Исторический роман в русской литературе последней трети ХХ века: Пути развития. Концепция личности. Поэтика тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, доктор филологических наук Щедрина, Нэлли Михайловна

• Щедрина, Нэлли Михайловна
• доктор филологических наук
• 1995

Оглавление диссертации доктор филологических наук Щедрина, Нэлли Михайловна

ВВЕДЕНИЕ.3

1. Тенденции развития исторического романа последней трети XX века

2. Природа исторического романа: гносеологические и онтологические аспекты. Критерии художественности и критерии оценки (к постановке проблемы).<-/

3. Цели и задачи исследования.

ГЛАВА I. КОНЦЕПЦИЯ ЛИЧНОСТИ И ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ.3 8

1• Исторический характер и его обусловленность

В.Шукшин)

2. Историческое "измерение" личности (романы

Д.Балашова и биографическое повествование ' Б.Зайцева).

3. Философия истории (личность и власть в романах М.Алданова й А.Солженицына).

4. Нравствено-философские аспекты бытия произведения Ю.Трифонова и Ю.Давыдова).

5. Историческое и общечеловеческое (романы

Б.Окуджавы и В.Максимова).

ГЛАВА II. ФОРМЫ ВЫРАЖЕНИЯ АВТОРСКОГО СОЗНАНИЯ .153

I 1/. Авторское присутствие в произведениях

Д.Балашова. 2./ Субъектные и внесубъектные формы выражения авторского сознания в романах Ю.Трифонова и Б.Окуджавы

3.jФункция автора-рассказчика и "автора-героя" в исторической прозе

Ю. Давыдова.

4. Позиция автора-повествователя и автора-героя" в произведениях М.Алданова и А.Солженицына.

5. Ирония.

ГЛАВА III. МОТИВ, КОМПОЗИЦИЯ, ФУНКЦИИ "ХРОНОТОПА".228

1. Структурно-организующая роль мотивов и их метафоризация.

2. "Хронотоп".

3. Символика.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Исторический роман в русской литературе последней трети ХХ века: Пути развития. Концепция личности. Поэтика»

В русской литературе последней трети XX века получает активное развитие исторический роман. Это связано с общественной необходимостью осмысления подлинной российской истории, претерпевшей в этот период значительные социальные потрясения. "Исторические катастрофы и переломы, которые достигают особенной остроты в известные моменты всемирной истории, всегда располагали к размышлениям в области философии истории, к попытт кам осмыслить исторический процесс'^- , - писал Н.Бердяев в 20-е годы.

Пребывание "в целостной исторической эпохе" не благоприятствует историческому познанию. Чтобы мысль была направлена к восприятию исторического бытия и исторического взгляда, необходимо было пройти "через некое раздвоение. в исторической жизни и в человеческом сознании, для того, чтобы явилась возможность противоположения исторического объекта и субъекта, нужно, чтобы наступила рефлексия, для того, чтобы началось историческое познание ."2, ибо в те эпохи, когда "дух человеческий пребывает целостно и органически в какой-либо вполне кристаллизованной, вполне устоявшейся, вполне осевшей эпохе, не возникают с надлежащей остротой, вопросы . об историчесЧ ком движении и смысле истории'^ . Поэтому не случайно, пытаясь найти решение "загадки России и ее исторической судьбы", в 7 0-е годы в историческую прозу пришли со своими произведениями писатели, прежде не работавшие в этой области: В.Шукшин, Ю.Трифонов, В.Чивилихин, Б.Окуджава и др., в 80-е - А.Ананьев, В.Ганичев, В.Личутин и др. Раньше, чем историки и публицисты, подвергли смелому анализу болезни нашего общества такие писатели, как Д.Балашов, В.Бахревский, Ю.Давыдов, В.Пикуль и др. В событиях предшествующих столетий они усмотрели исторические катаклизмы XX века: отношение к русским революциям , к эпохе репрессий, "оттепели" конца 50-х - начале 60-х годов.' Авторы исторических романов обратились к проблеме государственности, лидерства в политике, заговорили об общечеловеческих ценностях в истории, религиозной нравственности, что способствовало пробуждению самосознания русского народа, его возвращению к своим духовным корням, к своему прошлому.

Вопрос о путях развития исторического романа в 70-х начале 90-х годов связан с методологической проблемой "литературно-художественного процессами "истории литературы", для изучения которой принципиально важным является установление места каждой книги в некоей традиции, выявление литературных параллелей, связей между отдельными авторами, обнаружение "эстетических доминант" произведений, которые В.И.Тюпа назвал "модусами художественности" 5 .

Постановка общих вопросов, относящихся к литературному процессу в целом, представляется нам весьма актуальной. Исторический роман последних двух десятилетий обнаруживает много общего с произведениями на современную тему в стилевых тенден-циях развития, принципах, приемах и средствах типизации характера . В то же время анализ многогранного художественного мира исторической прозы является фактом, способствующим воссозданию картины современной литературы в ее единстве.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Щедрина, Нэлли Михайловна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Исторический роман занимает видное место в русской литературе последней трети XX века. Его развитие в этот период

характеризуется небывалым подъемом. Углубление современного #

взгляда на историю и осмысление современности в органической связи с прошлым как проявление нового отношения художественной мысли к историческим обстоятельствам человеческого бытия обогатили исторический жанр новыми качествами. Процесс обновления и синтеза сказывается как в освоении новых тематических областей, так и в решении философских и нравственных проблем.

При всей своей специфике исторический роман современности связан с текущим литературным процессом. На его структуру оказали влияние стилевые искания современной прозы, сказалось также приобщение к невостребованным ранее традициям мировой исторической романистики. Писателей объединяет пафос восстановления полноты правды, дефицит которой стал особенно остро ощущаться в сегодняшних исторических условиях.

Осмысление современности, неутраченного прошлого и обозримого будущего в единой причинно-следственной связи, в процессе развития; поиски общественных закономерностей в опыте прошлого; психологическое постижение характера человека, связанного со своей эпохой, - все это проявление новой высоты историзма в современном литературном процессе. С этих позиций подходят к художественному изображению действительности как создатели произведений, посвященных современности, так и писатели исторического жанра.

Наметившаяся в литературе 7 0-х годов тенденция к созданию эпических полотен (В.Астафьев, Ф.Абрамов, К.Симонов) активи-

зировала появление их и в исторической прозе. Правда, масштаб изображения достигался, скорее, не жанровыми принципами, а циклизацией повествования, возникновением тетралогий, трилогий (циклы романов С.Бородина, Н.Задорнова, Д.Балашова и Э.Зорина). Важно отметить тяготение к воссозданию переломных, кризисных периодов отечественной истории, разработке темы национального самосознания. Все больший резонанс приобретают произведения политического звучания с сильным зарядом концепции развития государства. И хотя писатели старшего поколения продолжали работать в традиционном русле предшествующей эпохи, неспешное накопление изменений, постижение механизма "фиксации" эпохальных событий все же происходило и проявилось затем в цикле романов Д.Балашова.

"Государи Московские" представляют собой широкое художественное полотно, в котором общечеловеческие проблемы жизни сопряжены с философией истории, а политическая реальность на ших дней - с исторической реальностью минувшей эпохи. Критиков Балашова поначалу смущала цикличность событий и замысел хроники, как бы не позволяющие говорить об эпическом характере повествования. Однако из углубленного анализа явствует, что хроника князей Московских связана не только с временной последовательностью, но и с - концептуальной. Общая идея русской государственности реализуется в развитии, исходя из конкретности воссоздаваемого времени и своеобразия центрального героя. Использование большого арсенала изобразительных средств позволило Д.Балашову найти верный путь к исторической и художественной правде и на фоне общей тенденции развития исторического романа по пути расширения элементов беллетризации и публицистичности создать произведения высокого художественного уровня.

Проявили себя и масштаб изображения исторических событий, и исторических характеров, и летописно-хроникальный стиль, и сложная сюжетно-композиционная организованность, но эпического полотна в исторической прозе так и не сложилось.

В произведениях А.Иванова, А.Ананьева, П.Проскурина, С.Залыгина, Ю.Бондарева заметно выявилась параболическая тенденция. В исторической прозе ее суть отразилась в романах Ю.Трифонова, Ю.Давыдова, В.Бахревского, И.Елегечева и др. Чередование разных исторических пластов, их философское переосмысление, "странствия" героев и автора во времени, олицетворение жизненного пути как вечного поиска истины, запечатление процесса самосознания исторической личности и ее самоценности - вот что составило нерв параболического исторического романа. Их авторам важно было раскрыть всю полноту исторической правды и отсутствие ее в современной жизни. Феноменом подобных произведений была "искра сопричастности давно минувшему", проявившаяся в свое время в произведениях Ю.Тынянова. Развитие этой тенденции в историческом романе последней трети XX века связано с аналитичностью, усилением интеллектуального начала, составившими особенности литературы 70-х-80-х годов.

Если усиление лирического плана повествования в отечественной прозе советского периода началось в б0-е годы, то в историческом романе - в самом конце б0-х - начале 7 0-х годов. Книги В.Шукшина и Б.Окуджавы все еще сторонятся относить к историческому жанру. Мера субъективно-авторского начала в романах этих писателей вполне объяснима. Прозорливая интуиция художнйков искала ответа в прошлом на современные вопросы.Они больше пересоздают исторические картины, чем их воссоздают.

Наконец, тенденция развития художественно-документальной прозы,, явственно проступившая в литературе уже в конце 60-х

• начале 70-х годов (С.Смирнов, В.Богомолов, Л.Гинзбург, В.Ардаматский и др.)/ Дала мощный импульс усиления жанровой доминанте исторического романа - документальности. В этом русле развивалось творчество Н.Эйдельмана, С.Дангулова, М.Шагинян и др. Исследовательское начало в этих книгах, а также в "Памяти" В.Чивилихина превалирует над художественным, а основательная авторская доказательность и полемика выводит произведения за рамки жанра исторического романа. Это видно не только на данном примере, но и на других, если подойти к ним с точки зрения критериев художественности.

Рассмотрев в диссертации эстетические доминанты "художественности" исторического романа, мы пришли к выводу, что они обусловлены историческим содержанием и выражаются в элементах художественной формы. Уровень этой организации зависит от многих причин: от степени талантливости и мастерства писателя, от умения выделить и художественно проанализировать исторические проблемы, от глубины постижения философии и истории, характера и изображаемой исторической личности. "Мера" художественности связана с тем, насколько писателю удалось добиться органичного сопряжения "множественности черт и прочности их связи" (А.Потебня) в едином целостном творении. И хотя критерии художественности подвижны и никакая теория не может диктовать их практике, все же учитывать их необходимо и, как мы установили, это дает возможность выявить ценностные художественные ориентиры эпохи.

Сегодня, когда пришлось "восстанавливать" историческое время в его полноте и целостном объеме, мы понимаем, как много

удалось сделать литературе русского зарубежья для сохранения подлинной истории.

Анализ произведений писателей русского зарубежья открывает нам возможности понимания приоритета общечеловеческих ценностей над классовыми, позволяет выявить особенности индивидуального стиля отдельных авторов, соотнести их творчество с тенденциями развития отечественной и мировой литературы. Исторические романисты русского зарубежья изменили наше представление о литературе советского периода, посвященной историческому прошлому. Стали очевидными связи между романами, написанными в дальнем зарубежье, и книгами, появившимися на русской отечественной почве.

Возможность более глубокого изучения стилевых

тенденций в исторической прозе откроется тогда, когда весь массив произведений писателей русского зарубежья покажется "из-под глыб" и станет доступен для анализа. Общая складывающаяся картина развития исторического романа XX века позволяет поставить вопрос о целостности исторической прозы 70-х 90-х годов с учетом пришедшей к нам литературы зарубежья. Целостность и единство - необходимые критерии литературного процесса в любой из излагаемых периодов его развития.

В создании своих исторических романов писатели первой волны русской эмиграции шли каждый своим путем. Для Б.Зайцева обращение к С.Радонежскому было этапным, необходимым. Через его облик писатель, как и в произведениях, написанных в России, настойчиво стремился утверждать высшие духовные ценности, без которых теряется смысл бытия. Его преподобный Сергий Радонежский - неотъемлемая часть России, как и Жуковский, Тургенев, Чехов, которым Зайцев посвятил биографические

работы. Во всех этих книгах мысль о России, ее прошлом, настоящем и будущем - торжествующая.

Исторические романы Д.Мережковского - свидетельство его оригинального таланта и неутомимого творчества. Он "отправлялся" в глубь веков, воодушевляемый мыслью "воскресить мертвых", "найти неожиданное в знакомом, свое в чужом, новое в старом".Его герои - могучие титаны. Д.Мережковский воспевал природу человека, его красоту, истинное вдохновенное дерзновение. Он обратился к христианству, в котором увидел не только утешение, но и духовную мощь, неиссякаемый источник новых исканий и сомнений. Но особенно Мережковского пленила мысль о предстоящем русском возрождении. Он поразил читателя своими замечаниями о судьбе человечества. Склонный к преувеличениям, писатель часто ошибался, но ему нельзя было отказать в безусловной чистоте его помыслов.

В книге о Державине В.Ходасевич продемонстрировал новый тип художественного повествования, который строился на судьбоносной тональности, одинаково значимой для поэта любого времени. Авторское начало заявлено сильно, свежо, зримо. Ходасевич выступил "поджигателем" и хранителем "вечного огня поэзии". Всех писателей "серебряного века" объединяет интерес к судьбе России и ее истории.

Более близки и идейно связаны между собой произведения М.Алданова, В.Максимова, А.Солженицына. Романы "Истоки", "Самоубийство", "Заглянуть в бездну", "Красное колесо" воссоздают переломное для России время, начиная с 70-х годов XIX века, кончая советской эпохой. Роднит писателей и попытка осмыслить и художнически выразить исторический путь развития России. Отбор и оценка источников под определенным углом

зрения способствуют выработке их индивидуального видения.

Ключевой для художников последней трети XX века и русского зарубежья является проблема воссоздания характера исторического деятеля. Они осмысливают его взаимосвязь с окружающей действительностью, место в историческом процессе того времени, рассматривают и оценивают влияние на него событий истории. Перед авторами стоит задача постижения сложнейшей зависимости объективных обстоятельств и субъективной воли личности в поступательном ходе времени, преодоления романтического и гиперболического отношения к народу.

Исходя из того, что весь потенциал исторической личности направлен на преобразование жизни, в которой большую роль играет власть, писателей интересует взаимодействие героя с данной ему или приобретенной им властью, рассматривается, как власть держащие или власть имеющие испытывают всемогущество, аффект власти. Ощущение гениальности, состояние исключительности подталкивает их на реализацию конкретных государственных преобразований и свершение человеческих поступков. С другой стороны - это ощущение неограниченной самодержавной власти

являет еще и "философию наслаждения", часто перерастающую в *

самодурство. Рассматривая психологию власти, художники анализируют взаимосвязь вечного и временного, ставят важный вопрос о том, почему власть в конце концов гипертрофирует личностные качества, почему человек, бывший реформатором и преобразователем, добившись определенных результатов, вдруг останавливается в своем движении.

Писатели исходят в своих произведениях из того, что все исторические личности трагичны по своей сути, что они проходят "испытание трагедией" в момент катаклизмов во имя Отечества.

Романисты дают логический императив: нельзя подводить Россию к великим революционным испытаниям и дальнейшим неслыханным переломам в ходе истории, тогда политика исторической личности тоже становится помехой для их страны. Они рассматривают трагедию невозможности достижения своей цели, категорий вины, вины и беды.

Авторы исторических романов стремятся "разбить" прямолинейное представление о зависимости человека от среды и обстоятельств, якобы всецело определяющих его личность, стремятся показать, что же еще заключено в ней, каковы ее возможности, какова зависимость от ее психологии. Воссоздавая минувшее, писатели утверждают приоритетность общечеловеческих основ жизни, ценностей народного миропонимания, без которых нет ни отдельной человеческой судьбы, ни судьбы всего государства, выявляя новые подходы к историческому герою и его поведению с точки зрения традиции, натуры человека и его самосознания. Сливаются понятия "истории" и "нравственности". Закономерна потребность в высоконравственной истории и достойной ее личности. Такие писатели, как В.Шукшин, Б.Окуджава, Д.Балашов "убедили" нас в том, что традиция - это гарант нравственности. Наряду с повышением уровня философского осмысления истории в жанре современного исторического романа отмечается увеличение интереса к духовным ценностям.

Художественная философия истории представляет собой такую "творческую" категорию, которая формируется индивидуальным сознанием художника, "увлеченного" идеями актуального и им принятого или не принятого (находящегося с ним в конфликте) философского направления, исторического опыта, выработанного научной мыслью, историческим материалом, лежащим в основании

его художественного фундамента. Для М.Алданова, В.Максимова,

оказалась

А.Солженицына мировая экзистенциальная философия XX века особенно действенной, но для последнего из них - она более ориентирована на социальные и политические проблемы. Наиважнейшими для них стали связь человека и космоса, соединение временного и вечного, слитность "духовного мира и великого мира истории", русский Апокалипсис.

М.Алданов считал прерогативой философию случая. По его мнению, категория случайности оказывает колоссальное влияние на историю и по сути дела вершит ее, ибо, по его словам, исторических законов не существует. Выше всего в истории человечества он ставит Свободу как высшую ценность.

Философия истории А.Солженицына - крупное оригинальное явление, требующее особого изучения. Философское сознание писателя сильно политизировано в силу объекта размышления, ибо к вечным философским категориям в его концепции "примешивается" реальный человеческий опыт. Построенная на принятии и одновременно на непринятии некоторых позиций Бердяева, Леонтьева, Ильина и Флоровского, но в большей мере на столкновении с ними, его философия "устремлена" на государственное переустройство России. История, по мнению Солженицына, - действенная категория, которая должна "служить" нации. Историческая эволюция "сметена" исторической трагедией.

Роман А.Солженицына "Красное колесо" построен на парадоксальном историческом смешении российской истории - той, которую проповедовали в официальной идеологии, и той, которая, по мнению писателя, на самом деле происходила. История является не только предметом изображения, но и главным героем повествования. Это философский образ, наделенный метафоричностью,

развернутый в большое пространство.

Создавая свою концепцию истории, Д.Балашов рассуждает на страницах цикла романов "Государи Московские" о роли объективных обстоятельств и субъективной воли в поступательном ходе времени. Возможности создания государства имелись во всей Владимирской Руси. За власть дрались три города, три ветви одной to той же династии Ярославичей (тверские, московские и суздальские). Победу Москвы писатель трактует не как историческую закономерность, субъективную волю устроителей Московии, а как духовную победу всего русского народа. Москва, расположенная географически гораздо менее выгодно, не была экономически сильней Твери или Суздаля, но в этой сложнейшей ситуации, возглавив политику объединения русской земли, оказалась духовно сильней. По мнению Д.Балашова, значительную роль как идеологическая основа средневековья сыграла религия. Своеобразие религиозного движения в тогдашней Руси писатель видит в почти полном слиянии интересов церкви и государства. Выдающийся деятель русского монашества Сергий Радонежский мирит враждующих князей, благословляет рать перед Куликовской битвой, а митрополит Алексий, ставший в малолетстве Дмитрия Донского официальным главою правительства многие годы руководит страной. К личности С.Радонежского Д.Балашов обращается не только в "Государях Московских", но и в специально написанном романе "Похвала Сергию", прямо не вошедшем в этот цикл.

Очевидна близость очеркового повествования Б.Зайцева, созданного в 20-е годы за рубежом, и романа Д.Балашова. Писателей в первую очередь роднит постановка общечеловеческих проблем. Книга Б.Зайцева "Преподобный Сергий Радонежский", построенная по типу жизнеописания, интересна своей импрессионистической

формой. Это не столько биография Сергия, сколько трепетно выполненная живописными мазками "картина" - портрет святого, в лике которого - скромность подвижничества. Лаконизм и ясность формы, усиление изобразительно-выразительных начал, поэтизация динамической изменчивости жизни, лейтмотивность деталей выводит "Преподобного Сергия Радонежского" за рамки чисто биографической прозы.

В романе Д.Балашова "Похвала Сергию" тоже просматривается житийное начало, однако важно более всего подчеркнуть, что это начало воспринимается как часть большого эпического полотна о

"Государях Московских". Писатель раскрывает истоки святости *

Варфоломея (так звали до иночества Сергия), которые приведут его в монастырь. В воссоздании исторической эпохи первоисточником для Д.Балашова служит летописный материал и житие первого биографа Сергия. Однако как ученый-историк он выстраивает свою линию, при этом ученый не потеснил художника. Д.Балашова и Б.Зайцева роднит ориентация на "смолистый русский Север, где рождались характеры чистые, крепкие, здоровые". Их герой медленно и упорно борется за живую душу в русском человеке, за утверждение духовных ценностей, без которых люди теряют смысл бытия.

Идеей "соборности дела" (выражение Д.Балашова) сближаются "параметры" художественной философии истории Д.Балашова и А.Солженицына. Раскрытию ее в их романах служат не только летописные источники, философские концепции и учения видных мыслителей, но и заимствованные библейские сюжеты, евангельские мотивы. Художественная философия истории в их романах зиждется не только на анализе фактов и документов, но и на экзистенциальной проблематике, "вечных вопросах" бытия: любви,

жизни, смерти, быстротекущего времени, творчестве, дружбе и

одиночестве, мечте и разочаровании. Расширению творческого спо

освоения истории собствует "личностная" позиция писателя-ис-торика.

Автор как бы "поднимает" героя из небытия реального времени, что накладывает своеобразный отпечаток "на взаимоотношения" его с героем, в котором мотив воскрешения забытых страниц истории вырастает в самостоятельную лирическую, "авторскую" тему, что особенно ощутимо в произведениях В.Шукшина и Б.Окуджавы.

Как стилевая закономерность выступает ныне стремление ввести в рассказ о прошлом современный план; это выражается в тяготении многих романистов-историков к публицистичности, к прямому авторскому присутствию в повествовании, в неприхотливом сочетании разновременных исторических пластов: давнего и нынешнего. Авторское время сопряжено с временем изображаемого героя в речи рассказчика или повествователя, который становится зачастую "героем" произведения. Эта особенность четко проступает в авторских отступлениях и публицистических главах.

Для современной исторической романистики вопрос о формах авторского присутствия приобрел едва ли не статус центрального. Возрастание роли автора в произведении о прошлом - одна из ведущих черт литературного процесса 70-х - начала 90-х годов. И Д.Балашов, и Ю.Давыдов открыто декларируют свою философскую, нравственную позицию, приближаясь к читателю через повествователя. Его сознание самое "объемное", он вступает в контакт с каждой из сфер художественного мира романа, но при этом сохраняет в отношении к ней объективную дистанцию. Повествователь обладает широтой взгляда, что позволяет ему вмес-

тить в себя все стороны жизни романного мира. Эти сферы "встречаются" в его сознании, подчас даже вступают в диалогическое общение. Устанавливая между ними связи, автор-повество-ватель стремится подчас упорядочить их в своем видении. Создается необычная структура произведений, повышающая эмоциональную выразительность картин истории, строящаяся на принципе связи с^Современностью. Автор-повествователь предлагает самому читателю стать участником процесса додумывания того, что стоит за тем или иным историческим событием, фактом.

Значительную роль при этом играют субъектные и внесубъект-ные формы авторского сознания. Повествователь в большей степени выражает авторский взгляд в произведении, "взаимодействуя" и с историческими, и с вымышленными героями. Но в то же время для него необходимо выработать такую позицию, при которой он заимел бы право в своем сознании жить с историческим лицом единством целей, испытать сходные чувства общего. Повествователь и историческое лицо в какой-то мере "отражаются" друг в друге. Речь идет о выработке некоей дистанции, при которой эстетически объективируется, отчуждается сознание повествователя и героя. Должны как бы преобразиться две сферы опыта и соотнестись между собой как индивидуальное в историческом (когда речь идет об исторической личности), и как частное в общем (когда речь идет об авторе).

Используется писателями и прием персонификации автора-повествователя. Например, в "Красном колесе" Солженицын вывел

его в качестве "героя" в тех ситуациях, когда требовался, »

кроме действующих лиц, еще один голос, подтверждающий происходящее. Новая высота исторического сознания и новое время позволили писателю выступить с "открытой" авторской по-

зицией.

А.Солженицын продемонстрировал мастерское "вплетение" в "повествовании об отмеренных сроках" всех форм "внутренней речи" (потока сознания, монолога, несобственно прямой речи). Причем и речь повествователя тоже подчас приобретает "внутренний характер". Преломленная через психику действующего лица, история как бы "пропускается" сквозь авторское видение, в котором находят выражение объективное и субъективное исследование действительности. Искусство Солженицына заключается в нерасчлененности речи повествователя и речи героя ни синтаксическими, ни формальными способами. Таким образом создается некое единство зрения повествователя и героя, будь он даже и историческим лицом.

Об ироничности авторского сознания в исторической прозе современности стали говорить сравнительно недавно. Чувство сопричастности с происходящим во времени и пространстве побуждает и В.Шукшина, и Б.Окуджаву включать в свои романы разнородный материал, зачастую организованный по ассоциативному принципу. При этом доля субъективно-авторского начала возрастает. Используются условные формы повествования, авторская ирония и прямое непосредственное вторжение в текст произведения.

В романах М.Алданова, А.Солженицына резкая ироничность, часто граничащая с сарказмом, служит художественным средством

воссоздания философии истории. Ирония истории помогает *

сохранить дистанцию между автором и материалом, автором и героями. Она строится на противоречиях между историей сущей и той, которая могла быть дарована России, на расхождениях между намерениями политиков и последующим результатом. Ирония

истории подчинена поиску исторической истины и извлечению уроков для будущей истории.

Следует отметить иронический пафос автора-повествователя в "Красном колесе" по отношению к происходящим в нем историческим событиям. Ирония истории особенно явственно проступает в отношении к историческим лицам (например, к Нико-лаю11 в сцене панихиды по Столыпину, к Ленину, "выданному" близ деревни Поронино за шпиона, и др.). Ирония истории в "Красном колесе" отражает превосходство объективного развития над попытками человека навязать истории свою волю. Последующие этапы истории России дают Солженицыну право поставить вопрос об уроках прошлого.

Ироническое отношение к истории в "Красном колесе" обусловлено не только особенностями биографии Солженицына, желанием вернуться к подлинной истории, но и положением романа в нашей литературе. "Красное колесо" явилось произведением, соединившим два этапа в развитии исторической прозы XX века. Во-первых, оно стало итоговым, по словам Солженицына, для него самого, во-вторых, наметило переход к более раскованному и широкому осмыслению истории. "Красное колесо" несет на себе печать возросшего самосознания народа, готовность трезво осмыс-лить пройденный путь, понять противоречия предшествующего развития. Использование писателями русского зарубежья различных форм иронии значительно раньше свидетельствует об их "отходе" от простого механического описания действительности, что возможно только при развитом чувстве "превосходства" над объектом оценки.

Анализ проблем поэтики исторической прозы позволяет прийти к выводам, что, повышая эмоциональную выразительность картин

истории, художники последней трети XX века создают необычные повествовательные структуры. Используются приемы многоголосия, стереофоничности (сценические принципы в романе Шукшина, "киноглаз" в "Красном колесе"). Солженицын, например, заимствует форму авторских ремарок, нетрадиционную для исторической прозы, но выполняющих в романе ту же функцию "общения" автора со зрителем, что и в драматургии. Ремарки способствуют введению в произведение сценической интриги, раскрытию черт характера героя, передают его психологическое состояние, поведение, жесты, интонацию, выявляют динамику сюжета и др.

В композиции исторических романов структурно-организующую роль играют мотивы. Они придают повествованию стройность^ способствуют концентрации времени и действия, развитию кульминации, органичности связей вымышленных и исторических героев. В то же время мотивы имеют большое значение в изображении в произведении тех или иных социальных, духовно-психологических напряжений и коллизий, имеющих место в человеческом обществе.

В XX веке стали очевидны пророческие открытия Ф.М.Достоевского в "Бесах". М.Алданов, В.Максимов в русском зарубежье, А.Солженицын, Ю.Трифонов, Ю.Давыдов, Б.Окуджава в литературе второй половины XX века продолжили рассмотрение бесовщины. В их книгах получили дальнейшее развитие острейшие и сложнейшие социальные и философские темы Достоевского: преступления и наказания, веры и безверия, бытия человека и человечества, защиты нравственных идеалов, культуры, искусства, защиты самой "жизни живой". Универсальный смысл исторического и духовного опыта, содержащегося в романе "Бесы", дает уникальную возможность познания и осмысления любых аналогичных ситуаций.

"Бесов" Солженицына и "бесов" Достоевского роднит в художественном плане то, что это образы людей, одержимых "жаждой скорого подвига", жаждой получить "весь капитал разом", страстью немедленно и в корне переделать весь мир, вместо того, чтобы хоть немножко переделать вначале себя.

С.234), то А.Солженицын рассматривает "бесовщину" шире, как политическое и философское умонастроение, нравственно-этическую программу и особую жизненную практику исторически сложившихся людей.

Вслед за Достоевским писатели XX века хотят разобраться в сложном комплексе чувств, заложенных в террористах: в ненависти, восхищении, отчаянии, надежде и страхе, которые движут ими, дискредитируют волю, заставляют глядеть поверх других людей и оборачиваются в конце концов "нетерпимостью".

В творчестве Ю.Трифонова и Ю.Давыдова в раскрытии бесовщины можно усмотреть преемственность традиций М.Алданова. Для этих писателей расправа, насилие - тоже вечные проблемы всех революций. Внимание Трифонова и Давыдова привлекала честная идейная борьба народовольцев, сопряженная с поисками новых форм жизни,нравственная чистота помыслов Михайлова, Желябова, Перовской и др. Для советских писателей основным оставался вопрос: что такое "революционность истинная, а что такое мнимая", "нравственность как погода или нравственность как климат".

В романах М.Алданова повествование строится на подкопах, засадах, выстрелах, на негативном отношении к народовольцам, Ю.Трифонов избирает кульминационные точки периода расцвета народовольческого движения. Ю.Давыдов обращается к этой стихии в пору заката, когда члены партии "Народная воля" пытаются найти оправдание своему пути и по возможности спасти хотя бы остатки распавшейся организации. Как и Алданов, Трифонов и Давыдов раскрывают психологические и философские. корни терроризма, показывая трагизм всего движения в целом. Алданов видит в этом движении катастрофу для будущего России; советские писатели разглядели в терроризме лишь "зерно исторического самоотрицания". И если в их произведениях самую высокую позицию занимают представители Исполнительного комитета "Народной воли", то в романах М.Алданова - государственные деятели.

В "Красном колесе" А.Солженицын для рассмотрения бесовщины использует более широкий пласт исторического материала, писатель близок не только к Алданову, но и к Трифонову, и Давыдову. Если Алданов размышляет о герметизме революционного сознания: уметь не помнить о живых, о крови, не жалеть ни близких, ни дальних, предпринять насильственный "ввод людей в социализм", то Солженицын, развивая мысль о жестокости и насилии, говорит о "заглатывающей инерции" тех, кто ее применяет, и показывает как результат бесовщины - овладение всей полнотой власти. С бесовщиной в своих романах связывают писатели мотив подталкивания революции, развенчивая мысль об уроках революционного романтизма, о разрушительной силе даже самых благородных утопий, когда они становятся практическим руководством в общественном переустройстве.

В сюжетной организации романов "Нетерпение" и "Соломенная

сторожка" большую роль в раскрытии бесовщины играет "двойничество". Нечаев выступает в определенный период жизни двойником Желябова и Лопатина. Сближение и временное "сорат-ничество" с Нечаевым позволяет писателям рассмотреть проблему трагической неразрешимости исторического противоречения: стремясь к благу, приходится пользоваться дурными средствами, ибо "цель и в самом деле оправдывает средства".

Композиционная роль "двойничества" способствует раскрытию противоречивости характеров исторических личностей между высотой нравственных побуждений и неразборчивостью в средствах, между самоотречением и неприязнью к иной мысли и иному чувству, между намерением и выполнением, между идеалом и действительностью.

Трифонов и Давыдов соединили тему трагизма и неизбежности бесовщины с проблемой нравственного возмездия, раскрыв ее на характерах "злых гениев" Ивана Окладского, Азефа, Дегаева, а Солженицын - на характерах Богрова, Азефа.

Образ, мотив, символ, приобретая устойчивость, могут брать на себя и функции метафоры. Метафоризацию можно рассматривать как ключ к пониманию специфики авторского сознания А.Солженицына. Она - часть художественной системы писателя, плод eto поэтической мысли, средство создания художественного образа. В диссертации это прослеживается на примере традиционного для определенной эпохи мотива карнавала,- ведущего сюжетообразующего звена в композиции романов А.Солженицына и В.Максимова. Он получает метафорическое название "маскарада", что ассоциируется с прямым действием: постановкой в Императорском театре драмы М.Ю.Лермонтова "Маскарад". Карнавал приобретает характер "потехи" и площадного зрелища на

заседаниях Государственной Думы, Комитета Советов, а также в сцене исторического отречения Николая II от власти и гротескного безумия в читальном зале швейцарской библиотеки, где зреет ленинский план о возможности "прийти на революцию вовремя". После веселого карнавального празднества произошла историческая метаморфоза - все приобрело мрачный трагический оттенок "слепоты", превратив людей в маски. Создавшаяся ситуация становится для России "безумием" и оборачивается драмой жизни для ее героев.

И для Алданова, и Солженицына, и Максимова^и др. писателей важна в столкновении и борьбе идея катастрофы как кульминационная. Диалогическая природа сознания, самой человеческой жизни терпит крах из-за насилия, разрушающего личность. Мотивы "русского фатума", дома, круга, пути, судьбы, беды, самоубийства способствуют изображению кризисного состояния героя и играют большую роль в композиции романов Б.Окуджавы, В.Максимова, Д.Балашова. Автор цикла "Государи Московские" с мотивом дома, корней, человеческой памяти связывает понятие малой и большой Родины, наследование духовных ценностей.

Их раскрытию способствует использование фольклорного материала. С его помощью Д.Балашов обращается к вечным проблемам бытия, к народной нравственности и к проблемам бытия современного человека. Художник делает их более близкими и понятными для нас. Воссозданные писателем картины жизни наших предков, обрядов, удовлетворяя высоким требованиям принципов историзма и художественной убедительности, стали заметным звеном в^ процессе эстетического осмысления русской старины периода становления Московского государства.

В поэтике исторического романа время и пространство явля-

ются наиболее значимыми. Эта категория, связанная с философией истории, художественным воссозданием эпохи, формирует образную систему произведения. Время многомерно, оно ориентирует на восприятие динамики в характерах, эмоционально окрашено. Время героя и автора дифференцировано, они находятся каждый в своем временном уровне. Однако в современном историческом романе имеют место "смещения", "объезды", происходящие по воле автора, но обусловленные принципами сюжета, композиции (например, в произведениях Ю.Трифонова, Ю.Давыдова).

В исторических романах последней трети XX века особо выделяется хроникальность, она лежит в основе повествования, выражая причинно-следственную связь. Писатели нарушают традиционные хроникальные рамки повествования. Герои осмысливаются и изображаются в своеобразной проекции во времени, проверяются временем. Историческая дистанция приводит к новому взгляду на современность как на эпоху. Например, в романе Ю.Трифонова "Нетерпение" слиты воедино прошлое, настоящее и будущее. Это достигается за счет повторных композиционных приемов: введения в повествование "голосов" из прошлого и музы Истории "Клио-72", ставших "полнокровными участниками" происходящего. Ретроспективные картины помогают создать эффект движущегося времени.

Д.Балашов в своем цикле стремится воссоздать целостную^

картину мира, показывая историю как бесконечный процесс, объе-j

диняющий прошлое, настоящее, будущее и тяготеющий к вечности. '

Анализируя функции "хронотопа" в "Красном колесе" А.Солженицына, мы пришли к выводу, что его роман следует отнести к произведениям "открытого" времени, в котором характеры героев не только вовлечены в поток исторического водоворота,

но и само время трансформируется: история "живет" странными "скачками" - от затухания к извержению, - и жизнь - "это сплетение подъемов и спадов человеческого духа". Писатель исследует и длительность, протяженность времени, проявляющуюся в "биографических хронотопах". Следует сказать о концентрации времени и пространства в "Красном колесе". Ведущим для писателя становится "метод плотности", которому дано математическое обоснование. Хронологически действие в романе длится два года восемь месяцев, в узлы же "укладывается", "уплотняется" всего в восемьдесят два дня.

В пространственно-временной организации "Красного колеса" хронотопические образы колеса, дороги играют большую роль. Одним из важнейших композиционных средств, с помощью которого осуществляются эмоционально-смысловые сопоставления, является ритм. Перемены ритма подчинены работе такого метронома, который подает звук на протяжении определенного времени. "Плановые повествовательные" главы отражают жизнь отдельных героев и выглядят замедленными. Построенные по принципу сходной повторяемости, они длинны и тяжеловесны, как будто характер деятельности, образ жизни этгЛс лиц влияет на повествовательную манеру. В "фрагментарных", "газетных", "обзорных" главах дается большой охват событий и их смена. В ритмически зримых, "мгновенных" главах-экранах, выполненных подчас в стихотворно-тоническом ритме, добивается усиления эмоционального эффекта.

В историческом романе документ играет доминирующую роль. Документ, например, для А.Солженицына ассоциируется с многими явлениями жизни, понимается и как отдельное звено в цепи исторических событий, и как средство выражения авторской концеп-

ции. В "Красном колесе" писателю важно, сохраняя достоверность документа, выявить его эстетическую сущность.

выполняя наряду с другими средствами изобразительную функцию, символика органично входит в художественную систему исторической прозы. Она предельно лаконична и помогает выразить сущность исторических событий и фактов. Как инструмент авторского сознания символика расширяет значение образных картин, способствует выявлению философских позиций писателей. "Сквозные" символы служат основой для раскрытия новых граней произведения, создают эффект прямого участия автора в происходящем.

В произведениях Д.Балашова символические образы способствуют выявлению философского "свода" общей картины мира, вбирают в себя фольклорные, библейские традиции. В романах М.Алданова, В.Максимова с помощью символики предполагается "выход" из исторического плана к общечеловеческому. Символика в романах Б.Окуджавы соединяет собой предметное и идеальное, чувственное и абстрактное.

В "Красном колесе" А.Солженицын продемонстрировал богатство и разнообразие библейской, абстрактной, предметной символики. Он использует символы-знаки, охватывающие космические координаты бытия и мировой истории. Основа одних образов -народно-поэтическая, других - смеховая традиция эпохи Ренессанса, третьих - модернистская.

Художественное своеобразие исторической прозы дает богатый материал для литературоведческих наблюдений и обобщений. Важный процесс систематизации исторического романа последней трети XX века становится стимулом для дальнейших научных разработок русской прозы. Ее изучение и выработка новых

направлений пополнит науку о литературе необходимым в теоретическом и практическом отношениях материалом.

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Щедрина, Нэлли Михайловна, 1995 год

1.-Т.1,кн.1} Т.1,кн.2; Т.2.

2. Русское литературное зарубежье. Выпуск 1.-М., 1991.; Писатели русского зарубежья (1918-1940). Часть I.-M., 1993; -2-Е изд.-М., 1994.

3. Литература русского зарубежья возвращается на Родину: Выборочный указатель публикаций 1986-1990 гг.-М., 1993.- Вып. 1,2.

4. Литература русского зарубежья : 20-50-е гг. Саратовская Зон.научн.б-ка.-Саратов, 1991.

5. АЛЕКСЕЕВ А.Д. Литература русского зарубежья.(1917-1940):Материалы к библиографии.-СПб., 1993.

6. Аспекты изучения творческих индивидуальностей исторических романистов последней трети XX века будет даны ниже.

7. ХотимскийА. Герой и время (Образы исторических деятелей в современной советской прозе).-М., 19 76. -N2; БарановВ.И. Великий Октябрь и современная историко-революционная проза.-М., 1977.-N4.

8. СТАРЧАКОВ А. Заметки об историческом романе// Новый мир.1935.- N 5-6.-С.266.

9. АНДРЕЕВ Ю. Русский советский исторический роман.-М.-Л.,1962.- С.5.

10. ПЕТРОВ С.М. Русский советский исторический роман.- М.,1980.- С.6-8.

11. ОСКОЦКИЙ В. Роман и история.-М.,1980. -С.267.

12. Исторический роман в литературах социалистических стран Европы.-М., 1989.- С.6-7.

13. См.:Цырлин Л. Советский исторический роман//Звезда. 1935.-N7.-С.227-234, а так же Гулыга А.В. Искусство истории.-М., 1980-С.7-34.

14. СЕРЕбРЯНСКИЙ М. Советский исторический роман.-М., 1936.-С.42.

15. БЕЛИНСКИЙ В.Г. Полн. собр. соч.-Т.5.- С.42.

16. ГЕГЕЛЬ. Эстетика: В 4-х т.-Т.1.-М.,1968.-С.2 75-2 76.

17. ФЕЙХТВАНГЕР Л. О смысле и бессмыслице исторического романа/ /Литературный критик. 1935.- N 3.- С. 107- 108.33. Там же.-С.109.34. Там же.

18. Новый мир.- 1991.- N 1.- С.7.

19. КОРМИЛОВ С.И. Художественный историзм как теоретическаяпроблема//Филологические науки.-1977-N4.- С.20-21.

20. Цитируется по статье С.И.Кормилова в сб.: Проблемы историзма в русской советской литературе.-С.90.39. Там же.-С.89.

21. ЛЕЙДЕРМАН Н.Л. Закономерности формирования и развития прозаических жанров в советском историко-литературномпроцессе(1950-70-е годы).Автореф.д"ф.н.-М.,1983.С.9

22. БАХТИН М.М. Проблемы поэтики Достоевского. -С.52.

23. ГОРСКИЙ И.К. Исторический роман Сенкевича.-М.,1966.-С.46.

24. ШАМОТА Н.З. О художественности.- М. , 1958.-С.60.

25. СТОЛОВИЧ Л.Н. Природа эстетической ценности.-М., 19 72.С.241-242.

26. ГЕЙ Н.К. Художественность литературы.- М., 1975.- С.12.46. Там же.-С.71.

27. ТЮПА В.И. Художественность литературного произведения.Кемерово, 198 7.- С.З.

28. Горский И.К. Исторический роман Сенкевича.- С.7.49. Там же.-С.90.

29. КОРМИЛОВ С.И. О критериях художественности// Принципанализа литературного произведения.-М.,1984.- С.51.51. Там же.-С.51-71.

30. КАЗАРКИН А.П. Литературно-критическая оценка.-Томск,1987.

31. БАХТИН М.М. Эстетика словесного творчества.- М., 19 79.

32. ГИНЗБУРГ Л. О лирике.- 2-е изд.-Л., 1974.

33. КУДРЯВЦЕВ Ю.Г. Три круга Достоевского: Событийное, социальное, философское.-М.,1979.-С.158,166,194, 199-200.

34. КОЛОБАЕВА Л.А. Концепция личности в русской литературеXIX-XX веков//Вестник Московского ун-та.-СерияФилология.-1987.-N2.-С.8.

35. ГУДОЫГА А. Искусство истории.-М., 1980.-С.115.

36. АпухтинаВ.А. Проза В.Шукшина.-М.,1981;Г о р н В. Характеры Василия Шукшина.-Барнаул, 1981; ТолченоваН.П. Слово о Шукшине.-М., 1982; Б е л а я Г.А. Парадоксы и открытия Василия Шукшина.;ее же Художественный мир современной прозы.-М., 19 83.

37. ШУКШИН В.М. Вопросы самому себе.-М.,1981. -С.202-203.

38. См., например,: Ч м ы х о в М.М. Писатель и история.Ставрополь,198 2. -С.88. и др.9. Там же. -С.88.

39. АПУХТИНА В.Н. Проза Шукшина.-М., 1981. -С.64.

40. БЕЛАЯ Г.А. Художественный мир современной прозы. -С.107.

41. ШУКШИН В.М. Я лришел дать вам волю: Роман.-М., 1982.-С.4. В дальнейшем цитируется по этому изданию.

42. Цит. по ст. Бондаренко В. Полет стрелы времени.-С.18 9.

43. БАЛАШОВ Д. Младший сын.-М.,1980.-С.603. В дальнейшем цитируется по этому изданию с указанием в скобках страниц;

44. БАЛАШОВ Д. Формирование русской нации и современные проблемы национального бытия//Вопросы лит.-1989.-N9.-С.8 9 104.

45. БАЛАШОВ Д. Бремя власти.-М., 1983.-С.11-12. В дальнейшемцитируется по этому изданию с указанием в скобкахгстраницы.

46. СЕРОВА Н. Читая исторические романы//Север.-1989-N4.-С114.

47. БАЛАШОВ Д. Симеон Гордый.-М.,1988.-С.514-515. В дальнейшемцитируется по этому изданию с указанием в скобках страницы.

48. КАЗИНЦЕВ А. Чтобы не погасла свеча//Лит.обозрение.-1985.-N8. -С.40.

49. БАЛАШОВ Д. Народные баллады.-М., 1963 -С.20.

50. БАЛАШОВ Д. Отречение //Север.-1988 -N9. -С.22.

51. ЗАЙЦЕВ Б. Улица святого Николая.: Повести и рассказы. -М.,1989.-С.189. В дальнейшем текст "Преподобного Сергия Радонежского" цитируется по этому изданию с указанием в скобках страницы.

52. ЗАЙЦЕВ Б.К. Сочинения: В 3-х т.-T.l -М., 1993. -С.36.Цитир ЛосскийН.О. Преподобный Сергий Радонежский и Серафим Саровский//Путь. -1926.-N2.

53. ФЛОРЕНСКИЙ П.А. Троице-Сергиева лавра и Россия//Русскаялитература.-1989.-N2. -С.136.

54. БАЛАШОВ Д. Похвала Сергию:Ист.роман.-М.,СПб., 1992. -С.56.

55. БАЛАШОВ Д. Формирование русской нации и современные проблемы национального бытия//Вопросы лит.-1989.-N9.-С.99.

56. БЕРДЯЕВ Н. Смысл истории. М., 1990.-С.3.33. Там же.-С.56.34. Там же.-С.67.35. Там же.-С.156.36. Там же.-С.19.37. Там же.38. Там же.-С.31.39. Там же.-С.33.40. Там же.-С.154.

57. ЛЕОНТЬЕВ К. Как надо понимать сближение с народом? М.,1991.-С.4.

58. АЛДАНОВ М. Собрание сочинений: В 6-ти т.-М., 1991. Т.1.-С.22. В дальнейшем цитируется по этому изданию с указанием в скобках тома и страницы, с сохранением особенностей авторской орфографии и пунктуации.

59. АЛДАНОВ М.А. Диалог о русских идеях//Лит. газета. -1989.19 июля.- С.5. 4 4. Там же.

60. Црт. по предисловию А.Чернышева, посвященному роману М.Ал-данова "Ключ" // Дружба народов.- 1989.- N3.-C.30.

61. АЛДАНОВ М. Диалог о русских идеях//Лит.газета.-1989.-С.5.

62. Цитируется по книге: Паламарчук П. Александр Солженицын: Путеводитель.М.,1991.-С.58.

63. Дружба народов.- 1990.- N5. С.240.49