные раздоры. В них не называются родовые и племенные группы. В ряде сказаний рассказывается об опустошительном набеге соседнего богатыря. Например, в сказании "Алдай-Буучу" на стойбище ("эжелей торээн чурт") главного героя совершают нападение его старые знакомые - братья Албыс, Шулбус, давний недруг - силач Даг-Иргек. Но они не представляют интересы своего племени или своего клана. Мотивы их нашествий житейские. Братья совершили поход против Алдай-Буучу потому, что его сын Хан-Буудай дважды непочтительно обошелся с ними. А Даг-Иргек напал на главного героя, чтобы отомстить за старое поражение от Алдай-Буучу. Он думал, что Алдай-Буучу одряхлел и его теперь можно одолеть. Даг-Иргека вновь постигла неудача, так как у его кровного обидчика вырос сын Хан-Буудай, приобретший мощных храбрых побратимов: трех сыновей мудрой матери, живущей в великом чуме, и человека с бычьей головой Кара-Була.

Такие эпизоды тувинских богатырских сказаний толковать как междоусобные, межплеменные распри, на наш взгляд, неправильно. Непосредственное изучение эпических текстов позволяет с уверенностью сказать, что в тувинском богатырском эпосе не имеют место межплеменные, междоусобные противоречия. Делать обобщающие выводы о героической борьбе племен за свою родную землю на основании противоборства двух-трех персонажей будет уделом жанра гипотетической фантастики, нежели научного исследования. Однако, такие суждения, попытки имеют место. Примером является книга Л.В.Гребнева "Тувинский героический эпос". В ней богатырские сказания тувинцев охарактеризованы как героический эпос. В произведениях, проанализированных в названной книге с точки зрения этнографической науки, есть признаки героического эпоса - "борьба и победа", "героический характер содержания". Тем не менее с позиции общепринятого понимания жанра героического эпоса "Танаа-Херел", "Бокту-Кириш и Бора-Шээлей", "Кангывай-Мерген", "Моге-Шагаан-Тоолай", составившие основу названного труда, являются богатырскими сказаниями. Называть их в числе таких эпопей, как "Гэсэр", "Джаигар", "Манас", "Олонхо" и причислять к произведениям героического эпоса будет натяжкой.

В богатырском сказании "Тон Аралчын Хаан ("Несравненный Аралчын хан") герой по поручению своего хана едет на юг и подавляет войну земных войск с небожителями во главе с предводителем в образе

Серого Кролика. В повествовании говорится, что эта война продолжается в течение трех поколений. Это необычная, мифическая война, участники которой не имеют четкий человеческий облик, нет конкретных, предметных проявлений и географических, ареальных обстоятельств. За исключением сказания "Алдай-Буучу", во всех героических повествованиях рассказывается об опустошительных нашествиях чужеземцев, пришедших во время отсутствия главного героя. В финале сказаний грабитель бывает повержен, притом не в боевых баталиях, а в единоборстве. Стало быть, творцы тувинского богатырского эпоса не увеличивали масштабы и драмы противоборства персонажей в своих произведениях до уровня героической гиперболизации.

На основе изучения эпического творчества приходим к выводу, что основной жанр тувинского фольклора - богатырский эпос - в своем развитии остановился на поздних этапах родового строя. Об этом говорит отсутствие в тувинских сказаниях боевых дружин, военных баталий, межплеменных схваток с целью завоевания чужой земли. Грабители, опустошившие аал-стойбище главного героя произведения, уезжают в свой "эжелей торээн чурт", т.е. в отчий край, где они родились и стали его наследственными владельцами. При этом они старательно прячут свои следы, не оставляя сведений о стороне свеча, откуда пришли, куда ушли.

В богатырских сказаниях тувинцев дается не совсем полный перечень воинских доспехов. Герои тувинских богатырских сказаний владеют луками и стрелами с железными наконечниками, ножичком с желтой рукояткой (сарыг сыптыг кестик), толстой дубиной (мон докиак), кнутом с золотым кнутовищем (алдын допуржак кымчы), арканом (лассо), подзорной трубой (тос чустуг кара дуран), в редких случаях саблей и копьем (чыда). У них нет снаряжений воинов -дружинников, отличающих их от прежних воителей, т.е. боевого шлема, панциря, щита, меча.

Богатыри тувинских сказаний не имеют небесного происхождения, как Гэсэр, но имеют на небесах своих покровителей-защитников и друзей. Например, у Алдай-Буучу имеются два верных друга - Белээ-Шынар и Толээ-Шынар, которые по зову своего побратима спускаются на землю и выполняют его просьбу, т.е. сопровождают Хан-Буудая в качестве наставников и помогают преодолевать препятствия во время первого выезда богатыря из отчей земли ("эжелей торээн чурт").

Небесные покровительницы богатыря обычно спускаются на землю, узнав о смерти своего подопечного, и оживляют его. Главному герою богатырского сказания в аалс-стойбище хаана-тестя становятся близкими полумифические и полуреалистическис представители иных миров - сын лунного хаана Алдын-Моге (Золотой силач), сып солнечного хана Хулер-Моге (Серебряный силач), сын небесного xana Демир-Моге (Железный силач), сын хана земли Черзи-Моге (Деревянный силач). В редких сказаниях тувинцев фантазия их творцов поднимает богатырей в небесное царство, но там не бывает богатырских турниров, не проводятся пиры но случаю женитьбы богатырей. Такие сцены, эпизоды встречаются в волшебных сказках. Все это говорит о земном происхождении богатырей, о преобладании реалистических деталей в тувинском богатырском эпосе.

Вышеприведенные материалы, взятые из наиболее авторитетных произведений тувинского фольклора, говорят о ранних сроках возникновения богатырских сказаний, т.е. об их создании в период до господства поркского каганата в долине верхнего Енисея - Улуг-Хема. На основании вышеприведенных примеров можно сказать, что большинство тувинских богатырских сказаний, возникнув на ранней стадии общественного развития, в последующие эпохи, особенно в период распространения буддийской философии, осталось мало подверженным дополнениям и изменениям.

Эта особенность тувинских богатырских сказаний, да и всего фольклора в целом, может быть объяснена языковым и хеографическим факторами. Язык - главный элемент тувинского фольклора - в течение целого тысячелетия оказался в окружении монгольских (монгольского, ойратского, бурятского) и русского языков. Это обстоятельство вынудило его сохранить то, что было достигнуто и добыто в тот период, когда он находился в тесном контакте с Центрально-Азиатскими, тюркскими языками. Жизнь бесписьменного тувинского языка была, по-видимому, вынужденно консервативной, т.к. старописьменный монгольский и русский языки оказывали на него невидимое влияние. Изолированность тувинского языка как следствие изолированности его носителей усугублялась географическим или геополитическим положением тувинской земли, загороженной могучими саянскими, тандынскими, тоджинскими, байгайгинскими и монгун-тайгинскими хребтами от земель русских, бурят, монголов, алтайцев, хакасов. Тувинские племена центральных, западных и северо-восточных районов сохранили свое устное народное творчество в его ранних жанровых формах.

Надо особо подчеркнуть, что в тувинском фольклоре до тридцатых годов XX столетия не было таких терминов, как "устное народное творчество", "жанр". Каждый вид общенародной устной поэзии носил свое название: "тоол", "ыр", "тывызык" и т.д. Наши деды и прадеды понимали и воспринимали их как обособленные явления духовной жизни людей. С началом всеобщего просвещения в республике первые собиратели и исследователи тувинского фольклора, сделав калькированный перевод с русского языка, предложили термины улустун аас чогаалы (букв, народное устное творение), аас чогаалынын хевирлери (виды устного творчества). Отсутствие в тувинском фольклоре единого названия свидетельствует о том, что тувинский фольклор находился до недавнего времени на ранней стадии развития.

Подытоживая вышеизложенное, следует сказать, что, как все древние тюркско-монгольские племена, предки современных тувинцев были людьми высоких духовных потребностей. Они были знакомы с творчеством своих сородичей-тюрков и исконных соседей -монголоязычных, кегосамоедскоязычных племен и творили по всеобщим законам эстетики, уделяя внимание не только содержанию того или иного вида поэтического творчества, но и его форме: повествовательной, стихотворной и драматической. Результатом постоянных творческих поисков творцов устной поэзии является обновление их репертуара искусством хоомей - феноменом мирового фольклора.

До 70-х гг. XX века хоомей причисляли к жанру народной песни, называя "сольным остинатным двухголосным пением". Но в результате глубокого научного исследования его природы с применением достижений технического прогресса - рентгена -музыковеды пришли к выводу, что хоомей представляет собой самостоятельный вид музыкального искусства. Элементы искусства хоомей присутствуют в творчестве многих народов мира. Но его совершенствование до уровня самостоятельного искусства с пятью различными по высоте и тембру стилями: сыгыт, каргыраа, хоомей, борбаннадыр, эзенгилээр - достижение тувинского фольклора.

Хоомей своим возникновением говорит о нераскрытых творческих возможностях человека и справедливо признан феноменом мирового искусства.

Заключая раздел о жанровом составе тувинского фольклора, следует отметить, что его творцы и носители хорошо представляли своеобразие основных видов своего многожанрового словесного искусства. Тувинская фольклористика, на основании народной приблизительной классификации и утвердившихся терминов, определяющих родовые понятия фольклора, создала свою классификацию жанров, соотнеся ее с общепринятой классификацией в русской фольклористике. Вместе с тем надо отметить, что работа по научному изучению многих видов устного поэтического творчества тувинцев, особенно в области малых жанров, еще продолжается.

РАЗДЕЛ ВТОРОЙ: ИДЕЙНО-ХУДОЖЕСТВЕННОЕ СОДЕРЖАНИЕ И СОЦИАЛЬНАЯ ПРИРОДА ТУВИНСКОГО

ФОЛЬКЛОРА

Устно-поэтическое творчество тувинцев, проникнутое высокими идеями, испокон веков выражало чаяния и ожидания народа. Наиболее отчетливо в произведениях фольклора выступают идеи любви к родному краю, преданной богатырской дружбы, мирной охотничье-пастушеской жизни, борьбы за справедливость.

Эти идеи наиболее ярко выражены в богатырских сказаниях. Например, в сказании "Кангывай-Мерген" главный герой, именем которого названо само произведение, живет во владении поверженного богатыря-грабителя, победителя трех походов Хан-Кучу. Он подпал под злые чары старшей жены Хан-Кучу -"прекрасной" Авыкай-Сарала. У Кангывай-Мергена сокровища стали выше плеча, скот - выше головы. В новом, стойбище Кангывай-Мергена восторжествовала справедливость, воцарилось полное блаженство. Но по истечении семи лет герою пришла весточка из отчего края, напомнившая Кангывай-Мергену о единственной его сестрице Каран-Чузун и пяти священных горах: Артыштыг, Арзайты, Деспейти, Берт-Кара, Ыдык-Бора. Кангывай-Мерген возвращается в свое родное стойбище. Такой эпизод характерен для всех, богатырских сказаний тувинцев и является их "общим местом".

Творцы и носители тувинских богатырских сказаний в своих повествованиях уделяют большое внимание идее воспитания молодых в духе любви к родной земле. Понятия о чужбине и чужеродных утверждаются частым повторением наказа: "чужая земля ребриста", "соболь соболя чернее, человек человека злее". Многократным повторением подобных афористических выражений мудрые сказители проводят идею привязанности человека к родной земле и своим соплеменникам.

Дружба людей в богатырском и сказочном эпосе изображается как побратимство земных богатырей, как их союз, основанный на принятии клятвы просителя, обычно побежденного в единоборстве чужеземного силача.

Обмен богатырей-отцов (главного героя и невесты) свадебными подарками - поясами (инчик) является наиболее распространенным мотивом установления родства. Богатырь-сын, достигнув совершеннолетия, отправляется в дальнее, трудное путешествие, во время которого он "заключает" договор с богатырями и мифическими существами. Побратимство (эжишки болуру) устанавливается двумя способами. По просьбе ищущих приключений богатырей главный герой собирает свадебный поезд. Богатырское братство создается также путем данной поверженным врагом клятвы верности, при котором он лижет лезвие сабли, острые копья главного героя и обращается к Солнцу, Луне и Небу как к грозным свидетелям заключения побратимства.

В традиционном фольклоре тувинцев нет иных форм отношений между героями кроме побратимства, прочно закрепленного дружеского союза. А в послереволюционной устной поэзии, естественно, появились новые мотивы, выражающие проявления добрых дружеских чувств - межнациональных, личностных, что воспето, главным образом, в произведениях малых жанров.

В основе высокого авторитета народной поэзии, ее притягательной силы, обаяния, красоты лежит идея справедливости в понимании трудового народа (карачал чон). Разумеется, живя в условиях родо-племенного, складывающегося феодального строя, тувинский народ испытал несправедливость, попрание человеческих прав, и, вполне естественно, в нем рождалось стремление к воле, к достойной жизни. Но история развивалась вопреки ожиданиям труженика, поэтому веками копилось чувство справедливости. Борьба за торжество добра над злом и справедливое возмездие являются одними из основных мотивов богатырского эпоса. Конфликт возникает, когда враг или злоумышленник нарушают миропорядок, требования морали и этики. Борьба за справедливость всегда завершается победой главного героя, даже если он в физическом плане слабее своего противника.

В тувинском фольклоре подчеркивается справедливость человека, носящего титул хана. Его окружение строго соблюдает этику подчиненных и выполняет свои обязанности. У хана один главный принцип по отношению к своему народу-албаты: кто нарушит покой и порядок в аале-стойбище, тот будет наказан лишением головы с шапкой, руки с рукавом. О том, как эта установка осуществлялась в жизни, ни в эпосе, ни в малых жанрах нет ни одного эпизода.

С детства привитое чувство справедливости руководит главным героем богатырских сказаний. Он непременно требует выражения последних желаний и воли побежденного. Если есть таковые, то они выполняются обязательно. Последняя просьба побежденного касается обычно дальнейшей судьбы его народа, жены, богатырского коня. Он просит не оставлять на произвол судьбы его подданных, жену (жен), коня - верного помощника. Эпический герой в некоторых случаях не убивает побежденного жестокого врага, а бросает его в глубокую 60-саженную яму, выход из которой закрывает холмиком или огромным валуном. Герой обычно не желает ехать во владение поверженного противника, но его конь напоминает ему о богатырском долге - не оставлять подданных побежденного на растерзание жестоких грабителей. Приведя в свою отцовскую землю чужих подданных, богатырь обращается с ними, как со своими. Таково самое благородное проявление чувства справедливости в эпосе, постоянно подчеркиваемое известными сказителями.

Во владении богатыря пастухи и придворные живут спокойной, обеспеченной жизнью, честно несут свои трудовые будничные обязанности как бы в ответ на справедливое, человечное отношение к ним главного героя. Высшее торжество справедливости тувинские мудрецы видели в установлении мира и порядка во владениях богатыря. Все тувинские сказания начинаются с описания мирных, богатых владений богатыря - "эжелей торээп чурт" и заканчиваются великим гшром народа по случаю женитьбы главного героя или по поводу его победы над врагами. Справедливость - основа, стержень взаимоотношений всех живущих во владениях эпического героя, а он сам есть олицетворение великого идеала. Разумеется, в эпические времена Не было полного торжества справедливости. Однако, в прологах и финальных сценах творцы богатырских сказаний показали свое представление о золотом веке человечества. Можно сказать, что в богатырских сказаниях справедливость понималась как общественный идеал творцами и носителями фольклора.

В зачине и финале каждого богатырского сказания тувинцев царят мир и порядок. Главный герой живет спокойной, размеренной жизнью. У него дела расписаны по месяцам: в один месяц он занимается охотой, добывает самых крупных зверей, в другой -ухаживает за скотом несметным, в третий - спит великим непробудным сном. Такова жизнь Кангывай-Мергена из сказания "Кангывай-М ер ген с конем Кангай-Кара", Алдай-Буучу из "Алдай-Буучу с конем Чээрен-Демичи". Они достойны такой жизни, потому что своим происхождением, мудростью, трудом заслужили ее. Живут богатыри долго. Алдай-Буучу прожил триста лет. За благородные дела владыка подземного царства Элик-Ловун хан вычеркнул его из "книги жизни смертных", т.е. ему подарено бессмертие.

В тувинском эпосе все герои бессмертны. В финале каждого сказания повторяются эпические строки: жил герой так долго, что место стойбища стало обширным углублением, на перевалах, по которым он ездил на охоту и пастбища, образовались глубокие тропы.

В мирной жизни герой и его народ творят счастье, совершают благородные дела: умножают богатство, устраивают праздники по случаю рождения наследника богатыря, в честь его женитьбы. Люди не хоронят умерших, не испытывают каких-либо жизненных катаклизмов. У главного героя нет причин напасть на кого-то из соседей и отнять у него добро. Такой ритм жизни эпического героя и его подданных нарушается нападением иноземного завоевателя. Богатырь и его близкое и преданное окружение, тратя огромные усилия, не щадя жизни, борются с врагом, побеждают его и восстанавливают мир. Идея мирной жизни, необходимость ее защиты от врагов выражены в финале сказания "Алдай-Буучу" как наказ престарелого отца сыновьям: "Вы постройте стальные - железные стены, крепкие, как наконечники ваших стрел, чтобы с боков не проникли ханы-захватчики, сделайте железную крышу, чтобы сверху вас не поразила молния, сделайте железные постели и ковры-ширтеки, чтобы снизу не проникла нечистая сила".

Тувинские богатырские сказания донесли до наших современников сведения об истинно человеческом пониманий нашими предками сути мирной, спокойной, обеспеченной жизни как главного условия существования человеческого рода. Современное поколение воспринимает высокие идеи, заложенные в эпических творениях народа, с благоговением, потому что они выражают вечные, негасимые идеалы человечества. Тувинский фольклор, возникший на стадии родо-племенных союзов и прошедший сложнейший исторический путь, несет в себе взгляды и идеи различных социальных групп. Среди них проявляются шаманистические и ламаистиЧеские воззрения на общество, природу, человека, вселенную, жизнь и смерть.

Шаманство как древнее верование тувинцев в целостном виде в жанрах фольклора не представлено, что доказывается полным отсутствием образа шамана. В тувинском фольклоре нет ни одного произведения, в центре которого изображен шаман в своем облачении и с атрибутикой. Вместе с тем во многих жанрах устной поэзии тувинцев встречаются шаманские слова. Приведем для примера употребляемые в бытовых сказках и в малых жанрах тувинского фольклора словосочетания и термины, восходящие к шаманству: устуу оран - верхнее обиталище, алдыы оран - нижнее обиталище, аза - черт, бук - злой хозяин, диирен - демон, четкер - дьявол, дунгур - бубен, орба

- колотушка, которой ударяют о бубен, тоорек - гадание с помощью орба, хамнаар - совершить целый цикл шаманского песнопения.

Буддийско-ламаистские взгляды в тувинском фольклоре выражены более отчетливо. Прежде всего это образ ламы-покровителя главного героя богатырского сказания ак ойда саадаан Ачьггы-Башкы

- Благородного Учителя, отправляющего службу в белой пещере. Он изображен умным наставником, предсказания которого непременно сбываются. Лама дает богатырю уш тан - три снадобья, приняв которые, его супруга рожает богатыря - наследника с золотым торсом, серебряным низом.

В сказаниях повествуется о службе лам, совершающих ритуальные обряды, сопровождаемые духовной музыкой - шан-кенгирге. Обычно богослужение идет у чужеземного хана. В стойбище главного героя нет монастыря и духовных лиц. Тем не менее сказители с почтением и признанием рассказывают эпизоды о священниках. В более поздний период в бытовых сказках и анекдотах появляется сатирическое изображение лам низших рангов.

В богатырских сказаниях не использованы самые обиходные сакраментальные восклицания: ом-мани-падме хом, оршээ хайыракан - помилуй всевышний и т.д. Это тоже говорит о канонизации текста богатырского эпоса до проникновения ламаизма в Туву, о понимании сказителями чужеродности для сказаний языковых нововведений.

Буддийско-ламаистское учение о душе и вторичной жизни, вопреки утверждению о бессмертности богатырей, в тувинских эпических сказаниях выражено посредством таких афоризмов: "Если мужчина не выполнит свою клятву, то он вторично родится комолым волом, на котором люди будут перевозить старые подстилки юрты"; "душа оступившегося попадет в обиталище чертей".

В некоторых богатырских сказаниях время описываемых событий передается словами: "Это было давно, когда колесо жизни вертелось, когда Чингис творил все на земле". Разумеется, эти представления о происхождении жизни заимствованы из буддийских философских сочинений.

Взгляды героев тувинского фольклора на природу выражены двояко. В эпических жанрах изображение природы представляется в мифологизированных образах. Это огромные горные вершины, охраняющие стойбища главного героя, дарующие все нужное для благополучия обитающих в нем. Горы, реки, озера чувствуют присутствие богатыря, а временами подсказывают неземным голосом, эхом, отзвуком, как подобает поступать герою в данной сложной жизненной ситуации. Почти все географические названия, кроме названий хребтов Сут-Холь, Алтай, Кангай, Каргыраа, не имеют современных соответствий на карте Тувы. Даже такие ныне известные гидронимы, как Улуг-Хем, Каа-Хем, Бий-Хем, Хемчик, не "обозначены" на воображаемой карте богатырских повествований тувинского фольклора.

Величественные вершины Cook Кызыл Тайга - Холодная красная Тайга (гора), Артыштыг - Можжевельниковая, Арзайты - Скалистая, Олчейлиг - Благодатная, Брет-Кара - Неприступная, Ыдык-Бора -Священная Серая Гора, Сумбер-Уула имеют своих могущественных воображаемых духов-хозяев.

В малых жанрах тувинского фольклора все более или менее значимые географические точки изображены носителями устной поэзии в самых поэтических образах, в которых мифолого-релитиозиые мотивы занимают незначительное место.

Сложившийся как целостная система в условиях феодализировавшегося общества тувинский фольклор вобрал в себя образы справедливого хана и всезнающего ламы. Своеобразное преломление эти образы нашли в присказках и финале некоторых бытовых сказок, а также в немногих куплетах народных песен. В сказках "Оскюс-оол, постигший три науки", "Багай-оол - рыболов", "Оскюс-оол с семью рыжими конями", "Оскюс-оол и золотая Дангына" главные герои в состязаниях по волшебству и шахматам одерживают победу над местными Караты-Хаанами и по условию состязаний занимают ханский трон, а ханов и их ханш делают прислугами.

Используя традиционные формы народных песен, создатели хвалебных куплетов (по-видимому, на стадии первого этапа распространения ламаизма) сочинили ряд строк о священнослужителях высоких рангов: гэгэнах, хувулганах, гелунах. Приведем для примера один из таких куплетов: Среди перелетных птиц Кукушка - волшебница красива, Среди приезжающих гостей Гэлун с кенгирге интересен.

Мотивы о благородных ханах и ламах до сих пор представляют интерес для слушателей, потому что они отражают как недавнее прошлое, так и настоящее духовной жизни тувинского народа. В этическом смысле идея о том, что простой человек становится добрым ханом, является формой выражения мечты о победе добра над злом, о торжестве справедливости.

Наполненность тувинского фольклора вышеназванными и другими идеями, владевшими и владеющими умами и сердцами многих поколений тувинского народа, говорит о значимости его устно-поэтического творчества и общности духовно-культурных интересов и идеалов с идеалами тюркско-монгольских племен и народов Центральной Азии.

Современное устное поэтическое народное творчество тувинцев в отношении его социальной природы - явление сложное. В настоящий период оно предстает как создание исконных охотников, так и творчество современных жителей Тувы. Однако, характерной чертой тувинского фольклора надо считать то, что он прежде всего был выразителем дум и чаяний охотников и скотоводов. Эта черта выражена в идеализации образа сильного, ловкого, смелого, удачливого охотника, в восхвалении, воспевании богатого скотовода. Высшей целью героя народного эпоса всегда остается защита мирной жизни в пределах его небольшого владения. Любимыми занятиями героя являются охота, блаженный отдых на лоне природы, дальние поездки для участия в состязаниях богатырей. Образцы эпических сказаний свидетельствуют о том, что во всех своих делах богатырь оставался кочевником, скотоводом и охотником, представляя интересы этих слоев народа, защищал их всеми ему доступными способами.

В более поздних вариантах эпических произведений в действиях богатырей начинают проявляться классовые интересы, что является признаком формирования классов и обострения классовых противоречий в обществе. В большинстве случаев богатыри имеют знатное происхождение. Но знатность их своеобразна. Богатырь наследует физические данные, умственные способности своего отна, а также его богатство в виде скота четырех или шести разновидностей. В очень редких эпических произведениях упоминается о том, что богатырь забирает имущество поверженного чужеземного богатыря. Хотя в экспозиции каждого эпического произведения рассказывается о несметных сокровищах богатыря, по в дальнейшем повествовании об их использовании и вещественном проявлении их ценности не говорится, если не брать во внимание свадебные дары сой-белек в виде "золота с конскую голову, серебра с волчыо голову". И в предметах женских украшений не упоминаются коралл, жемчуг, изумруд, зато говорится о шелках, дорогих мехах.

По всей вероятности, прибавление титула хана к имени богатыря , что встречается в ряде эпических произведений, гоже является порождением близкой к нам эпохи. При всей блестящей словесной характеристике, овеянный славой и почет ом богатырь, носящий титул хана, не имеет знаков отличий - чипзе, символов власти, не держит при дворце многочисленных чиновников, слуг.

Все вышесказанное позволяет говорить о том, что центральная фигура традиционного фольклора - герой эпоса - богатырь, представитель народа, выражает его интересы, защищает их, живет народной жизнью. Простые люди, особенно чабаны, табунщики, всегда лестно отзываются о своем богатыре - защитнике. Часто они при встрече с иноземными гостями перечисляют достоинства любимого героя, используя характерные эпитеты, выражающие отношение к благодеяниям героя во имя благополучия всех.

О принадлежности эпического богатыря к народу говорит еще одна примечательная художественная деталь фольклора. На чужой земле, среди чужих людей богатырь появляется в образе бедного парня-пастуха, т.е. в облике человека-труженика, а не в обличии богатого. Почему? Потому что создатели эпоса, будучи сами выходцами из народа, иначе не могли представить своего героя.

В свое время исследователи Центральной Азии А.М.Позднеев, Г.Н.Потанин, Б.Владимирцов, Ф.Я.Кон зафиксировали многочисленные версии рассказов об Амур-Сане. Спустя много десятилетий, уже в условиях советского строя, тувинские фольклористы записали от крупнейших знатоков устной словесности рассказы об Амур-Сане и его сподвижнике Шидарбане. Содержание их сводится к тому, что после поражения в схватке с маньчжурами Амур-Сана с остатками своих войск через территорию Тувы ушел в Россию.

Один из крупных сказителей Тувы Салчак Шокшуй из Мошун-Тайги рассказал предание, согласно которому Амыр-Сана был прижат врагами к озеру Убса-Нур. Ночью Амыр-Сана чудесным образом вызвал ненастье и по образовавшемуся тонкому льду на озере ушел от преследователя. Дальше он двигался по долине Каргы и в местечке Кыскаш устроил привал. Его войско было настолько огромно, что оно выпило всю воду, сожгло весь лес и оставило огромное количество каменных треножников. Предания об Амур-Сане обычно заканчиваются тем, что в страну русских герой ушел через перевал "Кожээ-ыяш" - деревянное изваяние, и на прощание поклялся: "Мстить приеду, когда это деревянное изваяние еще не совсем сгниет, когда ледник еще не покроет всю вершину Монгун-Тайги, когда заячьи уши целиком почернеют, когда хвост горностая весь станет черным, когда на месте слияния Каа-Хема и Пий-Хема возникнет крупное поселение".

В преданиях Амыр-Сана наделен огромной силой, могучим разумом и волшебными качествами. Для образа Амыр-Саиы тувинские сказители не пожалели ни ярких эпитетов, ни метких метафор, ни гиперболических приемов, т.к. они симпатизировали освободительной борьбе Амыр-Саны. Так возник образ человека, олицетворяющего образ народного борца за освобождение.

Характерно, что у многих народов, у которых бытуют повествования об Амыр-Сане, рассказчики преданий отмечали: "Раньше старики запрещали рассказывать об Амыр-Сане в присутствии детей".

В эпических произведениях тувинского фольклора слабо выражены классовые различия между богатырем и ханом -представителем власти. Только слова-обращения, почтительное отношение героя к хану, подчеркивают общественное положение того и другого. Отношение народа к представителям власти строится по принципу "воля хана - закон для подданного". Что касается человеческих достоинств в процессе дальнейшего развития эпоса постепенно проявляется превосходство героя-богатыря над героем-ханом. Отсюда иногда происходит явное смешение слушателями и молодыми исполнителями эпоса положений богатыря и героя-хана, восприятие образа богатыря как образа человека, наделенного огромной государственной властью.

Однако сказители в термин хан, применительно к богатырю, не вкладывают значение "владыка". Наоборот, богатырю придаются самые демократические черты эпического героя, устами его выражаются думы и мысли людей труда.

Отчетливо выраженные социальные, классовые мотивы в тувинском фольклоре появляются в 17-19 веках, т.е. в период наиболее известных в истории моментов обострения социальных противоречий и классовых столкновений в Центральной Азии. С этих исторических рубежей тувинский фольклор становится социально более четким, детерминированным. Основными выразителями социальных мотивов становятся исторические предания, песни, устные рассказы.

В исторических преданиях и легендарно-исторических сюжетах очевидцы тогдашних реальных событий запечатлели картины борьбы, побед и поражений борцов за счастливую судьбу своего народа, за свободу родной земли. О различных перипетиях этой длительной, продолжавшейся свыше 150 лет, освободительной борьбы племен и народов Центральной Азии, рассказывают предания об Амур-Сане, Шидарбане, Хурулмае, сведения об этой борьбе содержат легендарные сюжеты о Кара-Чоде, Борбак-Сате, Чугурук-Сате, исторические песни о бунтарях-одиночках Сарыг-Самдане, Эренхоо. В преданиях, легендах, исторических песнях говорится о героизме и отваге, мечтах и желаниях предводителей наиболее организованного движения аратов против чужеземного юсподетва и местного гнета, известного под названием "Восстание 60 богатырей".

Большой популярностью среди людей старшего поколения пользовались предания об Амур-Сане - герое фольклора монголов, бурят, алтайцев, тувинцев, калмыков. Как известно, у многих пародов существует традиция приписывать наиболее известным, популярным легендарно-историческим личностям сверхъестественные, волшебные качества. Согласно этой традиции, тувинцы, по свидетельству Ф.Я.Кона, давно приписали Амыр-Сане черты предсказателя, пророка.

По сообщению многих наших информаторов, когда вспыхнуло восстание "60 богатырей" в первой половине 80-ых годов прошлого столетия, распространился слух о начале эры Амыр-Саны. А когда названное восстание потерпело поражение, старики говорили, что повстанцы поднялись на борьбу раньше времени, не дождавшись пришествия Амыр-Саны.

Победа Октябрьской революции и тувинской народной революции была истолкована людьми старшего поколения как наступление эры Амыр-Саны, воплощение его пророчества в реальность.

В легендарных преданиях о Хурулмае, Кара-Чоде и братьях Борбак-Сате и Чугурук-Сате присутствуют мотивы борьбы с иноземными пришельцами, описывается поражение последних. Каждый из названных героев наделен богатырскими чертами: это -меткие стрелки ст ройного роста, необыкновенные но физической силе люди.

Освободительные, социальные мотивы в фольклоре объединяли и сплачивали разные родо-племенные группы тувинцев. Вместе с тем произведения, содержащие эти мотивы, призывали все соседние мопголоязычные и тюркоязычные народы к единению в борьбе против общего врага. Об этом г оворит то, что Амур-Сана стал общим героем фольклора монголов, тувинцев, калмыков, алтайцев. Не случайно и то, что в народных произведениях Шидарбану (Цэнгуи-джапу), возглавившему в 1756-1757 годах народное восстание в Туве и Западной Монголии против маньчжуров, приписывают родственные отношения с Амыр-Саиой, называя последнего то другом молодости Шидарбана, то старшим его братом.

Слаба историческая основа, но сильны легендарные мотивы в произведениях о Борбак-Сате и Чувурук-Сате. В них четко проступают антиманьчжурские, свободолюбивые настроения, выраженные в продуманности и осознанности поступков героев.

Тувинские народные песни хранят богатые данные об исторических событиях и отношении трудового народа к ним. По сравнению с преданиями исторические песни выделяются известной от крытостью в выражении чувств, призывностью интонаций.

В отдельную группу могут быть выделены куплеты о господстве в Туве китайских генерал-губернаторов (чанчынов) и начальников китайских пограничных постов (чурганов). Некоторые из куплетов предельно четко характеризуют отношение народа к событиям начала 18 века. Из истории Тувы известно, что в 1727 году китайские завоеватели насильно установили пограничные "столпы" (байза) по Танды-Ульскому хребту. Следующий куплет песни зафиксировал и передал смысл этого явления:

Байза шашкан башкы сынга Бастырбастай бергени ол бе? Бардам, тенек дужуметтер Бажывыска тепкени ол бе?

Застолпили южный хребет, Там жить нам больше не дадут. Чиновники высокомерные, дурные На шею нашу засели прочно.

Немало песен создано о жестоком чужеземном иге, о звериной сущности "девяти пыток" маньчжурского уголовного кодекса, о разорительных для населения путешествиях китайских генерал-губернаторов и объездчиков пограничных постов.

На перевалах хребта Сарыны Загнали мы лучших коней.' Встречая и провожая чиновников, Разорились шесть хошунов.

Разорительная и грабительская сущность чужеземного господства вызвала решительное противоборство народа. Восстание следует за восстанием. Народная песня, подчиняясь своим художественно-эстетическим законам, обобщает события, создает наиболее типические картины исторической действительности. Это картины

Савынанын сынынаига Аът-ла, шары буларады Чанчын, чургаан унуп кээрге, Алды кожуун шуудеди. чиновничьих сборищ, представители народа: в ходе которых подвергаются пыткам

Бедйк дагдан туман келтеш, Хадый-ла бээр, чаай-ла бэар. Бээжиндей элчи келтеш, Кага-ла бээр, сога-ла бээр.

Если туман затмит высокие горы, Неизбежны бури и ливни. Если из Пекина заявятся гости, Не миновать нам пыток допросов.

Перекликаются с приведенными выше куплетами песни-призывы к борьбе против чужеземного господства и феодального гнета:

Тутчуп-тутчуп чугаалашкаш, Дургуннай-ла берээлинер. Турган черден тудуп мунар, Аргамчыдан алыылынар.

Объединяйтесь, поднимайтесь, В горы родные давайте уйдем. А с собой захватите верные Арканы для ловли стремительных коней.

Такие призывы стали лейтмотивом народных песен, возникших в тот период.

Среди многочисленных вариантов исторических песен особую популярность обрели так называемые "песни 60 богатырей", воссоздающие тяжелую картину жизни тувинского народа во второй половине 19 века, передающие настроения, желания и чаяния трудового народа и его верных, смелых и сильных духом сыновей-повстанцев, выступивших против феодализма и иноземного господства. Хотя "песни 60 богатырей" приписываются самим повстанцам, на самом деле в их создании приняли участие сотни их единомышленников и последователей.

В центре многочисленных вариантов "песен 60 богатырей" находится образ арата-повстанца, бунтаря. Он призывает своих соплеменников подняться на дело создания стойбища, наполненного счастьем, построения светлого и просторного дворца. Лирический герой, приглашая своих друзей к участию в борьбе, не скрывает трудности, смертельной опасности борьбы, предупреждает о возможности поражения. Несмотря на наличие печальных красок, цикл песен "60 богатырей" завершают куплеты, окрашенные светлыми тонами, полные чувства надежды и веры. В них лирический герой советует своим единомышленникам в случае неудачного исхода борьбы найти убежище в русском государстве:

Алдырбайн чорза-чорза, Алган атка кире бээр бис. Арбас аъттан мунуп алгаш, Алдай чурту кирээлинер.

Сражались мы, не поддаваясь [врагу], И получили прозвище "проклятые". Сев верхом на быстрых коней, Поедем в страну Алтай.

Анализ текстов песен этого цикла показывает, что повстанцы видели в лице России надежного защитника, спасителя.

Вместе с выражением боевого, наступательного духа повстанцев против феодального строя в "песнях 60 богатырей" нашла свое отражение ограниченность мышления руководителей восстания.

Возникновение цикла "песен 60 богатырей" явилось переломным моментом в эволюции идейно-тематического содержания тувинской народной лирики. Песни этого цикла сыграли исключительную роль в последующие десятилетия. Их призывный, тираноборческий дух, беспощадный сарказм были незаменимыми средствами в воспитании борцов за счастье и свободу народа. "Песни 60 богатырей" придали тувинскому фольклору вполне осознанную, сатирическую, антифеодальную направленность. Они своим оптимизмом помогли народу пережить трагедию поражения восстания 60 богатырей и очень скоро, оправившись от исторического шока, продолжить борьбу за справедливость. Идеями борьбы 60 богатырей проникнуто движение тувинских аратов в 1911-1912 годах против китайских и местных оккупантов, их союзников- феодалов, ставшее прологом народной революции в Туве, которая победила под непосредственным влиянием Великого Октября. Нарастание ярко выраженных социальных мотивов в фольклоре говорит о постепенном пробуждении национального классового самосознания народа, об усилении борьбы за свободу и справедливость.

Вышесказанное подтверждает мысль о том, что от социального происхождения, от миропонимания, интересов, духовного мира, психологии создателей в прямой зависимости находится идейное содержание тех или иных текстов. Поскольку создателями тувинского фольклора в до и послеоктябрьский период оставались араты, охотники, частично скотоводы, то и в его идейно-эстетическом содержании преобладают мотивы, навеянные условиями мат ериальной жизни простого народа.

В ранних по происхождению жанрах, как в эпических, так и лирических, отчетливо проступают чувства сыновей и дочерей родных гор, долин, кочевий, защитников родной земли, хранителей спокойствия и мира на ней. Например, Алдай-Буучу владеет от рождения Соок-Кызыл Тайгой и вместе с сыновьями до глубокой старости защищает эту землю от посягательств ханов-братьев Албыса и Щулбуса, великана Даг-Иргека.

В образах и действиях эпических богатырей народ воплотил наиболее характерные проявления патриотических чувств, которые воспитывались тысячелетиями и передавались из поколения в поколение.

РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ: УСТНО-ПОЭТИЧЕСКОЕ ТВОРЧЕСТВО ТУВИНЦЕВ КАК ЧАСТЬ ЦЕНТРАЛЬНО-АЗИАТСКОГО МНОГОНАЦИОНАЛЬНОГО ФОЛЬКЛОРА

О Туве и тувинцах существует большая историко-этнографическая, публицистическая литература, из которой читатель узнает весьма разноречивые, иногда противоположные сведения. Главная мысль этих публикаций сводится к следующему: Тува -отсталый уголок, отгороженный от остального мира мощными Саянскими и Тандынскими (Танну-Уольскими) хребтами; тувинцы -"народец", сохранивший до недавнего времени первобытный образ жизни и утилитарное охотничье-скотоводческое хозяйство, получивший письменность лишь в 30-х гг. XX века. Край, где живут ныне тувинцы, до начала новой эры не был заселен предками современных тувинских племен, он был либо лакуной, либо был занят какими-то неизвестными, исчезнувшими племенами.

Начиная с 60-х гг. XX столетия, постепенно стали ломаться прежние представления о Туве. В этом смысле признанным достижением исторической науки считается открытие ученого с мировым именем М.П.Грязнова об отражении основных мотивов богатырских сказок тюрко-монгольских народов (сцена охоты, единоборство, оживление героя женщиной) в изображениях на бронзовых бляшках У-Ш веков до н.э., которые были найдены при археологических раскопках в районах Ордоса и Южной Сибири.

Материалы, рассказывающие о более ранних периодах культуры прародителей современных тувинцев, найдены тувинским археологом М.Х.Маннай-оолом и относятся к VIII-VII вв. до н.э. Они говорят не о замкнутости тувинского искусства, а о широких связях его с очагами культуры Передней и Средней Азии, с индийской и китайской цивилизациями. Ученый, анализируя уникальные материалы кургана Аржан и других памятников Тувы (VIII-VII вв. до н.э.), отмечает их огромную историческую значимость, позволяющую говорить о том, что народами этого ареала уже в ранние периоды истории создавалась оригинальная саяно-алтайская цивилизация.

Таким образом, к концу XX века наука преодолела прежние взгляды на социальный и культурный уровень развития тувинского парода. Как известно, идентичные высказывания были адресованы и другим племенам Центральной Азии, правильному разъяснению их происхождения посвящена не одна страница трудов ученых Сибири и Дальнего Востока.

Тувинский фольклор дает много примеров, подтверждающих правильность выводов об огромной роли саяно-алтайских цивилизаций, в том числе племен долины Кем-Кемджика, т.е. предков современных тувинцев, в поступательном движении Азии к прогрессу. Тувинская фольклористика находит все новые и новые материалы, показывающие взаимосвязи народной поэзии тувинцев, индийцев, киргизов, алтайцев, шорцев, хакасов, якутов, бурят, русских.

Понятие взаимосвязи фольклорных явлений, если опереться на материалы истории изучения тувинской народной поэзии, надо понимать в двояком смысле: во-первых, какой вклад внес тот или иной народ в общую сокровищницу устного народного творчества своего региона. Во-вторых, какова роль того или иного народа в заимствовании, использовании и распространении творческих достижений своих исторических соседей, а также народов, родственных по языку и культуре, но когда-то укочевавших и живущих в другом месте.

На данной стадии развития тувинской науки о фольклоре нам больше известны факты, говорящие о втором значении понятия взаимодействия фольклорных явлений. По популярным и научным изданиям, по трудам ученых - фольклористов, этнографов, культурологов, по предварительному обобщению собранного материала констатируем факт наличия большого количества заимствованных у монголоязычных народов и индийцев сюжетов и мотивов, о бытовании в тувинской среде произведений мировой величины - "Гэсэра", "Джангара" "Панчатантры" и т.д.

Изучение проблемы распространения тувинского фольклора среди монгольских и тюркских племен ждет своих исследователей. Постановка такого вопроса возможна потому, что многие тувинские племена до сих пор считают своей прародиной Западную Монголию, Ойратию, некоторые долины Северной Монголии, Иркутской области, Минусинской котловины, Южного Алтая. Уходя из этих мест, тувинские племена запечатлели следы своего пребывания (в виде мифических, легендарных рассказов) в фольклоре. На такую мысль нас наводит книга "Небесная дева Лебедь", авторами которой являются И.Е.Тугутов, А.И.Тугутов. Опубликованные в этой книге волшебные сказки "Девять сыновей старика Буурала", "Алтай-Шагай-мэргэн - сын Хартаган-хана", "Мальчик-хвостик" среди тувинцев бытуют с такими же сюжетами, мотивами, атрибутами и поучениями.

О тувинско-хакасских фольклорных связях можно сказать много интересного. Об этом справедливо писала известная исследовательница В.Е.Майногашева в статье "Хакасская и тувинская версии эпоса о Похта-Кирисе (Бокту-Кирише)", в которой высказала мысль о сжатости хакасского варианта сказания и малочисленности его персонажей. Эти высказывания В.Е.Майногашевой говорят в пользу заимствования упомянутого эпического произведения хакасами. Краткость, опущение отдельных специфически национальных деталей присущи вообще заимствованным фольклорным произведениям.

Подобные примеры дают немалую надежду на постановку вопроса о влиянии тувинского фольклора на устно-поэтическое творчество племен и народов Центральной Азии, с которыми тувинцы жили и живут по соседству, боролись за лучшую жизнь, социальную справедливость и мир на необозримых, географически не маркированных великих таежно-степных просторах вдоль исторического шелкового пути.

При изучении вклада каждого малого народа в общую сокровищницу мирового фольклора и влияния на великие творения устной поэзии фактора заимствования следует руководствоваться принципом обратной связи. Накопление конкретного текстового материала, его изучение помогут приоткрыть завесу этой немаловажной проблемы, связанной с вопросом об общем вкладе фольклора разных народов в мировую культуру.

Изучение по крупицам вклада того или иного народа в мировой фольклор приведет пае не к возвеличиванию одного из народов, а к более четкому пониманию сути вопроса о национальной специфике устного поэтического творчества.

Тыва является восточной окраиной тюркского мира, если считать якутов представителями северного мира. Она большей частью территории граничит с монголоязычными (бурятами, монголами) и русским народами. Территория Тывы огорожена четырьмя могучими горными хребтами: Обручева - на востоке, Саянскими - на северной стороне, Алтайскими - на западе и Тандинскими - на юге. Если представить языковое, культурное и географическое положение жителей этого края, то создается впечатление, что тувинцы жили в прошлом отчужденно. Конкретное же изучение реальной жизни тувинского народа, опирающееся на материалы древней культуры и устно-поэтическое творчество, показало, что Тыва была связана с внешним миром весьма тесно на всей протяженности исторического времени. Об этом говорит наличие почти всех основных мотивов восточного фольклора в устной поэзии тувинцев.

В мифолого-сказочном сознании прародителей современных тувинцев Вселенная (по-тув. Октаргай) состоит из трех миров: верхнего, среднего и нижнего. В поздних версиях сказаний, сказок и легенд эти миры обретают еще дополнительные названия: обиталище хана Курбусту, невечный желтый мир (по тув. монге эвес сарыг ортемчей), обиталище хана Эрлика (Эрлик ораны). В некоторых произведениях тувинского фольклора вместо нижнего мира герои путешествуют по подводному миру (суг ораны), где владельцем всего сущего является Далай-Усун хан (морской, водяной хан). Первичные названия миров являются древними. Более поздние названия имеют монгольское происхождение и религиозно-мифическое содержание.

Многоярусная Вселенная представлялась нашим предкам как единое по своему назначению строение. Связь между ярусами осуществляют герои богатырских сказаний и сказок, то поднимаясь в верхний мир, то опускаясь в подземный и подводный миры в поисках потерянной невесты или для сватания дочерей Курбусту хана и Далай-Усун хана.

Существует второй вид связи с верхним миром, описанный в эпических произведениях народов Центральной Азии. В них главный герой в жестокой схватке с врагом умирает. Для его оживления с небес спускаются волшебные гении-хранительницы, узнавшие о случившейся беде по предзнаменованию - по внезапному изменению окраски стрел, оставленных когда-то героем, или по смыслу своих сновидений. Найдя богатырское тело, девы-хранительницы, нарушая один из строгих запретов древности - не прикасаться к вещам и телу мужчин, собирают части тела богатыря, укладывают их и с заклинаниями перешагивают три раза через него. Богатырь воскресает и прощается со своими небесными хранительницами.

В тувинских богатырских сказаниях "Алдай-Буучу", "Боралдай-Мерген" в верхнем мире живут верные советники богатырей-отцов. В "Алдай-Буучу" два мудрых предводителя свадебного поезда! - сын великого табунщика Белээ-Шынар, сын несравненного гадальщика Толээ-Шынар - спускаются на землю по зову Алтай-Буучу и во время Путешествия Хан-Буудая на юг, за ответом на свадебный подарок -"золото величиной с конскую голову, серебро величиной с волчью голову", учат молодого богатыря морально-этическим правилам поведения. Но Хаи-Буудай пренебрегает советами своих наставников и попадает в сложнейшие ситуации, из которых он выходит достойно благодаря всесильному закону побратимства, т.е. союзническим клятвам богатырей.

В сказании "Когелдей-Мерген с конем Кок-Бора" взаимоотношения главного героя с владыкой Верхнего мира показаны как связь между достойными друг друга персонажами. Престарелый Когелдей-Мерген, попавший под души ста маралов, обращается к своему небесному покровителю за помощью.

Взаимоотношения главного героя эпического сказания с земными жителями построены вполне реалистически. Герой произведения, кроме собственного имени, носит почетные титулы: моге - еилач, маадыр - богатырь, авыгай - почтенный. Он имеет подданных, образующих два кожууна (монг. хошун): великий и малый. В самых необходимых случаях (а их всего три: наречение именем богатыря, свадьба и торжество по поводу победы над врагом и установление мирной жизни) богатырь созывает свой народ и устраивает великий пир, продолжающийся три месяца, т.е. девяносто дней, во время которого "у слуг уши жиром заплывают, у собаки хвосты становятся короткими от ожирения".

Отношения главного героя с богатырями трех сторон: севера, юга и северо-запада (восточная сторона света упоминается очень редко) -построены на добрых началах. У богатыря в тувинском богатырском и сказочном эпосе ни одним словом не выражено его желание завладеть скотом, подданными, добром, землей (чурт).

В эпических сказаниях тувинцев в нижний, т.е. подземный мир попадают самые авторитетные и почтенного возраста герои. Они проникают туда через темные ущелья, преодолевая охранные посты, расставленные владыкой подземного ханства, достигают дворца Эрлик-хана. При переговорах последний бывает уступчив, иногда даже пуглив. В сказании "Алдай-Буучу" Эрлик-хан смертельно боится голоса Алдай-Буучу. Других персонажей, кроме Эрлика, в Нижнем мире нет.

С миропониманием создателей устной поэзии о трехъярусной Вселенной связаны образы мировой скалы Чалым-Хая, мирового дерева Кангыр-Баазын; мировых вершин: Хууртун, Кызыл-Тайга, Алтай, Кангай, Артыштыг, Сумбер-Уула; железно-стальной коновязи, упирающейся в небеса; башен недостижимой высоты, неописуемой красоты; огромных диких и домашних животных, достигающих рогами и ушами белых и черных облаков; богатырей-великанов, передвигающих шариками на шапках облака назад и вперед.

У этих вечных символов вечной жизни, на берегах мировых морей Ак-Хем, Чинге-Кара, Калчаа-Далай, Кок-Далай, золотых озер, в дебрях могучих и богатых лесов живет народ-скотовод и охотник со своими твердо установившимися традициями и обычаями. Он живет на своей земле, названной "эжелей торээн чурт", т.е. владение, занимаемое им, со дня появления на свет. А явился богатырь в этот благодатный край "на плечах хорошего времени, в начале худого времени", когда "озеро Молочное было маленькой лужицей, гора Сумбер-Уула была маленьким холмиком, когда Чингис творил, колесо жизни начало вращаться". События, произошедшие в течение этого длительного периода жизни народа, легли в основу повествований, ставших сказками - тоолдар, мифами, преданиями - солун чугаалар, тоогулуг ырлар - историческими песнями и т.д.

В произведениях этих жанров выражены как специфические национальные черты, так и общие с устной поэзией далеких и близких соседей признаки. Сравнительное изучение фольклора народов Центральной Азии показывает, что в тувинском устном творчестве распространены общие с фольклором тюркско-монгольских народов сюжеты, мотивы, образы.

Сходные мотивы появляются прежде всего по законам типологического схождения, основанного на общности образа жизни, идеалов, чаяний и ожиданий. Это отчетливо видно при сравнительном анализе тувинских фольклорных текстов с народным поэтическим творчеством их исконных соседей - монголов, бурят, тувинцев, хакасов, алтайцев. В тувинском фольклоре, как и в устной поэзии народов Центральной Азии, воспеваются благородные деяния людей во имя счастливой жизни. Некоторые герои тувинских героических сказаний умирают в жестоких схватках с сильными противниками, но воскресают и продолжают борьбу за справедливость. К таковым относятся Каигавай-Мерген из одноименного произведения, а также сыновья Алдай-Буучая. Стало быть, бессмертен тот, кто совершает подвиг во имя мирной, счастливой жизни.

В тувинских сказках, как и в сказочном эпосе народов-соседей, нами установлены мотивы выявления умения, навыков своих сыновей (в сказках "Старуха Доктагана с девятью сыновьями", "Дозандай с девятью сыновьями"); наличие одинаковых волшебных предметов, жидкостей (молока трех белых верблюдиц, молока птицы Хан-Херети, пены Синего озера, крови сердца синего озерного быка). В них говорится о мудрых старцах, бабушках; умной младшей дочери или брате; оклеветанной старшими младшей жене; заброшенных в пустыне матери и ее сыне; богатырском коне; любви и спасении животных; исчезнувшей ханской дочери; приношении в жертву сыновей или дочерей; путешествиях по подземному миру; дружбе человека с животными; отдаче единственного сына на обучение грамоте и т.д. Наряду с этими общими в фольклоре тюрко-монгольских народов мотивами в устной поэзии тувинцев есть и такие мотивы, происхождение которых нами еще не установлены.

В устно-поэтических произведениях тувинского народа воспеваются общие поркско-монгольские святыни: девять драгоценностей (золото, серебро, сталь, железо, медь, перламутр, жемчуг, бирюза, коралл); девять синих небес, каменных изваяний, небо-отец, земля-мать, звезды Шолбан, Чеди Хаан (семь царевичей); юрта, коновязь, богатырские вооружения, ум и сила человека.

В повествованиях о благородных деяниях богатырей в тувинском фольклоре используется общий с фольклором народов Центральной Азии прием гиперболизации. Сильные и мужественные, благородные и справедливые богатыри освобождают людей из плена мифических героев, подавляют хищных маралов, верблюдов, птиц, воскрешают умерших, исцеляют хворых, слепых, создают семьи, воспитывают достойную смену.

В тувинском фольклоре созданы такие же, как в устной поэзии других народов Центральной Азии, образы представителей животного мира: рыб, птиц, зверей и домашних животных. Тувинский сказочный мир населен тиграми, львами, слонами, мартышками. Всем им приписаны человеческие свойства, все они понимают язык героев и выполняют волю человека.

С животным миром прочно связан духовный мир героев произведений фольклора. Некоторые из животных в фольклоре народов Центральной Азии выступают объектами поклонения, почитания как тотемы, как предсказатели судеб. Например, лебеди, гуси подсказывают героям, где, в какой стороне света искать себе суженую.

У главных героев богатырских сказаний боевой конь, вожаки всех видов скота, собаки Эзер и Казар являются святыми, носят пометки и тавро, в чем проявилось тотемистическое мировоззрение древних носителей фольклора, их представления о тотемных животных.

Устная народная поэзия тувинского народа выдержана в духе эстетических законов прекрасного и безобразного. Современного человека, выросшего в условиях торжества великих идей просветительства, удивляет то, что неграмотный до недавнего времени народ творил и жил по законам красоты. В произведениях фольклора человек красив во всем - и в своем духовном, и в материальном проявлениях. Жизнь представлялась героям фольклора как осуществление желания иметь солнцеликую красавицу-жену, юрту, похожую на ханский дворец, коня, как Аран-Чула, сыновей и дочерей, достойных родителей, послушных и трудолюбивых подданных.

В образцах тувинского фольклора имеются персонажи, действия и поступки которых отвратительны, безобразны: грабители, изменники, клятвонарушители, пожиратели всего живого на свете. Они живут по законам нечеловеческой, хищнической морали. Творцы и носители произведений фольклора противопоставляют им героев, олицетворяющих все доброе и человеческое.

По объективным причинам сюжеты тувинской сказочной прозы не попали в Международные Указатели сказочных сюжетов. Тем не менее внимательное изучение Указателя сказочных сюжетов Аарне-Андреева, трудов В.Я.Проппа, Ю.И.Смирнова, П.А.Троякова, Б.П.Кербелите удивляет нас тем, что многие сюжеты, созданные тувинскими сказочниками, перекликаются с сюжетикой сказок народов, очень отдаленных географически, отличающихся по условиям жизни, обычаям, традициям, верованиям и языку.

Таким образом, фольклорное творчество небольшого тувинского народа подтверждает правильность суждения о том, что в отношении художественного таланта нет народов малых и больших. Наличие в фольклоре тувинцев общетиповых элементов мирового искусства слова, особенно мотивов бессмертия человека, вечности жизни, возможности исцеления, оживления мертвых, испытания человеческих способностей, занятия бедняком ханского трона, женитьба нищего героя на ханской дочери и т.д., говорит о широте кругозора тувинских певцов и сказителей, о связях их творчества с устной поэзией других народов. Оригинальная, своеобразная бытовая фактура, язык произведений устного народного творчества, особенности образной системы характеризуют национальную специфику тувинского фольклора.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Тувинский фольклор в контексте центрально-азиатских устно-поэтических традиций»

21. Связи тувинского фольклора с устно-поэтическом творчеством тюркских народов //Тезисы докладов II Всесоюзной тюркологической конференции. - Алма-Ата, 1976. - 0,2 п.л.

22. Великий сказитель //Богатырь Тевене - More с конем Демир-Шилги. -Кызыл, 1976. - 0,5 п.л.

23. Социальные мотивы в дореволюционном тувинском фольклоре //Тезисы докладов III Всесоюзной тюркологической конференции. - Ташкент, 1980.-0,1 п.л.

24. Народное эпическое произведение //Боралдай-Мерген. - Кызыл, 1983. -0,3 п.л. - на тув. яз.

25. Усиление антифеодальных мотивов в тувинском фольклоре //Материалы научной конференции "Актуальные проблемы советской литературы". - Улан-Удэ, 1989. - 0,4 п.л.

26. Об эпосе "Боралдай-Мерген". Там же. - 0,2 п.л.

27. Сюжет о Джангре в Туве //Джангар и проблемы изучения героического эпоса. - Элиста, 1989. - 0,3 п.л.

28. Хоомей - особый вид искусства //Мелодии хоомея. - Кызыл, 1994; - 0,3 п.л.

29. Хозяин гор //Журн. "Кан-Актпай". - Горно-Алтайск, 1995, №4.

30. Соотношение мелодии и текста в искусстве хоомей //Журн. "Башкы". -Кызыл, 1998, №5-6.

31. Тувинский фольклор и азиатская поликультура //Журн."Башкы" -Кызыл, 1999, №5-6. - 2,5 п.л.

Общий объем опубликованных работ соискателя - более 100 п.л.

Подписано в печать 08.11.2000 г. Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Объем 2,8 печ. л. Тираж 100. Заказ № 162.

Отпечатано в типографии Изд-ва БНЦ СО РАН, 670047, г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, 6.