Этническая идентичность представителей татарских этнокультурных ассоциаций тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.07, кандидат исторических наук Хабенская, Елена Олеговна

• Хабенская, Елена Олеговна
• кандидат исторических наук
• 2003

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Хабенская, Елена Олеговна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. Критерии самоотнесения к татарскому

1.1 Что значит «быть татарином».

1.2 Представление о «национальном характере» как элемент этнической идентичности.

ГЛАВА 2. Этнокультурные составляющие татарской идентичности

2.1 «Родной язык» как этнический символ.

2.2 Ислам и татарская идентичность.

2.3 «Традиционная культура» в ментальности татарской интеллигенции.

ГЛАВА 3. Границы «родного пространства»

3.1 «Родная земля» как этническая ценность.

3.2 «Свое» государство как «большой дом».

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Этническая идентичность представителей татарских этнокультурных ассоциаций»

Проблема и актуальность исследования. В конце 80-х - начале 90-х гг. ушедшего века миллионы граждан нашей страны оказались в ситуации кризиса не только экономического, социального и политического, но и кризиса идентичности. Наиболее пострадавшей от него социальной группой стала, на наш взгляд, российская интеллигенция. Привычный, устоявшийся мир «советских» интеллектуалов, занимавших в «том» обществе достаточно престижные социально-статусные ниши, неожиданно рухнул: профессия утратила общественную значимость, уровень доходов резко упал, будущее приобрело неясные очертания. Взамен «распавшегося» мира перед подавляющей частью интеллигенции с пугающей внезапностью и размахом встала проблема физического выживания. Нельзя сказать, что кризис не затронул другие слои постсоветского общества, что мир «перевернулся» только для представителей интеллигенции. Но, если в жизни менее «продвинутых» социальных групп слом старой системы означал, прежде всего, ущемление их витальных потребностей, то для работников интеллектуального труда, склонных к рефлексии, осмыслению общественных процессов, особенно болезненной стала фрустрация, связанная с кризисом ценностных ориентаций и утратой прежних - социальной, политической и идеологической - идентичностей.

Для выживания в «новом» российском государстве от интеллектуалов потребовалось то, к чему большинство из них не были готовы, а именно - конкурентоспособность. Способность «продавать» интеллектуальную продукцию давала шанс относительно немногим, психологически мобильным и действительно высоко квалифицированным в своей области специалистам, не меняя профессиональной ниши, сохранить (а кому-то и приобрести) высокий статус и уровень жизни. Неспособность же «продавать» свои таланты и умения лишала этого шанса остальных - подавляющее большинство - либо не обладающих необходимым уровнем профессиональных знаний и навыков, либо не способных приноровиться к новым ритмам жизни (часто - и то, и другое).

В сложившейся ситуации глубокого кризиса идентичностей, когда все, что представлялось незыблемым, оказалось зыбким и ненадежным, бывшие «советские» люди, особенно интеллигенция, нуждались во внутренней психологической опоре, в обретении «новой» идентичности взамен утраченной. Для значительной части этой социальной группы такой точкой опоры стало ощущение этнической солидарности, то единственное, что в условиях всеобщего хаоса казалось устойчивым, неизменным и не от чего не зависящим.

Обращение к этническим корням, массовые этнокультурные движения, борьба «за возрождение» культур и языков народов - все это стало своеобразной прелюдией к политической мобилизации этничности, этническому сепаратизму, возникновению острых этноконфликтных ситуаций в стране. Инициатором и катализатором «взрыва этничности» стала преимущественно творческая и гуманитарная интеллигенция. Именно она возглавила всевозможные эт-нополитические ассоциации, партии и движения, именно она конструировала их идеологию, именно она под знаменами этнического ренессанса устремилась во власть. Историки, этнографы, филологи, журналисты, писатели - они стали «властителями дум», указывающими путь «своим» народам.

В конечном счете, именно от этой части интеллигенции зависела стабильность во многих регионах страны, именно она могла толкнуть народы на бессмысленное и опасное противостояние, также как могла умиротворить их и направить к сотрудничеству. И в этой ситуации решающее значение приобретало то, каким образом понимали, трактовали и формулировали этнические ценности и интересы те, кто были почитаемы в народе как выразители его интересов. Иными словами, многое зависело от особенностей этнической идентичности «национальной» интеллигенции, от того, что будет «транслировать в народ» эта особая социально-профессиональная группа. Изучение специфики этнической идентичности тех, кто формирует общественное мнение той или иной этнокультурной общности, перестало быть только предметом академического интереса. Понимание особенностей «этнического я» тех, кто формирует этническое самосознание народа, воспроизводя при этом ментальные структуры собственной идентичности, стало условием формирования адекватной этнической политики.

Осознание этого факта и побудило автора предпринять исследование особенностей этнической идентичности представителей татарских общественных организаций, ассоциированных по этническому признаку.

Политическому аспекту «взрыва этничности» конца 80-х - начала 90-х гг. уделено внимание во многих публикациях1 последнего пятнадцатилетия. В то же время - как это не парадоксально - при всеобщем, казалось бы, интересе к этнической проблематике в постсоветской российской науке сам феномен этнической идентичности, его детерминированность, структура, а главное -законы функционирования остаются слабо изученными. До сих пор учеными не найден ответ на «главный», по определению C.B. Чешко, вопрос: что же такое само «этническое»?2. Причина этого парадокса, как нам представляется, не только в «неуловимости» самого предмета исследования , но и в том, что большая часть исследований предпринималась в рамках этносоциологического подхода, предполагавшего массовые опросы респондентов (представителей того или иного этноса) с помощью стандартизованных интервью и формализованных анкет - то есть инструментария, не вполне позволяющего выявить мотивацию оценок и суждений, а значит, и суть феномена этнической идентичности. В предпринятом исследовании мы стремились к принципиально иному - произвести углубленный, качественный анализ изучаемого феномена, основываясь на эмпирическом материале (собственных интервью с представителями татарской интеллигенции), полученном с использованием другого — неформализованного - инструментария.

Предмет исследования: этническая самоидентификация представителей татарской интеллигенции - участников татарского этнокультурного движения.

Объект исследования - представители татарских общественных организаций, ассоциированных по этническому признаку.

При выборе объекта исследования - мы руководствовались следующими соображениями.

Татары являются сегодня вторым по численности и одновременно одним из наиболее дисперсно расселенных и хорошо интегрированных в российское общество этнокультурных сообществ. «Национальная» татарская интеллигенция, в отличие от интеллигенции многих иных народов бывшего СССР, не является искусственно и наспех созданным социальным конструктом советской системы, она имеет давнюю историческую традицию и богатое творческое наследие. Дисперсно расселенные по всей территории России и бывшего СССР (среднеазиатские республики) татары вообще и представители интеллектуальных профессий, в частности, успешно интегрировались в иноэтничные и ино-культурные сообщества, одновременно сохраняя, в значительной степени, собственную этническую специфику - язык, особенности национальной культуры, традиций, религии. То, что определенная часть татарской интеллигенции (в целом, вполне урбанизированное сообщество) неплохо сохранила и продолжает воспроизводить, хотя и в измененной, модернизированной форме, свою этническую идентичность и ее атрибуты, делает ее удачным объектом для изучения данного феномена.

Немаловажным фактором выбора объекта исследования стало и то обстоятельство, что в начале 90-х годов именно татарское «национальное» движение было наиболее организованным, идеологически оформленным и представляло едва ли не самую серьезную опасность для государственной целостности России.

Разумеется, объектом этого исследования в силу его специфики и задач могли стать лишь те группы татарской интеллигенции, которые являются носителями выраженного этнического самосознания (иначе нечего изучать!). Такие группы обычно концентрируются вокруг различных этнокультурных организаций и ассоциаций, а их представители принадлежат преимущественно к гуманитарным профессиям. Таким образом, нас интересовали те представители «национальной» интеллигенции, которые пользуются в «своей» этнокультурной среде репутацией «носителей татарского духа» и воспринимаются участниками татарского «национального» движения как своего рода референтная группа.

Для сбора эмпирического материала нами были сформированы три группы респондентов в различных этноконтактных зонах: - в полиэтничном столичном мегаполисе (Москва), в областном центре с численно доминирующим русским населением (Саратов), в столице «национальной» республики (Казань).

Целью данной работы является выявление особенностей процесса этнической самоидентификации представителей татарской интеллигенции, принимающих участие в этнокультурном движении, в различных этноконтактных зонах; оценка этноконфликтного потенциала интересующей нас специфической группы татарской интеллигенции.

Исследовательские задачи. В соответствии с целями исследования и спецификой его объекта были сформулированы следующие исследовательские задачи:

1. Выяснить специфику этнической идентичности представителей татарских общественных организаций в различных этноконтактных зонах, акцентируя внимание на мотивации суждений респондентов.

2. Определить значимость различных «этнических ценностей» в процессе этнической самоидентификации респондентов.

3. Обозначить наиболее характерные композиции доминантных этнических ценностей и ориентаций, репрезентирующих этническую идентичность опрошенных; в соответствии с этим выделить типы («модели») этой идентичности, представленные в изученной выборочной совокупности.

Источниковой базой для данного исследования послужили материалы собственных интервью автора с наиболее авторитетными представителями татарских этнокультурных ассоциаций Москвы, Саратова и Казани. Интервьюирование проводилось с помощью специального инструментария, разработанного автором, методом «неформализованного интервью». Респонденты были отобранным методом рейтингового опроса (см. раздел «Методы исследования»). В каждом из названных выше городов были опрошены 30 респондентов.

Методы исследования. Выборка. Инструментарий. Интересующая нас этносоциальная общность представляет собой образец так называемого «пушистого множества», то есть общности, не имеющей выраженных и устойчивых границ. Вследствие этого, при выборе адекватных нашим исследовательским задачам методов сбора информации мы должны были исходить из принципиального отсутствия генеральной совокупности, и, соответственно, невозможности формирования статистически репрезентативной выборки. Это обстоятельство исключало, в свою очередь, и возможность применения статистических методов обработки информации и какие бы то ни было претензии на широкую экстраполяцию наших выводов и наблюдений.

Вместе с тем, задача выяснения структуры этнической идентичности личности, проникновения в тонкие, порой плохо отрефлектированные самими респондентами особенностями их этнического «я», делала предпочтительным использование в качестве основных приемов сбора эмпирического материала методов «качественной» социологии, точнее метода неформализованного интервью4. Использование этого метода в нашем исследовании позволило получить развернутые мотивированные ответы наших собеседников на вопросы инструментария, выяснить суждения респондентов по поводу наиболее значимых для них «этнических ценностей», индивидуальную мотивацию и аргументацию, мобилизованную для обоснования правомерности каждой позиции, позволило учитывать не просто содержание, но и тональность, «настроение» ответов (интервью записывались на диктофон).

Для того, чтобы избежать субъективности в выборе наших собеседников, мы прибегли к методу рейтингового голосования «экспертов». Процедура отбора респондентов выглядела следующим образом. Формальным лидерам этнокультурных татарских общественных организаций конкретного региона мы предлагали назвать наиболее влиятельных, авторитетных с их точки зрения «соотечественников». Далее все происходило по методу, названному во французской социологии «буль-де-неж» («снежный ком»): лица, попавшие в первый список, в свою очередь называли свои кандидатуры и т.д. На определенном этапе опроса предложенный список фактически переставал расширяться, и тогда мы отбирали из него около тридцати фамилий, получивших наибольшее количество предпочтений, то есть наиболее часто упоминавшихся нашими «экспертами». Таким образом, общее число респондентов, отобранных в трех регионах, составило девяносто человек.

Специфика эмпирической базы исследования определила и основные методы обработки и анализа информации. В работе доминирует идеографический сравнительный метод. Полученные данные сопоставляются по отдельным городским массивам информации, иногда - по половозрастным или социальным характеристикам респондентов. Мы избегаем количественных оценок тех или иных выявленных тенденций и особенностей, в лучшем случае мы оцениваем их в терминах «больше» - «меньше», «чаще» - «реже» и т.д.

Инструментарий исследования был разработан автором и изначально предполагал свободное (по ситуации) формулирование вопросов и, соответственно, был рассчитан на высокую профессиональную квалификацию интервьюера. При составлении вопросов инструментария мы опирались на личный полевой опыт и исходили из принятых в отечественной этнологии взглядов на континуум наиболее очевидных характеристик (составляющих) этничности. В дальнейшем инструментарий был подкорректирован в процессе проведения исследования. Некоторые блоки вопросов были нами исключены в связи с низкой эмоциональной заинтересованностью, проявляемой респондентами при ответе на них. Последний вариант инструментария приведен в Приложении к диссертационной работе.

Научная новизна работы. Автором впервые на оригинальном эмпирическом материале исследованы особенности структурной организации этнической идентичности наиболее авторитетных участников татарского этнокультурного движения, которые в кризисных общественных ситуациях способны оказывать серьезное влияние на умы своих «соплеменников», формируя общественное мнение и, отчасти, провоцируя то или иное поведение представителей этнокультурного сообщества.

Проведенное исследование позволило автору предложить свою типоло-гизацию различных версий этнической идентичности, представленных у опрошенных респонднтов.

Практическая значимость. Татарская идентичность, в полной мере проявившая себя в начале 90-х гг. прошлого века и предопределившая процесс политической суверенизации республики Татарстан, в решающей степени была мобилизована именно татарской интеллигенцией. В то же время Татарстан - одна из немногих республик, где при столь высокой активности этнополити-ческой элиты этот процесс прошел почти «безболезненно» и бескровно. Однако сегодня, когда идет реформирование системы федеративного устройства Российской Федерации, очевидно направленное на постепенное выравнивание статусов регионов, есть опасность «обострения», повторной мобилизации татарской идентичности, что может существенно дестабилизировать ситуацию в стране.

В этом контексте результаты нашего исследования могут иметь большое практическое, и даже политическое значение. Зафиксированное в ходе исследования доминирование этнокультурных ценностей в структуре этнической идентичности наиболее авторитетных представителей татарского этнокультурного движения, сравнительно слабая политизированность их этнического самосознания позволяют сделать вывод о принципиальной возможности ведения конструктивного диалога с татарской интеллигенцией о выборе оптимальных форм этнического самоопределения, смещения акцента с политических форм его реализации на этнокультурные, экстерриториальные формы.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, каждая из которых включает несколько параграфов, заключения, списка использованной литературы и приложения.

Заключение диссертации по теме «Этнография, этнология и антропология», Хабенская, Елена Олеговна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изучение индивидуальных ценностных ориентаций представителей татарских этнокультурных ассоциаций и примыкающих к ним («сочувствующих») наиболее авторитетных представителей татарской интеллектуальной элиты (из числа ученых, политиков, чиновников, творческой интеллигенции), проживающих и работающих в различных этноконтактных средах, позволяет сделать ряд обобщений, относительно значимости тех или иных этнических ценностей в среде татарской, преимущественно гуманитарной, интеллигенции с выраженной этнической идентичностью, а также высказать соображения, касающиеся некоторых региональных особенностей структуры этнического самосознания татарских интеллектуалов.

1. Этническая идентичность наших собеседников в основном реализуется через представления о «родном» языке, традиционной татарской культуре и исламе. Именно рефлексия по поводу этих феноменов и заставляет большинство респондентов чувствовать себя татарами. Среди прочих атрибутов этнич-ности в идеографической автомодели этнокультурной идентичности, безусловно, доминирует материнский татарский язык. Это особенно справедливо для опрошенных в Москве, где в условиях урбанизированного мегаполиса большинство других этнокультурных факторов сильно нивелированы. С другой стороны, у опрошенных в Саратове (большинство из которых являются выходцами из татарских деревень) не менее существенным, чем язык, индикатором «татарскости» является принадлежность к исламу.

Что касается проблемы единства, локальной нерасчлененности татарской этнокультурной общности, то большинство наших собеседников, особенно в Саратове и Казани, склонны рассматривать различные этнографические группы татар как «единую нацию». Среди московских татар встречались полярные точки зрения: континуум мнений включал и трактовку татар как части тюркской метаэтнической общности, и этнокультурную дифференциацию татар на самостоятельные «этносы», в зависимости от региона проживания и от конфессиональной принадлежности. Вероятно, будучи изначально наиболее разнородными (казанские, нижегородские, пензенские, «башкирские» татары) москвичи в процессе культурной адаптации в условиях столичного мегаполиса более отчетливо ощущают известные различия в локальных этнических «субкультурах», представленных в татарской этнодисперсной группе Москвы.

Значимым, и одним из наиболее субъективных компонентов этнической идентичности наших респондентов оказалось представление о «национальном» характере. Мифологизация «национального» менталитета, сопровождающаяся созданием положительных автостереотипов, часто базируется на сравнении и противопоставлении «своего» этноса «другому», который выступает в роли контрагента. В восприятии части наших собеседников таким «контрагентом» является русский народ. Именно в этом поле («татары - русские») работает известная психологическая оппозиция «мы - они». Причем, ощущение этой «оппозиции» подчас бывает скрыто, неотрефлектировано и с трудом вербализуется. В то же время разнообразие и неоднозначность суждений наших собеседников о «национальном характере» никак не позволяют свести основания этнической идентичности только к указанной бинарной оппозиции. Гораздо чаще позитивное и негативное неразделимы и сосуществуют при совершении акта самоидентификации. Подтверждением этому служит восприятие значительной частью опрошенных русского этноса в качестве своего рода «референтной группы. Наиболее позитивные гетеростереотипы в сочетании с толкованием «национального» характера, преимущественно в этнокультурном контексте, были характерны для представителей московской татарской интеллигенции. С другой стороны, и самые негативные оценки этноса-контрагента (русских) также принадлежат нашим собеседникам из числа москвичей. Такой «разброс» мнений отчасти объясняется наличием, с одной стороны, большего опыта межэтнического общения и значительной степени ассимиляции в поликультурных условиях мегаполиса, с другой - более жесткой конкуренцией, имеющей в восприятии части москвичей «этнический» характер.

Характер большинства суждений при определении респондентами основных критериев этнической идентичности свидетельствует о том, что последняя представляет собой не расчлененную иерархичную структуру, а скорее, целостную систему, отдельные элементы которой взаимозаменяемы, но, в то же время, всегда воспринимаются неразрывно, в комплексе. Очевидно, что представления о родном языке, религии, обычаях, традициях (как религиозных, так и светских), национальном характере в структуре татарской идентичности являются частью (системными компонентами) более широкого представления о культуре «своего» этноса. Последнее, в свою очередь, неразрывно связано с исторической памятью, с тем, как наследовалась культурная традиция народа.

2. «Родной» (татарский) язык, «национальная» религия (ислам) и «традиционная» культура являются для большинства наших собеседников значимыми этническими ценностями, представления о которых лежат в основе формирования этнической идентичности. Хотя представления о роли и значимости этих этнокультурных признаков у различных респондентов существенно отличаются между собой, зависят от ряда факторов и нередко бывают мифологизированы, для этнической самоидентификации оказываются важны не столько реальная близость к культуре этноса, владение «родным» языком, поклонение исламским святыням, сколько субъективная, символическая ценно-стность этих «атрибутов этничности». Именно субъективное восприятие и делает их действительно этническими.

Большинство опрошенных рассматривают «родной» язык как один из наиболее существенных компонентов этнической самоидентификации, как фактор и механизм ретрансляции этнической культуры и сохранения этноса. В регионе, где татары проживают компактно, а татарский язык имеет статус государственного и пользуется видимой поддержкой республиканских властей, осознание интеллектуалами особой значимости языка как интегратора этноса заметно слабее. Вероятно, это происходит потому, что, во-первых, проблема утраты языка не является животрепещущей и рассматривается в значительной степени абстрактно; во-вторых, из-за того, что помимо языка в Татарстане существуют ряд других мощных факторов (отсутствующих в других регионах), интегрирующих этнос и обеспечивающих воспроизводство этнической идентичности (в первую очередь - татарская «государственность»). В «русскоязычных» регионах - Москве и Саратове, где языковая ассимиляция татар является реальной угрозой, значимость языка (как фактора сохранения этнической культуры и как отдельной ценности) в восприятии опрошенных значительно выше. Особенно это заметно в Саратове. Москвичи традиционно проявляют полярность восприятия и точек зрения. С одной стороны, для части опрошенных в столичном мегаполисе язык является особой ценностью, этническим символом, а этническая идентичность - «укрытием» в ситуации всеобщего «хаоса». С другой стороны, здесь выше доля людей, достигших значительного уровня профессиональной реализации (естественно, в коммуникативном поле русского языка). Для таких представителей татарской интеллигенции референтной группой является скорее профессиональный «цех», а этничность, как правило, отходит на второй план.

Важным фактором в процессе этнической самоидентификации наших собеседников является рефлексия по поводу религиозной традиции «своего» этноса. Судя по большинству ответов, респонденты весьма демократично подходят к необходимости соблюдения внешней (обрядовой) стороны ислама. Большая часть наших собеседников видят в исламе, прежде всего, культурное и духовное наследие, считая, что «исламский элемент» интегрирован в "структуры повседневности" на уровне образа жизни, фрагментов быта, и лишь во вторую очередь воспринимают его как религию, веру. Как нам кажется, реальная роль ислама в современной татарской культуре намного ниже, чем представление татарской интеллигенции об этой роли. В реальности, интеллектуалы среднего и старшего поколений, в большинстве своем, в равной степени далеки и от ортодоксального ислама досоветской поры, и от атеистической догматики советской эпохи. В структуре идентичности активистов татарского этнокультурного движения, а возможно, и татарской интеллигенции вообще, ислам, прежде всего - важный атрибут этничности, освящающий татарское бытие многовековой традицией.

Значимой этнической ценностью в представлении большинства респондентов является «традиционная культура». Для татарских интеллектуалов Саратова и Москвы, где в условиях иноэтничного окружения сильнее ощущается «отмирание» национальных традиций, характерно, в целом, более эмоциональное отношение к «национальным» традициям. При этом, саратовские респонденты (в большинстве своем - выходцы из татарских деревень) склонны более оптимистично оценивать перспективы «возрождения» фольклора, обрядовой и бытовой культуры. Опрошенные в столичном мегаполисе, напротив, в большей степени, чем представители двух других регионов, ощущают необратимость «стирания» традиционной татарской культуры. Многие расценивают этот процесс как естественное и закономерное следствие глобализации и модернизации. Представители татарского этнокультурного сообщества Казани дискутировали по поводу фольклорного пласта татарской культуры наименее эмоционально, в большинстве своем, не считая, что этой составляющей этнического наследия угрожает быстрое «отмирание», но и не переоценивая его значимость. Для многих казанских интеллектуалов, в условиях компактного проживания и высокой этнокультурной концентрации, «традиционная» культура этноса является скорее «латентной», чем актуализированной этнической ценностью.

3. Исследование показало, что территориальный, «почвенный» аспект этнической самоидентификации у опрошенных представителей татарской интеллигенции развит достаточно слабо. Особенно это справедливо для татарских интеллектуалов Саратова, в меньшей степени - для казанских татар. В восприятии подавляющего большинства наших собеседников такие понятия как «родина», «родная земля» ассоциированы, прежде всего, с местом рождения, родственными узами, дружескими связями, первыми детскими впечатлениями и воспоминаниями и т.д., и практически лишены этнической окраски. При этом процесс определения этих понятий (как и их восприятие), в значительной мере, ситуативен. В сознании многих респондентов одновременно как бы сосуществуют несколько различных образов «родины» (малая родина, большая родина и пр.), каждый из которых может быть в большей или меньшей степени актуализирован или, наоборот, подавлен, в зависимости от ситуации, обстановки, собеседника. Локальность самосознания и частое преобладание в нем регионального компонента над этническим приводит к тому, что Татарстан не только не воспринимается как символ «этнической родины» многими представителями татарской интеллигенции, живущими за его пределами, но, напротив, жители «национальной республики» нередко ассоциируются с «другими татарами», «чужаками», в то время как земляки, пусть даже иной национальности, кажутся близкими, «своими». Значительно чаще, чем саратовцы и москвичи, называют «национальную» республику своей родиной татарские интеллектуалы Казани. Однако и в этом регионе у респондентов преобладает ассоциация с конкретным местом рождения, «малой родиной». Напротив, среди значительной части опрошенных москвичей распространено расширительное толкования «родины» - в общегражданском, патриотическом контексте. Для многих москвичей родина - это «вся Россия». Характер большинства ответов свидетельствует, что «этническая» модель восприятия территории не является типичной для большинства наших собеседников в трех регионах, а скорее составляет исключение. Восприятие «родины», как правило, сильно эмоционально окрашено, но при этом отнюдь не в «этнические» тона.

Восприятие этнополитических сюжетов татарскими интеллектуалами различно в разных регионах. Наибольшую «толерантность» и одновременно индифферентность к вопросам «национальной» государственности и этнопо-литики проявили саратовские респонденты. Большинство из них помимо этнической идентификации («татары») имеет также выраженную гражданскую («россияне»), а у некоторых последняя даже преобладает. Самыми «рьяными» защитниками «национальной» государственности (в рамках РФ) показали себя казанцы и значительная часть москвичей. Большинство «защитников» асимметричной этнической федерации воспринимают «свою» государственность как единственно возможный в России способ сохранения, воспроизводства и реализации татарской этнокультурной идентичности. В то же время, немалая доля опрошенных (особенно в Москве) считает идею национально-культурной автономии в ее «первозданном» виде (принцип экстерриториального представительства) удачной альтернативой национально-государственному устройству РФ, реализация которой позволила бы решить «проблему диаспоры». Очевидно, что этнополитический аспект не является доминирующим в структуре этнической идентичности респондентов. Проблемы национально-государственного строительства воспринимаются на субъективном уровне весьма рационально. Суждения по этому поводу спокойны и затрагивают «эмоциональные струны» в меньшей степени, нежели размышления о родном языке, национальном характере, культуре, религии. Рефлексия по поводу соотношения этничности и власти побуждает татарских интеллектуалов скорее к здравым размышлениям, к анализу, не активизируя иррационально-эмоциональную составляющую этнической идентичности.

В целом «пространственные» характеристики этнического самосознания (территория и государство), будучи в большинстве случаев достаточно второстепенными для самоидентификации респондентов со своим этносом, имеют для неодинаковую субъективную ценностную значимость. Если восприятие «родины», «родной земли» почти всегда эмоционально (но не этнически) окрашены, то размышления о «политическом самоопределении этноса», «национальном государстве» не вызывают у большинства опрошенных «эмоционального подъема». Здесь речь идет уже не столько о восприятии, сколько о рефлексии. Интерес к этой проблеме у респондентов (кроме опрошенных в Казани) в целом достаточно низок, как и интерес к политике вообще. Реальная ситуация (проживание 2/3 татарской этнической общности за пределами «национальной» республики, полиэтничный состав населения самой республики, низкий политический статус Татарстана как «суверенного субъекта») обуславливает ориентацию большинства респондентов на «внепространственные» (этнокультурные) этнические символы, которые в существующих условиях могут действительно играть роль объединяющих признаков и способствовать сохранению татарского этноса.

В прошлом в отечественной этнологии уже предпринимались попытки типологизации и моделирования структуры этнического самосознания по материалам крупных этносоциологических исследований1. Как правило, посредством ранговых шкал упорядочивались наиболее значимые для респондентов характеристики этничности, а затем с помощью специальных статистических процедур выявлялись взаимосвязи между различными элементами структуры исследуемого феномена. При этом этнокультурная идентичность структурировалась и интерпретировалась как феномен массового сознания, в отдельных случаях дифференцированно по различным половозрастным или социально-профессиональным группам.

В нашей работе мы анализировали ценностную значимость различных элементов структуры этнической идентичности с точки зрения отдельных респондентов и именно этот подход определил внутреннюю логику и архитектонику исследования. Вместе с тем, мы считаем правомерным рассматривать исследователя как эксперта, который на основе «информированного интуитивного суждения» способен агрегировать информацию об индивидуальных особенностях структуры этнической идентичности интервьюируемых и, соответственно, выделять особые типы их этнического самосознания.

Имеющаяся в нашем распоряжении эмпирическая база позволяет типо-логизировать этническую идентичность, по крайней мере, по двум основаниям.

Во-первых, построение типологического ряда возможно по критерию «поведенческие стратегии». Такая систематизация, на наш взгляд, позволяет выделить три типа этнической идентичности:

1. «Социально-замещенный» тип - предполагает такую стратегию поведения индивида, при которой его самореализация протекает практически вне этнического контекста и в решающей степени направлена на достижение высокого рейтинга в профессиональной деятельности. Межличностные коммуникации носителей этого типа идентичности осуществляются независимо от этнической принадлежности тех, с кем они контактируют, и, как правило, замыкаются на членах своей социально-профессиональной группы. Этот тип идентичности был характерен для респондентов, занимающих престижные социально-статусные ниши, прежде всего, в сферах науки и высшего образования, а также в сфере финансов и бизнеса.

2. «Культурно-адаптивный» тип - при достаточно высокой степени адаптации к иноэтничной и инокультурной среде носителям этого типа свойственно создавать вокруг себя некое «этнокультурное» поле, своеобразную «защитную ауру», призванную оберегать пространство «этнической индивидуальности» личности, которое и помогает лучше приспосабливаться к меняющимся внешним условиям («Что бы не случилось, я остаюсь татарином!»). Этот тип этнической идентичности, будучи, в целом, «консервативным» и «изоляционистским», тем не менее, вполне открыт к позитивному межэтническому взаимодействию и не слишком категоричен в требовании эндогамии. Такой вариант этнического самосознания является в исследуемой нами среде наиболее массовым и характерен для в целом вполне «благополучных» респондентов (часто — выходцев из вполне «традиционных» семей) работающих в различных сферах деятельности.

3. «Ортодоксально-кризисный» тип - для него характерна стратегия поведения, строящаяся на постоянной апелляции индивида к ортодоксальным этническим ценностям и повышенной концентрации внимания на трагических, «болезненных» моментах истории «своего» этноса. Характерной чертой этого типа этноидентичности является известная парадоксальность мышления его носителей, а также выраженный этнический изоляционизм: ориентации на внутриэтнические контакты во всех «полях этнического взаимодействия», прежде всего в сфере семейно-родственного общения, но не только. Этот тип идентичности присущ людям с известным комплексом «этнической неполноценности» и внутренне противоречив (парадоксален): чем более маргинально этническое чувство индивида, чем больше ощущает он оторванность от этнической традиции и свое несоответствие автостереотипу «настоящего татарина», тем болезненнее чувство этнической ущемленности, склонность к поиску «виновного» (а то и «врага») и, соответственно, склонность к политизации эт-ничности.

Во-вторых, типологизация этнической идентичности может быть выполнена по критерию «композиция этнических символов», включая в себя (в соответствии с этим критерием) достаточно произвольное число типологических кластеров в зависимости от специфики обследуемой статистической или символической совокупности. В данном случае мы можем выделить следующие типы этнической самоидентификации индивидов:

1. «Архаический» тип - предполагает преимущественную ориентацию этнофора на освещенные исламом традиционные («крестьянские») ценности, прежде всего - на специфическую социо-нормативную культуру, этноспеци-фические особенности бытового поведения («структуры повседневности»). В сфере духовной культуры характерна приверженность фольклорно-обрядовым ценностям, в сфере материальной культуры - романтизация «уникальной вещной среды» татарской деревни прошлого столетия. Этот тип связан с сильно мифологизированным стереотипом «настоящего татарина», бытующем в головах тех, кто по сути оторван от «корней» и знаком с культурой «своей» этнической общности лишь понаслышке.

2. «Культурно-ретроспективный» тип — отличается от предыдущего тем, что роль ислама не абсолютизируется в качестве главной детерминанты этнического самоопределения личности, а интерпретируется в качестве автономной этнической ценности. Этнокультурные ориентации (как и в предыдущем случае), преимущественно, направлены в прошлое (хорошо знакомый этнологам феномен «этнографического романтизма»!): поэтизируются традиционная материальная и духовная культура, обычаи и быт. Вместе с тем, высокую значимость имеют, в данном случае, и достижения «высокой» национальной (этнической) культуры.

3. «Культурно-перспективный» тип - этнической идентичности отличается высокой котировкой достижений, прежде всего «высокой», профессиональной духовной культуры «своего» народа. Художественная словесность, театр, музыка, живопись - все это приобретает в данном случае характер «этнических символов». Фольклорная культура хоть и сохраняет привлекательность для носителей данного типа идентичности, но воспринимается как своего рода ностальгическое воспоминание прошлого; будущее народа связывается в данном случае с развитием «национальной» профессиональной культуры, так же как и с приобщением к мировой культуре вне этнического контекста.

4. «Модернистский» тип - отличается значительным уровнем вытеснения этнокультурных ценностей из структуры социальных идентичностей индивида. Носители этого типа этнической идентичности ориентированы на мировую «надэтническую» культуру. Явления культуры «своего» народа осознаются как личностная ценность лишь в случае их соответствия достижениям мировой культуры. Те или иные феномены традиционной, фольклорной культуры «своего» этноса воспринимаются при таком подходе скорее как объект познавательного интереса, а не как «духовная пища».

Несложно заметить, что типологические ряды, построенные по разным основаниям, обнаруживают очевидную корреляцию выделяемых типов этнической идентичности. Вполне естественно, что носители «архаического» набора ценностных ориентаций отличаются, чаще всего, «ортодоксально-кризисными» поведенческими установками. Для представителей «культурно-ретроспективного» и «культурно-перспективного» типов этнической идентичности характерна «культурно-адаптивная» модель поведения. «Модернистский» набор этнических символов детерминирует, соответственно, «социально-замещенную» стратегию межличностного общения.

С уверенностью можно констатировать, что в среде татарских интеллектуалов, причастных в той или иной степени к этнокультурному движению, доминируют «культурно-адаптивный» и, соответсвенно, «культурно-перспективный» типы этнической идентичности. Таким образом, проведенное исследование позволило констатировать доминирование этнокультурных ценностей в структуре этнической идентичности представителей татарских этнокультурных ассоциаций. Сравнительно слабая политизированность этнического самосознания опрошенных позволяет сделать вывод о принципиальной возможности ведения конструктивного диалога власти с татарской интеллигенцией о выборе оптимальных форм этнического самоопределения, смещения акцента с политических форм его реализации на этнокультурные, экстерриториальные формы. В целом, зафиксированное нами «состояние умов» татарских интеллектуалов свидетельствует о весьма незначительном уровне конфликтного потенциала этой чрезвычайно влиятельной в энополитическом контексте социально-профессиональной группы.

1 Старовойтова Г.В. К исследованию этнопсихологии городских жителей: по материалам опроса трех городов Татарской АССР // СЭ. 1976. №3; Пименов В.В. Удмурты. Опыт компонентного анализа этноса. Л., 1977; Дробижева Л. С. Национальное самосознание: база формирования и социально-культурные стимулы развития // СЭ. 1985. № 5; Арутюнян Ю.В. Социально-культурное развитие и национальное самосознание // Социс. 1990. № 7; Губогло М.Н. Языки этнической мобилизации. М., 1998.

2 Термин заимствован нами из категориального аппарата классического метода экспертных оценок. См., например: The Delphi method. Techniques end applications. London. Addison-Wesley Pabl. Co. 1975; ХелмерО. Анализ будущего: метод Дельфи // Научно-техническое прогнозирование для промышленности и правительственных учреждений. М., 1972; Гордон Т.Д. Новые подходы к методу Дельфи // Научно-техническое прогнозирование для промышленности и правительственных учреждений. М., 1972; Филиппов В.Р., Филиппова Е.И. Crede experto. (Отечественная этнология сегодня и завтра.) // ЭО. 1993. № 5; Они же. Закон и этнич-ность. М., 1998.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Хабенская, Елена Олеговна, 2003 год

1. Armstrong J.A. Nations Before Nationalism. Chapel Hill, 1982.

2. Banks M. Ethnicity: Anthropological Constructions. London New York, 1996.

3. Brubaker R. Nationalism Reframed: Nationhood and National Question in the New

4. Frencis E. Interethnic relations: An Essay in Sociological Theory. New York, 1976. Greenberg S. Race and State in Capitalist Development: Comparative Perspectives. New Haven, 1980.

5. Greertz C. Peddlers and Princes: Social Change and Economic Modernization in

6. Two Indonesian Towns. Chicago, London, 1963. Heckmann F. Ethnische Minderheiten, Volk und Nation. Soziologie interethnischen

7. Beziehungen. Stuttgart, 1992. Jackson P., Penrose J. Constructions of Race, Place and Nation. London: UCL Press, 1993.

8. Meillet A. Les langues dans l'Europe nouveille. Paris, 1928. Roosens E.E. Creating Ethnicity. London, 1989.

9. Show P., Wong Y. Genetic Seeds of Warfare. Evolution, Nationalism and Patriotism. L., 1989.

10. Smith A.D. National Identity. London, 1991.

11. Smith A.D. The Ethnic Origin of Nations. Oxford, 1987.

12. Smith M.G. The Plural Society of the British West Indies. London, 1965.

13. Аджи М. Европа, тюрки, Великая Степь. М., 1998.

14. Алътерматт У. Этнонационализм в Европе. М., 2000.

15. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. М., 2001.

16. Арутюнян Ю.В. Язык, культура, этнос. М., 1994.

17. Бауэр О. Национальный вопрос и социал-демократия. Спб., 1909.

18. Белановский С.А. Глубокое интервью. М., 2001.

19. БеликА.А. Культура и личность. Психологическая антропология. Этнопсихология. Психология религии. Учеб. пос. М., 2001.

20. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М., 1995.

21. Бромлей Ю.В. Современные проблемы этнографии. М., 1981.

22. Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М., 1983.

23. Бромлей Ю.В. Этнос и этнография. М., 1973

24. Бромлей Ю.В. Этносоциальные процессы: теория, история, современность. М., 1987.

25. Бромлей Ю.В., Подолъный Р.Г. Человечество это народы. М., 1990.

26. Бурдье П. Практический смысл. Спб, 2001.

27. Бурдъе П. Социология политики. М., 1993.

28. Валентей С.Д. Федерализм: российская история и российская государственность. М., 1998.

29. Вдоеин А.И. Российская нация. Национально-политические проблемы XX века и общенациональная российская идея. М., 1995.

30. Вдоеин А.И., Зорин В.Ю., Никонов A.B. Русский народ в национальной политике. XX век. М., 1998.

31. Владыкин В.Е., Христолюбова Л. С. Этнография удмуртов. Ижевск, 1991.

32. Галкина Е.М. Этническая идентичность подростков из национально-смешанных семей: по материалам этносоциологического исследования в г. Москве / Автореф. дис. на соиск. уч. степ. канд. ист. наук. М., 1993.

33. ГариповЯ.З., Зиннурова Р.И, Мыннуллин K.M. и др. Современныеэтнокультурные процессы в молодежной среде Татарстана: язык, религия, этничность. Казань, 2000.

34. Геллнер Э. Нации и национализм. М., 1991.

35. Губогло М.В. Языки этнической мобилизации. М., 1998.

36. Гумилев Л.Н. Этносфера. История людей и история природы. М., 1993.

37. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. JL, 1990.

38. Дробижева Л.М., Аклаев А.Р., Коротеева В.В., Солдатова Г.У. Демократизация и образы национализма в Российской Федерации 90-х годов. М., 1996.

39. Егоров Г.П. Воскресение шумеров. Чебоксары, 1993.

40. Зорин В.Ю., Аманжолова Д.А., Кулешов C.B. Национальный вопрос в Государственных Думах России, М., 1999.

41. Илитвер А. От гипотезы дрейфа материков к гипотезе происхождения гуннов предков чувашей и других тюркских народов. Чебоксары, 1993.

42. Исламшина Т.Г. Этнические ценности полиэтничного общества. Социологический очерк. Казань, 1996.

43. Итс Р.Ф. Введение в этнографию: Учебное пособие. Л., 1991.

44. Касьянова К. О русском национальном характере. М., 1994.

45. Козлов В.И. Этнос. Нация. Национализм. Сущность и проблематика. М., 1999.

46. Кокберн С. Пространство между нами. Обсуждение тендерных и национальных идентичностей в конфликтах. М.: Идея-Пресс, 2002.

47. Комарофф Дж. Национальность, этничность, современность: политика самоосознания в конце XX в.

48. Кочетков В.В. Психология межкультурных различий. М., 2002.

49. Кукушин B.C., Столяренко ЛД. Этнопедагогика и этнопсихология. Уч. пос. Ростов-на Дону, 2000.

50. Кушнер П.И. Этнические территории и этнические границы. М., 1951.

51. Малахов В. Скромное обаяние расизма и другие статьи. М., 2001.

52. Мастюгина Т.М., Перепелкин Л.С. Этнология. Учебное пособие. М., 1997.

53. Оконешникова А.П. Межэтническое восприятие и понимание людьми друг друга. Пермь, 1999.

54. ПибодиД., Шмелев Л. и др. Русские на фоне других: опыт психосемантического исследования стереотипов национального характера. М., 1993. Пименов В.В. Удмурты. М., 1985. Поляков С.П. Бытовой ислам. М., 1994. Попов Г.X. Сновав оппозиции. М., 1994.

55. Поршнев Б.Ф. Противопоставление как компонент этнического самосознания. М., 1973.

56. Рыбаков С.Е. Философия этноса. М., 2001. Семенов Ю.И. Философия истории. М., 1999.

57. Скворцов Н.Г. Проблема этничности в социальной антропологии. Спб., 1997. Соколовский C.B. Образы других в российских науке, политике и праве. М., 2001.

58. СолдатоваГ.У. Психология межэтнической напряженности. М., 1998.

59. Сталин И.В. Марксизм и национальный вопрос. Соч. Т.2. М., 1946.

60. Тишков В.А. Антропология насилия. М., 2001.

61. Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. М., 2001.

62. Тишков В.А. Очерки теории и политики этничности в России. М., 1997

63. Тишков В.А. Межнациональные отношения в Российской Федерации. М., 1993.

64. Тишков В.А. Да изменится молитва моя!. О новых, подходах в теории ипрактике межнациональных отношений. М., 1988. Тишков В.А. Этнология и политика. М., 2001.

65. Филиппов В.Р. Чувашия девяностых: этнополитический очерк. М., 2001. Хабибуллин КН. Национальное самосознание и интернационалистское поведение. Л., 1989.

66. Хабибуллин КН., Скворцов Н.Г, Испытания национального самосознания. Спб., 1993.

67. Сборники статей и коллективные монографии:

68. Cultures in Contact: Studies in Cross-Cultural Interaction. Oxford, 1982. Ethnic Groups and Boundaries: The Social Organisation of Culture Difference / Ed.

69. By F. Barth. Bargen London, 1969. Ethnic Identity / Eds. G. De Vos, L. Romanucii-Ross. Chicago, L., 1982. Intergroup behavior. Oxford, 1981.

70. The Rising Tide of Cultural Pluralism: The Nation State at Bay? Madison, 1993. The Social Psychology of Intergroup Relations. Monterey (Cal.), 1979. Urban Ethnicity / Ed. By A. Cohen. London, 1974.

71. Духовная культура и этническое самосознание наций / Отв. Ред.

72. Л.М. Дробижева. Вып. 1. М., 1990. Духовная культура и этническое самосознание наций / Отв. Ред.

73. Л.М. Дробижева. Вып. 2. М., 1991. Идентичность и конфликт в постсоветских государствах. Сб. ст. М., 1997. Идентичность и толерантность / Под ред. Л.М. Лебедевой. М., 2002. Крымские татары: проблемы репатриации / Отв. ред. А.Р. Вяткин,

74. Э.С. Кульпин. М., 1997. Личность, культура, этнос / Под ред. А.А. Белика. М., 2001. Национальная политика в императорской России. Цивилизованные окраины. М., 1997.

75. Национальная политика России: история и современность. М„ 1997

76. Национальное самосознание и национализм в Российской Федерации начала1990-х годов / Отв. ред. Л.М. Дробижева. М., 1994. Познание и общение / Под ред. Б.Ф. Ломова. М., 1988.

77. Проблемы управления в сфере межнациональных отношений (предпосылки и формы разрешения межнациональных конфликтов) / Под ред. проф. С.И. Замогильного. Саратов, 1998. Проблемы языковой жизни Российской Федерации и зарубежных стран. М., 1994.

78. Русский народ историческая судьба в XX веке. М., 1993.

79. Современная политическая мифология: содержание и механизмыфункционирования. М., 1996. Современные национальные процессы в республике Татарстан. Вып. 1. Казань, 1992.

80. Современные национальные процессы в Республике Татарстан. Вып. 2. Казань, 1994.

81. Л.М. Дробижева, Т.С. Гузенкова. М., 1995. Тревоги мира. Социальные последствия глобализации мировых процессов /

82. Этничность и власть в полиэтничных государствах. М., 1994.

83. Этнокогнитология. Вып. 1. Подходы к изучению этнической идентификации. М., 1994.

84. Этнология: Учебник для высших учебных заведений / Под ред. Г.Е. Маркова и В.В. Пименова. М., 1994.

85. Этнос. Идентичность. Образование / Труды по социологии образования. М., 1998. Т. IV. Вып. VI.

86. Статьи в сборниках и коллективных монографиях:

87. Barth F. Introduction // Ethnic Groups and Boundaries: The Social Organisation of Culture Difference / Ed. By F. Barth. Bargen London, 1969.

88. Bochner S. The Social Psychology of Cross Cultural Relations // Cultures in Contact: Studies in Cross-Cultural Interaction. Oxford, 1982.

89. Cohen A. Introduction: The Lesson of Ethnicity // Urban Ethnicity / Ed. By A. Cohen. London, 1974.

90. De Vos G., Romanucii-Ross L. Ethnicity: Vessel of Meaning and Emblem of Contrast // Ethnic Identity / Eds. G. De Vos, L. Romanucii-Ross. Chicago, L., 1982.

91. Tajfel H. Social Stereotypes and Social Groups / Intergroup behavior. Oxford, 1981.

92. Tajfel H., Turner J. C. An Integrative Theory of Intergroup Conflict // The Social Psychology of Intergroup Relations. Monterey (Cal.), 1979.

93. Young C. The Dialectics of Cultural Pluralism: Concept and Reality // The Rising Tide of Cultural Pluralism: The Nation State at Bay? Madison, 1993.

94. Абашин C.H. Социальные корни среднеазиатского исламизма // Идентичность и конфликт в постсоветских государствах. М., 1997.

95. Гак В.Г. Аспекты языкового регулирования // Проблемы языковой жизни Российской Федерации и зарубежных стран. М., 1994.

96. Губогло М.Н. Интегрирующая функция языка И Социолингвистическиепроблемы развивающихся стран. М., 1994.

97. Де-ВосДж. Этнический плюрализм: конфликт и адаптация // Личность, культура, этнос / Под ред. A.A. Велика. М., 2001.

98. Дмитренко JI.B. Этноязыковые ориентации русской молодежи как фактор культурной дистанции во взаимодействии этносов в республиках России // Идентичность и конфликт в постсоветских государствах. Сб. ст. М., 1997.

99. Дробижева Л.М. Роль интеллигенции в развитии национального самосознания народов СССР в условиях перестройки // Духовная культура и этническое самосознание наций / Отв. Ред. Л.М. Дробижева. Вып. 1. М., 1990.

100. Дробижева Л.М. Социально-культурная дистанция как фактор межэтнических отношений // Идентичность и конфликт в постсоветских государствах. Сб. ст. М., 1997.

101. ИсхаковДМ. Роль интеллигенции в формировании и современном функционировании национального самосознания татар // Современные национальные процессы в Республике Татарстан. Вып. 2. Казань, 1994.

102. Козлов В.И. Язык // Этнические и этно-социальные категории. Свод этнографических понятий и терминов. Вып. 6 / Отв. ред. В.И. Козлов. М., 1995.

103. Коростелев АД. Парадоксы этнической идентичности // Идентичность и толерантность. М., 2002.

104. Лебедева Н.М. Роль культурной дистанции в формировании новых идентичностей // Идентичность и конфликт в постсоветских государствах. Сб. ст. М, 1997.

105. Лебедева Н.М. Теоретико-методологические основы исследования этнической идентичности и толерантности в поликультурных регионах России и СНГ // Идентичность и толерантность. М., 2002.

106. Мосейко А.Н. Коллективное бессознательное и мифология современных этнических отношений // Современная политическая мифология: содержание и механизмы функционирования. М., 1996.

107. Мусина P. H. К вопросу о месте и роли религии в жизни современных татар (по материалам этносоциологических исследований в Татарстане) // Современные национальные процессы в Республике Татарстан. Вып. 1. Казань, 1992.

108. Мухаметшин P.M. Динамика исламского фактора в общественной жизни татар XVI-XX вв. (историко-социологический очерк) // Современные национальные процессы в Республике Татарстан. Вып. 2. Казань, 1994.

109. Рыжова C.B. Этническая идентичность как личностная ценность // Ценности и символы национального самосознания в условиях изменяющегося общества / Отв. ред. JT.M. Дробижева. М., 1994.

110. Савоскул С. С. К вопросу о культуре как факторе формирования национального самосознания // Духовная культура и этническое самосознание наций. Вып. 2. М., 1991.

111. Сагитова Л.В. Исторические корни и особенности идей национального возрождения у русских и татар // Современные национальные процессы в Республике Татарстан. Вып. 1. Казань, 1992.

112. Сагитова Л.В. Национальное самосознание татарской интеллигенции и ее участие в возрождении нации (на примере Республики Татарстан) // Современные национальные процессы в Республике Татарстан. Вып. 2. Казань, 1994

113. Сиверцева Т. Ф. Культурная трансформация и смена идентичностей // Идентичность и конфликт в постсоветских государствах. Сб. ст. М., 1997.

114. Соколовский C.B. Этничность как память: парадигмы этнологического знания // Этнокогнитология. Вып. 1. Подходы к изучению этнической идентификации. М., 1994.

115. Солдатова Г. У. Межэтническое общение: когнитивная структура этнического самосознания // Познание и общение / Под ред. Б.Ф. Ломова. М., 1988.

116. Солдатова Г. У. Психологическое исследование этнической идентичности в условиях межэтнической напряженности // Национальное самосознание инационализм в Российской Федерации начала 1990-х годов / Отв. ред. Л.М. Дробижева. М., 1994.

117. Стефаненко Т.Г. Индивидуальные стратегии конструирования этнической идентичности // Идентичность и толерантность. М., 2002.

118. Стефаненко Т.Г. Этническая идентичность и некоторые проблемы ее изучения // Этнос. Идентичность. Образование / Труды по социологии образования. М., 1998. T. IV. Вып. VI.

119. Тишков В.А. Идентичность и культурные границы // Идентичность и конфликт в постсоветских государствах. Сб. ст. М., 1997.

120. Столярова Г.Р., Титова Т.А. Этническая культура как индикатор самосознания в национально-смешанных семьях (по материалам изучения русско-татарских семей в г. Казани) // Современные национальные процессы в Республике Татарстан. Вып. 1. Казань, 1992.

121. Филиппов В.Р. О природе межэтнических конфликтов в России // Русский народ историческая судьба в XX веке. М., 1993.

122. Филиппова Е.И. Роль культурных различий в процессе адаптации русских переселенцев в России // Идентичность и конфликт в постсоветских государствах. Сб. ст. М., 1997.

123. Хайретдинов Д.З. Возрождение культурных ценностей ислама в национальном движении и повседневном поведении татар // Суверенитет и этническое самосознание: идеология и практика / Отв. Ред. Л.М. Дробижева, Т.С. Гузенкова. М., 1995.

124. ШкляевГ.К. Некоторые черты этнической психологии удмуртов // Удмурты. Историко-этнографические очерки. Ижевск, 1993.

125. Янг К. Диалектика культурного плюрализма: концепция и реальность // Этничность и власть в полиэтничных государствах. М., 1994.

126. Статьи в периодических изданиях:

127. Andujo Е. Ethnic Identity of Transethnically Adopted Hispanic Adolescents // Social1. Work. 1988. Vol. 33.

128. Haas E. What is nationalism and why should we study it? // International

129. Organisation. 1986. Vol. 40. № 3. KohenR. Ethnicity: Problem and Focus in Anthropology // Annual Review of

130. Psychological Bulletin. 1990. Vol. 108. Scott G.M. Resynthesis of the Primordial and Circumstantial Approaches to Ethnic Group Solidarity: Towards the Explanatory Model // Ethnic and Racial Studies. 1990. Vol. 13. №2.

131. Smith A.D. Ethnic Myths and Ethnic Revivals // Archives Eropeennes de Sociologie.1984. № 25.

132. SpiserE. Persistence Identity Systems // Science. Vol. 4011.

133. Taylor D., Jaggi V. Ethnocentrism and causal attribution in a South Indian context //

134. Cross-Culture. Psychology. 1974. Vol. 5. № 1. Ullah P. Second Generation Irish Youth: Identity and Ethnicity // New Community.1985. Vol. 5.

135. Williams B.F. A Class Act: Anthropology and the Race to Nation Across Ethnic

136. Terrain // Annual Review of Anthropology. 1989. Vol. 18.

137. Александренков Э.Г. «Этническое самосознание» или «этническая идентичность»? // Этнографическое обозрение (далее ЭО). 1996. № 3

138. Алиева Л. А. Исследование этнических стереотипов с использованием методики «множественных идентификаций» // Психологический журнал. 1987. Т. 8. № 6. С., 21-35.

139. Арутюнов С.А. Процессы и закономерности вхождения инноваций в структуру этноса //СЭ. 1982. № 1.

140. Арутюнян Ю.В. Социально-культурное развитие и национальноесамосознание // Социальные исследования. 1990. № 7.

141. Винер Б.Е. Этничность: в поисках парадигмы изучения // ЭО. 1998. № 4.

142. Горячева А.И. Является ли психологический склад признаком нации? // Вопросы истории. 1977. № 8.

143. Гузенкова Т.С. Синдром положительного примера // Свободная мысль. 1993. №3.

144. Джарылгасинова Р.Ш. Теория этнического самосознания в советской этнографической науке (основные аспекты проблемы) // Советская этнография (далее-СЭ). 1987. № 4.

145. Дробижева Л.С. Национальное самосознание: база формирования и социально-культурные стимулы развития// СЭ. 1985. № 5.

146. Дьяченко М.И. Психология народов // Мир психологии. 1997. № 2.

147. Заринов И.Ю. Время искать общий язык (проблема интеграции различных этнических теорий и концепций) // ЭО. 2000. № 2.

148. Заринов И.Ю. Исторические рамки феномена этничности (по поводу статьи C.B. Чешко «Человек и этничность») // ЭО. 1997. № 3

149. ИсхаковД.М. Открытое письмо М.Шаймиеву объединения татарских интеллектуалов «Клуб джадидов» // Звезда Поволжья. № 33 (86) от 23-29 августа 2001.

150. Каариайнен К, Фурман Д.Е. Верующие, атеисты и прочие (эволюция российской религиозности)//Вопросы философии. 1997. № 6.

151. Карлов В. В. Этнонациональная рефлексия и предмет этнологии (к проблеме самосознания науки) // ЭО. 2000. № 4.

152. Козлов В.И. Проблематика «этничности» // ЭО. 1995. № 4.

153. Козлов В.И. Этнос и территория // СЭ. 1971. № 6.

154. Колпаков Е.М. Этнос и этничность // ЭО. 1995. № 5.

155. Кон И. С. Национальный характер: миф или реальность // Иностранная литература. 1968. № 9.

156. Мартынова М.Ю. Национальный характер как феномен культуры // Этносфера. 2001. №1.

157. Обсуждение доклада В.А. Тишкова «О феномене этничности» // ЭО. 1998. № 1.

158. Павленко В.H., Корж H.H. Трансформация социальной идентичности в посттоталитарном обществе // Психологический журнал. 1998. Т. 19. № 1.

159. Рыбаков С.Е. К вопросу о понятии «этнос»: философско-антропологический аспект//ЭО. 1998. №6.

160. Рыбаков С.Е. Судьбы теории этноса. Памяти Ю.В. Бромлея // ЭО. 2001. № 1.

161. СеменовЮ.И. О племени, народности, нации// СЭ. 1986. № 3.

162. Семенов Ю.И. Этнос. Нация. Диаспора // ЭО. 2000. № 2.

163. Соколовский C.B. Парадигмы этнологического знания // ЭО. 1994. № 2

164. Тишков В.А. О новых подходах к теории и практики межнациональных отношений // СЭ. 1989. № 5

165. Тишков В.А. О концепции перестройки межнациональных отношений в СССР //СЭ. 1989. № 1.

166. Тишков В.А. О феномене этничности // ЭО. 1997. № 3.

167. Тишков В.А. Этничность и власть в СССР (этнополитический анализ республиканских органов власти) // СЭ. 1991. № 3.

168. Токарев С.А. Проблема типов этнических общностей (к методологическимпроблемам этнографии) // Вопросы философии, 1964, №11.

169. Торукало В.П. Самоидентификация и консолидация наций как атрибуты российской государственности // Этнопанорама. 2001. № 4.

170. Филиппов В.Р. "Нулевой вариант в этнополитике" путь к гражданскому равноправию в обществе // Федерализм. 1997. № 2.

171. Филиппов В.Р. Перспективы российской государственности в этническом контексте // Федерализм. 2000. № 4.

172. Филиппов В.Р. Реформирование российской государственности: политизация этничности или деэтнизация политики // Казанский федералист. 2002. № 1.

173. Хузангай А.П. Чаять воскресенье Бога // Лик Чувашии. 1994. № 3.

174. Чебоксаров H.H. Проблемы происхождения древних и современных народов (вступительное слово на симпозиуме) // Труды МКАЭН. T. V. М., 1970.

175. Чешко C.B. Человек и этничность // ЭО. 1994. № 6.

176. Материалы научных конференций и симпозиумов:

177. Кирсанов В.А. Маргинальность и типы этнической самоидентификации // Обновление: межнациональные отношения и перестройка. Сб. матер, науч.-практ. Конференции. JL, 1989.

178. Тишков В.А. Нация: Теория и политическая практика // Взаимодействие политических и национально-этнических конфликтов. Материалы международного симпозиума 18-20 апреля 1994 г. Ч. 1. М., 1994.