Идеология и художественный мир "деревенской прозы": В. Распутин, В. Белов, В. Астафьев, Б. Можаев тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, доктор филологических наук Мартазанов, Арсамак Магомедович

• Мартазанов, Арсамак Магомедович
• доктор филологических наук
• 2007

Оглавление диссертации доктор филологических наук Мартазанов, Арсамак Магомедович

ВВЕДЕНИЕ.

Глава I

ВАЛЕНТИН РАСПУТИН: СВОЕ МЕСТО В ОБЩЕМ РЯДУ.

Глава II

ВАСИЛИЙ БЕЛОВ В ПОИСКАХ УТРАЧЕННОГО ЛАДА.

Глава III

ВИКТОР АСТАФЬЕВ: МЕЧТЫ О БРАТСТВЕ

В ЖЕСТОКОМ МИРЕ.

Глава IV

НЕСГИБАЕМЫЕ «СТРОПТИВЦЫ» БОРИСА МОЖАЕВА.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Идеология и художественный мир "деревенской прозы": В. Распутин, В. Белов, В. Астафьев, Б. Можаев»

На вопрос о том, что собою представляла так называемая деревенская проза в качестве оригинального литературного течения и в чем заключалась эстетическая и идеологическая ее специфика, ответить не так просто, как может показаться на первый взгляд. Не менее сложным оказывается также и вопрос о генезисе «деревенской прозы». Достаточно популярной до сих пор остается точка зрения, согласно которой эта проза выросла «из «деловых», «деревенских» очерков 1950-х гг.: «Районные будни» (1950-1956) В. Овечкина, «Записки агронома» (1953) Г. Троепольского, очерки JI. Иванова, В. Тендрякова, С. Залыгина»1. Однако чаще исследователи все же исходят из того, что «деревенская проза» возникла несколько позже, в начале или даже в середине 60-х годов, и к сельской публицистике «овечкинского» периода никакого отношения не имеет.

На неточность и неблагозвучность выражения «деревенская проза» в 1970-1980-е годы не раз указывали как сами представители этого течения, так и близкие к нему литературные критики. «.Называть творчество В. Астафьева и В. Белова, С. Залыгина и Е. Носова, В. Распутина и В. Шукшина «деревенской» прозой значит свести к унылому догматически-невежественному представлению усилия первоклассных мастеров, создателей литературы большого социально-философского дыхания», - писал JI. Ершов.2 ««Деревенщик» под пером некоторых «исследователей» переиначивался в «деревенщину». И нет ничего удивительного в том, что писатели единодушно, кто письменно, кто устно, пытались «откреститься» от подобного ярлыка. Критики же продолжали

1 Ковтун Н. Утопия в новейшей русской прозе. Томск, 2003. С. 92.

2 Ершов JI Память и время. М., 1984. С. 181. о его «расклейку»», - указывал Г. Цветов. Надо сказать, что аргументация тех, кто выражение «деревенщик» воспринимал в качестве ярлыка, представляется в основном справедливой и основательной. Однако же, как бы то ни было, термин «деревенская проза» прочно вошел в литературоведческий обиход, сделался общеупотребительным, тогда как остальные варианты, предлагаемые взамен, не прижились, а потому никаких оснований для того, чтобы избегать его, мы не видим.

Критикуя термин «деревенская проза», его противники резонно замечали, что само по себе обращение к деревенскому материалу отнюдь не является главным атрибутивным признаком интересующего нас литературного течения. Действительно, в 1960-1970-е годы в СССР было немало писателей, постоянно изображавших в своих романах и повестях жизнь колхозной деревни, но никому не приходило в голову причислять их к «деревенщикам». В то же время у Распутина, Белова, Астафьева достаточно много произведений, где действие происходит в городе, а основные персонажи не имеют ни малейшего отношения к селу, а между тем у читателя не возникает никаких сомнений в принадлежности этих текстов именно к «деревенской прозе». Таким образом, решая вопрос о рамках «деревенской прозы» как литературного течения, следует обращать внимание не столько на изображаемые явления, сколько на ракурс их восприятия писателями и утверждаемую ими систему ценностных ориентаций.

В критике 1960-1970-х годов очень популярным, и даже расхожим, был тезис о том, что в текстах «деревенщиков» доминирующую роль играет оппозиция «деревня-город»; считалось, что эти авторы прежде всего стремятся противопоставить моральность и коллективизм крестьянства бездуховности и разобщенности городских жителей. Между тем представляется более точной и основательной позиция В. Ковского,

3 Цветов Г. Тема деревни в современной советской прозе. JL, 1985. С. 4. который еще в начале 1980-х назвал главным атрибутивным признаком «деревенской прозы» «обращенность художника к прошлому, давнему или сравнительно недавнему, но взятому в качестве этического и эстетического критерия настоящего»4. И действительно, не столько между деревней и городом проходит в текстах «деревенщиков» основной водораздел, сколько между прошлым и современностью. «Основные герои «деревенской прозы» - крестьяне, малограмотные, но умудренные опытом, олицетворяющие традиции и устои прежней жизни. Их глазами увидена современность, их устами она сурово осуждается. «Деревенская проза» не только с неопочвеннических позиций подвергла критике многие явления советской действительности, но и осудила негативные тенденции, присущие современной цивилизации в целом»5, - справедливо указывает А. Болыпев.

Авторы «деревенской прозы» с самого начала выступили и как художники, и как идеологи. Изображение явлений прошлого и настоящего в их текстах не просто включало в себя моральную оценку, но фактически строилось на ее основе. Прежде всего «деревенская проза» вершила суровый суд над современностью за ее несоответствие вечным ценностям и нормам, «природным» законам, которые свято чтила прежняя деревня, за забвение накопленного поколениями крестьян духовного опыта.6 Однако идеологическая проповедь «деревенщиков» вряд ли была бы услышана и

4 Ковский В. Литературный процесс 60-70-х годов (Динамика развития и проблемы изучения современной советской литературы). М., 1983. С. 190.

5 Большее А. Деревенская проза 1960-1980-х годов (В.Белов, В.Распутин, В. Шукшин). СПб., 2005. С. 3.

6 В этой связи нельзя не признать ошибочной вышеупомянутую точку зрения, согласно которой предтечей «деревенской прозы» якобы выступили публицисты 1950-х гг. (В. Овечкин, Г. Троепольский и др.), не ставившие под сомнение истинность коммунистической идеологии и достоинства колхозного строя. воспринята обществом, если бы не высочайшее эстетическое качество произведений, со страниц которых она прозвучала.

Деревенская проза» в качестве оригинального направления безусловно доминировала в русской литературе на протяжении полутора десятилетий - примерно с середины шестидесятых до конца семидесятых годов XX века. Даже те читатели и критики, которые были бесконечно далеки от «почвеннических» идей и специфического материала «деревенщиков», почувствовали философскую и эстетическую мощь этого дискурса.

Критик JI. Аннинский верно отметил, что с появлением первых же произведений «деревенской прозы» начал стремительно утрачиваться читательский интерес к текстам так называемых «исповедалыциков» (В. Аксенова, А. Гладилина, А. Кузнецова и др.), которые еще недавно пользовались огромной популярностью. Аннинский даже назвал Ивана Африкановича Дрынова, героя беловской повести «Привычное дело» (1966), «могильщиком» «исповедальной прозы»: на фоне его глубоких онтологических исканий сразу выявилась банальность и тривиальность проблем, волновавших юных персонажей Аксенова и Гладилина.

Крайне показательна датированная 10 мая 1977 года дневниковая запись Д. Самойлова, который был оппонентом «деревенщиков» как в идеологическом, так и в эстетическом плане: «Наша проза делится на ' деревенскую, диссидентскую и прочую. О прочей почти говорить не стоит. п Хочется третьей прозы». Процитированное суждение является достаточно точной и объективной характеристикой тогдашнего литературного процесса. При этом необходимо помнить, что диссидентские тексты, включая и книги великого А. Солженицына, нередко представляли прежде всего политико-идеологический интерес,

7 Самойлов Д. Перебирая наши даты. М., 2000. С. 471. тогда как высочайшее эстетическое качество большинства произведений «деревенской прозы» ни у кого не вызывало сомнений.

Следует отметить и еще одно важное обстоятельство. Вплоть до середины 1980-х «деревенщики» занимали весьма благоприятное положение в обществе. С одной стороны, они практически не подвергались гонениям и нападкам со стороны властей предержащих, занимая прочное и влиятельное положение в мире официальной советской литературы. Литературный официоз старался не замечать ту резкую и глубокую критику, которой подвергли пороки советского общества, да и всю современную цивилизацию в целом, мастера «деревенской прозы». Распутин, Белов, Астафьев, Можаев и другие представители этого направления не только пользовались огромным авторитетом в обществе, имея репутацию честных и неподкупных художников, «властителей дум», но и регулярно получали государственные премии и прочие награды.

Ситуация достаточно резко изменилась в конце 1980-х, когда, по ходу развития перестроечных процессов, крайне обострился спор либералов-западников с представителями патриотическо-почвеннического направления. Идеологи либерально-демократического движения сменили прежнее благожелательное отношение к «деревенщикам», которых до поры до времени рассматривали в качестве союзников по борьбе против коммунистического режима, на предельно острую критику в их адрес. Они упрекали авторов «деревенской прозы» в идеализации патриархальной старины, неприятии демократических ценностей, а также в национализме и даже ксенофобии. Многие критики и политические деятели увидели в идеологии «деревенской прозы» серьезную угрозу для успешного движения обновленной России вперед, по пути прогресса.

Правда, к концу 1980-х годов в стане «деревенщиков» уже не было даже относительного единства взглядов. Белов и Распутин, которые прежде резко критиковали пороки коммунистического режима, теперь не менее резко выступили против его кардинальной ломки и переориентации общества на систему либеральных ценностей западного типа. В августе 1991 года они вместе с целым рядом других писателей, своих единомышленников, фактически поддержали ГКЧП. Астафьев же относился к коммунистической власти резко негативно, он приветствовал разгром сил, сделавших попытку реставрировать прежние порядки. Соответственно, в 1990-е и последующие годы ни один астафьевский текст не был опубликован на страницах «Нашего современника», журнала, который являлся главным рупором неопочвеннических идей.

Особую остроту ситуации придало то обстоятельство, что Распутин и Белов приняли самое активное участие в общественно-политической борьбе 1980-1990-х годов. Достаточно напомнить, что в период правления Горбачева Распутин был членом Президентского совета. В ходе многочисленных ожесточенных дискуссий Белов и Распутин, в качестве идеологов и публицистов, не раз высказывали весьма резкие и небесспорные суждения по поводу настоящего, прошлого и будущего России.

Общественно-политическая деятельность «деревенщиков» наложила отпечаток и на восприятие художественных текстов, написанных ими ранее, в 1960-1970-е годы. Представители либерально-демократического лагеря (а они безусловно доминировали в литературной критике) начали выступать с уничижительными оценками беловских и распутинских произведений, обнаруживая даже в ранних текстах писателей всякого рода идеологические и эстетические дефекты. Ситуацию, в которой оказались «деревенщики» (прежде всего В. Распутин и В. Белов) в 1990-е годы XX века, можно отчасти сравнить с положением, в котором пребывали некоторые русские классики второй половины XIX века, обвиненные либеральной частью общества в политической реакционности. Так, Н. Лесков, после своего выступления против нигилистов, подвергся остракизму и буквально до конца жизни имел в либеральных кругах репутацию реакционера-охранителя. Примерно то же самое можно сказать и о Ф. Достоевском. Как известно, время все расставило по местам, утвердив Лескова и Достоевского в роли великих художников слова.

Впрочем, не бездействовала и противоположная сторона: критики, принадлежащие к почвенническому направлению, ответили на несправедливую хулу в адрес своих кумиров собственными апологетическими статьями, посвященными их творчеству и общественной деятельности. Однако и хулители «деревенщиков», и их апологеты, разумеется, были бесконечно далеки от сколько-нибудь объективного анализа.

Сегодня можно констатировать, что в плане изучения и осмысления «деревенской прозы» далеко не все обстоит благополучно. На первый взгляд, недостатка в исследованиях нет. Творчеству В. Распутина, В. Белова, В. Астафьева, Б. Можаева и других «деревенщиков» посвящено множество критических и литературоведческих работ, среди них немало и монографий. Однако при ближайшем рассмотрении обнаруживается, что значительная часть этих книг и статей появилась в советские годы (или же в начале горбачевской «перестройки»), соответственно, они отмечены влиянием политической конъюнктуры. Их авторы вынуждены были так или иначе адаптироваться к требованиям весьма жесткой идеологической цензуры. Что же касается критических статей, появившихся в девяностые годы, то они, в большинстве своем, несут на себе печать бушевавших тогда политических баталий и бесконечно далеки от объективной исследовательской аналитичности. Серьезных работ, посвященных «деревенской прозе», очень немного.

Между тем, представляется, что ныне сложилась ситуация, весьма благоприятная для спокойного и взвешенного анализа интересующего нас литературного материала. Яростные споры «почвенников» и «западников» несколько поутихли и переместились на периферию социокультурного пространства. Творческая и общественная деятельность «деревенщиков» стали частью истории русской литературы и русской мысли, что позволяет рассматривать их без гнева и без пристрастия. Этим и обусловлена актуальность настоящего исследования.

Цель диссертационного сочинения состоит в анализе как идеологической, так и эстетической специфики «деревенской прозы». Главная задача заключается в том, чтобы проследить, как историософские, политико-экономические и моральные доктрины каждого из рассматриваемых «деревенщиков» всякий раз сложным образом коррелируют с основными параметрами поэтического мира. Подобного рода исследование предпринимается впервые, чем и определяется его научная новизна.

Вопрос о соотношении идеологических доктрин, которые писатель озвучивает и пропагандирует в своих текстах, с логикой создаваемых им же художественных образов и с его поэтическим миром в целом, следует признать недостаточно исследованным. Этой проблеме традиционно много внимания уделяли отечественные критики и ученые, поскольку русская литература всегда тяготела к нравственному учительству, в силу чего в ней велика была роль моральной проповеди, «указующего перста».

Особенно часто тема соотношения идеологем с художественной образностью затрагивалась литераторами и философами «серебряного века» в связи с творческим наследием такого ярко выраженного художника-идеолога, как Л. Толстой. Стала поистине притчей во языцех мысль о том, что автор «Анны Карениной», проповедуя на публицистическом уровне христианские духовные ценности, в своих художественных текстах был зачастую устремлен к плотской стороне жизни и воспевал «языческие» идеалы красоты. Д. Мережковский отметил, что Толстой все свои мысли, чувства и желания начинает по-христиански, Q но «кончает их по-язычески» . М. Алданов в качестве яркого примера «органической двойственности»9 Толстого привел «Войну и мир», где проповедь пацифизма и развенчание войны как явления, «противного человеческому разуму и всей человеческой природе», сосуществуют с воспеванием страшной, но несомненной и неотъемлемой красоты атак и боевых походов: «Толстой несомненно хотел нанести удар Войне и возвеличить Мир. <.> Но <.> на каждом шагу поэтическая прелесть войны заслоняет от читателя её кровавые ужасы; страшный соблазн художника - внелогичная красота - что ни шаг, то наносит поражение моралисту».10 По словам все того же Мережковского, «всю свою жизнь проклинал он, желая благословить, и благословлял, желая проклясть»11.

Проблему взаимодействия идеологического и художественного весьма активно изучало и советское литературоведение, и прежде всего при обращении к творческому наследию классиков. Однако подобного рода работы были далеки от научной объективности - и главным образом потому, что их авторы полагали ложными и иллюзорными все идеологии, кроме марксизма. Любые социально-политические и историософские доктрины классиков сверялись с основными положениями марксистско-ленинской теории, получая соответствующие характеристики и оценки.

Методологическим ориентиром советскому литературоведению прежде всего послужили энгельсовская трактовка творчества Бальзака и та характеристика, которую дал толстовскому феномену В. Ленин. По Энгельсу, Бальзак, вопреки реакционным политическим взглядам, в своих романах показал ущербность аристократии и полную невозможность

8 Мережковский Д. JI. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М., 1995. С. 14.

9 Алданов М. Картины Октябрьской революции. Исторические портреты. Портреты современников. Загадка Толстого. СПб., 1999. С. 348.

10 Там же. С. 347-348.

11 Там же. С. 107. реставрации прежнего монархического режима.12 Точно так же, по мысли Ленина, глубокие заблуждения Толстого-мыслителя не помешали Толстому-художнику стать «зеркалом русской революции», то есть развернуть в своих произведениях объективную картину современной ему русской действительности.13

В целом разделяя традиционное представление о творчестве как о процессе интуитивного постижения истины, советские литературоведы считали, что писатели прошлых лет (и прежде всего Толстой и Достоевский) в качестве мыслителей и публицистов постоянно оказывались во власти всякого рода иллюзий, но в своем художественном творчестве стихийно и бессознательно тяготели к абсолютной истине, каковой является марксистское учение. На деле же подобный подход приводил к тому, что все не соответствующее этому учению трактовалось как не художественное и не творческое и выносилось за рамки поэтического мира писателя.

Современное литературоведение и в России, и на Западе к интересующему нас вопросу обращается крайне редко.

Хрестоматийно известная формула «не словами, а сценами» (Ф. Достоевский) достаточно ярко раскрывает суть проблемы, с которой сталкивается всякий автор-идеолог при создании беллетристического текста. Такой писатель пытается, не ограничиваясь прямым формулированием собственных доктрин, добиться их воплощения непосредственно в художественной ткани, в образной системе произведения. Подобного рода установка вполне может быть адекватно реализована в духе так называемой поэтики тезиса: «сцены» используются исключительно в иллюстративных целях, они вполне соответствуют положенной в основу текста авторской концепции и способствуют более

12 Маркс К. и Энгельс Ф. Об искусстве: В 2 т. Т. 1. М., 1983. С. 55.

13 См.: Ленин В. И. О Л. Н. Толстом. М., 1972. доходчивому восприятию ее читателем. Однако если писатель достаточно талантлив, то ситуация, как правило, осложняется тем, что изобразительный ряд выходит из-под его контроля, перерастая отведенную ему иллюстративную, подчиненную по отношению к идее роль; в частности, персонажи начинают вести суверенное существование в соответствии с логикой своих характеров, зачастую вступая в противоречие с тезисами, которые сформулированы в прямых авторских комментариях.

Итак, в дискурсе интересующего нас типа следует выделить, во-первых, слой идеологической риторики, наиболее четко эксплицирующей субъективную точку зрения автора, а во-вторых, дескриптивно-миметический компонент, то есть ряд эпизодов и сцен, долженствующих выполнить иллюстративную функцию по отношению к авторской концепции, но нередко вступающих в противоречие с ней. На деле, однако, случаи, когда можно четко провести подобного рода разграничение, отделив объяснительно-моралистический дискурс от собственно драматургического развития действия, встречаются не слишком часто. Как известно, в прозаических текстах «сцены» почти никогда не бывают полностью свободными от нарративного покровительства.14 О сути идеологических и историософских доктрин писателя мы можем уверенно судить по текстам, относящимся к области прямого высказывания, где не действует изобразительная функция искусства, то есть по публицистической эссеистике, переписке, дневникам и т. д. Но в художественных текстах прямое авторское слово, связанное с морально-философской рефлексией или проповедью, присутствует далеко не всегда. Чаще же автор ограничивается краткими и неоднозначными аналитическими комментариями, образующими как бы идеологический фон произведения, или же всякого рода идеологемы озвучиваются

14 См. об этом: Женетт Ж. Фигуры: В 2 т. М., 1998. персонажами, близкими автору по духу и взглядам, однако авторитетность таких героев относительна и может быть поставлена под сомнение.15

Кроме того, писатель-идеолог нередко и сам до конца не уверен в истинности собственных доктрин, его сомнения и колебания могут

16 привести к появлению в тексте «противосмысла», «противоустановки».

Например, если обратиться к уже упомянутым Толстому и Достоевскому, то обнаруживается, что всякого рода логические неувязки в их текстах далеко не всегда можно объяснить пресловутой антиномией моралиста и художника. Так, по мнению В. Шмида, ключевую роль в идейной структуре романа Достоевского «Братья Карамазовы» играет противоречие между проповедью русского христианства, с одной стороны, и сомнениями в истинности христианских догматов, с другой стороны. Однако возникновение этой альтернативы Шмид объясняет отнюдь не столкновением художественных образов с идеологической риторикой, а всецело мировоззренческим внутренним конфликтом, интенсивной борьбой двух начал в сознании писателя. Сугубый монологизм задуманного Достоевским тенденциозного романа-теодицеи, долженствующего «разбить» социализм и анархизм как порождения гуманистического атеизма, был взорван благодаря глубочайшему

17 скептицизму великого художника и мыслителя. Весьма вероятно, что феномен осцилляции, то есть «невольного раздвоения автора, <.> насильственно вытесняющего одну сторону, одну стихию своего

15 Сюда же можно отнести и использование писателем различных форм несобственно-прямой речи. Когда повествование организовано точкой зрения персонажа, голоса автора и героя смешиваются, что нередко делает затруднительной идентификацию авторской позиции.

16 См. об этом: Шмид В. Проза как поэзия. СПб., 1998. С. 189.

17 Там же. С. 189-192. противоречивого мышления» , лежит и в основе многих вышеупомянутых толстовских антиномий.

Кажущаяся простой задача по отделению в анализируемом тексте художественных образов от авторских идеологем на деле чрезвычайно сложна. Здесь весьма часто приходится сталкиваться с откровенным редукционизмом, когда интерпретатор, пытаясь оспорить содержащуюся в произведении идеологическую доктрину, фактически абстрагируется от эмпирической реальности художественного текста и грубо схематизирует авторскую мысль, подменяя ее неким суррогатом.

Специфика авторов интересующей нас «деревенской прозы» заключается в том, что они прежде всего художники и в значительно меньшей степени мыслители и идеологи. В выстраивании всякого рода концептуальных схем они не могли добиться больших успехов. На первом этапе своего существования «деревенская проза» практически не использовала прямую моральную проповедь в качестве инструмента воздействия на читателя, решительно предпочитая «сцены» «словам». Художественные картины действительности, создаваемые «деревенщиками», как правило ускользали от однозначных завершающих определений и оценок. В этом плане характерна долгая полемика критиков по поводу образа главного героя беловской повести «Привычное дело», в ходе которой одни доказывали, что Дрынов воплощает национальные добродетели, а другие видели в нем персонификацию всяческих слабостей и пороков. Сам же Белов не сделал ни малейшей попытки внести определенность в спорную ситуацию и разъяснить смысл и суть характера своего персонажа. Вплоть до середины 1970-х годов авторы «деревенской прозы» не слишком часто выступали и в качестве публицистов, а если же все-таки выступали, то избегали слишком широких обобщений, ограничиваясь в основном обращением к частным и конкретным

18 Там же. С. 192. проблемам, главным образом социально-экономического плана. И хотя в дальнейшем в «деревенской прозе» происходит усиление роли публицистического начала, возрастает общественно-идеологическая активность ее лидеров, все больше тяготеющих к учительству и проповеди (эта тенденция, как уже было сказано, достигла кульминации в период «перестройки» конца 1980-х и в постперестроечные годы), талантливые и яркие художники все равно не перестали быть по преимуществу художниками.

Анализ идеологической составляющей творчества «деревенщиков» требует в первую очередь учета неповторимой индивидуальности каждого из них. Перед нами представители одного литературного течения, и все они так или иначе противопоставили крестьянское прошлое современной действительности. Однако каждый из мастеров «деревенской прозы» ставил во главу угла какие-то специфические, близкие и дорогие именно ему, ценности прежней деревенской жизни и, соответственно, предъявлял современности свой особенный счет. Между тем, именно тот факт, что критика пороков нынешней цивилизации у каждого из «деревенщиков» носит всецело индивидуальный характер да к тому же облечена в неповторимо своеобразную художественную форму, зачастую игнорируется исследователями. Даже в весьма серьезных и основательных работах можно встретить обобщенные характеристики «деревенской прозы», из которых следует, что принадлежащие к этому течению писатели пропагандировали некую единую, общую не только в своих основах, но даже и в деталях, и к тому же весьма примитивную модель общественного устройства.

Деревенская проза" по сути своей монологична и апеллирует к реставрации той же иерархической картины бытия, правда на других основаниях, - утверждает, например, Н. Ковтун. - На вершине ценностной пирамиды оказывается народ-богоносец, исповедь которого и запечатлела памятливая литература» - аналог Церкви. В данном контексте очевидна близость мифопроектов «деревенщиков» нравственному пафосу утопий Достоевского».19 Бросается в глаза прежде всего категоричность процитированного суждения: мысль о том, что произведения «деревенщиков» содержат в себе безудержную апологию «народа-богоносца» (этот народ якобы и находится у них «на вершине ценностной пирамиды»), преподносится читателю как некая аксиома. Разумеется, какие-либо доказательства, ссылки на конкретные примеры в работе Ковтун отсутствуют. И причина проста: в произведениях Распутина, Белова, Астафьева, Можаева и других представителей «деревенской прозы» нет никакой идеализации русского народа - напротив, они содержат впечатляющие картины его духовно-нравственной деградации, хотя и проникнуты надеждой на возможность грядущего возрождения. Тезис о сугубой монологичности «деревенской прозы» столь же мало состоятелен.20

Еще более ярким примером подобного редукционизма является статья М. Левиной «Апофеоз беспочвенности («Онтологическая» проза в свете идей русской философии)». Автор этой работы резонно предлагает рассматривать «деревенскую прозу» (прежде всего творчество В. Белова и В. Распутина) в очень широком философском контексте, справедливо указывая на ее связь с так называемой русской идеей: «Деревенская проза не сводится целиком к художественному воплощению «русской идеи», как и «русская идея» не вмещается в деревенскую прозу. <.> Но именно образная реализация философской мысли - в данном случае «русской

19 Ковтун Н. Указ. соч. С. 93.

20 Впрочем, проведя параллель между мифопроектами «деревенщиков» и утопиями Достоевского, исследовательница, очевидно, отказала в полифонизме и диалогичности также и автору «Преступления и наказания». идеи» - составляет сущность этой прозы, более того - ее порождает».21 С подобного рода посылками трудно не согласиться. Однако далее краеугольным камнем «русской идеи», составляющей философскую основу «деревенской прозы», Левина объявляет безличность: «Безличность. Запомним это ключевое для понимания философии деревенской прозы слово.».22 Автор работы доказывает, что «деревенщики» отрицают не просто ценность личности, ее права, ее свободу, но вообще личность как явление: «Понятие «личность» утрачивает право на существование - лишается содержания, становится пустым звуком, ничего не обозначающим. Представление о том, что каждый человек, эта материальная частица бытия, наделенная высокоорганизованной нервной системой и мозгом, несет в себе некое индивидуальное содержание, - заблуждение, последовательно искореняемое деревенщиками. Не случайно в их произведениях индивидуальность отрицается на всех уровнях - онтологическом, социальном, этическом. <.> Безличность, этот краеугольный камень бытия, должна, по замыслу деревенщиков, господствовать и в области этики».23

Уже само по себе стремление Левиной свести «русскую идею» к проповеди безличности вызывает большие сомнения, однако эта проблема слишком серьезна и полемика по ее поводу не входит в нашу задачу. Собственно же литературоведческий изъян «Апофеоза беспочвенности» состоит в том, что спор автора статьи с якобы пронизывающей «деревенскую прозу» идеей безличности напоминает бой с тенью. Идеологема безличности явно и откровенно привносится, «вчитывается» Левиной в рассматриваемый дискурс, при этом конкретика текстов Белова

21 Левина М. Апофеоз беспочвенности («Онтологическая» проза в свете идей русской философии)// Вопросы литературы. 1991. Сентябрь, октябрь. С. 6.

22 Там же. С. 16.

23 Там же. С. 19. и Распутина попросту игнорируется. Идеи, утверждаемые «деревенщиками», действительно заключают в себе немало спорного и сомнительного, но полемизировать следует именно с данными идеями, а не с собственными экстраполяциями. Для адекватного восприятия же и осмысления идеологических концепций, содержащихся в литературных текстах, необходимо эти тексты прочесть и проанализировать - в противном случае результаты окажутся плачевными. Многие выводы Левиной поражают вопиющей неадекватностью, «точностью до наоборот». Таково, например, утверждение, что «понятие «личная ответственность» в системе деревенской прозы попросту неуместно»24, - притом, что именно идея личной ответственности является, как мы постараемся показать далее, краеугольным камнем творчества Белова, Распутина, Можаева. Главный порок современной жизни эти писатели (а особенно Распутин и Можаев) видят как раз в утрате человеком ответственности, самостоятельности, независимости и подчинении его всякого рода шаблонам и поведенческим стереотипам.

Представляется, что главным препятствием на пути к осмыслению феномена «деревенской прозы», в особенности идеологической ее ипостаси, на сегодняшний день является именно тенденция, связанная с отрывом исследовательской мысли от конкретных текстов, прежде всего художественных, созданных писателями, каждый из которых неповторимо индивидуален не только в эстетическом, но и в мировоззренческом плане; этот отрыв влечет за собой подмену объективного анализа конструированием абстрактно-умозрительных схем. Именно поэтому мы в данном диссертационном сочинении стремились, по мере возможности, сосредоточиться на анализе творческих биографий и ключевых произведений основных представителей «деревенской прозы», избегая всякого рода неоправданных обобщений.

24 Там же. С. 21.

Материалом диссертационного исследования послужило творчество четырех представителей «деревенской прозы» - В. Распутина, В. Белова, В. Астафьева и Б. Можаева. Что касается первых двух писателей-идеологов, то их выбор вряд ли может вызвать какие-то сомнения или возражения, поскольку они являются признанными лидерами этого литературного течения, определяющими его лицо. Думается, что и Астафьев - слишком репрезентативная фигура, и, несмотря на резкую конфронтацию этого яркого литератора-идеолога с «Нашим современником» в 1990-е годы, его творчество стало неотъемлемой и очень важной частью «деревенской прозы». Неожиданным может показаться выбор Можаева - прежде всего потому, что за ним закрепилась репутация писателя, сосредоточенного главным образом на вопросах социально-экономического плана и равнодушного, в отличие от большинства «деревенщиков», к онтологической проблематике. Между тем, как мы постараемся доказать в главе, посвященной Можаеву, необходимо скорректировать расхожие представления об этом литераторе: публицистическая определенность и простота его произведений весьма обманчивы, на самом деле анализ обнаруживает в них основательный философский подтекст. Осмысление можаевского дискурса невозможно вне контекста «деревенской прозы» - точно так же, как и серьезный разговор о «деревенской прозе» теряет смысл без рассмотрения творчества автора «Живого» и «Мужиков и баб».

Структура диссертации: помимо введения и заключения, работа включает в себя четыре главы, которые посвящены творчеству вышеназванных представителей «деревенской прозы».

Методологической основой диссертации является сочетание методов мотивного и структурного анализа, историко-типологический подход к рассматриваемым проблемам совмещается со сравнительной характеристикой литературных и публицистических текстов.

Практическая значимость диссертации определяется тем, что ее материал, отдельные положения и заключительный выводы могут быть использованы для дальнейшего изучения «деревенской прозы» и русской литературы второй половины XX века в целом. Результаты исследования могут быть внесены в вузовскую практику и использованы при подготовке общих и специальных лекционных курсов по проблемам современной русской прозы.

Апробация работы. Важнейшие положения настоящего исследования изложены в ряде публикаций и в докладах на международных и межвузовских научно-практических конференциях.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Мартазанов, Арсамак Магомедович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Деревенская проза» возникла в середине 1960-х годов в очень специфической социокультурной ситуации. Завершение периода романтических надежд, связанных с хрущевской «оттепелью», сделало очевидной утопичность коммунистического проекта. В это время для значительной части советской интеллигенции ориентиром оказался Запад - именно в вестернизации, в приобщении к либерально-демократическим ценностям, к реалиям постиндустриальной цивилизации виделся путь России к процветанию. Другая же часть общества обратила взоры к национальным корням и традициям, средоточием которых, разумеется, всегда являлась деревня (в особенности же деревня русского Севера и Сибири, сумевшая сохранить многовековые устои, - выходцами именно оттуда и были многие «деревенщики»), пытаясь разгадать извечную загадку русской души.

Тогда же важным фактором общемировой ситуации сделался экологический кризис, который многими был воспринят как результат моральной деградации человечества, отчуждения от природы и ее законов. Соответственно, ширилась вера в то, что для предотвращения грозящей катастрофы человеку необходимо, осознав себя неотъемлемой частицей природного гармонического целого, вернуться к неким изначальным естественным принципам и нормам жизнеустройства - их воплощением представлялся прежде всего крестьянский уклад.

В этой атмосфере и появились первые произведения «деревенской прозы», проникнутые мыслью о важности и значительности духовного опыта, накопленного русским крестьянством в процессе многовековой адаптации к окружающей среде, и шире - к космосу, к законам мирозданья. «Деревенщики» поначалу не проповедовали и не учительствовали, занятые изображением и художественным исследованием основ и традиций крестьянской жизни. Однако в социокультурном контексте рубежа 1960-1970-х годов их дискурс был воспринят многими именно как проповеднический, от них ждали моральных рекомендаций, духовных ориентиров.

По точной характеристике А. Солженицына, авторы «деревенской прозы» писали свои произведения «без какого-либо угождения, кадения советскому режиму, как бы позабыв о нем»195. С «колхозной» прозой и публицистикой «овечкинского» типа, посвященной борьбе прогрессистов с консерваторами за урожай, новое течение не имело ничего общего. Точнее говоря, «деревенщикам» приходилось преодолевать сложившиеся каноны, полемически отталкиваться от них. В этом плане очень любопытны ранние, ученические произведения, соединяющие в себе черты прежней «производственной» литературы с идейно-эстетическими принципами новой формирующейся «деревенской прозы». Такова, например, первая повесть В. Белова «Деревня Бердяйка» (1961). Здесь вполне традиционный и узнаваемый производственно-функциональный сюжет, основанный на конфликте сознательного колхозного председателя с ретроградом и приспособленцем Копитоновым из районного центра. На протяжении всей повести председатель, Сергей Иванович, как и положено позитивному соцреалистическому герою, энергично руководит хозяйством. Встает он в пять утра, ложится глубокой ночью, и весь его рабочий день заполнен неотложными делами. К тому же Сергей Иванович непрерывно ведет с Копитоновым борьбу из-за выбраковки негодных коров. Однако фоном, на котором разворачивается этот тривиальный сюжет, служит ярко изображенная молодым писателем Беловым жизнь деревни Бердяйки. На таком фоне меркнет производственный конфликт. Лихорадочная

195 Солженицын А. Слово при вручении премии Солженицына Валентину Распутину 4 мая 2000 года // Новый мир. 2000. № 5. С. 186. деятельность председателя, его титаническая битва за право отправить на убой коров, не дающих молока, - все это воспринимается как нечто несущественное и не очень нужное. Бердяйка живет своей жизнью, спокойной и размеренной: неторопливо покуривают и выпивают деревенские плотники, ведутся неспешные разговоры, устраиваются посиделки с танцами под гармонь. Сергей Иванович суетится и нервничает, но люди, во имя которых руководитель тратит силы и здоровье, странно спокойны и даже безмятежны. Существование Бердяйки напоминает сон, но одновременно в его ритме угадываются прочные и древние культурные традиции. Именно эта сокровенная и загадочная крестьянская жизнь, с ее тихой созерцательностью и спокойной готовностью все принять как должное, станет объектом глубокого художественно-философского анализа в зрелых произведениях Белова -«Привычном деле» и «Плотницких рассказах».

Официозная критика нередко упрекала героев «деревенской прозы» в асоциальности. Что ж, сегодня можно признать эту претензию во многом небезосновательной. Действительно, персонажи «деревенщиков» существовали как бы вне привычных для тогдашней литературы колхозно-коммунистических реалий, они уходили от советского «пошехонства» либо метафизически - в мир собственных онтологических раздумий, либо прямо и непосредственно - как можаевский Федор Фомич Кузькин, официально порвавший все отношения с колхозной системой.

Высокохудожественные произведения «деревенщиков» оказывали мощное воздействие на общественное сознание, они будили мысль советского читателя. На первом этапе существования «деревенской прозы», вплоть до середины 1970-х годов, ее авторы не часто прибегали к открытой публицистичности, предпочитая многозначность и глубину художественных образов прямому «авторитарному» слову. Затем ситуация стала меняться. Переломными же сделались первые «перестроечные» годы, когда общественно-политическая деятельность для многих «деревенщиков» стала играть более важную роль, чем художественное творчество. К тому времени они превратились в подлинных властителей дум, к каждому их слову напряженно прислушивалась вся страна.

Сегодня можно, подводя некоторые предварительные итоги, признать, что в качестве публицистов и трибунов, то есть излагая свои идеи не «сценами», но преимущественно «словами», мастера «деревенской прозы» не слишком преуспели. В отрыве от эстетической образности их политико-идеологические концепции во многом утратили глубину, многозначность и блеск.

Однако и художественные, и публицистические тексты «деревенщиков», творческие пути которых либо уже завершены, либо близки к завершению, стали неотъемлемой частью русской литературы и общественной мысли. «Деревенская проза» видится сегодня одним из самых ярких и оригинальных явлений отечественной культуры XX века. Подлинное и глубокое ее осмысление еще впереди.

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Мартазанов, Арсамак Магомедович, 2007 год

1. Астафьев В. Собр. соч.: В 4 т. М.: Молодая гвардия, 1979-198ГТ. 1.1979. 493 с. Т. 2. 1980. 542 с. Т. 3. 1980. 622 с. Т. 4. 1981.558 с.

2. Астафьев В. Посох памяти. М.: Современник, 1980. 367 с.

3. Астафьев В. Всему свой час. М.: Молодая гвардия, 1985. 254 с.

4. Астафьев В. Жизнь прожить: роман, рассказы. М.:Современник, 1986. 317 с.

5. Астафьев В. Собр. соч.: В 6 т. М.: Молодая гвардия, 1991-1992.Т. 1. 1991. 540 с. Т. 2. 1991. 703 с. Т. 3. 1992. 461 с.

6. Астафьев В. «Сейчас в обществе состояние усталости» /Беседувел Сапронов Г. // Лит. Россия. 2000, № 41.

7. Астафьев В. Вкус правды / Записала Голанд В. // Лит. Россия.2001. Ко 49.

8. Астафьев В. Прокляты и убиты: роман. М.: Эксмо, 2002. 797 с.

9. Белов В. Плотницкие рассказы. Архангельск: Сев.-Зап. кн. издво, 1968. 159 с.

10. Белов В. Избранные произведении: В 3 т. М.: Современник,1984. Т. 3. 479 с.

11. Белов В. Раздумья на Родине. М.: Современник, 1986. 269 с.

12. Белов В. Собр. соч.: В 5 т. М.: Современник, 1991-1993.Т. 1. 1991.607 с. Т. 2. 1991.734 с.

13. Белов В. Внемли себе. Записки смутного времени. М.: Скифы,1993. 141 с.

14. Белов В. Дорога на Валаам // Москва. 1997. № 4. 34-72.

15. Белов В. Пропавшие без вести: рассказы и повесть. Вологда:Рус. Север-Партнер, 1997. 193 с.

16. Белов В. Повседневная жизнь Русского Севера. М.: Молодаягвардия, 2000. 390 с.

17. Белов В. Раздумья о дне сегодняшнем. Рыбинск: Рыбин,подворье, 2002. 367 с.

18. Белов В. Час шестый. Трилогия. Вологда: Вологод. писат. орг.,2002. 951 с.

19. Можаев Б. Лесная дорога: повести и рассказы. М.:Современник, 1973. 541 с.

20. Можаев Б. Запах мяты и хлеб насущный: Эссе, полемическиезаметки. М.: Моск. рабочий, 1982. 463 с.

21. Можаев Б. Писателем меня сделал Дальний Восток: Беседа сБ. А. Можаевым // Юность. 1982. № 10. 4-10.

22. Можаев Б. Ориентир - только правда // Литературная газета.1982. №44.

23. Можаев Б. «Надо ли вспоминать старое?»: Очерки, эссе,повести, рассказы. М.: Моск. рабочий, 1988. 682 с.

24. Можаев Б. Собр. соч.: В 4 т. М.: Худож. лит., 1989-1990.Т. 3. 1990. 621 с. Т. 4. 1990. 542 с.

25. Можаев Б. Изгой // Наш современник. 1993. № 2. 17-40.

26. Распутин В. Костровые новых городов. Красноярск: Кн. изд-во1966. 100 с.

27. Распутин В. Край возле самого неба. Очерки и рассказы.Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1966. 66 с.

28. Распутин В. В некотором царстве, в некотором государстве... //Русские сказки Забайкалья. Иркутск: Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1983. 4-8.

29. Распутин В. Необходимость правды. (Выступление натеоретическом семинаре «Литература и нравственность») // Литературная учеба. 1984. N2 3. 28-35.

30. Распутин В. Твой сын, Россия, горячий брат наш //Шукшинские чтения: Статьи, воспоминания, публикации, Барнаул: Алт. кн. изд-во, 1984. Ч. I.e. 15-41.

31. Распутин В. Моя и твоя Сибирь // Декоративное искусство.1985. № I.e. 10-23.

32. Распутин В. «Я ценю порядочность в человеке» (Беседу велаТ. Земскова) // Неделя. 1987. № 9.

33. Распутин В. Знать себя патриотом. Иркутск: Вост.-Сиб. кн.изд-во, 1989. 38 с.

34. Распутин В. Собр. соч.: В 3 т. М.: Мол. гвардия: Вече-АСТ,1994. Т. 1. 1994. 508 с. Т. 2. 1994.414 с. Т. 3. 1994.493 с.

35. Распутин В. «Пока жива Россия, будет жива и русскаялитература» / Интервью О. Решетниковой // Лит. Россия. 1997. № 14.

36. Распутин В. Дочь Ивана, мать Ивана. М.: Мол. гвардия, 2004.212 с. 1.

37. Абрамов Ф. «Так что же нам делать?»: из дневников, записныхкнижек, писем: размышления, сомнения, предостережения, итоги. СПб.: Журнал «Нева», 1995. 109 с.

38. Агишев Р. У истоков жизни //Дальний Восток, 1960. № 1.С. 112-142.

39. Акимов В. Человек и время: «Путевая проза», «Деревенскаяпроза»: Открытия и уроки. Л.: Сов. писатель. Ленингр. отделение, 1986. 245 с.

40. Алданов М. Картины Октябрьской революции. Историческиепортреты. Портреты современников. Загадка Толстого. СПб.: Изд-во РХГИ, 1999. 447 с.

41. Алейников О. Публицистическое начало в прозе ВалентинаРаспутина: (Авторская позиция - характеры - стиль): Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук. М., 1991. 16 с.

42. Аннинский Л. Путь Василия Шукшина // Шукшин В. Дотретьих петухов: Повести: Рассказы. М.: Известия, 1976. 653-667.

43. Аннинский Л. Локти и крылья: Литература 80-х: надежды,реальности, парадоксы. М.: Сов. писатель, 1989. 315 с.

44. Ануфриев А. Своеобразие психологического анализа в прозе70-х годов (Творчество В. Астафьева и В. Распутина): Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. филол. наук. М., 1983. 16 с.

45. Апухтина В. Современная советская проза (60-е - начало 70-хгодов). М.: Высшая школа, 1977. 120 с.

46. Архангельская Н. Книга-память о войне Виктора Астафьева //Вести. Тамбовского ун-та. Сер.: Гуманитарн. науки. 2000. Вып. 3. 27-33.

47. Баранов В. Начало: (О Валентине Распутине) // Баранов В.Дойти до сути: 70-е годы в литературе. Горький: Волго-Вят. кн. изд-во, 1980. 145-166,

48. Барташевич Л. «Идущие вослед должны знать правду...» //Север. 1995. № 9 . 167-172,

49. Басинский П. ...И его армия // Новый мир. 1996. № 1. 218220.

50. Бахтин М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство,1979. 423 с.

51. Бедрикова М. Особенности «традиционной» русской прозы1980 - 1990-х годов: (Проза В. Астафьева и В. Распутина) // Проблемы истории, филологии, культуры: Межвуз. сб. Магнитогорск: Изд-во Магнитог. пед. ин-та, 2000. Вып. 9. С, 84-100.

52. Белая Г. Рождение новых стилевых форм как процесспреодоления «нейтрального» стиля // Многообразие стилей советской литературы. Вопросы типологии. М.: Наука, 1978. 50-68.

53. Бердяев Н. Духовный кризис интеллигенции. СПб.: Типогр.товарищества «Общественная польза», 1910. 304 с.

54. Бирюков Ф. Эпопея борьбы и созидания // Литература в щколе.1988. № 1 . с . 17-24.

55. Бирюков Ф. Шолохов сегодня // Литература в щколе. 1990.№ 1. 47-61.

56. Большакова А. «Далекая и близкая сказка»: (Образ детства втворчестве Виктора Астафьева) // Детская литература. 2000. № 4. 4-8.

57. Большев А. Деревенская проза 1960 - 1980-х годов (В. Белов,В. Распутин, В. Шукшин). СПб.: Филологический ф-т СПбГУ, 2005. 31 с.

58. Большев А. Исповедально-автобиографическое начало врусской прозе второй половины X X века. СПб.: Филологический ф-т СПбГУ, 2002. 168 с.

59. Большев А. «Российская жалость» (По страницампроизведений Виктора Астафьева) // Север. 1987. № 7. 99-117.

60. Большев А., Васильева О. Современная русская литература(1970 - 1990-е годы). СПб.: Филологический ф-т СПбГУ, 1999. 162 с.

61. Бондаренко В. Распутинская поступь: К 60-летию В. Распутина// Кн. обозрение. 1996. № 5/6.

62. Бондарь В. Фольклор в повести В. Распутина «Прощание сМатерой» // Проблемы славянской культуры и цивилизации: Материалы междунар. науч. конф. Уссурийск: Изд-во УГПИ , 2001. 27-40.

63. Бочаров А. Требовательная любовь: Концепция личности всоврем, совет, прозе. М.: Худож. лит., 1977. 364 с.

64. Бочаров А. Бесконечность поиска: Художественные поискисовременной советской прозы. М.: Сов. писатель, 1982. 423 с.

65. Бочаров А. Контрапункт: общее и индивидуальное в прозеЮ. Трифонова, В. Шукщина, В. Распутина // Шукшинские чтения: Статьи, воспоминания, публикации. Барнаул: Алт. кн. изд-во, 1984. Ч. 1. 62-79.

66. Братин А. Путешествие в будущую книгу // Наш современник.1979. № 10. 110-118.

67. Бровман Г. Талант и направление. О современной повести и еекритиках // Дон. 1967. № 7. 164-175.

68. Букаты Е. Старообрядчество в романе В. Астафьева «Проклятыи убиты» // Трансформация и функционирование культурных моделей в русской литературе X X века (архетип, мифологема, мотив). Томск: Изд-во Том. гос. пед. ун-та, 2002. 58-71.

69. Вахитова Т. Повествование в рассказах В. Астафьева «Царьрыба». М.: Высш. школа, 1988. 68 с.

70. Вахитова Т. Народ на войне: (Взгляд В. Астафьева из середины90-х. роман «Прокляты и убиты») // Русская литература. 1995. № 3. 114129.

71. Вельдина О. Прокляты, но не убиты. Беседа с ВалентиномРаспутиным // Юность. 1997. № 3. 4-9. 72. «Верую, верую в родину!»: Беседа корреспондента «Литературного обозрения» Татьяны Жилкиной с Валентином Распутиным // Литературное обозрение. 1985. № 9.

72. Вильчек Л. Большаки и проселки «деревенской» прозы. М.:Общество «Знание» РСФСР, 1985. 40 с.

73. Вильчек Л. Пейзаж после жатвы. Деревня глазамипублицистов. М.: Сов. писатель, 1988. 309 с.

74. Вильчек Л. «Вот моя деревня» // Можаев Б. Избранныепроизведения: В 2 т. М., 1982. Т. I. 4-15.

75. Вильчек Л. Борис Андреевич Можаев // Русские писатели X Xвека // Биографический словарь под. ред. П. А. Николаева. М., 2000. 475-476.

76. Волков О. Без прикрас, но и без меры // Наш современник.1978. № 11. 88-97.

77. Виноградов И. В ответе у времени. Заметки о деревенскомочерке пятидесятых годов. М.: Сов. писатель, 1966. 192 с.

78. Горшенин А. Последний поклон // Алтай. 2002. № 4. 51-66.

79. ГулыгаА. Владимир Сергеевич Соловьев // Литературнаягазета. 1988. 18 января.

80. Давыдов Б. Великая Отечественная война в современной прозе//Нева. 1995. № 5 . 102-112.

81. Дворяшин Ю. Поднята ли целина в романе Шолохова? //Литература в школе. 1990. № 2. 30-48.

82. Дедков И. Страницы деревенской жизни (заметки) // Новыймир. 1969. № 3 . 174-182.

83. Дедков И. Возвращение к себе // Наш современник. 1975. № 7.С. 71-80.

84. Дедков И. «А жить обязаны вместе...» // Дружба народов. 1978.№ 12.С. 266-273.

85. Дюжев Ю. Внутренняя эмиграция // Север. 1994. № 12. 135145.

86. Еременко В. Последний поклон // Лит. Россия. 2001. № 49.

87. Ершов Л. Память и время. М.: Современник, 1984. 287 с.

88. Ершов Л. Три портрета: очерки творчества В. Астафьева,Ю. Бондарева, В. Белова. М.: Правда, 1985. 48 с.

89. Есаулов И. Сатанинские звезды и священная война:Современный роман в контексте русской духовной традиции // Новый мир. 1994. № 4 . 224-239.

90. Женетт Ж. Фигуры: Работы по поэтике: В 2 т. М.: Изд-во им.Сабашниковых, 1998. Т. 1.471 с. Т. 2.471 с.

91. Заглоба В. Традиции и новаторство в прозе 60-х - 70-х годов(Ф. Абрамов и В. Распутин). М.: Б.и.., 1991. 31 с.

92. Захарова Е. Это становится традицией: (Валентин Распутин вМГУ) // Вестник Московского университета: Филология. 1977. № 3. 7789.

93. Золотусский И. Возвышающее слово //Литературноеобозрение. 1988. № 6.

94. Золотусский И. Монолог с вариациями. М.: Сов. Россия, 1980.413 с.

95. Золотусский И. Саня. Наледь. Тонкомер // Октябрь. 1964. № 4.31-63.

96. Золотусский И. Убиты и воскрешены. Заметки о романеВиктора Астафьева «Прокляты и убиты» //Лит. газета. 1995. 22 марта.

97. Иванов Д. «Что позади?» // Огонек. 1987. № 32. 22-25.

98. Из пропшого - трудный путь. Круглый стол совместно сжурналом «Дон» // Литературная газета. 1988. 6 апреля.

99. Калимуллин И. Изучение творчества В.Распутина в школе иколледже. Благовещенск: Благовещен, пед. колледж, 2002. 232 с.

100. Карпов А. История не терпит суесловья // Литературная газета.1987. №27.

101. Карпов А. День нынешний и день минувший: по страницамжурнальной прозы // Политическое образование. 1989. № 1. 45-62.

102. Карякин Ю. Стоит ли наступать на грабли // Знамя. 1987. № 9.С. 206-219.

103. Ковский В. Преемственность («Деревенская тема всовременной литературе). М.: Знание, 1981. 64 с. 104. Ковский В. Между прошлым и будущим. Заметки одеревенской теме в современном литературном процессе // Дружба народов. 1979. № 6. 187-200.

105. Ковский В. Литературный процесс 60-70-х годов: (Динамикаразвития и проблемы изучения современной советской литературы). М.: Наука, 1983.336 с.

106. Ковтун Н. Утопия в новейшей русской прозе. Томск: Томскийгос. ун-т, 2003. 127 с.

107. Кожинов В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939): От начала столетиядо «загадочного» 1937 года; Опыт беспристрастного исследования. М.: Алгоритм; Крымский мост, 1999. 555 с.

108. КомпанеецВ. «Тварный» мир в повести В. Распутина«Последний срок» // Природа в художественном мире писателя. Волгоград: Изд-во Волгогр. гос. ун-та, 1994. 83-92.

109. Кондратович А. На полном дыхании; Штрихи к портретуБ. Можаева//Литературная Россия. 1983. 27 мая.

110. Коробов В. Оседлость в деле // Наш современник. 1874. № 2. 183-202.

111. Котенко И. Валентин Распутин; Очерк творчества. М.:Современник, 1988. 187 с.

112. Котенко Н. Сохранившие дух и совесть: (Русский писатель вамериканизированной России) //Молодая гвардия. 1994. № 12. 237-243.

113. Кузьменко Ю. Советская литература вчера, сегодня, завтра. М.:Сов. писатель, 1984. 440 с.

114. Кузнецов Ф. Предисловие // Можаев Б. Лесная дорога: повестии рассказы. М.: Современник, 1973. 5-11.

115. Кузнецов Ф. За все в ответе: Нравственные искания всовременной прозе. М.: Сов. писатель, 1975. 616 с.

116. Кузнецов Ф. Судьба Настены // Литературное обозрение. 1975.№ 3 . 32-34.

117. Кузнецов Ф. Истинная земля Виктора Астафьева. М.:Советский писатель, 1980. 214 с.

118. Кузнецов Ф. Самая кровная связь. М.: Просвещение, 1987.239 с.

119. Кузнецов Ф. Любовь. Боль. Гнев: К 70-летию Василия Белова //Лит. газета. 2002. № 42.

120. Кузьмин Н. «Не перестать ли вам шакалить?»: Открытоеписьмо писателю Виктору Астафьеву // Молодая гвардия. 1997. № 7. 165-172.

121. Курбатов В. Виктор Астафьев. Новосибирск: Зап.-Сиб. кн. издво, 1977. 131 с.

122. Курбатов В. Миг и вечность: размышления о творчествеВ. Астафьева. Красноярск: Кн. изд-во, 1983. 166 с.

123. Курбатов В. Валентин Распутин: Личность и творчество. М.:Сов. писатель, 1992. 172 с.

124. Курбатов В. Свидетель // Распутин В. Собр. соч.: В 3 т. М.:Молодая гвардия; Вече-АСТ, 1994. Т. 1. 4-21.

125. Курбатов В. Слово о Валентине Распутине // Русскаяпровинция. 2000. № 3. 5-17.

126. Курбатов В. Завещание // Лит. Россия. 2001. № 52.

127. Курбатов В., Астафьев В. Все мы не ангелы...: ПисьмаВиктора Астафьева // Лит. Россия. 2000. № 2.

128. Лвалинский Л. Сильнее смерти // Литературное обозрение.1986. № 1.

129. Лакшин В. По правде говоря // Известия. 1986. 3, 4 декабря.

130. Ланщиков А. Виктор Астафьев: Право на искренность. М.:Сов. Россия, 1975. 96 с.

131. Ланщиков А. Виктор Астафьев. М.: Просвещение, 1992. 157 с.

132. Лапченко А. Человек и земля в русской социальнофилософской прозе 70-х годов: В. Распутин, В. Астафьев, Залыгин. Л.: ЛГУ, 1985. 137 с.

133. Лебедева Трагическое в повести В. Г. Распутина «Прощаниес Матерой» // Атриум. Сер. «Филология»: Межвуз. сб. науч. ст. Тольятти: Информ.-изд. предприятие «Акцент», 1997. 51-62.

134. Лебедева Мировоззренческие истоки творчестваВ. Г. Распутина // Русская словесность. 2001. № 4. 33-40.

135. Левина М. Апофеоз беспочвенности «Онтологическая» проза всвете идей русской философии) // Вопросы литературы. 1991. Сентябрь, октябрь. 4-21.

136. Лейдерман П. Крик сердца: Творческий облик ВиктораАстафьева. Екатеринбург: Изд-во АМБ, 2001. 24 с.

137. Лейдерман И. Песня и плач: О «Последнем поклоне» ВиктораАстафьева // Литература в школе. 2001. № 7. 13-15.

138. Лейдерман И., ЛиповецкийМ. Современная русскаялитература: В 3 кн. Кн. 2. М.: Едиториал УРСС, 2001. 288 с.

139. Ленин В. И. О Л. Н. Толстом. М.: Худ. лит., 1972. 190 с.

140. Литвиненко И. Закрытый перелом //Дальний Восток. 1988.№ 6 .

141. Лобанов М. Размышления о литературе и жизни. М.: Сов.Россия, 1982. 304 с.

142. Логинов В. Мужики Короленко и Астафьева // Логинов В. ОКороленко и литературе. М.: Мистикос, 1994. 183 с.

143. Лотман Ю. Руссо и русская культура XVIII - начала X IX века //Руссо Жан Жак. Трактаты. М.: Наука, 1969. 551-580.

144. Лукьянин В. «.. .сколько дерьма привалило на кровавых волнахвойны» // Урал. 1996. № 10. 98-120.

145. Лунин В. Постоянство // Можаев Б. Лесная дорога: повести ирассказы. М.Современник, 1973. 527-539.

146. Лурье А. Советская проза последних лет: поиски и решения.Л.: Ленингр. орг. о-ва «Знание» РСФСР, 1988. 31 с.

147. Лыкошин «Другой истории не будет» // Молодаягвардия. 1989. № 1. 272-276.

148. Макаров А. Во глубине России... Критико-библиографическийочерк. Пермь: Кн. изд-во, 1968. 102 с.

149. Макаров А. Критик и писатель. М.: Сов. писатель, 1974. 462 с.

150. Машовец Н. Осмысление. М.: Современник, 1981. 352 с.

151. Макина М. А. Деревенская проза 60-70х годов в ее историколитературном и современном контексте. Учебное пособие к спецкурсу. Л.: ЛГПИ, 1980. 81 с.

152. Маркин П. Художественный опыт Ф.М.Достоевского втворчестве Валентина Распутина// Алтай. 1994. № 6. 101-112.

153. Маркс К. и Энгельс Ф. Об искусстве: В 2 т. М.: Искусство,1983. Т. 1. 605 с.

154. Мартазанов А. Повесть «Запонь» в творческой биографииГ. Горышина // Тезисы докладов научно-практической конференции «Проблемы русско-советской литературы». Тбилиси, 1987. 22-25.

155. Мартазанов А. Роман-хроника «Мужики и бабы».Нравственно-философский аспект (Дмитрий Успенский) // Тезисы докладов научно-практической конференции «Проблематика и поэтика современной советской литературы». Усть-Каменогорск, 1992. 12-15.

156. Мартазанов А. Тема деревни в современной русскойлитературе // Тезисы докладов научно-практической конференции «Проблема преподавания русского языка и литературы на интенсивных курсах для иностранцев». СПб.: Изд-во РГГМИ, 1992. 31-32.

157. Мартазанов А. Проза Б. Можаева: Учебно-методическоепособие. Грозный: Изд-во Чечено-Ингушского государственного университета, 1992. 16 с.

158. Мартазанов А. Проблема коллективизации в современнойлитературе. Учебно-методическое пособие. Грозный: Изд-во ЧеченоИнгушского государственного университета, 1993. 16 с.

159. Мартазанов А. Принципы анализа художественного текста:Учебно-методическое пособие для студентов ИнгГУ. Назрань: Изд-во Ингушского государственного университета, 1998. 16 с.

160. Мартазанов А. «Проза о деревне» в русской литературе второйполовины X X века. (Учебно-методическое пособие для студентов филологического факультета). Назрань: Изд-во Ингушского государственного университета, 2000. 16 с.

161. Мартазанов А. Введение в литературоведение: Учебнометодическая разработка для студентов ОЗО. Назрань: Изд-во Ингушского государственного университета, 2001. 17 с.

162. Мартазанов А. Проза Бориса Можаева: Учебно-методическоепособие для студентов филологического факультета. Назрань: Изд-во Ингушского государственного университета, 2002. 17 с.

163. Мартазанов А. Художественно-философское осмыслениеколлективизации в русской прозе второй половины X X века: Учебнометодическое пособие. Матас: Изд-во Ингушского государственного университета, 2005. 42 с.

164. Мартазанов А. Тема личной ответственности в прозеВ. Распутина: К проблеме нравственного выбора. (Учебно-методическое пособие). Магас, Изд-во Ингушского государственного университета, 2005. 17 с.

165. Мартазанов А. Василий Белов в поисках утраченного лада //Научная мысль Кавказа (с приложением). 2006. № 14. 283-294.

166. Мартазанов А. Специфика моральной проповеди впроизведениях В. Распутина: К проблеме соотношения публицистического и художественного начал в распутинском творчестве // Вестник Ставропольского госуниверситета, 2006. № 47. 18-27.

167. Мартазанов А. Борис Можаев: Эволюция творчества. Ростовна-Дону: Южный издательский дом, 2006. 134 с.

168. Мартазанов А. Идеология и художественный мир«деревенской прозы» (В. Распутин, В. Белов, В. Астафьев, Б. Можаев). СПб.: Филологический ф-т СПбГУ, 2006. 192 с.

169. Мартазанов А. О соотношении идеологического ихудожественного в романе В. Астафьева «Прокляты и убиты» // Культурная жизнь Юга России. 2007. № 3. 25-36.

170. Мартазанов А. Роль интертекста в романе В. Астафьева«Печальный детектив» // Вестник Челябинского государственного университета. 2007. № 2. 96-104

171. Мережковский Д. Л.Толстой и Достоевский. Вечные спутники.М.: Республика, 1995. 621 с.

172. Мешалкин А. Роль символов в раскрытии нравственнофилософского содержания повести В. Астафьева «Кража»: (К вопросу о традиции в русской прозе) // Вестн. Костромского гос. ун-та им. Н. А. Некрасова. 2000. № 2. 12-18.

173. Милютина Т. Христианские реминисценции в повести В.Распутина «Пропхание с Матерой» как проблема перевода // Библия и возрождение духовной культуры русского и других славянских народов. СПб.: Петрополис, 1995. 123-137.

174. Минокин И. Современная советская проза о колхознойдеревне. М.: Просвещение, 1977. 144 с.

175. Митрофанова А. Рецензия В.Г.Распутина // Русскийлитературный портрет и рецензия в X X веке: Концепции и поэтика. СПб.: Изд-во -Петерб. ун-та, 2002. 34-42.

176. Митрофанова А. Художественная идеология ВалентинаРаспутина // Литературные направления и течения в русской литературе X X века. Сб. статей. Вып. 2. Часть 2. СПб.: Филологический фак-т СПбГУ, 2005. 27-39.

177. Михайлов А. Уроки Астафьева // Лит. учеба. 2002. № 4. 2541,

178. Москвина В. Фольклорные принципы организациихудожественного пространства в творчестве В. Г. Распутина // Вопросы фольклора и литературы. Омск: Изд-во ОмГПУ, 2002. 64-78.

179. Москвина О. Литературная традиция в повести В. Астафьева«Веселый солдат» // Война в судьбах и творчестве русских писателей. Уссурийск: Изд-во УГПИ, 2000. 45-60.

180. Муравьева Е. В гостях у Виктора Астафьева // Библиотека.1997. № 4 . 9-20.

181. Муриков Г. Память // Звезда. 1987. № 12. 166-176.

182. Муриков Г. При свете совести // Север. 1988. № 9. 109-123.

183. Мяло К. Мертвых проклятья // Наш современник. 1995. № 6. 78-82.

184. Назарова Л. Памяти Виктора Петровича Астафьева // Нева.2002. № 7 . 224-226.

185. Немзер А. Обертоны Астафьева // Астафьев В. Обертон:Повести. М.: Вагриус, 1998. 4-14.

186. Нива Ж. Валентин Распутин // Сибирь. 2002. №1.7-18 .

187. Овчинникова О. Писатели-друзья В. Шукшин и В. Белов //Бийчане о Шукшине. Бийск: БИГПИ, 2000. 86-99.

188. Овчинникова О. Шукшин и Белов: опыт синхронизации //Текст: варианты интерпретации. Вып. 4. Бийск: НИЦ БиГНИ, 1999. 3144.

189. Огрызко В. Слово надежды // Лит.Россия. 1997. № 12.

190. Огрызко В. Против течения // Лит. Россия. 2002. № 48.

191. Одинцова Об «азбуке» души в современной русской изарубежной литературе // Русская словесность: теория и практика. Липецк: ЛГПУ, 2002. 118-127.

192. Оки Т. Достоевский и В. Г. Распутин: (Опыт размышлений опроблеме «Спасения») // Достоевский и мировая культура. № 13.СПб.: Б .И.. , 1999. 111-119.

193. Панкеев И. Валентин Распутин: По страницам произведений.М.: Просвешение, 1990. 141 с.

194. Панкин Б. Прощания и встречи с Матерой // Дружба народов.1977. № 2 . 238-246.

195. Панкин Б. Строгая литература: Литературно-критическиеочерки и статьи. М., 1982. 400 с.

196. Перцовский В. Люди деревни // Звезда. 1969. № 9. 210-217.

197. Поляков Э. Приемы субъективации авторского повествованияв рассказе Валентина Распутина «Изба» // Вести. Лит. ин-та им. А. М. Горького. 2000. № 10. 50-59.

198. Поляков Э. Автор и «образ автора» в прозе ВалентинаРаспутина // Вести. Лит. ин-та им. А. М. Горького. 2002. № 1. 27-34.

199. Попова И. Публицистика Валентина Распутина в свете истории«русской идеи» // Вести. Тамбов, ун-та. Сер. Гуманит. науки. 2001. Вып. 4 (24). 67-77.

200. Право на память: из писем Б. Можаеву // Литературноеобозрение. 1988. №10. 117-121.

201. Пранцова Г. Изучение творчества В. Астафьева в школе.Арзамас: Арзамас, гос. пед. ин-т, 2002. 82 с.

202. Протченко В. И. Повесть 60-х - начала 70-х годов //Современная русская советская повесть. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1975. 264 с.

203. Проблемы русской советской литературы. 50-70-е годы / Подред. В.А. Ковалева. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1976. 324 с.

204. Проза В. Астафьева: К проблеме мастерства: Сб. статей.Красноярск: Изд-во Красноярского ун-та, 1990. 133 с.

205. Прохоров Е. Искусство публицистики: Размышления иразборы. М.: Сов. писатель, 1984. 359 с.

206. Рогощенков И. Воля творить жизнь // Север. 1977. № 2. 115127.

207. Роднянская И. Художник в поисках истины. М.: Современник,1989.382 с.

208. Рожанский М. Маргинальная Россия // Дружба народов. 1998.№ 2 . 139-151.

209. Романова Г. Сказка и быль в «Царь-рыбе» В. П. Астафьева //Русская словесность. 2002. № 5. 25-32.

210. Русская советская литература 50-70-х годов. М.: Просвещение,1981. 223 с.

211. Савельев А. Творчество Василия Белова в критике Запада //Север. 1997. № 1 . 134-149.

212. Салынский О. Дом у дороги // Вопросы литературы. 1977. № 2.С. 14-34.

213. Самойлов Д. Перебирая наши даты. М.: Вагриус, 2000. 508 с.

214. Сараскина Л. «Выходя из безграничной свободы...» Модель"Бесов" в романе Б. Можаева «Мужики и бабы» // Октябрь.1988. № 7. 184-197.

215. Селезнев Ю. Вечное движение. М.: Современник, 1976. 257 с.

216. Селезнев Ю. Василий Белов: раздумья о творческой судьбеписателя. М.: Сов. Россия, 1983. 143 с.

217. Семанов Н. О некоторых обстоятельствах публикации«Тихого Дона» // Новый мир. 1988. № 9. 165-173.

218. Семенова Валентин Распутин. М.: Сов. Россия, 1987. 174 с.

219. Сенчин Р. Пророк в своем отечестве // Лит. Россия. 2000. № 24.

220. Серафимова В. Слово в художественном мире ВалентинаРаспутина // Русская речь. 2002. № 6. 24-29.

221. Сердюченко В. Могикане; Заметки о прозе «отцов» впостсоветской литературной ситуации // Новый мир. 1996. № 3. 165-181.

222. Сигов В. Автор и герой, в повести В.Распутина «Последнийсрок» // Жанрово-стилевые проблемы советской литературы. Калинин: КГУ, 1982. 92-104.

223. Сидоров Е. На пути к синтезу; Статьи: портреты; Диалоги. М.:Современник, 1979. 335 с.

224. Синенко В. Проблема народного характера в советскойлитературе 60-80-х годов. Уфа; БГУ, 1984. 112 с.

225. Сирин А. Мировоззренческие основания творчества ВалентинаРаспутина//Сибирь. 2002. № 12. 66-83.

226. Скоробогатов B.C. Что впереди (размышления надпроизведениями о прошлом) // Литература в школе. 1990. № 2. 28-35.

227. Славникова О. Деревенская проза ледникового периода //Новый мир. 1999. № 2. 201-212.

228. Современная русская советская повесть. Л.; Наука. Ленингр.отд-ние, 1975. 264 с.

229. Современный литературный процесс и критика. М.; Мысль,1975. 295 с.

230. Современный советский роман. Философские аспекты. Л.:Наука. Ленингр. отд-ние, 1979. 262 с.

231. Солженицын А. С Борисом Можаевым // Лит. газета. 1997.№ 8.

232. Солженицын А. Слово при вручении премии СолженицынаВалентину Распутину 4 мая 2000 года // Новый мир. 2000. № 5. 185-186.

233. Соловьев В. Сочинения; В 2 т. Т. 2. М.; Правда, 1989. 735 с.

234. Спиридонова И. Безоблачное сиротство (О романе В.Белова«Все впереди») // Север. 1987. № 4. 123-134.

235. Споров Б. «Никто не отсидится...»; Субъективные заметки припрочтении сборника В. Белова // Лит. Россия. 1994. 5 августа.

236. Стариков В. Жизнь, которой хватит на роман // Урал. 1966.№ 12. 172-177.

237. Старикова Е. Память // Новый мир. 1979. № 1. 154-162.

238. Старшинов Н. Виктору Астафьеву - 70 лет // Кн. обозрение.1994. № 17.

239. Степанов В. Вместо предисловия // Можаев Б. Уважение кземле. М.; Сов. Россия, 1979. 3-9.

240. Стрелкова И. Пророки в своем отечестве // Москва. 1996. № 5.С. 190-203.

241. Стрелкова И. Истина и жизнь; В. Белов в школьной программе//Литература в школе. 1998. № 1. 12-18.

242. Строков П. Земля и люди // Огонек. 1968. № 22. 25-27.

243. Сурганов В. Человек на земле. Тема деревни в русскойсоветской прозе 50-70-х годов. Истоки. Проблемы. Характеры. М.; Сов. писатель, 1981. 621 с.

244. Сурганов В. Астафьев снова пишет о войне // Лит. обозрение.1993. №9/10.

245. Сын отечества; К 60-летию со дня рождения В. Распутина //Наш современник. 1997. № 3. 89-94.

246. Тагер Е. Искусство и быт Севера // На Северной Двине;Сборник Архангельского общества краеведения. Архангельск: Архангельское общество краеведения, 1924. 92 с.

247. Тендитник Н. Ответственность таланта. Иркутск; Вост.-Сиб.кн. изд-во, 1978. 111 с.

248. Тендитник Н. Валентин Распутин: Очерк жизни и творчества.Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1987. 225 с.

249. Тендитник Н. Валентин Распутин. Колокола тревоги: Очеркжизни и творчества. М.: Голос, 1999. 147 с.

250. Теракопян Л. Пафос преобразования: тема деревни в прозе 5070-х гг. М.: Сов. писатель, 1978. 151 с.

251. Теракопян Л. Провальное время // Лит.обозрение. 1996. № 2.

252. Тихонов В.А. Вступительная статья к роману Б. Можаева«Мужики и бабы» // Дон. 1987. № 1. 76-81.

253. Трифонов Г. Рубцы войны: Памяти В. П. Астафьева //Континент. 2002. № 114. 19-24.

254. Турков А. Давние грозы // Дружба народов. 1988. № 4. 258262.

255. Турков А. Долгими дорогами // Борис Можаев. Собр. соч. в 4 т.Т. 1. М.: Худож. лит., 1989. 4-18.

256. Тыцких В. Непоследний поклон // Лит.Россия. 2003.№16.

257. Ульяшев П. "Кануны" В.Белова и тема коллективизации всоветской прозе //Литература в школе. 1990. № 2. 50-58.

258. Федь Т. В зеркале малой прозы. Шумен: Аксиос, 1995. 158 с.

259. Финько Е. Мотив смерти в повести В. Распутина «Последнийсрок» // Литература и культура в контексте христианства. Ульяновск; УлГТУ, 1999. 67-74.

260. Фоменко Л. Черты времени. Идеи и характеры в прозе 60-хгодов. М.; Сов. писатель, 1970. 295 с.

261. Хватов А. И. На стрежне века. М.: Современник, 1975. 178 с.

262. Хомяков О. Мой взгляд на Астафьева // Лит.Россия. 1997. №44, 45, 46.

263. Цветов Г. А. Тема деревни в современной советской прозе. Л.:Ленингр. орг. о-ва «Знание» РСФСР, 1985, 32 с.

264. ЦыреноваМ. Мотив «бесовского кружения» в повести В.Распутина «Деньги для Марии» // Литература и религия: проблемы взаимодействия в общекультурном контексте. Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 1999. 57-71.

265. Чеканова Принципы изображения войны в романеВ. П. Астафьева «Прокляты и убиты» // Актуальные проблемы современного литературоведения. М.: МГОПУ, 1997. 40-47.

266. Четвертый съезд писателей СССР. 22-27 мая 1967:Стенографический отчет. М.: Сов. писатель, 1968. 317 с.

267. Чеканова Историческая правда и художественный вымыселв романе В. Астафьева «Прокляты и убиты» // Педагогическое наследие в контексте духовной культуры. Рязань: Изд-во Ряз. гос. пед. ун-та, 1997. 65-77.

268. Читатели о романе-хронике Б. А. Можаева «Мужики и бабы» //Дон. 1987. № 12. 161-169.

269. Чупринин П. Предвестие: заметки о журнальной прозе 1988года//Знамя. 1989. № 1. 204-218.

270. Чудакова М. Заметки о языке современной прозы // Новыймир. 1972. № 1 . 198-208.

271. Шайтанов И. Реакция на перемены. (Точка зрения автора игероя в литературе о деревне) // Вопросы литературы. 1981. № 5. 34-51.

272. Шапошников В. Валентин Распутин. Новосибирск: Зап.-Сиб.кн. изд-во, 1978. 67 с.

273. Шкавро Л. Не снижать требовательности к себе // ДальнийВосток. 1957. № 2 . 67-75.

274. Шмид В. Проза как поэзия: Пушкин, Достоевский, Чехов,авангард. СПб.: ИНАПРЕСС, 1998. 352 с.

275. Шнеерсон М. Художественный мир писателя и писатель вмиру // Континент. 1990. № 62. 54-70.

276. Шопенгауэр А. Метафизика половой любви. СПб.: Азбука,2005. 224 с.

277. ШубкинВ. Неопалимая купина // Наш современник. 1981.№12 . 179-188.

278. Шугаев В. Московский роман, или мужество писателя//Литературная Россия. 1987. 24 апреля.

279. Щеглова Е. Два бойца - две правды // Нева. 1996. № 1. 195200.

280. Юриков А. Оставить след на земле // Советская культура. 1979.28 августа.

281. Яновский Н. Виктор Астафьев: Очерк творчества. М.: Сов.писатель, 1982. 272 с.

282. Янская И. Пределы достоверности. М.: Сов. писатель, 1986.430 с.

283. Ярхо В. Образ человека в классической литературе и историяреализма // Вопросы литературы. 1957. № 5. 45-62.

284. Hosking, Geofferey. The Russian Peasant Rediscovered: VillageProse of the 1960 s // Slavic Reviev. 1973 (Dec). V. 32. P. 111-124.

285. Nivat G. Vers la fm du mythe russe. Essais sur la culture russe deGogol à nos jours. Lausanne: Les Éditions l'Age d'Homme, 1982. 415 pp.

286. Shneidman N . Soviet Literature in the 1980: Decade of Transition.Toronto: London: University of Toronto Press, 1989. 242 p.

287. Gillespie D. C. History, Politics and the Russian Peasant: BorisMozhaev and the collectivisation of agriculture. The Slavonic and East European Review.Vol.67, april 1989. P.183-210.

288. Parthe, Kathleen. Russian Village Prose: The Radiant Past.Princeton: Princeton University Press, 1992. 194 p.

289. Gillespie D. A Paradise Lost? Sibiria and Its Writers. 1960 to 1990// Between Heaven and Hell. The Myth of Siberia in Russian Culture. New York: St. Martin's Press, 1993. P. 4-28.